Если у него возникло желание довериться ей, то она пока не сделала ничего, чтобы ему стало легче.
– Ваша жена? – спросила она наугад.
– Мой брат. Но это одно и то же, потому что они живут вместе.
Это признание, сказанное через силу, далось ему непросто. Чтобы не смущать Виктора еще больше, она отвернулась и стала смотреть на огонь. Когда она рассказывала ему свою историю, он казался очень внимательным, терпеливым, и теперь она понимала почему.
– Плохой звонок,– пробормотала Виржини.
– В таких случаях ответственность всегда на обоих, разве не так? Ведь это не происходит случайно, за один раз, а ведь я ничего не видел, пока она сама мне не рассказала. Известно, что муж узнает обо всем последним. А я был так погружен в свою работу...
– И все же вам не стоит винить себя! – возразила она.– Нет, я не согласна! Разве заслужены те удары, которые вам наносят другие?
Она увидела, что Виктор улыбается, и почувствовала к нему волну симпатии. Они оба пережили истории, которые плохо для них закончились, и, по крайней мере, могут утешить друг друга хотя бы на один вечер.
– Что касается меня,– заговорил он снова,– я ведь знал, что Лора мечтала вернуться в Париж, что она задыхается здесь от тоски. Она быстро поняла, что вышла замуж за мелкого провинциального нотариуса и...
– Почему это мелкого? И, в конце концов, она же сама вас выбрала!
– Какое-то умопомрачение. Лето... Она проводила здесь отпуск. Да я ей и времени не дал на размышление, я был влюблен до безумия.
На последних словах голос Виктора дрогнул, но он справился с чувствами, резко поднявшись с пола.
– Уже поздно, я утомил вас! Я помогу вам убрать?
– Нет, что вы! Я займусь этим перед сном, а пока хотела бы закончить с чертежами.
Огонь все горел, и он добавил еще одно полено. Он протянул Виржини руку:
– Спасибо, что приняли меня.
Вдруг он заторопился уходить, смущенный, что разоткровенничался перед женщиной, которую едва знал. Жаловаться – это не самая лучшая тактика обольщения.
«В любом случае, я ей не нравлюсь!» – устало подумал он.
Ночь была темной, без луны и звезд, и, подъехав к Року, Виктор с сожалением вылез из теплой машины. Как всегда, он забыл запереть дверь и удостоверился в этом, впустую воюя с замочной скважиной. По сравнению с тем домом, который он только что покинул, Рок показался ему холодным, огромным, безнадежно молчаливым.
Перед тем как подняться к себе, он заглянул на кухню и взял со стола тетрадь, а потом отправился по первому этажу проверять запоры. Его отец мог бы дать свое ружье, у него ведь огромная коллекция охотничьих ружей. С тринадцати лет он учил своих сыновей стрельбе по летающим тарелкам – до тех пор, пока они не становились непобедимыми. У Виктора никогда не возникало желания целиться во что-то другое, кроме глиняной тарелки, но Максим при случае любил пострелять уток или зайцев. Что же касается Нильса, то, разумеется, сама мысль об убийстве животного была ему противна.
«Ты топишь меня...» – сказал он так жалобно. Верил ли он, что Виктор всегда будет рядом, чтобы протянуть руку?
Он положил тетрадь в секретер, а потом вернулся и отправил ее в ящик, где уже лежали фотографии Анеке. Может, Нильс остановил свой выбор на Лоре исключительно потому, что она была высокой элегантной блондинкой? Начиная с первой победы, все его любовницы были блондинками! Так хорошо знать вкусы и пристрастия брата было для Виктора дополнительной пыткой все эти ночи, когда он представлял его и Лору вместе.
Ванная была ледяная, тем не менее, он отказался спуститься в котельную и решил принять душ. В Виржини Клозель было много очарования, теперь он сможет засыпать, думая о ней. А лет десять назад он мог бы засыпать вместе с ней.
Он проскользнул под одеяло, выключил свет, но еще долго не мог заснуть, прислушиваясь к звукам дома. Почему ему не удается чувствовать себя в Роке хорошо, почему его одолевают все те же страхи, что и в детстве?
4
– Наше расследование показало, что вы являетесь единственным родственником Робера Вильнёва, а в связи с отсутствием завещания – его единственным наследником,– заключил Виктор.
Сидя напротив, Жан Вильнёв слушал его с некоторой нервозностью. Он без конца закидывал ногу на ногу.
– Хорошо, очень хорошо,– бормотал он.– А какие формальности?
– Нотариальная контора все возьмет на себя.
– Чудесно! Скажите мне, а что известно... ну, как это... об общей сумме наследства?
В одночасье разбогатеть в пятьдесят пять лет – было от чего потерять голову, тем более что собственные средства отнюдь не позволяли ему разбежаться, Жан сам подтвердил это.
– Движимое имущество,– начал перечислять Виктор,– портфель акций, страховые вложения – в общей сложности около трех миллионов евро. Через несколько дней мы представим вам полный перечень. В данном случае, и вы конечно об этом осведомлены, налоги на наследство возрастут.
Жан Вильнёв радостно улыбался, будто бы не придав значения последней фразе. В течение многих лет он не поддерживал с дядей никаких отношений, а потому не знал о его финансовых делах. Цифра, названная Виктором, явно его ободрила.
– Кое-какая наличность также имеется на банковских счетах, кроме того существует сейф, который мы вскроем вместе. Если желаете, я могу отдать вам ключи от дома, который отныне переходит в вашу собственность.
– Сегодня?
Его распирала радость, которую он уже не стремился скрыть, однако в ней было что-то раздражающее Виктора.
– Именно так! – сказал он сухо.
Как и было договорено, Максим передал ему досье Вильнёва, и сейчас Виктор пожалел об этом. Он поднял голову и увидел, что Вильнёв смотрит на него с любопытством.
– И все же вынужден вам сообщить о довольно неприятном инциденте,– продолжил он.– Дело в том, что существует завещание, переданное нам тридцать семь лет назад,– оно указано в наших регистрационных книгах. Однако мы не можем найти его в наших архивах.
– О! – воскликнул Вильнёв.– Тридцать семь лет, целая вечность!
– Но не для закона.
– Во всяком случае, дядя Робер наверняка считал меня своим наследником, поскольку я его единственный родственник.
– Вы хорошо ладили?
– В то время? Очень хорошо! Потом, правда, потеряли друг друга из виду.
Он беззастенчиво врал, и Виктор знал это. В действительности Робер Вильнёв выставил племянника за дверь, как только тот достиг совершеннолетия, и если сам Жан не хотел в этом признаваться, то до сих пор жили люди, которые помнили это.
– Мне понадобится ваша помощь,– радостно добавил Вильнёв.– В одиночку я не сумею управиться с этаким состоянием.
Его смущенное нетерпение в начале встречи сейчас полностью улетучилось.
– Нотариусы занимаются подобными вещами? – настойчиво спросил он.
– Да,– уклончиво ответил Виктор.
Этот человек становился ему все более неприятным, хотя внешне он сохранял нейтралитет,– он не мог допустить, чтобы состояние его души отражалось на ходе дела. Если клиент пожелает поручить нотариальной конторе свои вложения, у Виктора не должно быть никаких действующих причин, чтобы отказать ему.
Он взял лежащую рядом с папкой с документами связку ключей и подвинул ее к Жану.
– Мой секретарь назначит вам новую встречу, но некоторое время займут административные шаги, поэтому будьте терпеливы.
– А если мне понадобятся деньги прямо сейчас?
– Я могу разблокировать для вас часть средств.
– Прекрасно!
Виктор поднялся, чтобы проводить клиента в приемную. Из вежливости он поговорил с ним еще минуты три и опять вернулся в свой кабинет. Лишь только за ним закрылась дверь, он позвонил брату по интерфону.
– Ты один, Макс?
– Один, давай говори.
– Вильнёв не показался очень расстроенным из-за истории с завещанием.
– Еще бы! Он знает, где его выгода.
– Он знает это до такой степени хорошо, что перед уходом коварно намекнул мне на то, что нотариальная контора Казаль переходила из рук в руки как раз во времена этого проклятого завещания, так что ничего, мол, удивительного, что оно затерялось.
– Но помещение-то никогда не менялось, и архивы никуда не выносили!
– Я сказал это, но, похоже, ему было наплевать. Тем лучше для нас, разве не так?
– Я терпеть не могу таких типов!
– Он какой-то странный и неприятный, это правда, но он собирается поручить нам управление своим состоянием.
– В самом деле?
В голосе Макса сквозило изумление, и Виктор улыбнулся.
– А ты что думал, что он затеет с нами тяжбу?
– Папа нам выцарапает глаза...
– Если не хуже!
Развеселившись, Виктор отпустил кнопку интерфона и заглянул в свой еженедельник. После обеда встречи следовали одна за другой, без перерыва, и он вздохнул с сожалением. Сейчас он уставал от работы – не то, что несколько месяцев назад, когда он был счастливым женатым человеком. Неужели он и вправду посвящал свою личную жизнь профессии, даже не осознавая того? Лора с утра до вечера была дома с Тома и, наверное, умирала от скуки. Но она никогда не изъявляла желания пообедать с ним в Сарлате – она говорила, что их малыш в ресторане просто невыносим. Если же Виктор советовал оставить Тома с родителями, она всегда находила отговорки. Почему он не почувствовал опасности, которая нависла над их семьей? Какая доза слепоты была ему необходима, чтобы ощущать себя в стороне от разъедающей повседневной рутины?
Приближался полдень, и Виктор решил, что у него есть время навестить отца. Вот уже несколько недель он был настолько захвачен Роком, что пренебрегал сыновними обязанностями, и ожидал, что отец выразит свое недовольство.
Через десять минут он уже подъехал к улице Президьяль. Мать была одна на кухне.
– Ты пришел пообедать с нами, мой дорогой? – спросила она несколько натянуто.– Отец наверняка скоро явится...
– Не хочу тебя беспокоить,– ответил он, наклонившись поцеловать мать.
– Ты меня вовсе не беспокоишь!
Нахмурившись, Бланш внимательно оглядела его с головы до ног, а потом проворчала:
– Ты похудел, да?
Она заметила, что пиджак висел на нем мешком, а щеки ввалились.
– У меня вкусное жареное мясо, и я поджарю тебе картошки,– решила она.
– Он имеет на это полное право! – раздался от двери голос Марсьяля.
Виктор повернулся в тот момент, когда отец уже радостно хлопал его по спине.
– Если бы ты не пришел, мне на обед достались-бы лишь два листика салата. Как дела? Выглядишь по-прежнему неважно, тебе надо, в конце концов, взять себя в руки. Давай-ка выпьем по стаканчику...
Он казался таким веселым, что Виктор явно смутился. Как мать могла объяснить такое благодушное настроение мужа? Закрывала ли она глаза на его измены или была настолько наивна, что ни о чем не догадывалась?
– Расскажи мне о Роке. Когда Максим говорит мне о твоих работах, у меня голова кругом идет.
– Заезжай ко мне и сам все увидишь.
– Хочешь сказать, что я подарил тебе отравленный пирожок? – громко расхохотался Марсьяль.
– Нет... В сущности, мне там очень нравится.
– В сущности?
– О, это как раз такое...
– ...такое жуткое место! – вмешалась Бланш.– Этот дом сделает сумасшедшим кого угодно. Особенно зимой, я очень хорошо это помню!
Поставив перед ними блюдо с мясной нарезкой, она тут же вернулась в кухню. Марсьяль раздраженно пожал плечами.
– Не пригласишь ли ты меня поужинать сегодня? – спросил он вполголоса.– Мама пойдет на собрание праздничного комитета, и я останусь один.
– Конечно, папа, только я не вернусь раньше восьми часов.
Виктор достал из кармана ключи и протянул их отцу.
– Приезжай не слишком поздно, если хочешь успеть все посмотреть.
– Хорошо. Я привезу пиццу?
Он явно хотел воспользоваться случаем, чтобы поесть то, что ему запрещалось.
– Ты разобрался с этими новыми законами в случае, когда один из совместных собственников переживает другого? – перестроился он, увидев входящую Бланш.
– Они изменяют немало положений о дарении и наследовании,– заметил Виктор.– Ты знаешь Макса, он уже все выучил наизусть, чтобы можно было вдалбливать клиентам.
– А ты нет?
– У меня нет головы, как у...
– Тогда тебе поскорее надо иметь голову на плечах.
Отец переставал шутить каждый раз, когда речь заходила о конторе. Но вместо того чтобы обидеться на произнесенное суховатым тоном внушение, Виктор почувствовал прилив признательности. Без строгого воспитания, которое он получил, без чувства ответственности и вкуса к работе, привитых отцом, он был бы полностью раздавлен уходом Лоры. Окажется ли он, в свою очередь, хорошим отцом для Тома? И какой вес он сохранит на фоне либерализма Нильса – либерализма в черновом варианте, который неизбежно будет иметь огромное влияние на его сына?
Он отогнал эту неприятную мысль и взял стакан с виски, протянутый Марсьялем.
Наконец-то, одним ярким солнечным днем, за несколько дней до Пасхи, пришла весна. Виржини наслаждалась солнцем, а ее заказчик продолжал раздумывать в паре метров от нее, разложив чертежи на капоте машины. Она объяснила ему все в деталях и теперь смиренно ждала вынесения вердикта. Она знала, что это была хорошая работа, как оригинальная, так и привлекательная. Может быть, ей таки выпадет удача? Если все пойдет, как она надеялась, то Пьер перестанет быть в ее жизни несчастным случаем, ошибкой судебного приговора, за которую пришлось заплатить слишком дорогую цену.
Прямо перед ней был большой белый дом, над перестройкой которого она ломала голову не один вечер. Он выглядел покинутым в слишком ярком свете, и Виржини заранее предвкушала удовольствие от того, как она начнет возвращать его к жизни, придавать ему другой облик. Сколько подобных проектов она с энтузиазмом осуществила, имея к каждому особое отношение? Она так любила свою работу, что вначале и не думала опасаться позиции Пьера. Тем не менее, он постоянно старался, чтобы все говорили, будто это он является генератором идей и ведет надзор за всеми работами, в то время как носа не показывал на стройплощадку. Таким образом ему удавалось пожинать все лавры. Сначала Виржини полагала, что это вопрос ранга, поскольку он был руководителем. Затем она думала, что это неуместное самомнение влюбленного мужчины, не замечая того, что он просто не выносил соперничества с ней.
Прикрыв глаза, она наблюдала за заказчиком, а тот нерешительно повернулся к ней, понурив голову.
– Мне очень жаль, но сегодня я не могу принять решение,– объявил он в явном замешательстве.
– Вам что-то не нравится?
– Нет, не это... Знаете, я... Ну, как вам это сказать? Я слышал о вас не очень благоприятные отклики, вот.
Оторопев, она пристально посмотрела на него, затем поднялась и машинально отряхнула травинки со своей юбки. Она пыталась укротить охватившую ее холодную злобу.
– Понимаю. Думаю, вы говорили по телефону с Пьером Батайе? Что он вам наплел?
– Что он был вашим патроном и что считает вас некомпетентной. Господин Батайе посоветовал мне не доверять вашим чертежам, он сказал, что у вас страсть раздувать сметы, не называя сроков... Короче, чтобы ничего от вас не утаивать, он предупредил меня, что я забреду в густые дебри.
– Не объяснил ли он вам также, по какой причине ему понадобилось вылить на меня столько грязи? – бросила она зло.
Понимая, что абсолютно не права, теряя хладнокровие, Виржини резко повернулась и быстро вышла. Спорить не имело смысла, Пьер умел быть весьма убедительным, когда хотел того! Она и не думала, что Пьер мог разыскать ее здесь; без всякого сомнения, заказчик сам решил навести справки... В ее резюме, которое она имела глупость передать в его руки, фигурировали годы работы в архитектурной фирме Батайе. Теперь из-за этой оплошности Пьер знает, где она находится! Неужели ей придется поменять ремесло или переехать в другую страну, чтобы избавиться от него? Почему он преследует ее с такой ненавистью, о боги!
Задыхаясь от бешенства, Виржини дошла до своей машины. Она могла еще подождать своего клиента, могла извиниться за взрыв эмоций, постараться привести аргументы... Она глубоко вдохнула, чтобы успокоиться, но услышала, как хлопнула дверца, и машина тронулась в противоположном направлении.
Когда все стихло, Виржини повернулась к белому фасаду, чуть не плача. Зачем она сдалась без борьбы, полагая, что проиграла изначально? Ей так безнадежно нужны были деньги, а на горизонте нет никакого другого проекта. Пока она будет искать гипотетических клиентов, совсем окажется на мели. Покупка собственного дома была глупостью, но она поняла это слишком поздно. Она думала, что найдет себе убежище, а получилось, что ремонт нового жилья только втянул ее в финансовые трудности. Однако, переселяясь сюда, она была убеждена, что ей необходима крыша над головой, что ее скромные сбережения надо вложить в дело, а не растратить постепенно. Она не сомневалась, что найдет работу, и даже увлеклась мечтами о будущей перестройке, желая сделать из своей халупы игрушку, которую потом можно будет продать со значительной выгодой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
– Ваша жена? – спросила она наугад.
– Мой брат. Но это одно и то же, потому что они живут вместе.
Это признание, сказанное через силу, далось ему непросто. Чтобы не смущать Виктора еще больше, она отвернулась и стала смотреть на огонь. Когда она рассказывала ему свою историю, он казался очень внимательным, терпеливым, и теперь она понимала почему.
– Плохой звонок,– пробормотала Виржини.
– В таких случаях ответственность всегда на обоих, разве не так? Ведь это не происходит случайно, за один раз, а ведь я ничего не видел, пока она сама мне не рассказала. Известно, что муж узнает обо всем последним. А я был так погружен в свою работу...
– И все же вам не стоит винить себя! – возразила она.– Нет, я не согласна! Разве заслужены те удары, которые вам наносят другие?
Она увидела, что Виктор улыбается, и почувствовала к нему волну симпатии. Они оба пережили истории, которые плохо для них закончились, и, по крайней мере, могут утешить друг друга хотя бы на один вечер.
– Что касается меня,– заговорил он снова,– я ведь знал, что Лора мечтала вернуться в Париж, что она задыхается здесь от тоски. Она быстро поняла, что вышла замуж за мелкого провинциального нотариуса и...
– Почему это мелкого? И, в конце концов, она же сама вас выбрала!
– Какое-то умопомрачение. Лето... Она проводила здесь отпуск. Да я ей и времени не дал на размышление, я был влюблен до безумия.
На последних словах голос Виктора дрогнул, но он справился с чувствами, резко поднявшись с пола.
– Уже поздно, я утомил вас! Я помогу вам убрать?
– Нет, что вы! Я займусь этим перед сном, а пока хотела бы закончить с чертежами.
Огонь все горел, и он добавил еще одно полено. Он протянул Виржини руку:
– Спасибо, что приняли меня.
Вдруг он заторопился уходить, смущенный, что разоткровенничался перед женщиной, которую едва знал. Жаловаться – это не самая лучшая тактика обольщения.
«В любом случае, я ей не нравлюсь!» – устало подумал он.
Ночь была темной, без луны и звезд, и, подъехав к Року, Виктор с сожалением вылез из теплой машины. Как всегда, он забыл запереть дверь и удостоверился в этом, впустую воюя с замочной скважиной. По сравнению с тем домом, который он только что покинул, Рок показался ему холодным, огромным, безнадежно молчаливым.
Перед тем как подняться к себе, он заглянул на кухню и взял со стола тетрадь, а потом отправился по первому этажу проверять запоры. Его отец мог бы дать свое ружье, у него ведь огромная коллекция охотничьих ружей. С тринадцати лет он учил своих сыновей стрельбе по летающим тарелкам – до тех пор, пока они не становились непобедимыми. У Виктора никогда не возникало желания целиться во что-то другое, кроме глиняной тарелки, но Максим при случае любил пострелять уток или зайцев. Что же касается Нильса, то, разумеется, сама мысль об убийстве животного была ему противна.
«Ты топишь меня...» – сказал он так жалобно. Верил ли он, что Виктор всегда будет рядом, чтобы протянуть руку?
Он положил тетрадь в секретер, а потом вернулся и отправил ее в ящик, где уже лежали фотографии Анеке. Может, Нильс остановил свой выбор на Лоре исключительно потому, что она была высокой элегантной блондинкой? Начиная с первой победы, все его любовницы были блондинками! Так хорошо знать вкусы и пристрастия брата было для Виктора дополнительной пыткой все эти ночи, когда он представлял его и Лору вместе.
Ванная была ледяная, тем не менее, он отказался спуститься в котельную и решил принять душ. В Виржини Клозель было много очарования, теперь он сможет засыпать, думая о ней. А лет десять назад он мог бы засыпать вместе с ней.
Он проскользнул под одеяло, выключил свет, но еще долго не мог заснуть, прислушиваясь к звукам дома. Почему ему не удается чувствовать себя в Роке хорошо, почему его одолевают все те же страхи, что и в детстве?
4
– Наше расследование показало, что вы являетесь единственным родственником Робера Вильнёва, а в связи с отсутствием завещания – его единственным наследником,– заключил Виктор.
Сидя напротив, Жан Вильнёв слушал его с некоторой нервозностью. Он без конца закидывал ногу на ногу.
– Хорошо, очень хорошо,– бормотал он.– А какие формальности?
– Нотариальная контора все возьмет на себя.
– Чудесно! Скажите мне, а что известно... ну, как это... об общей сумме наследства?
В одночасье разбогатеть в пятьдесят пять лет – было от чего потерять голову, тем более что собственные средства отнюдь не позволяли ему разбежаться, Жан сам подтвердил это.
– Движимое имущество,– начал перечислять Виктор,– портфель акций, страховые вложения – в общей сложности около трех миллионов евро. Через несколько дней мы представим вам полный перечень. В данном случае, и вы конечно об этом осведомлены, налоги на наследство возрастут.
Жан Вильнёв радостно улыбался, будто бы не придав значения последней фразе. В течение многих лет он не поддерживал с дядей никаких отношений, а потому не знал о его финансовых делах. Цифра, названная Виктором, явно его ободрила.
– Кое-какая наличность также имеется на банковских счетах, кроме того существует сейф, который мы вскроем вместе. Если желаете, я могу отдать вам ключи от дома, который отныне переходит в вашу собственность.
– Сегодня?
Его распирала радость, которую он уже не стремился скрыть, однако в ней было что-то раздражающее Виктора.
– Именно так! – сказал он сухо.
Как и было договорено, Максим передал ему досье Вильнёва, и сейчас Виктор пожалел об этом. Он поднял голову и увидел, что Вильнёв смотрит на него с любопытством.
– И все же вынужден вам сообщить о довольно неприятном инциденте,– продолжил он.– Дело в том, что существует завещание, переданное нам тридцать семь лет назад,– оно указано в наших регистрационных книгах. Однако мы не можем найти его в наших архивах.
– О! – воскликнул Вильнёв.– Тридцать семь лет, целая вечность!
– Но не для закона.
– Во всяком случае, дядя Робер наверняка считал меня своим наследником, поскольку я его единственный родственник.
– Вы хорошо ладили?
– В то время? Очень хорошо! Потом, правда, потеряли друг друга из виду.
Он беззастенчиво врал, и Виктор знал это. В действительности Робер Вильнёв выставил племянника за дверь, как только тот достиг совершеннолетия, и если сам Жан не хотел в этом признаваться, то до сих пор жили люди, которые помнили это.
– Мне понадобится ваша помощь,– радостно добавил Вильнёв.– В одиночку я не сумею управиться с этаким состоянием.
Его смущенное нетерпение в начале встречи сейчас полностью улетучилось.
– Нотариусы занимаются подобными вещами? – настойчиво спросил он.
– Да,– уклончиво ответил Виктор.
Этот человек становился ему все более неприятным, хотя внешне он сохранял нейтралитет,– он не мог допустить, чтобы состояние его души отражалось на ходе дела. Если клиент пожелает поручить нотариальной конторе свои вложения, у Виктора не должно быть никаких действующих причин, чтобы отказать ему.
Он взял лежащую рядом с папкой с документами связку ключей и подвинул ее к Жану.
– Мой секретарь назначит вам новую встречу, но некоторое время займут административные шаги, поэтому будьте терпеливы.
– А если мне понадобятся деньги прямо сейчас?
– Я могу разблокировать для вас часть средств.
– Прекрасно!
Виктор поднялся, чтобы проводить клиента в приемную. Из вежливости он поговорил с ним еще минуты три и опять вернулся в свой кабинет. Лишь только за ним закрылась дверь, он позвонил брату по интерфону.
– Ты один, Макс?
– Один, давай говори.
– Вильнёв не показался очень расстроенным из-за истории с завещанием.
– Еще бы! Он знает, где его выгода.
– Он знает это до такой степени хорошо, что перед уходом коварно намекнул мне на то, что нотариальная контора Казаль переходила из рук в руки как раз во времена этого проклятого завещания, так что ничего, мол, удивительного, что оно затерялось.
– Но помещение-то никогда не менялось, и архивы никуда не выносили!
– Я сказал это, но, похоже, ему было наплевать. Тем лучше для нас, разве не так?
– Я терпеть не могу таких типов!
– Он какой-то странный и неприятный, это правда, но он собирается поручить нам управление своим состоянием.
– В самом деле?
В голосе Макса сквозило изумление, и Виктор улыбнулся.
– А ты что думал, что он затеет с нами тяжбу?
– Папа нам выцарапает глаза...
– Если не хуже!
Развеселившись, Виктор отпустил кнопку интерфона и заглянул в свой еженедельник. После обеда встречи следовали одна за другой, без перерыва, и он вздохнул с сожалением. Сейчас он уставал от работы – не то, что несколько месяцев назад, когда он был счастливым женатым человеком. Неужели он и вправду посвящал свою личную жизнь профессии, даже не осознавая того? Лора с утра до вечера была дома с Тома и, наверное, умирала от скуки. Но она никогда не изъявляла желания пообедать с ним в Сарлате – она говорила, что их малыш в ресторане просто невыносим. Если же Виктор советовал оставить Тома с родителями, она всегда находила отговорки. Почему он не почувствовал опасности, которая нависла над их семьей? Какая доза слепоты была ему необходима, чтобы ощущать себя в стороне от разъедающей повседневной рутины?
Приближался полдень, и Виктор решил, что у него есть время навестить отца. Вот уже несколько недель он был настолько захвачен Роком, что пренебрегал сыновними обязанностями, и ожидал, что отец выразит свое недовольство.
Через десять минут он уже подъехал к улице Президьяль. Мать была одна на кухне.
– Ты пришел пообедать с нами, мой дорогой? – спросила она несколько натянуто.– Отец наверняка скоро явится...
– Не хочу тебя беспокоить,– ответил он, наклонившись поцеловать мать.
– Ты меня вовсе не беспокоишь!
Нахмурившись, Бланш внимательно оглядела его с головы до ног, а потом проворчала:
– Ты похудел, да?
Она заметила, что пиджак висел на нем мешком, а щеки ввалились.
– У меня вкусное жареное мясо, и я поджарю тебе картошки,– решила она.
– Он имеет на это полное право! – раздался от двери голос Марсьяля.
Виктор повернулся в тот момент, когда отец уже радостно хлопал его по спине.
– Если бы ты не пришел, мне на обед достались-бы лишь два листика салата. Как дела? Выглядишь по-прежнему неважно, тебе надо, в конце концов, взять себя в руки. Давай-ка выпьем по стаканчику...
Он казался таким веселым, что Виктор явно смутился. Как мать могла объяснить такое благодушное настроение мужа? Закрывала ли она глаза на его измены или была настолько наивна, что ни о чем не догадывалась?
– Расскажи мне о Роке. Когда Максим говорит мне о твоих работах, у меня голова кругом идет.
– Заезжай ко мне и сам все увидишь.
– Хочешь сказать, что я подарил тебе отравленный пирожок? – громко расхохотался Марсьяль.
– Нет... В сущности, мне там очень нравится.
– В сущности?
– О, это как раз такое...
– ...такое жуткое место! – вмешалась Бланш.– Этот дом сделает сумасшедшим кого угодно. Особенно зимой, я очень хорошо это помню!
Поставив перед ними блюдо с мясной нарезкой, она тут же вернулась в кухню. Марсьяль раздраженно пожал плечами.
– Не пригласишь ли ты меня поужинать сегодня? – спросил он вполголоса.– Мама пойдет на собрание праздничного комитета, и я останусь один.
– Конечно, папа, только я не вернусь раньше восьми часов.
Виктор достал из кармана ключи и протянул их отцу.
– Приезжай не слишком поздно, если хочешь успеть все посмотреть.
– Хорошо. Я привезу пиццу?
Он явно хотел воспользоваться случаем, чтобы поесть то, что ему запрещалось.
– Ты разобрался с этими новыми законами в случае, когда один из совместных собственников переживает другого? – перестроился он, увидев входящую Бланш.
– Они изменяют немало положений о дарении и наследовании,– заметил Виктор.– Ты знаешь Макса, он уже все выучил наизусть, чтобы можно было вдалбливать клиентам.
– А ты нет?
– У меня нет головы, как у...
– Тогда тебе поскорее надо иметь голову на плечах.
Отец переставал шутить каждый раз, когда речь заходила о конторе. Но вместо того чтобы обидеться на произнесенное суховатым тоном внушение, Виктор почувствовал прилив признательности. Без строгого воспитания, которое он получил, без чувства ответственности и вкуса к работе, привитых отцом, он был бы полностью раздавлен уходом Лоры. Окажется ли он, в свою очередь, хорошим отцом для Тома? И какой вес он сохранит на фоне либерализма Нильса – либерализма в черновом варианте, который неизбежно будет иметь огромное влияние на его сына?
Он отогнал эту неприятную мысль и взял стакан с виски, протянутый Марсьялем.
Наконец-то, одним ярким солнечным днем, за несколько дней до Пасхи, пришла весна. Виржини наслаждалась солнцем, а ее заказчик продолжал раздумывать в паре метров от нее, разложив чертежи на капоте машины. Она объяснила ему все в деталях и теперь смиренно ждала вынесения вердикта. Она знала, что это была хорошая работа, как оригинальная, так и привлекательная. Может быть, ей таки выпадет удача? Если все пойдет, как она надеялась, то Пьер перестанет быть в ее жизни несчастным случаем, ошибкой судебного приговора, за которую пришлось заплатить слишком дорогую цену.
Прямо перед ней был большой белый дом, над перестройкой которого она ломала голову не один вечер. Он выглядел покинутым в слишком ярком свете, и Виржини заранее предвкушала удовольствие от того, как она начнет возвращать его к жизни, придавать ему другой облик. Сколько подобных проектов она с энтузиазмом осуществила, имея к каждому особое отношение? Она так любила свою работу, что вначале и не думала опасаться позиции Пьера. Тем не менее, он постоянно старался, чтобы все говорили, будто это он является генератором идей и ведет надзор за всеми работами, в то время как носа не показывал на стройплощадку. Таким образом ему удавалось пожинать все лавры. Сначала Виржини полагала, что это вопрос ранга, поскольку он был руководителем. Затем она думала, что это неуместное самомнение влюбленного мужчины, не замечая того, что он просто не выносил соперничества с ней.
Прикрыв глаза, она наблюдала за заказчиком, а тот нерешительно повернулся к ней, понурив голову.
– Мне очень жаль, но сегодня я не могу принять решение,– объявил он в явном замешательстве.
– Вам что-то не нравится?
– Нет, не это... Знаете, я... Ну, как вам это сказать? Я слышал о вас не очень благоприятные отклики, вот.
Оторопев, она пристально посмотрела на него, затем поднялась и машинально отряхнула травинки со своей юбки. Она пыталась укротить охватившую ее холодную злобу.
– Понимаю. Думаю, вы говорили по телефону с Пьером Батайе? Что он вам наплел?
– Что он был вашим патроном и что считает вас некомпетентной. Господин Батайе посоветовал мне не доверять вашим чертежам, он сказал, что у вас страсть раздувать сметы, не называя сроков... Короче, чтобы ничего от вас не утаивать, он предупредил меня, что я забреду в густые дебри.
– Не объяснил ли он вам также, по какой причине ему понадобилось вылить на меня столько грязи? – бросила она зло.
Понимая, что абсолютно не права, теряя хладнокровие, Виржини резко повернулась и быстро вышла. Спорить не имело смысла, Пьер умел быть весьма убедительным, когда хотел того! Она и не думала, что Пьер мог разыскать ее здесь; без всякого сомнения, заказчик сам решил навести справки... В ее резюме, которое она имела глупость передать в его руки, фигурировали годы работы в архитектурной фирме Батайе. Теперь из-за этой оплошности Пьер знает, где она находится! Неужели ей придется поменять ремесло или переехать в другую страну, чтобы избавиться от него? Почему он преследует ее с такой ненавистью, о боги!
Задыхаясь от бешенства, Виржини дошла до своей машины. Она могла еще подождать своего клиента, могла извиниться за взрыв эмоций, постараться привести аргументы... Она глубоко вдохнула, чтобы успокоиться, но услышала, как хлопнула дверца, и машина тронулась в противоположном направлении.
Когда все стихло, Виржини повернулась к белому фасаду, чуть не плача. Зачем она сдалась без борьбы, полагая, что проиграла изначально? Ей так безнадежно нужны были деньги, а на горизонте нет никакого другого проекта. Пока она будет искать гипотетических клиентов, совсем окажется на мели. Покупка собственного дома была глупостью, но она поняла это слишком поздно. Она думала, что найдет себе убежище, а получилось, что ремонт нового жилья только втянул ее в финансовые трудности. Однако, переселяясь сюда, она была убеждена, что ей необходима крыша над головой, что ее скромные сбережения надо вложить в дело, а не растратить постепенно. Она не сомневалась, что найдет работу, и даже увлеклась мечтами о будущей перестройке, желая сделать из своей халупы игрушку, которую потом можно будет продать со значительной выгодой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27