Он был уверен, что король душой и телом принадлежит ему и что бы сестренка ни сказала, она ничего не сможет изменить.
Это оказалось ошибкой. За несколько жалких часов Имоджин ухитрилась настроить короля против него. Чем еще можно объяснить беспрецедентный отказ короля его видеть?
Он пытался подпитать свой гнев, дать ему захватить себя целиком, но его съедал отвратительный страх. Все пошло ужасающе неправильно. Впервые в жизни ситуация была ему неподвластна, и это переполняло его желанием что-нибудь сломать.
Что-нибудь, вроде нежной шейки Имоджин.
Ее образ заполнил воображение Роджера. Руки зачесались сломать ее, запятнать ее совершенство, изнасиловать. Сука! Сама виновата. Она как-то ухитрилась втереться в доверие к королю и подкопаться под все прекрасные проекты Роджера, но даже когда мозг вопил от ненависти, тело вздымалось от похоти.
Она была в пределах досягаемости, и это его бесило. Она действительно приехала, она посмела выступить против него! Такого не могло быть! Это не входило в его планы!
Он полагал, что она будет так запугана, что не посмеет дохнуть. Она должна была прятаться под одеялом в своей спальне и ждать, когда он придет и овладеет ею. Он полагал, что не оставил ей никакого выбора и для нее единственный выход – подчиниться своей судьбе.
А судьба ее в том, чтобы стать его полной собственностью. Ей не сбежать, победа за ним – таков был план.
А она ухитрилась покинуть свою надежную тюрьму и ангелом мщения явиться к королю! И все это мужество и сила – ради того, чтобы спасти какого-то ублюдка, которого силком затолкали к ней в постель. Роджер стиснул зубы.
«Нет, сестренка, – мрачно подумал он, встал и одернул камзол. – Может, ты и сумеешь спасти мужа, но себя ты не спасешь. Победа будет за мной».
Как всегда. Он ее раздавит, и никто и ничто не встанет у него на пути.
Она принадлежит ему.
Глава 16
Убедившись, что никто не видел, как он прокрался по коридору, Гарет тихо вошел в комнату Имоджин и бесшумно прикрыл за собой дверь. Медленно повернулся, привыкая к темноте.
Он увидел, что Имоджин стоит у окна. Ее заливал лунный свет, темные волосы блестели серебром, развеваясь под теплым весенним ветерком и наполняя комнату приятным запахом. Гарет закрыл глаза и глубоко вздохнул.
– Я вижу, вы проскользнули мимо охранников, – тихо сказала Имоджин.
Гарет вздрогнул, открыл глаза и увидел, что она улыбается.
– А я думал, что и сюда прокрался незаметно.
Она пожала плечами.
– Мужчины, которые целыми днями носят тяжелые доспехи, не в состоянии достичь необходимого уровня скрытности. – Она нежно улыбнулась. – Их выдает запах.
– Миледи, вы хотите сказать, конечно, очень вежливо…
– Конечно…
– …что мне пора помыться? – Он хотел показаться обиженным, но Имоджин слышала усмешку в его голосе.
– Я никогда бы не посмела спросить джентльмена о его банных привычках, для этого я слишком хорошо воспитана. Но признайтесь, вам бы не помешало в конце дня поплескаться в воде с мылом. – Имоджин говорила беспечно, но улыбки на лице уже не было, оно было задумчивым, Имоджин опять думала о лабиринте интриг, через который им предстояло пробраться.
Глядя на нее, Гарет тоже помрачнел.
– Что Вильгельм сказал про Роберта? – тихо спросил он.
Она вздохнула и сложила руки на животе.
– Он очень вежливо сообщил, что Роберт пока жив, но никаких заверений в благополучном исходе дела не дал. Он выслушал все, что я сказала, взял письма, отпустил меня и, как заботливый хозяин, велел отдыхать. – Она хмыкнула. – Кажется, он не понимает, что невежливо ставить охранника у двери гостя. Единственное, что я знаю, – мы ждем королевского решения. – Ее глаза наполнились слезами, но она не дала им пролиться.
– Не забывайте, Имоджин, пока Роберт жив, есть надежда, – тихо сказал Гарет. – Будем ждать и надеяться, что Вильгельм примет во внимание наше свидетельство.
– Но если король решит принять сторону Роджера, к утру мы будем мертвы.
Гарет нахмурился. Он напрягал мозги в поисках такого ответа, который был бы правдивым, но опровергнуть ее слова не мог. Потом решился.
– Имоджин… – начал он, но она его прервала.
– Я хочу с ним увидеться. Я хочу быть с Робертом.
Пораженный Гарет вытаращил глаза и присвистнул.
– Черт возьми, как вы себе это представляете?
– Не так уж это трудно. Вы сумели пройти мимо охранников, значит, сможете провести меня в подземную тюрьму. Наверняка это будет не труднее. – Она скривила губы. – Не говорите Мэтью, но он был прав. Здешние гвардейцы не производят впечатления бойцов, в этом вы сейчас сами убедились.
Гарет подошел к окну и хмуро уставился в ночную темноту.
– Полагаю, если дать несколько взяток и красться тайком, это можно сделать. Не исключено, – неохотно согласился он. – Но это же безумие! Если какой-нибудь полоумный нас поймает, то вся благосклонность Вильгельма мигом испарится.
Он знал, что попусту теряет время. Испытующе глядя на Имоджин, Гарет понимал, что она решилась. Нравится ему или нет, но она собиралась это сделать.
Он поморщился, представив себе, как отреагирует Роберт на появление Имоджин в камере. Он ее задушит за то, что она посмела подумать о такой штуке. Потом он задушит Гарета за то, что он пошел на поводу у ее безумия. А он пойдет. Стоило Гарету посмотреть на лучезарную улыбку, которая расцвела на ее лице, как он понял, что готов совершить этот дурацкий подвиг.
Он не может ей возражать, когда она устремляет на него такую улыбку.
– Берите плащ, – холодно сказал он и встал у двери. Мысленно он поклялся, что, как только эта отвратительная заваруха закончится, он убежит от Имоджин и ее призывного пения сирены так далеко, как только позволяют размеры нашей маленькой планеты. Может быть, отправится в крестовый поход. Иерусалим, например, достаточно далеко, там он сможет высвободить душу из ее нежных ручек.
А пока попытается понять, когда же потерял стержень.
Имоджин осторожно прошла через комнату и взяла его под руку. Наклонившись к нему, прошептала: «Спасибо», – и он с тревогой подумал, что никогда, даже на шести футах под землей, ему не избавить душу от Имоджин.
Он повернулся, заправил ей за ухо упавшую прядь волос.
– Вас легко полюбить, – тихо сказал он; по его лицу пробежала гримаса недовольства собой, а на ее лице отразились смущение и озабоченность.
– Но, Гарет, я люблю…
Он прижал палец к ее губам.
– Я знаю. Вы любите Роберта. – С упрямством самоистязания он добавил: – И еще я знаю, что этот бегемот любит вас. Нет, Имоджин, я понимаю, что ваша любовь освящена браком, и не буду пытаться что-то изменить. Просто хочу, чтобы вы знали – что бы ни случилось, я… – Его голос затих, потому что никакие слова не могли передать то, что он чувствовал.
Она дрожащей рукой притронулась к его щеке, в глазах заблестели непролитые слезы.
– Это не любовь, Гарет. Вы меня не любите. – Она помотала головой, чтобы остановить его протест. – Вы ко мне хорошо относитесь, как и я к вам, но любовь не вырастает по желанию одной стороны. Настоящая любовь не может существовать, если она безответная. Любовь – это то, что происходит между двумя душами, когда они находят друг друга. Оба видят в другом свою недостающую часть. Когда-нибудь вы найдете настоящую любовь, такая чудесная душа, как у вас, не останется в одиночестве.
У Гарета потемнело в глазах, и, чтобы заговорить, ему пришлось прокашляться.
– Знаете, вы очень мудрая женщина. – Он попытался улыбнуться, но получилось лишь дрожащее подобие улыбки. – Конечно, когда вы не носитесь с идеей проникнуть в подземную тюрьму короля.
– А вы – особенный человек, и я вас очень люблю, когда вы не становитесь супер заботливым чудовищем.
– Постараюсь запомнить.
Гарет увидел, что она усмехается, и глубоко вздохнул. Он понял, что момент упущен. И не был уверен, что так уж этим опечален.
Но для сожалений еще будет время.
– Что ж, посмотрим, поможет ли моя «особенность» провести вас в темницу его величества. Хотя не могу сказать, что одобряю ваш выбор места для любовного свидания.
– Довожу до вашего сведения, сам король сказал, что его темница – очень романтичное место, – со смешком сказала она.
– Сомнительная рекомендация, если подумать, что наш возлюбленный монарх находит романтичным вашего брата, – фыркнул Гарет.
Она хихикнула. Гарет вышел проверить, свободен ли путь.
– Порядок. Идемте, – прошептал он и без церемоний вывел ее из комнаты.
Пробраться по коридорам оказалось на удивление просто. Хоть Вильгельм повсюду наставил стражников, их количество не перешло в качество. Кажется, все они проводили время по темным углам, проигрывая скудное жалованье в тщетной надежде его увеличить.
Когда они добрались до темницы, Гарет мысленно согласился с презрительным мнением Мэтью о дисциплине на королевской службе.
Только возле дверей камеры Роберта они встретили подобие охраны – гвардейца, которому надо было заплатить, чтобы смотрел в другую сторону.
Гарет поторговался с ним и в конце концов заплатил огромную сумму, которую тот потребовал. Пока Гарет отсчитывал монеты, гвардеец улыбался беззубым ртом.
– Спасибо, сэр, – сказал он, не скрывая радости. – Не забудьте, что перед рассветом придет сменщик, так что лучше бы вам покончить с делами к тому времени. – Он погремел монетами и ушел, насвистывая.
– Сколько у нас времени? – тихо спросила Имоджин, и эхо ее голоса разнеслось по каменному коридору.
– Часа четыре. Я дам знать, когда наступит пора уходить, постучу три раза. – Гарет вставил ключ в замок, повернул его и поставил Имоджин перед дверью. – Сделайте два шага вперед и толкните дверь, – пробормотал он, секунду подержал ее за плечи и отпустил.
Имоджин медлила.
– Никакие слова не могут выразить, как я вам благодарна, – дрожащим голосом сказала она.
Ответом было молчание. Она глубоко вздохнула, толкнула отпертую дверь и вошла в неизвестность.
– Счастливо, – буркнул Гарет и исчез в темноте дожидаться рассвета.
При звуке открываемой двери Роберт открыл глаза, мгновенно проснулся и насторожился. Он постарался не напрягать мускулы, чтобы показаться спящим, но все органы чувств ловили угрозу, которая могла объявиться в темноте.
– Роберт? – прошептала она.
Он был потрясен.
«Имоджин», – беззвучно прошептал он и перекатился на соломенной подстилке, стараясь не натягивать цепи.
При виде Имоджин, неподвижно стоявшей возле закрытой двери, он с испугом подумал, что сошел с ума. Может, он создал ее образ при свете коптящей свечи, которую ему оставили на ночь? Одинокая свеча была единственным послаблением, сделанным ради его прежних заслуг, и он был безмерно благодарен за нее в этот момент, потому что в ее свете его жадному взору предстала Имоджин. Прошла целая вечность с тех пор, как он последний раз мог радоваться ее красоте, и сейчас даже тусклого света было достаточно, чтобы душа наполнилась счастьем.
– Роберт, ты здесь? – снова прошептала она, дрожа от страха.
– Здесь, – хрипло сказал он и осторожно сел. Кашлянув, он продолжил уже нормальным голосом: – Какого черта ты здесь делаешь?
При звуке любимого голоса ее охватила дрожь облегчения, и она крепко обхватила себя руками. Лишь теперь она до конца поверила, что Роберт жив.
– Я пришла, чтобы побыть с тобой, – с нежностью сказала она.
– Что? – взревел он. – Ты проехала полстраны для… встречи в камере?
– О, я думала, ты… – Она смешалась. – Нет, вообще-то я приехала, чтобы вытащить тебя отсюда, чтобы убедить короля, что ты невиновен, чтобы… – Она замолкла, чувствуя, как злость Роберта распространяется по камере.
– Ты с ума сошла? Я велел Мэтью увезти тебя из страны, вытащить из этой грязи. А ты что делаешь? Бросаешься в самое пекло! – Он сдавленно застонал, схватился за голову, но вдруг поднял ее и с подозрением уставился на Имоджин. – Кто тебя привез? Ты не могла проделать путь одна, кто, к чертям, помог тебе в этой дурости?
– Гарет и Мэт… Мэтыо, – заикаясь, ответила она.
– Я их убью! – прорычал он. – Убью голыми руками. Разорву на части.
Радость Имоджин оттого, что нашла Роберта живым, стала утихать, ее сменило смутное чувство обиды. Она так далеко ехала, проявила столько храбрости… Не для того, чтобы стоять и слушать, как он изливает свой гнев.
– Это несправедливо. Они не виноваты. Это была моя идея, – с достоинством сказала она, но смазала весь эффект, тревожно спросив: – Ты злишься, что я взялась тебе помочь?
– Нет, – внятно проскрипел он. – Я злюсь, что ты подвергла себя опасности. Потому что в этом виноват я. Потому что ничем не могу тебе помочь и не могу тебя спасти. Потому что прикован цепями к этой чертовой стене. – Он дернул цепь, она звякнула в подтверждение его слов, а он захлебнулся от боли – цепь врезалась в окровавленное запястье.
– Ты ранен, – прошептала Имоджин и пошла на звук его боли. Через два шага она споткнулась о торчащий камень, Роберт не успел ее предупредить, и она упала на каменный пол, больно ударившись коленкой. Но Имоджин не обратила на это внимания – какое имеет значение боль, когда Роберт так страдает, и все из-за нее.
Дальше она ползла на четвереньках и остановилась, когда ее рука дотронулась до его теплой ноги. Роберт недоверчиво смотрел, как она, чуть привстав, стала ощупывать беспокойными руками его тело.
– Ты очень похудел, – простонала она, проводя рукой по голому торсу.
– Вильгельм – не гостеприимный хозяин. – Роберт хотел казаться беспечным, но вместо легкомысленного тона получился хрип.
Имоджин всхлипнула – ощупывая лицо Роберта, она нашла еле зажившие раны и бороду, выросшую за время пребывания в темнице.
– Как больно, – прошептала она. Голос колебался так, как будто это ей было больно, и вся злость Роберта мигом испарилась. Не раздумывая о последствиях, он затащил ее к себе на колени и обнял, желая утешить.
И утешился сам. Снова держать ее в руках было таким чудом, о котором он не смел даже молиться.
Он держал ее так крепко, как только осмеливался, благоговейно уткнувшись лицом в копну душистых волос. Нежная шея под волосами манила к себе, и он не удержался и потерся об нее, скребя щетиной по мягкой коже.
Имоджин не решалась ответить, боясь причинить боль, но потом осторожно обняла и вплела руки в его волосы.
– О Господи, какой жестокий сон, – выдохнул он и стал покрывать жаркими поцелуями ее шею и щеки.
– Если это сон, то пусть мы никогда не проснемся.
– Аминь, – сказал он, притянул к себе ее голову и прильнул к полуоткрытым губам.
В этом поцелуе встретились две души.
В этот момент Имоджин поняла, что жизнь и любовь слишком драгоценны, чтобы тратить их на глупые сомнения и страхи, значение имела только их встреча, их руки, сжимавшие друг друга так крепко, что она уже не знала, где ее тело, где его. Она застонала от неутоленного желания, и Роберт ответил ей таким же стоном.
Он сойдет с ума, если не соединится с ней сейчас же. Здесь. В темнице.
От этой мысли он похолодел. Нельзя было и думать о том, чтобы овладеть его прекрасной Имоджин на соломенной подстилке, единственной постели, которую предоставляла убогая камера.
Он оторвался от поцелуя и прижал голову жены к груди, прерывисто дыша и стараясь обуздать распаленное тело. Это было бы проще сделать, если бы Имоджин не прижималась к нему, но оттолкнуть ее от себя не было сил.
Он всего лишь мужчина, и хотя честь требовала отпустить ее, тело было способно на это не больше, чем на полет прочь из королевской крепости.
Все-таки он осторожно расслабил руки и посмотрел на пылающее лицо и распухшие от поцелуя губы.
– Извини, – простонал он. – Не здесь.
– Почему… почему ты остановился? – спросила она в смятении, голову еще кружило неутоленное желание.
– Я подумал, что так будет лучше.
– Ты подумал… – Она оттолкнулась и стиснула его голову руками. – Почему только ты должен принимать решения? Почему ты никогда не спросишь, что я думаю, чего я хочу?
Роберт погладил ее по щеке, по вспухшей нижней губе.
– Прости, но я не хочу брать тебя на каменном полу тюрьмы его величества, как собака. – Он видел, что она вздрогнула от грубого сравнения, но решительно продолжал: – Имоджин, я прикован к стене, не могу ни встать, ни отползти. Не такой я дурак, чтобы верить, что ты хочешь быть со мной таким образом.
Она подняла голову и оставила на его губах долгий, томительный поцелуй.
– Я люблю тебя. Я хочу быть с тобой. – Ее дыхание обожгло ему губы и проникло до самого сердца. – Я хочу быть в руках мужчины, которого люблю. Хочу хоть на миг забыть об окружающем мире. Хочу забыть, что для нас может не наступить завтра. – Она с такой силой прижала к груди его руку в кандалах, что он не мог ее отнять. – Единственное, чего я хочу, чтобы ты держал меня как можно ближе к себе все то драгоценное время, что нам удалось украсть. Подержи меня, пожалуйста, – всхлипнула она.
Роберт застонал и прижал ее к себе, не в силах отвергнуть бесценный дар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27