Бери аппаратуру, а я снаряжение!
– Нет. – Юкира криво усмехнулся и покачал головой. – Это тебе все нести, Эндрю. – Он сделал шаг назад и прислонился к скале. – Ты разве не понял, что идешь один?
– Один? – удивился я. – Почему один? – И тут до меня дошло. – Ты что это надумал? – сказал я, хватая его за анорак. – Кончай выставляться! Бери сумку! Ну!
Юкира сморгнул. Лицо его стало красным, а шрам на подбородке отчетливо побелел. Я подумал, что сейчас он заорет на меня. Но Юкира сдержался.
– Послушай, Эндрю, – хрипло сказал он. – Ты думаешь, они дураки? Посмотри на эту полку! По ней можно гулять в обнимку. Если здесь никого не будет, «волчата» пойдут дальше. А мы как раз будем корячиться на середине трещины. Они нас сделают, как щенят! Ведь будет еще светло. – Он стянул шапочку и вытер вспотевший лоб. – Здесь нет вариантов. Кто-то должен уйти наверх, а кто-то остаться здесь. Можно, конечно, бросить на пальцах. Но ты лазаешь лучше, а я лучше стреляю. Ты, главное, за меня не бойся. Козырей не бьют. Когда стемнеет, я пойду следом. И еще отдай мне свой пистолет: я работаю с двух рук.
– Куда ты пойдешь следом?! – закричал я. – Ты же сам сказал, что лазаешь плохо. А мне даже нечего оставить тебе. У нас всего четыре карабина!
– Ты спустишь по трещине веревку. А лучше длинный репшнур. Когда я заберусь наверх, я вытяну его. Если дальше вдруг окажется сложно, я смогу там отсидеться до рассвета.
– А "волчата", задрав морды, будут ждать поддеревом, когда ты свалишься?!
– Вот этого б я им не советовал…
Я снова посмотрел вниз. Первые из преследователей уже ступили на гребень. Не имея нужных навыков, они прыгали по камням медленно и неуверенно, а один даже упал. Однако не стоило думать, что эти проблемы могут остановить их или хотя бы надолго задержать. Судя по демонстрируемому напору, со мной на этот раз собирались произвести окончательный расчет.
– Нет, – сказал я решительно. – Хрен я тебя оставлю! Раз ты так – будем отбиваться вдвоем.
– И вдвоем попадем в плен к рою, когда он захочет вмешаться.
– Но…
Я в затруднении глянул наверх, где была спрятана невидимая отсюда база.
– Давай собирайся! Ты уже десять минут потерял! Скрипнув зубами, я вытащил из-под мышки пистолет и стал горстями выужать из карманов патроны.
– Я, пожалуй, выйду вперед, – задумчиво предложил Юкира. – Вон к тому камню. Пусть сверху видят, что им ничего не угрожает.
В припадке бессильной ярости я ожесточенно совал в заплечную сумку отмычки и дилютеры, щупы и прослушки. Туда же от греха подальше я сунул и антиграв. Компакт-заряд я посадил себе прямо на шрам, чуть не взвыв, когда холодное железо присосалось к моей груди. Бластер я повесил на пояс справа, рядом с айсбайлем, а станнер – на обвязку слева. Все крючья и репшнуры я прощелкнул в нагрудный карабин. Самым неудобным элементом снаряжения оказалась веревка. Но я с упорством маньяка свернул ее и перебросил через плечо и грудь. Все вместе мое хозяйство тянуло килограммов на десять, но я почему-то был уверен, что сегодня сердце справится с нагрузкой. Последнее, что я сделал, – капнул в нос активатор запахов. Это было совершенно сумасшедшее ощущение. Впервые в жизни я понял, что чувствуют собаки. Мир словно хлынул в меня через прорвавшиеся шлюзы. Пахло все: скалы, ботинки, обвязка, Юкира. Пахли рюкзаки и оружие, причем запах бластера был непохож на запах станнера – за счет иного устройства батарей, и вместе они сильно отличались от разящего оружейной смазкой пистолета. Пахли – и пахли весьма своеобразно – идущие по гребню «волчата» и чистильщики, от которых в нашу сторону дул ветер. Помимо знакомых мне крысиных миазмов, ветер доносил запах слегка подгнивших водорослей, и я понял, что кожа аборигенов этого постоянно влажного мира выделяет какой-то специальный протектор.
– Все? – спросил с интересом наблюдавший за мной Юкира.
– Пожалуй.
Юкира не спеша собрал оставшееся в пустой рюкзак, отложив в сторону свитер, бластер и антиграв.
– Ничего больше не надо? – спросил он еще раз, затягивая шнур на горловине.
– Да вроде нет.
Тогда Юкира подошел к краю гребня, круто обрывавшегося в Драный Угол, и изо всех сил швырнул рюкзак как можно дальше.
– Вот, – сказал он. – Как только ты уйдешь, я настрою автоподрыв бластера на чужие биополя. Так что назад лучше не возвращайся.
Я содрогнулся. Это было почище даже моей "инъекции".
Мы обнялись на прощание, я бросил последний взгляд на уже пробежавших полгребня «волчат» и, повернувшись, пошел туда, где начиналась полка. Однако сделав несколько шагов, я оглянулся. Юкира с мягкой улыбкой смотрел мне вслед.
"Хода нет, ходи с бубей", – вспомнил я любимую козырную поговорку, взятую из старых карточных игр, в которые я никогда не играл.
– Что бы я делал, если бы ты не прилетел? – сказал я виновато.
– Думаю, то же самое, – ответил Юкира и махнул мне рукой.
Я двигался по полке лицом к скале, нащупывая правой ногой дорогу, и спина под сумкой медленно покрывалась потом в ожидании первого выстрела. Когда я расставался с Юкирой, «волчата» находились от нас не больше чем в двадцати минутах. Теперь, двигаясь по полке, я постоянно поднимал к глазам часы. Через сто метров у меня в запасе оставалось пятнадцать минут. Еще через сто – пять. Гора разворачивалась подо мной, и сначала место, где остался Юкира, а потом и весь гребень постепенно скрылись с глаз. Сумрак зарождался на дне пропасти, над которой я шел. Ноги передвигались по узкому выступу, и пальцы цеплялись за шероховатый камень, но думал я не о предстоящем мне пути, а об оставшемся за спиной Юкире. И чем дальше я удалялся от площадки под стеной, тем острее становилось чувство ожидания и тем громче стучал в мозгу невидимый метроном: "Восемь-семь, шесть-пять, четыре-три…"
Первый же бухнувший за перегибом выстрел чуть не сбросил меня со скалы. Некоторое время я не двигался, припав к камню и ощущая предательскую Дрожь в коленях, а потом, переборов себя, упрямо пошел дальше. С этой самой минуты я не прекращал тихо молиться за Юкиру, особенно когда выстрелы внезапно стихали Мне казалось, что, если я неотвязно буду думать о нем, мои флюиды дотянутся до его укрытия и в трудную минуту придадут ему сил.
Прошло не менее десяти минут боя, когда я наконец добрался до того места, откуда вверх уходила намеченная нами трещина. Оглянувшись, я снова увидел кусок гребня и перевал, на котором продолжал нелепо торчать армейский броневик. Сейчас броневик уже не дымил, а из сдвинутой его дверцы высовывался шофер, напряженно вглядывающийся туда, где раздавались крики и звучали выстрелы.
Здесь я остановился и вытащил из заплечной сумки бинокль. Стоя вплотную к скале, я видел немного, но то, что я видел, выглядело неплохо. Трещина тянулась достаточно далеко. Начинаясь как щель, она потом немного сужалась, но идти по ней было несложно. Не задумываясь, я встал на ближайший выступ и взялся руками за острые края. Пальба на гребне между тем стихла. Видимо, "волчата", понеся первые потери, сделались осторожнее и перестали лезть на рожон. Я очень надеялся, что в том месте, где залег Юкира, нет легкого обходного пути Тогда «волчата» могут решить дожидаться ночи, и шансов ускользнуть у Юкиры заметно прибавится
Пройдя первые тридцать метров, я посадил сразу два клеящихся крюка, привязал репшнур – так, чтобы он на пару метров не доставал до полки, – и двинулся дальше. Поднявшись еще на одну веревку, я стал готовить Юкире ночной насест. Отсюда должен был свисать второй и последний репшнур. Я понимал, что выше Юкира ни за что не залезет, и потому хотел устроить все в лучшем виде. Юкира должен был чувствовать себя здесь уютно и надежно, а главное – иметь возможность время от времени менять позу, давая отдых ногам
Найдя относительно широкий выступ, я задумался, как лучше организовать страховку По уму тут следовало забить хороший скальный крюк, но я понимал, что на базе мгновенно засекут звонкий стук железа по железу. В конце концов я нашел решение. Безумно жаль было опустошать для этого батареи бластера, но ничего лучше я просто не придумал. Примерившись, я прожег в скале узкую и длинную дыру и вогнал в расплавленный гранит титановый ледовый шлямбур. Ввинчивая его в быстро застывающую массу, я обжег пальцы, но крюк этот мог теперь выдержать слона.
За всеми своими заботами я почти забыл, что бой внизу не закончен. Выстрелы на гребне звучали теперь редко, и я совсем было уверился в том, что Юкира спокойно дотянет до темноты. Однако затишье оказалось обманчивым, Я не успел пролезть и пяти метров, как внизу рванули два бомбовых взрыва и снова вспыхнула ожесточенная перестрелка. Похоже, «волчата» все-таки нашли обходной путь и с новой силой навалились на Юкиру.
Гранату Юкиры не было. Значит, бросали в него. Но взрывы эти меня не взволновали. Там, на гребне, среди беспорядочно наваленных камней, гранаты были малоэффективны. Гораздо больше меня беспокоило, успел ли Юкира отойти к скале и много ли у него осталось патронов. В сумерках расход патронов резко возрастал, тем более что Юкира стрелял с двух рук. Помочь ему в этой ситуации я ничем не мог и потому чувствовал себя намного хуже, чем если бы был с ним рядом. Мне оставалось лишь делать свое дело, пока Юкира делал свое. И я, ожесточенно стиснув зубы, поднял голову, пытаясь определить, куда и как мне идти дальше…
То, что я увидел, здорово меня озадачило. Сначала я привстал на цыпочки, а потом поспешно пролез еще несколько метров, стараясь яснее разглядеть в сгущающихся сумерках дальнейший маршрут. Открывшееся зрелище подтвердило мои худшие опасения. Трещина, по которой я шел, резко сужалась и исчезала метрах в сорока от того места, где скала начинала потихоньку выполаживаться, переходя в конце концов в ведущий к вершине скальный гребешок. Снизу эта часть стенки совсем не просматривалась, иначе бы я не оставил в сброшенном в пропасть рюкзаке свои лесенки. Хуже всего было то, что эти последние сорок метров представляли собой предельно сложный участок. С одной стороны, скала здесь была весьма крутой, а с другой – недостаточно гладкой для применения присосок, Лезть по такому месту практически без страховки было страшно даже днем. Ночью же на это мог решиться только натертый айей.
Впрочем, Юкире внизу было, пожалуй, еще хуже.
Осознав это, я почувствовал стыд и полез гораздо быстрее. С каждым метром трещина становилась все уже, выдавливая меня на поверхность. Добравшись до более или менее приличного выступа, я позволил себе истратить еще один заряд, прожигая в граните новое отверстие. После этого я смог стоять, упираясь ногами в скалу и откинувшись на коротком репшнуре. К этому времени я уже порядком устал, и мне потребовалось не меньше пяти минут, чтобы отдышаться и подумать, как двигаться дальше. Теперь положение уже не казалось мне безвыходным. Я мог пролезть тридцать метров с жестко закрепленной здесь веревкой, а потом вплавить еще один крюк и спуститься обратно, чтобы отвязать этот конец.
Начинало смеркаться. Пересчитав оставшиеся клеящиеся крючья, я поправил заплечную сумочку и обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на открывающийся с этой высоты вид. Я уже поднялся достаточно высоко и теперь словно парил над огромным пространством, наполненным холодным и темным воздухом и разрываемым тяжелым стуком вбиваемых в гору выстрелов. Далеко внизу я видел покрытый тьмой горный хребет, вздымающийся над морем просевших вниз облаков. А прямо передо мной тянулись из-за далеких вершин, словно пальцы Бога, несколько тонких оранжевых лучей. Я еще успел подумать, что далеко не все из собравшихся сегодня на горе встретят завтра восход. И в это время внизу рвануло.
Ослепительная голубая вспышка разорвала сгустившийся подо мной мрак, а потом ударила звуковая волна, и тяжелое эхо пошло плясать по окрестным горам.
– Юк… – сказал я шепотом, чувствуя в потрясении, как скала медленно трогается с места и, набирая обороты, начинает вращаться под моими ногами. – Как же так? Юк!
Эхо затихало, растворяясь в ущельях. Ветер свистел, разбиваясь о холодный камень. У маленького черного броневика на перевале вспыхнул и заметался фальшфейер. В уголках глаз у меня выступили слезы. И разом стало нечем дышать.
– Юк… – снова прошептал я, чувствуя, что не в силах произнести больше ни слова. И, не сдержавшись, зарыдал.
Я стоял на скале, втыкая в углы глаз пальцы, зажимая себе рот, и слезы текли по щекам, срываясь с них в пропасть. Крупная дрожь била мгновенно ставшее ватным тело, словно кто-то невидимый тряс меня, схватив за плечи. Я понимал, что все кончилось, взорвалось, погибло, что Юкиры теперь больше нет и никогда не будет, что он навсегда остался внизу, на том гребне, куда привел его я. Привел и бросил одного.
– Суки! – прошептал я, слабо понимая, кого имею в виду. – Юкира…
Надо было идти.
Автоматически сняв и размотав веревку, я прощелкнул петлю на одном ее конце в ушной карабин вплавленного крюка, а другой конец закрепил на груди. Мышцы, пока я стоял, успели одеревенеть, но я все-таки нащупал пальцами зацепку и поставил ногу на крохотный выступ.
– Суки…
Я обдирал пальцы, нашаривая едва заметные выступы, подтягивался, упирал ногу, выжимался, сажал крюк, прощелкивал веревку, снова находил выступ, снова выжимался и снова сажал крюк. Слезы душили меня. Я лез, как робот, механически повторяя одни и те же движения, вслепую нащупывая путь, а в голове, словно заевшая запись, билась короткая и нелепая мысль: "Ты привел его сюда. Ты привел его сюда. Что ты скажешь теперь Амалазунте?"
О! Я знал, что скажу Амалазунте. Я хорошо представлял себе, что я ей скажу. Я много должен был ей сказать. И я не сомневался, что скажу ей все, что должен. Если, конечно, мы встретимся.
Если мы встретимся!
Нога моя соскользнула с ненадежной опоры, пальцы мигом слетели с очередного миниатюрного выступчика, и я, не успев даже охнуть, сорвался и полетел в пропасть.
Сон мой, страшный мой сон, мучивший меня в первые дни после приезда сюда, теперь разворачивался наяву, и я, обдирая колени и локти о жесткую скалу, слышал и чувствовал короткие рывки, когда веревка натягивалась на очередном крюке, и снова летел в свободном падении, сопровождаемый отчетливым
Ногами я задел за какой-то выступ. От сильного удара меня развернуло и завертело, и теперь я, падая, беспорядочно бился о камень, а потом меня рвануло так, что затрещала грудная клетка, и последней моей мыслью перед тем, как что-то врезалось мне в голову и я потерял сознание, была испуганная мысль о сердце…
Придя в себя, я долго не мог понять, где я. Боли я сначала не чувствовал. Тело было вялым и неподвижным, и только через несколько минут я смог поднять руку и ощупать предмет, трущийся о мою щеку.
Это оказалась веревка. Я висел на веревке, и вокруг была ночь. Вокруг была ночь, я висел на веревке, прощелкнутой в карабин, и это означало, что я в горах. Судя по холодному чистому воздуху, я был на Земле. Надо было только понять, в Гималаях я или в Альпах. И еще – почему меня не сняла спас-служба. Что-то, наверное, случилось с передатчиком. Но это не страшно. Главное, что я жив и теперь смогу дождаться рассвета. Вот только с кем я ходил наверх? Этого я никак не мог вспомнить.
Луна над головой била слишком крупная. В ее свете была видна отвесная скала, горы, торчащие из облаков, и совсем недалеко надо мной заснеженная вершина. Я с трудом снова поднял руку и ощупал голову. Вязаная шапочка амортизатора была мокрой и липкой. Я лизнул пальцы и почувствовал вкус крови. "Сильно, однако, досталось, – подумал я. – Вспомнить бы, с кем я ходил?"
Теперь я уже чувствовал боль в правом плече и левом бедре. Вероятно, когда я падал, меня било о скалу. Я осторожно пошевелил рукой, а потом ногой. Похоже, что переломов не было. Сильнее всего досталось голове. Видимо, уже после того, как сорвало каску…
Где-то неподалеку я услышал тихие голоса. Судя по всему, это наконец прибыли спасатели. Я прочистил горло, собираясь закричать, и неосознанно взялся рукой за неисправный передатчик. Однако, к моему изумлению, вместо него рука нащупала на бедре ребристую рукоять бластера.
Что-то было не так. Откуда у меня мог взяться на восхождении бластер? Левой рукой я потянулся к обвязке, рассчитывая найти на ней стандартную аптечку. Но и здесь меня ожидала неожиданность Там, где обычно крепилась аптечка, висел станнер
Бластер со станнером. В отчаянной попытке я прикрыл глаза, напрягся и вспомнил.
Погиб Юкира. Юкира погиб в бою под горой, а я пытался пройти плиту и слинял. Я отодрал все крючья и пролетел полных две веревки. Меня спас последний крюк, который я вплавил в скалу. Теперь я болтаюсь в шестидесяти метрах от того места, где сорвался. Однако кто ж это там говорит?
С трудом преодолевая вязкое сопротивление засохшей на шее крови, я повернул голову влево и прислушался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
– Нет. – Юкира криво усмехнулся и покачал головой. – Это тебе все нести, Эндрю. – Он сделал шаг назад и прислонился к скале. – Ты разве не понял, что идешь один?
– Один? – удивился я. – Почему один? – И тут до меня дошло. – Ты что это надумал? – сказал я, хватая его за анорак. – Кончай выставляться! Бери сумку! Ну!
Юкира сморгнул. Лицо его стало красным, а шрам на подбородке отчетливо побелел. Я подумал, что сейчас он заорет на меня. Но Юкира сдержался.
– Послушай, Эндрю, – хрипло сказал он. – Ты думаешь, они дураки? Посмотри на эту полку! По ней можно гулять в обнимку. Если здесь никого не будет, «волчата» пойдут дальше. А мы как раз будем корячиться на середине трещины. Они нас сделают, как щенят! Ведь будет еще светло. – Он стянул шапочку и вытер вспотевший лоб. – Здесь нет вариантов. Кто-то должен уйти наверх, а кто-то остаться здесь. Можно, конечно, бросить на пальцах. Но ты лазаешь лучше, а я лучше стреляю. Ты, главное, за меня не бойся. Козырей не бьют. Когда стемнеет, я пойду следом. И еще отдай мне свой пистолет: я работаю с двух рук.
– Куда ты пойдешь следом?! – закричал я. – Ты же сам сказал, что лазаешь плохо. А мне даже нечего оставить тебе. У нас всего четыре карабина!
– Ты спустишь по трещине веревку. А лучше длинный репшнур. Когда я заберусь наверх, я вытяну его. Если дальше вдруг окажется сложно, я смогу там отсидеться до рассвета.
– А "волчата", задрав морды, будут ждать поддеревом, когда ты свалишься?!
– Вот этого б я им не советовал…
Я снова посмотрел вниз. Первые из преследователей уже ступили на гребень. Не имея нужных навыков, они прыгали по камням медленно и неуверенно, а один даже упал. Однако не стоило думать, что эти проблемы могут остановить их или хотя бы надолго задержать. Судя по демонстрируемому напору, со мной на этот раз собирались произвести окончательный расчет.
– Нет, – сказал я решительно. – Хрен я тебя оставлю! Раз ты так – будем отбиваться вдвоем.
– И вдвоем попадем в плен к рою, когда он захочет вмешаться.
– Но…
Я в затруднении глянул наверх, где была спрятана невидимая отсюда база.
– Давай собирайся! Ты уже десять минут потерял! Скрипнув зубами, я вытащил из-под мышки пистолет и стал горстями выужать из карманов патроны.
– Я, пожалуй, выйду вперед, – задумчиво предложил Юкира. – Вон к тому камню. Пусть сверху видят, что им ничего не угрожает.
В припадке бессильной ярости я ожесточенно совал в заплечную сумку отмычки и дилютеры, щупы и прослушки. Туда же от греха подальше я сунул и антиграв. Компакт-заряд я посадил себе прямо на шрам, чуть не взвыв, когда холодное железо присосалось к моей груди. Бластер я повесил на пояс справа, рядом с айсбайлем, а станнер – на обвязку слева. Все крючья и репшнуры я прощелкнул в нагрудный карабин. Самым неудобным элементом снаряжения оказалась веревка. Но я с упорством маньяка свернул ее и перебросил через плечо и грудь. Все вместе мое хозяйство тянуло килограммов на десять, но я почему-то был уверен, что сегодня сердце справится с нагрузкой. Последнее, что я сделал, – капнул в нос активатор запахов. Это было совершенно сумасшедшее ощущение. Впервые в жизни я понял, что чувствуют собаки. Мир словно хлынул в меня через прорвавшиеся шлюзы. Пахло все: скалы, ботинки, обвязка, Юкира. Пахли рюкзаки и оружие, причем запах бластера был непохож на запах станнера – за счет иного устройства батарей, и вместе они сильно отличались от разящего оружейной смазкой пистолета. Пахли – и пахли весьма своеобразно – идущие по гребню «волчата» и чистильщики, от которых в нашу сторону дул ветер. Помимо знакомых мне крысиных миазмов, ветер доносил запах слегка подгнивших водорослей, и я понял, что кожа аборигенов этого постоянно влажного мира выделяет какой-то специальный протектор.
– Все? – спросил с интересом наблюдавший за мной Юкира.
– Пожалуй.
Юкира не спеша собрал оставшееся в пустой рюкзак, отложив в сторону свитер, бластер и антиграв.
– Ничего больше не надо? – спросил он еще раз, затягивая шнур на горловине.
– Да вроде нет.
Тогда Юкира подошел к краю гребня, круто обрывавшегося в Драный Угол, и изо всех сил швырнул рюкзак как можно дальше.
– Вот, – сказал он. – Как только ты уйдешь, я настрою автоподрыв бластера на чужие биополя. Так что назад лучше не возвращайся.
Я содрогнулся. Это было почище даже моей "инъекции".
Мы обнялись на прощание, я бросил последний взгляд на уже пробежавших полгребня «волчат» и, повернувшись, пошел туда, где начиналась полка. Однако сделав несколько шагов, я оглянулся. Юкира с мягкой улыбкой смотрел мне вслед.
"Хода нет, ходи с бубей", – вспомнил я любимую козырную поговорку, взятую из старых карточных игр, в которые я никогда не играл.
– Что бы я делал, если бы ты не прилетел? – сказал я виновато.
– Думаю, то же самое, – ответил Юкира и махнул мне рукой.
Я двигался по полке лицом к скале, нащупывая правой ногой дорогу, и спина под сумкой медленно покрывалась потом в ожидании первого выстрела. Когда я расставался с Юкирой, «волчата» находились от нас не больше чем в двадцати минутах. Теперь, двигаясь по полке, я постоянно поднимал к глазам часы. Через сто метров у меня в запасе оставалось пятнадцать минут. Еще через сто – пять. Гора разворачивалась подо мной, и сначала место, где остался Юкира, а потом и весь гребень постепенно скрылись с глаз. Сумрак зарождался на дне пропасти, над которой я шел. Ноги передвигались по узкому выступу, и пальцы цеплялись за шероховатый камень, но думал я не о предстоящем мне пути, а об оставшемся за спиной Юкире. И чем дальше я удалялся от площадки под стеной, тем острее становилось чувство ожидания и тем громче стучал в мозгу невидимый метроном: "Восемь-семь, шесть-пять, четыре-три…"
Первый же бухнувший за перегибом выстрел чуть не сбросил меня со скалы. Некоторое время я не двигался, припав к камню и ощущая предательскую Дрожь в коленях, а потом, переборов себя, упрямо пошел дальше. С этой самой минуты я не прекращал тихо молиться за Юкиру, особенно когда выстрелы внезапно стихали Мне казалось, что, если я неотвязно буду думать о нем, мои флюиды дотянутся до его укрытия и в трудную минуту придадут ему сил.
Прошло не менее десяти минут боя, когда я наконец добрался до того места, откуда вверх уходила намеченная нами трещина. Оглянувшись, я снова увидел кусок гребня и перевал, на котором продолжал нелепо торчать армейский броневик. Сейчас броневик уже не дымил, а из сдвинутой его дверцы высовывался шофер, напряженно вглядывающийся туда, где раздавались крики и звучали выстрелы.
Здесь я остановился и вытащил из заплечной сумки бинокль. Стоя вплотную к скале, я видел немного, но то, что я видел, выглядело неплохо. Трещина тянулась достаточно далеко. Начинаясь как щель, она потом немного сужалась, но идти по ней было несложно. Не задумываясь, я встал на ближайший выступ и взялся руками за острые края. Пальба на гребне между тем стихла. Видимо, "волчата", понеся первые потери, сделались осторожнее и перестали лезть на рожон. Я очень надеялся, что в том месте, где залег Юкира, нет легкого обходного пути Тогда «волчата» могут решить дожидаться ночи, и шансов ускользнуть у Юкиры заметно прибавится
Пройдя первые тридцать метров, я посадил сразу два клеящихся крюка, привязал репшнур – так, чтобы он на пару метров не доставал до полки, – и двинулся дальше. Поднявшись еще на одну веревку, я стал готовить Юкире ночной насест. Отсюда должен был свисать второй и последний репшнур. Я понимал, что выше Юкира ни за что не залезет, и потому хотел устроить все в лучшем виде. Юкира должен был чувствовать себя здесь уютно и надежно, а главное – иметь возможность время от времени менять позу, давая отдых ногам
Найдя относительно широкий выступ, я задумался, как лучше организовать страховку По уму тут следовало забить хороший скальный крюк, но я понимал, что на базе мгновенно засекут звонкий стук железа по железу. В конце концов я нашел решение. Безумно жаль было опустошать для этого батареи бластера, но ничего лучше я просто не придумал. Примерившись, я прожег в скале узкую и длинную дыру и вогнал в расплавленный гранит титановый ледовый шлямбур. Ввинчивая его в быстро застывающую массу, я обжег пальцы, но крюк этот мог теперь выдержать слона.
За всеми своими заботами я почти забыл, что бой внизу не закончен. Выстрелы на гребне звучали теперь редко, и я совсем было уверился в том, что Юкира спокойно дотянет до темноты. Однако затишье оказалось обманчивым, Я не успел пролезть и пяти метров, как внизу рванули два бомбовых взрыва и снова вспыхнула ожесточенная перестрелка. Похоже, «волчата» все-таки нашли обходной путь и с новой силой навалились на Юкиру.
Гранату Юкиры не было. Значит, бросали в него. Но взрывы эти меня не взволновали. Там, на гребне, среди беспорядочно наваленных камней, гранаты были малоэффективны. Гораздо больше меня беспокоило, успел ли Юкира отойти к скале и много ли у него осталось патронов. В сумерках расход патронов резко возрастал, тем более что Юкира стрелял с двух рук. Помочь ему в этой ситуации я ничем не мог и потому чувствовал себя намного хуже, чем если бы был с ним рядом. Мне оставалось лишь делать свое дело, пока Юкира делал свое. И я, ожесточенно стиснув зубы, поднял голову, пытаясь определить, куда и как мне идти дальше…
То, что я увидел, здорово меня озадачило. Сначала я привстал на цыпочки, а потом поспешно пролез еще несколько метров, стараясь яснее разглядеть в сгущающихся сумерках дальнейший маршрут. Открывшееся зрелище подтвердило мои худшие опасения. Трещина, по которой я шел, резко сужалась и исчезала метрах в сорока от того места, где скала начинала потихоньку выполаживаться, переходя в конце концов в ведущий к вершине скальный гребешок. Снизу эта часть стенки совсем не просматривалась, иначе бы я не оставил в сброшенном в пропасть рюкзаке свои лесенки. Хуже всего было то, что эти последние сорок метров представляли собой предельно сложный участок. С одной стороны, скала здесь была весьма крутой, а с другой – недостаточно гладкой для применения присосок, Лезть по такому месту практически без страховки было страшно даже днем. Ночью же на это мог решиться только натертый айей.
Впрочем, Юкире внизу было, пожалуй, еще хуже.
Осознав это, я почувствовал стыд и полез гораздо быстрее. С каждым метром трещина становилась все уже, выдавливая меня на поверхность. Добравшись до более или менее приличного выступа, я позволил себе истратить еще один заряд, прожигая в граните новое отверстие. После этого я смог стоять, упираясь ногами в скалу и откинувшись на коротком репшнуре. К этому времени я уже порядком устал, и мне потребовалось не меньше пяти минут, чтобы отдышаться и подумать, как двигаться дальше. Теперь положение уже не казалось мне безвыходным. Я мог пролезть тридцать метров с жестко закрепленной здесь веревкой, а потом вплавить еще один крюк и спуститься обратно, чтобы отвязать этот конец.
Начинало смеркаться. Пересчитав оставшиеся клеящиеся крючья, я поправил заплечную сумочку и обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на открывающийся с этой высоты вид. Я уже поднялся достаточно высоко и теперь словно парил над огромным пространством, наполненным холодным и темным воздухом и разрываемым тяжелым стуком вбиваемых в гору выстрелов. Далеко внизу я видел покрытый тьмой горный хребет, вздымающийся над морем просевших вниз облаков. А прямо передо мной тянулись из-за далеких вершин, словно пальцы Бога, несколько тонких оранжевых лучей. Я еще успел подумать, что далеко не все из собравшихся сегодня на горе встретят завтра восход. И в это время внизу рвануло.
Ослепительная голубая вспышка разорвала сгустившийся подо мной мрак, а потом ударила звуковая волна, и тяжелое эхо пошло плясать по окрестным горам.
– Юк… – сказал я шепотом, чувствуя в потрясении, как скала медленно трогается с места и, набирая обороты, начинает вращаться под моими ногами. – Как же так? Юк!
Эхо затихало, растворяясь в ущельях. Ветер свистел, разбиваясь о холодный камень. У маленького черного броневика на перевале вспыхнул и заметался фальшфейер. В уголках глаз у меня выступили слезы. И разом стало нечем дышать.
– Юк… – снова прошептал я, чувствуя, что не в силах произнести больше ни слова. И, не сдержавшись, зарыдал.
Я стоял на скале, втыкая в углы глаз пальцы, зажимая себе рот, и слезы текли по щекам, срываясь с них в пропасть. Крупная дрожь била мгновенно ставшее ватным тело, словно кто-то невидимый тряс меня, схватив за плечи. Я понимал, что все кончилось, взорвалось, погибло, что Юкиры теперь больше нет и никогда не будет, что он навсегда остался внизу, на том гребне, куда привел его я. Привел и бросил одного.
– Суки! – прошептал я, слабо понимая, кого имею в виду. – Юкира…
Надо было идти.
Автоматически сняв и размотав веревку, я прощелкнул петлю на одном ее конце в ушной карабин вплавленного крюка, а другой конец закрепил на груди. Мышцы, пока я стоял, успели одеревенеть, но я все-таки нащупал пальцами зацепку и поставил ногу на крохотный выступ.
– Суки…
Я обдирал пальцы, нашаривая едва заметные выступы, подтягивался, упирал ногу, выжимался, сажал крюк, прощелкивал веревку, снова находил выступ, снова выжимался и снова сажал крюк. Слезы душили меня. Я лез, как робот, механически повторяя одни и те же движения, вслепую нащупывая путь, а в голове, словно заевшая запись, билась короткая и нелепая мысль: "Ты привел его сюда. Ты привел его сюда. Что ты скажешь теперь Амалазунте?"
О! Я знал, что скажу Амалазунте. Я хорошо представлял себе, что я ей скажу. Я много должен был ей сказать. И я не сомневался, что скажу ей все, что должен. Если, конечно, мы встретимся.
Если мы встретимся!
Нога моя соскользнула с ненадежной опоры, пальцы мигом слетели с очередного миниатюрного выступчика, и я, не успев даже охнуть, сорвался и полетел в пропасть.
Сон мой, страшный мой сон, мучивший меня в первые дни после приезда сюда, теперь разворачивался наяву, и я, обдирая колени и локти о жесткую скалу, слышал и чувствовал короткие рывки, когда веревка натягивалась на очередном крюке, и снова летел в свободном падении, сопровождаемый отчетливым
Ногами я задел за какой-то выступ. От сильного удара меня развернуло и завертело, и теперь я, падая, беспорядочно бился о камень, а потом меня рвануло так, что затрещала грудная клетка, и последней моей мыслью перед тем, как что-то врезалось мне в голову и я потерял сознание, была испуганная мысль о сердце…
Придя в себя, я долго не мог понять, где я. Боли я сначала не чувствовал. Тело было вялым и неподвижным, и только через несколько минут я смог поднять руку и ощупать предмет, трущийся о мою щеку.
Это оказалась веревка. Я висел на веревке, и вокруг была ночь. Вокруг была ночь, я висел на веревке, прощелкнутой в карабин, и это означало, что я в горах. Судя по холодному чистому воздуху, я был на Земле. Надо было только понять, в Гималаях я или в Альпах. И еще – почему меня не сняла спас-служба. Что-то, наверное, случилось с передатчиком. Но это не страшно. Главное, что я жив и теперь смогу дождаться рассвета. Вот только с кем я ходил наверх? Этого я никак не мог вспомнить.
Луна над головой била слишком крупная. В ее свете была видна отвесная скала, горы, торчащие из облаков, и совсем недалеко надо мной заснеженная вершина. Я с трудом снова поднял руку и ощупал голову. Вязаная шапочка амортизатора была мокрой и липкой. Я лизнул пальцы и почувствовал вкус крови. "Сильно, однако, досталось, – подумал я. – Вспомнить бы, с кем я ходил?"
Теперь я уже чувствовал боль в правом плече и левом бедре. Вероятно, когда я падал, меня било о скалу. Я осторожно пошевелил рукой, а потом ногой. Похоже, что переломов не было. Сильнее всего досталось голове. Видимо, уже после того, как сорвало каску…
Где-то неподалеку я услышал тихие голоса. Судя по всему, это наконец прибыли спасатели. Я прочистил горло, собираясь закричать, и неосознанно взялся рукой за неисправный передатчик. Однако, к моему изумлению, вместо него рука нащупала на бедре ребристую рукоять бластера.
Что-то было не так. Откуда у меня мог взяться на восхождении бластер? Левой рукой я потянулся к обвязке, рассчитывая найти на ней стандартную аптечку. Но и здесь меня ожидала неожиданность Там, где обычно крепилась аптечка, висел станнер
Бластер со станнером. В отчаянной попытке я прикрыл глаза, напрягся и вспомнил.
Погиб Юкира. Юкира погиб в бою под горой, а я пытался пройти плиту и слинял. Я отодрал все крючья и пролетел полных две веревки. Меня спас последний крюк, который я вплавил в скалу. Теперь я болтаюсь в шестидесяти метрах от того места, где сорвался. Однако кто ж это там говорит?
С трудом преодолевая вязкое сопротивление засохшей на шее крови, я повернул голову влево и прислушался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38