Он ощущал ритмические судороги мускулистого змеиного тела, ощущал, как переливается в него яд. Чувственность и змея – библейские аллегории.
Страх и боль пришли позже. Вскрикивая от ужаса и отвращения, Хэм соскочил с камня и побежал, высоко вскидывая ноги, колотя змею голыми руками. Она цепко обвилась вокруг его ноги всем своим длинным телом. В отчаянии он схватил ее обеими руками за тонкую шею чуть пониже головы и оторвал от своей ноги. Змея не собиралась сдаваться, била хвостом, издавая гремящие звуки; из открытой пасти капала ядовитая слюна. Держа змею па вытянутых руках, Хэм на одно короткое мгновение взглянул ей прямо в глаза – злобные, горящие яростью и ненавистью.
С диким криком Хэм одним резким движением оторвал змее голову и отбросил прочь, обезглавленное тело отшвырнул в другую сторону. Он поднял глаза и увидел белое как мел лицо Келли. Спотыкаясь, подошел к коляске.
– Она меня укусила, – произнес он как нечто само собой разумеющееся. – Отвезешь меня домой?
Легкую коляску швыряло по грязной дороге из стороны в сторону. Келли что было сил гнала лошадь, без устали щелкая кнутом, пока насмерть перепуганная кобыла не понеслась галопом.
Хэм вжался в сиденье.
– Потише. Хочешь, чтобы мы перевернулись?
– А ты хочешь умереть от змеиного укуса?
Келли взглянула через плечо на его ногу, где виднелись следы зубов. Сквозь джинсы проступила кровь, бедро распухло, туго натянув ткань джинсов.
– У тебя есть нож? – спросила Келли.
– С собой нет.
Она кивнула, думая о своем.
– Каждая секунда сейчас дорога. Мы уложим тебя в постель и позвоним доктору Мэрфи. Он ближе всех. Но мы все равно не можем сидеть и ждать, пока он приедет. Начнем лечение сами.
– Ты знаешь, как лечить от змеиных укусов?
Хэм впал в какое-то полузабытье. Каждый удар сердца болью отдавался в голове и в распухшем бедре. Горло все больше пересыхало, появилось ужасающее ощущение удушья.
Келли с силой хлестнула вожжами по лошадиной спине.
– Надо, чтобы весь яд вышел из тебя вместе с кровью.
Хэм замолчал. Прикрыл глаза. Голова кружилась, началась тошнота.
Больше они не произнесли ни слова до самого дома. Келли легко спрыгнула на землю. Подошла к Хэму.
– Сможешь выбраться сам?
– Думаю, да.
Ухватившись за край коляски, Хэм перенес вес тела па локти, попробовал встать на ноги и поморщился от боли.
– Ногу колет, как иголками.
Келли обняла его одной рукой за талию.
– Обопрись на меня.
– Не надо, все нормально, – отшатнулся он. 60 Они вошли в дом.
– Иди прямо наверх, – сказала Келли, – раздевайся и ложись в постель. Я позвоню врачу и тоже поднимусь.
Держась за перила, Хэм с трудом поднялся по лестнице. Келли подошла к телефону, висевшему на стене, сняла трубку и начала нетерпеливо крутить диск.
Хэм медленно разделся. Вид собственного тела потряс его. Распухшее бедро выглядело едва ли не вдвое толще обычного. Вокруг следов укуса образовался огромный багровый синяк. Дрожа всем телом, Хэм лег в постель и накрылся простыней. Он лежал неподвижно, страшась биений собственного сердца. Ведь каждое сокращение сердечной мышцы разносило яд все глубже по лабиринтам его кровеносных сосудов. Воображение рисовало рентгеновский снимок, подобный тому, какой он видел на обложке школьного учебника биологии: кровеносные сосуды на правой стороне человеческого тела окрашены в красный цвет, а сосуды на левой стороне – в синий. Интересно, сколько понадобится времени, чтобы яд дошел вместе с кровью до сердца, или до мозга, или до легких… куда он должен попасть, чтобы наступила смерть?
В своей жизни Хэм видел немало гремучих змей, в основном в каменоломне, где горнорабочие взрывали динамитом скалы, в пещерах которых дремали змеи, сплетясь, как макароны в суповой миске. Те, что оставались живы после взрыва, еще долго пребывали в шоке, так что рабочие успевали добить их палками или камнями. Обычно же жители поселка избегали встреч со змеями, так же как и змеи избегали людей.
Однако порой случалось, что какая-нибудь большая гремучая шея заползала в низину в поисках воды, особенно в засушливые периоды, и тогда встреча с человеком оказывалась неизбежной. Чаще всего такие встречи заканчивались гибелью змеи, но бывали и другие исходы, и Хэм о них хорошо знал. Вот почему при одном воспоминании об этом он содрогнулся. На лбу выступил холодный пот.
В мозгу у него все смешалось. Услышав за дверью в холле быстрые легкие шаги, он на какой-то короткий момент вообразил, что это мать пришла ему па помощь, как всегда, когда он заболевал или просто нуждался в се поддержке. Он едва не вскрикнул: «Мама!»
В дверях появилась Келли. Когда она подошла к его кровати, Xэм увидел у нес в руке раскрытую бритву.
– А это зачем?
– Я вскрою рану и выпущу кровь. Откинь простыни, я хочу взглянуть на твою ногу.
– Не надо меня резать! Я лучше подожду врача.
– Тогда может оказаться слишком поздно. Надо начинать лечение как можно скорее. Посмотри на себя. У тебя с каждой минутой повышается температура.
– Но я совсем разделся, на мне ничего нет! – Хэм прижал к себе простыню. – Я голый!
Лицо ее оставалось серьезным, только в глубине зеленых глаз что-то вспыхнуло.
– Я видела голых мужчин. Не будь ребенком, Хэм.
Не слушая его возражений, она снизу откинула простыню, обнажив его ноги до самых бедер.
– Господи, какой ужас!
На внутренней стороне левой ноги, немного выше колена, зияли две кровоточащие ранки на расстоянии примерно в дюйм друг от друга. Келли присела на кровать, нежно дотронулась до лица Хэма тыльной стороной ладони.
– Тебе очень больно?
Прикосновение мягкой прохладной руки к разгоряченному лицу оказалось необыкновенно приятным.
– Нет, не очень. Только я какой-то сонный. Не могу держать глаза открытыми.
– Ну так закрой их. – Она ласково погладила его по щеке. – Тебе в любом случае не стоит на это смотреть.
Тем не менее, Хэм все-таки лежал с открытыми глазами, глядя на мелкие трещинки в потолке и думая о матери. «Может быть, мы скоро будем вместе, мама». Мысль о смерти больше его не пугала. Он смутно ощущал, что Келли что-то делает с его ногой, но это были отрывочные, беспорядочные ощущения. Вот вонзилось в кожу острое лезвие бритвы – не очень больно, скорее, похоже на мгновенный ожог. Вот из раны выступила влага. А потом появилось странное, неведомое до сих пор ощущение чего-то влажного, теплого и мягкого, прижавшегося к ране. Он посмотрел вниз. Келли склонилась над ним. Держа обеими руками его ногу, она прижалась раскрытым ртом к ране и ритмично высасывала яд из отверстия в распухшем бедре.
Вначале Хэм наблюдал за ней с той же равнодушной отстраненностью, с какой раньше смотрел на змею, обвившую его ногу. Но вскоре пришел страх, боль, отвращение. Надо вырваться, ударить ее, оторвать от себя, так же как змею! Он лежал неподвижно, ослабевший от борьбы самых противоречивых чувств. Потом наступило что-то вроде летаргии, довольно приятной, охватившей все его существо. Словно какая-то неуловимая анестезия обволокла его, расслабила тело и парализовала волю.
Как зачарованный, смотрел он на девушку, прижавшуюся губами к его бедру. Она будто целовала его. Ее руки на его обнаженном теле… Ее губы на его обнаженном теле… Ее грудь, теплая и тяжелая под тонкой рубашкой из хлопка, прижавшаяся к его обнаженному телу. Внезапно столбняк прошел. Боль исчезла. Хэм ощущал небывалое возбуждение, которое не мог ни унять, ни остановить, даже если бы захотел. Он дрожал, он обезумел от желания.
Келли выпрямилась.
– Нет-нет, – простонал Хэм. – Пожалуйста, не останавливайся.
Теперь она могла видеть его обнаженное тело, а значит, и его желание. Но Хэм не стыдился этого. Он видел, словно сквозь зеленоватую туманную дымку, улыбающиеся развратные губы и развратные ярко-зеленые глаза.
Зеленоватая дымка потемнела, словно туча накрыла солнце над морем. Хэм почувствовал, что слепнет, тонет, задыхается. Потянулся к ней в поисках спасения.
– Спаси меня, Келли! Спаси!
– Я вернусь, Хэм. Я тебя спасу, – услышал он ее приглушенный смех.
«Я ненавижу тебя, Келли! Ненавижу…»
Дальше темнота. Тишина. Сладкая смерть.
Хэм очнулся, укрытый простыней, мокрой от пота. У кровати стоял доктор Уиллис Мэрфи. Его розовое лицо херувима выглядело непривычно суровым. Два кустика белого пуха торчали по обеим сторонам головы чуть повыше ушей. За исключением этого, ни на его лице, ни на голове не было ни единого волоска. Доктор никому не открывал свой возраст, однако Нат говорил, что доктор Мэрфи практиковал уже тогда, когда он, Нат Найт, ходил в коротких штанишках. В течение последних двадцати лет док Мэрфи грозился уйти на покой, но только после того, как найдет себе достойную замену – какого-нибудь бескорыстного и человеколюбивого выпускника мединститута. Сейчас, в 1922 году, он все еще оставался единственным терапевтом на пространстве к двадцать миль от Найтсвилла.
– Как ты себя чувствуешь, парень? – спросил он своим высоким, почти женским голосом.
– Вроде ничего…
Только сейчас он их увидел. Отец и Келли стояли по обе стороны кровати.
Старый Найт положил руку на плечо сына.
– Все в порядке. Ты выкарабкаешься. Сам доктор это сказал. В голосе его прозвучало почтение, какого Хэм не слышал со смерти матери.
– Тебе повезло, парень. Вот эта молодая леди спасла тебе жизнь. Выдавила всю кровь из раны, дочиста. – Доктор обернулся к Келли. – Вы смелая девушка.
– Она моя жена, Уиллис, – произнес Нат так, словно хотел разделить похвалу, предназначавшуюся Келли.
Хэм услышал голос Келли, и ему захотелось умереть. Сейчас она все им расскажет!
– Я сделала надрезы бритвой, по два крест-накрест на каждой ранке, подождала, пока вытечет кровь и рана совсем очистится, потом крепко перевязала ногу повыше раны, чтобы остановить кровь.
Хэм не верил своим ушам. Она не сказала им ни о том, что высасывала кровь из раны, ни о его безумном поведении! Он, похоже, и впрямь обезумел. Такого наговорил! И кому? Жене своего отца! Господи, как же он ее ненавидит!
Со страхом он поднял на нее глаза. Лицо ее выглядело ясным и безмятежным. Непостижимая женщина! Такая чистая и безгрешная в белом платье с гладко причесанными, распущенными по плечам волосами. Хэм впервые видел ее с такой прической за все время ее замужества. В зеленых глазах крылась загадка.
– Бедный Хэм, – продолжала она, глядя на него. – Он потерял сознание, когда я сделала надрез на ране. Метался как безумный, стонал, говорил что-то непонятное. – Она улыбнулась Хэму сладчайшей улыбкой.
– Он устал, – произнес доктор Мэрфи. – Оставим его, пусть отдыхает.
Оставшись один в комнате, Хэм думал только о Келли и ничего не мог понять. Почему она солгала? И солгала ли? Может быть, тот эпизод – только плод его воспаленного воображения? Хэм знал, что мечты по своей силе и живости восприятия нередко превосходят реальность. Ему очень хотелось уверить себя в этом. Такое объяснение его устраивало. Постепенно уверенность крепла все больше и больше. Конечно, это был бред, из тех, что так часто мучили его в последнее время. Ослабевший, но благодарный судьбе, он откинулся на подушку и закрыл глаза, вознося молитву: «Прости меня, Господи, и дай мне силы противостоять искушению…»
Он повторял и повторял эти слова, пока, наконец, не заснул беспокойным сном. Его мучили кошмары.
Вот он лежит обнаженный на пушистом облаке, согретый кроваво-красным сиянием. Она, в шелковой ночной рубашке его матери, склонилась над ним. От рассыпавшихся по плечам волос исходит сияние. Губы раскрыты, зеленые кошачьи глаза вспыхивают ярким блеском при виде его восставшей плоти.
Пальцы ее расстегивают перламутровую пуговицу ночной рубашки. Одним быстрым движением она обнажает грудь и плечи, спускает рубашку на пол. Она стоит перед ним обнаженная, улыбаясь своей лисьей улыбкой. Хэм до этого никогда не видел обнаженной женщины. Он потрясен безупречной симметрией ее тела, гармонией его форм, плавно переливающихся одна б другую. Какой разительный контраст с угловатым мужским телом! Здесь все мягкое, округлое, пышное, теплое, плодородное. Мать-земля, воплощение вечности для мужчины.
Хэм кричит от нестерпимого желания.
– Пожалуйста! Ну, пожалуйста, прошу тебя!
С грацией пантеры она прыгает на кровать, между его ног.
И здесь иллюзия кончается.
Хэм вскинул голову, приподнялся на локтях. Это не сон! Он лежит в своей комнате, на собственной кровати. На ночном столике светит керосиновая лампа под розовым абажуром. Бедро туго перевязано бинтом. Вид этого бинта окончательно возвращает его к реальности.
– Келли! Почему ты здесь?
– Потому что ты этого хочешь.
– Нет! Ты жена моего отца!
– Ш-ш-ш! А то мы его разбудим, твоего отца.
– Уходи, уходи скорее. Я тебя не хочу.
– Неправда, Хэм. Ты взрослый мужчина, а мужчине нужна женщина. Ты хочешь меня. – Она тихонько рассмеялась. – Не стоит больше это скрывать. Сегодня днем я сама видела, как сильно ты меня хочешь.
Хэм крепко сомкнул веки, не в силах смотреть на нее, не в силах видеть доказательство своего мучительного желания.
– Это был сон… Я был не в себе.
– Бедный Хэм!
Широко раздвинув колени, она опускается прямо на него. Он задыхается от наслаждения, тянется к ней, притягивает ее вниз, на себя, зарывается лицом в благоухающую ямку у нее на шее. Длинные волосы веером колышутся на подушке, покрывают его теплой завесой.
Потом он лежит лицом вниз, мучимый раскаянием и сознанием собственного греха, столь же сильным, как испытанное перед этим наслаждение.
Она гладит его мускулистую спину, шепчет ему в самое ухо:
– Ну как, теперь тебе лучше, Хэм?
– Прекрати, Келли!
Ее прикосновения показались ему вдруг невыносимыми, как прикосновение змеи. Он откатился от нее, сел на постели, глядя прямо перед собой, чтобы не видеть ее наготы.
– Посмотри на меня, Хэм.
– Нет! – хрипло пробормотал он. – Поскорее убирайся из моей комнаты. Если отец узнает, чем мы тут занимались, он убьет нас обоих. И поделом.
– Но как он об этом узнает, Хэм? Кто, кроме нас, ему расскажет?
У него задрожали руки.
– Ты нехорошая. Зачем ты явилась сюда? Зачем искушала меня?
Казалось, его гнев лишь забавляет Келли.
– Кто больше грешен – тот, кто искушает, или тот, кто поддается искушению?
– Ведь ты жена моего отца!
– А ты его плоть и кровь.
– Убирайся! И не разговаривай со мной в отсутствие отца! Чтобы ноги твоей больше не было в моей комнате!
Она молча обошла вокруг кровати, подняла брошенную на пол рубашку. В тусклом свете лампы в последний раз мелькнуло ее нежное обнаженное тело. Хэм лежал с закрытыми глазами, пока не услышал звук закрывшейся двери. А потом остался в темноте, один на один с сознанием собственного греха.
На следующее утро Нат на подносе принес ему завтрак. Хэм лежал, глядя в потолок, боясь встретиться с отцом глазами.
– Я не голоден.
– Все равно съешь. Так велел доктор Мэрфи. Ты должен есть, чтобы набраться сил.
– Со мной уже все в полном порядке.
– Знаю я твои штучки, молодой человек. Приятно, наверное, изображать из себя инвалида, когда за тобой ухаживает такая хорошенькая нянька, как Келли.
Сжавшись от ужаса, Хэм осторожно покосился на него. Нат нахмурился.
– В чем дело, парень? Ты весь побелел как полотно.
– Ничего, па. Просто голова закружилась.
– Это от голода, как я и говорил. Давай, садись и поешь яиц с беконом.
Хэм приподнялся, опершись на подушку. Нат поставил поднос ему на колени.
– Док заедет попозже, посмотреть на твою ногу. Я думаю, опухоль спала.
– Да. – Внезапно взгляд Хэма упал на книгу, лежавшую сбоку на подносе. – А это как сюда попало?
Нат пожал массивными плечами.
– Келли прислала. Говорит, ты просил ее вчера вечером.
Когда отец вышел, Хэм раскрыл Шекспира на странице, заложенной узкой полоской бумаги. Заметил, что одно четверостишие выделено карандашом.
О, странные мужчины! Могли бы наслаждаться тем,
Что начинают ненавидеть.
Дерзкие мысли проникают в черноту ночи.
Похоть и страсть влекут их к тому, что так ненавистно уму.
Хэм, не притронувшись к еде, отставил тарелку. Медленно закрыл книгу.
После полудня Келли появилась на пороге его комнаты в длинной прямой юбке и просторной блузе, скрывавшей фигуру. Ее бледное лицо казалось вымытым до блеска, оно так и светилось чистотой. Широко раскрытые зеленые глаза смотрели невинным взглядом. Волосы она уложила вокруг головы короной из двух блестящих толстых кос, как у девушки с фермы.
– Я принесла тебе ленч, – произнесла она бесцветным голосом. – Можно войти на минуту?
Лицо Хзма мгновенно вспыхнуло от воспоминаний о прошлой ночи. Помимо собственной воли он представил себе тело, скрытое под просторной бесформенной одеждой.
– Входи.
Не сказав ни слова, даже не взглянув в его сторону, она поставила поднос, повернулась и пошла к двери.
– Спасибо! – крикнул Хэм ей вслед. Она не ответила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Страх и боль пришли позже. Вскрикивая от ужаса и отвращения, Хэм соскочил с камня и побежал, высоко вскидывая ноги, колотя змею голыми руками. Она цепко обвилась вокруг его ноги всем своим длинным телом. В отчаянии он схватил ее обеими руками за тонкую шею чуть пониже головы и оторвал от своей ноги. Змея не собиралась сдаваться, била хвостом, издавая гремящие звуки; из открытой пасти капала ядовитая слюна. Держа змею па вытянутых руках, Хэм на одно короткое мгновение взглянул ей прямо в глаза – злобные, горящие яростью и ненавистью.
С диким криком Хэм одним резким движением оторвал змее голову и отбросил прочь, обезглавленное тело отшвырнул в другую сторону. Он поднял глаза и увидел белое как мел лицо Келли. Спотыкаясь, подошел к коляске.
– Она меня укусила, – произнес он как нечто само собой разумеющееся. – Отвезешь меня домой?
Легкую коляску швыряло по грязной дороге из стороны в сторону. Келли что было сил гнала лошадь, без устали щелкая кнутом, пока насмерть перепуганная кобыла не понеслась галопом.
Хэм вжался в сиденье.
– Потише. Хочешь, чтобы мы перевернулись?
– А ты хочешь умереть от змеиного укуса?
Келли взглянула через плечо на его ногу, где виднелись следы зубов. Сквозь джинсы проступила кровь, бедро распухло, туго натянув ткань джинсов.
– У тебя есть нож? – спросила Келли.
– С собой нет.
Она кивнула, думая о своем.
– Каждая секунда сейчас дорога. Мы уложим тебя в постель и позвоним доктору Мэрфи. Он ближе всех. Но мы все равно не можем сидеть и ждать, пока он приедет. Начнем лечение сами.
– Ты знаешь, как лечить от змеиных укусов?
Хэм впал в какое-то полузабытье. Каждый удар сердца болью отдавался в голове и в распухшем бедре. Горло все больше пересыхало, появилось ужасающее ощущение удушья.
Келли с силой хлестнула вожжами по лошадиной спине.
– Надо, чтобы весь яд вышел из тебя вместе с кровью.
Хэм замолчал. Прикрыл глаза. Голова кружилась, началась тошнота.
Больше они не произнесли ни слова до самого дома. Келли легко спрыгнула на землю. Подошла к Хэму.
– Сможешь выбраться сам?
– Думаю, да.
Ухватившись за край коляски, Хэм перенес вес тела па локти, попробовал встать на ноги и поморщился от боли.
– Ногу колет, как иголками.
Келли обняла его одной рукой за талию.
– Обопрись на меня.
– Не надо, все нормально, – отшатнулся он. 60 Они вошли в дом.
– Иди прямо наверх, – сказала Келли, – раздевайся и ложись в постель. Я позвоню врачу и тоже поднимусь.
Держась за перила, Хэм с трудом поднялся по лестнице. Келли подошла к телефону, висевшему на стене, сняла трубку и начала нетерпеливо крутить диск.
Хэм медленно разделся. Вид собственного тела потряс его. Распухшее бедро выглядело едва ли не вдвое толще обычного. Вокруг следов укуса образовался огромный багровый синяк. Дрожа всем телом, Хэм лег в постель и накрылся простыней. Он лежал неподвижно, страшась биений собственного сердца. Ведь каждое сокращение сердечной мышцы разносило яд все глубже по лабиринтам его кровеносных сосудов. Воображение рисовало рентгеновский снимок, подобный тому, какой он видел на обложке школьного учебника биологии: кровеносные сосуды на правой стороне человеческого тела окрашены в красный цвет, а сосуды на левой стороне – в синий. Интересно, сколько понадобится времени, чтобы яд дошел вместе с кровью до сердца, или до мозга, или до легких… куда он должен попасть, чтобы наступила смерть?
В своей жизни Хэм видел немало гремучих змей, в основном в каменоломне, где горнорабочие взрывали динамитом скалы, в пещерах которых дремали змеи, сплетясь, как макароны в суповой миске. Те, что оставались живы после взрыва, еще долго пребывали в шоке, так что рабочие успевали добить их палками или камнями. Обычно же жители поселка избегали встреч со змеями, так же как и змеи избегали людей.
Однако порой случалось, что какая-нибудь большая гремучая шея заползала в низину в поисках воды, особенно в засушливые периоды, и тогда встреча с человеком оказывалась неизбежной. Чаще всего такие встречи заканчивались гибелью змеи, но бывали и другие исходы, и Хэм о них хорошо знал. Вот почему при одном воспоминании об этом он содрогнулся. На лбу выступил холодный пот.
В мозгу у него все смешалось. Услышав за дверью в холле быстрые легкие шаги, он на какой-то короткий момент вообразил, что это мать пришла ему па помощь, как всегда, когда он заболевал или просто нуждался в се поддержке. Он едва не вскрикнул: «Мама!»
В дверях появилась Келли. Когда она подошла к его кровати, Xэм увидел у нес в руке раскрытую бритву.
– А это зачем?
– Я вскрою рану и выпущу кровь. Откинь простыни, я хочу взглянуть на твою ногу.
– Не надо меня резать! Я лучше подожду врача.
– Тогда может оказаться слишком поздно. Надо начинать лечение как можно скорее. Посмотри на себя. У тебя с каждой минутой повышается температура.
– Но я совсем разделся, на мне ничего нет! – Хэм прижал к себе простыню. – Я голый!
Лицо ее оставалось серьезным, только в глубине зеленых глаз что-то вспыхнуло.
– Я видела голых мужчин. Не будь ребенком, Хэм.
Не слушая его возражений, она снизу откинула простыню, обнажив его ноги до самых бедер.
– Господи, какой ужас!
На внутренней стороне левой ноги, немного выше колена, зияли две кровоточащие ранки на расстоянии примерно в дюйм друг от друга. Келли присела на кровать, нежно дотронулась до лица Хэма тыльной стороной ладони.
– Тебе очень больно?
Прикосновение мягкой прохладной руки к разгоряченному лицу оказалось необыкновенно приятным.
– Нет, не очень. Только я какой-то сонный. Не могу держать глаза открытыми.
– Ну так закрой их. – Она ласково погладила его по щеке. – Тебе в любом случае не стоит на это смотреть.
Тем не менее, Хэм все-таки лежал с открытыми глазами, глядя на мелкие трещинки в потолке и думая о матери. «Может быть, мы скоро будем вместе, мама». Мысль о смерти больше его не пугала. Он смутно ощущал, что Келли что-то делает с его ногой, но это были отрывочные, беспорядочные ощущения. Вот вонзилось в кожу острое лезвие бритвы – не очень больно, скорее, похоже на мгновенный ожог. Вот из раны выступила влага. А потом появилось странное, неведомое до сих пор ощущение чего-то влажного, теплого и мягкого, прижавшегося к ране. Он посмотрел вниз. Келли склонилась над ним. Держа обеими руками его ногу, она прижалась раскрытым ртом к ране и ритмично высасывала яд из отверстия в распухшем бедре.
Вначале Хэм наблюдал за ней с той же равнодушной отстраненностью, с какой раньше смотрел на змею, обвившую его ногу. Но вскоре пришел страх, боль, отвращение. Надо вырваться, ударить ее, оторвать от себя, так же как змею! Он лежал неподвижно, ослабевший от борьбы самых противоречивых чувств. Потом наступило что-то вроде летаргии, довольно приятной, охватившей все его существо. Словно какая-то неуловимая анестезия обволокла его, расслабила тело и парализовала волю.
Как зачарованный, смотрел он на девушку, прижавшуюся губами к его бедру. Она будто целовала его. Ее руки на его обнаженном теле… Ее губы на его обнаженном теле… Ее грудь, теплая и тяжелая под тонкой рубашкой из хлопка, прижавшаяся к его обнаженному телу. Внезапно столбняк прошел. Боль исчезла. Хэм ощущал небывалое возбуждение, которое не мог ни унять, ни остановить, даже если бы захотел. Он дрожал, он обезумел от желания.
Келли выпрямилась.
– Нет-нет, – простонал Хэм. – Пожалуйста, не останавливайся.
Теперь она могла видеть его обнаженное тело, а значит, и его желание. Но Хэм не стыдился этого. Он видел, словно сквозь зеленоватую туманную дымку, улыбающиеся развратные губы и развратные ярко-зеленые глаза.
Зеленоватая дымка потемнела, словно туча накрыла солнце над морем. Хэм почувствовал, что слепнет, тонет, задыхается. Потянулся к ней в поисках спасения.
– Спаси меня, Келли! Спаси!
– Я вернусь, Хэм. Я тебя спасу, – услышал он ее приглушенный смех.
«Я ненавижу тебя, Келли! Ненавижу…»
Дальше темнота. Тишина. Сладкая смерть.
Хэм очнулся, укрытый простыней, мокрой от пота. У кровати стоял доктор Уиллис Мэрфи. Его розовое лицо херувима выглядело непривычно суровым. Два кустика белого пуха торчали по обеим сторонам головы чуть повыше ушей. За исключением этого, ни на его лице, ни на голове не было ни единого волоска. Доктор никому не открывал свой возраст, однако Нат говорил, что доктор Мэрфи практиковал уже тогда, когда он, Нат Найт, ходил в коротких штанишках. В течение последних двадцати лет док Мэрфи грозился уйти на покой, но только после того, как найдет себе достойную замену – какого-нибудь бескорыстного и человеколюбивого выпускника мединститута. Сейчас, в 1922 году, он все еще оставался единственным терапевтом на пространстве к двадцать миль от Найтсвилла.
– Как ты себя чувствуешь, парень? – спросил он своим высоким, почти женским голосом.
– Вроде ничего…
Только сейчас он их увидел. Отец и Келли стояли по обе стороны кровати.
Старый Найт положил руку на плечо сына.
– Все в порядке. Ты выкарабкаешься. Сам доктор это сказал. В голосе его прозвучало почтение, какого Хэм не слышал со смерти матери.
– Тебе повезло, парень. Вот эта молодая леди спасла тебе жизнь. Выдавила всю кровь из раны, дочиста. – Доктор обернулся к Келли. – Вы смелая девушка.
– Она моя жена, Уиллис, – произнес Нат так, словно хотел разделить похвалу, предназначавшуюся Келли.
Хэм услышал голос Келли, и ему захотелось умереть. Сейчас она все им расскажет!
– Я сделала надрезы бритвой, по два крест-накрест на каждой ранке, подождала, пока вытечет кровь и рана совсем очистится, потом крепко перевязала ногу повыше раны, чтобы остановить кровь.
Хэм не верил своим ушам. Она не сказала им ни о том, что высасывала кровь из раны, ни о его безумном поведении! Он, похоже, и впрямь обезумел. Такого наговорил! И кому? Жене своего отца! Господи, как же он ее ненавидит!
Со страхом он поднял на нее глаза. Лицо ее выглядело ясным и безмятежным. Непостижимая женщина! Такая чистая и безгрешная в белом платье с гладко причесанными, распущенными по плечам волосами. Хэм впервые видел ее с такой прической за все время ее замужества. В зеленых глазах крылась загадка.
– Бедный Хэм, – продолжала она, глядя на него. – Он потерял сознание, когда я сделала надрез на ране. Метался как безумный, стонал, говорил что-то непонятное. – Она улыбнулась Хэму сладчайшей улыбкой.
– Он устал, – произнес доктор Мэрфи. – Оставим его, пусть отдыхает.
Оставшись один в комнате, Хэм думал только о Келли и ничего не мог понять. Почему она солгала? И солгала ли? Может быть, тот эпизод – только плод его воспаленного воображения? Хэм знал, что мечты по своей силе и живости восприятия нередко превосходят реальность. Ему очень хотелось уверить себя в этом. Такое объяснение его устраивало. Постепенно уверенность крепла все больше и больше. Конечно, это был бред, из тех, что так часто мучили его в последнее время. Ослабевший, но благодарный судьбе, он откинулся на подушку и закрыл глаза, вознося молитву: «Прости меня, Господи, и дай мне силы противостоять искушению…»
Он повторял и повторял эти слова, пока, наконец, не заснул беспокойным сном. Его мучили кошмары.
Вот он лежит обнаженный на пушистом облаке, согретый кроваво-красным сиянием. Она, в шелковой ночной рубашке его матери, склонилась над ним. От рассыпавшихся по плечам волос исходит сияние. Губы раскрыты, зеленые кошачьи глаза вспыхивают ярким блеском при виде его восставшей плоти.
Пальцы ее расстегивают перламутровую пуговицу ночной рубашки. Одним быстрым движением она обнажает грудь и плечи, спускает рубашку на пол. Она стоит перед ним обнаженная, улыбаясь своей лисьей улыбкой. Хэм до этого никогда не видел обнаженной женщины. Он потрясен безупречной симметрией ее тела, гармонией его форм, плавно переливающихся одна б другую. Какой разительный контраст с угловатым мужским телом! Здесь все мягкое, округлое, пышное, теплое, плодородное. Мать-земля, воплощение вечности для мужчины.
Хэм кричит от нестерпимого желания.
– Пожалуйста! Ну, пожалуйста, прошу тебя!
С грацией пантеры она прыгает на кровать, между его ног.
И здесь иллюзия кончается.
Хэм вскинул голову, приподнялся на локтях. Это не сон! Он лежит в своей комнате, на собственной кровати. На ночном столике светит керосиновая лампа под розовым абажуром. Бедро туго перевязано бинтом. Вид этого бинта окончательно возвращает его к реальности.
– Келли! Почему ты здесь?
– Потому что ты этого хочешь.
– Нет! Ты жена моего отца!
– Ш-ш-ш! А то мы его разбудим, твоего отца.
– Уходи, уходи скорее. Я тебя не хочу.
– Неправда, Хэм. Ты взрослый мужчина, а мужчине нужна женщина. Ты хочешь меня. – Она тихонько рассмеялась. – Не стоит больше это скрывать. Сегодня днем я сама видела, как сильно ты меня хочешь.
Хэм крепко сомкнул веки, не в силах смотреть на нее, не в силах видеть доказательство своего мучительного желания.
– Это был сон… Я был не в себе.
– Бедный Хэм!
Широко раздвинув колени, она опускается прямо на него. Он задыхается от наслаждения, тянется к ней, притягивает ее вниз, на себя, зарывается лицом в благоухающую ямку у нее на шее. Длинные волосы веером колышутся на подушке, покрывают его теплой завесой.
Потом он лежит лицом вниз, мучимый раскаянием и сознанием собственного греха, столь же сильным, как испытанное перед этим наслаждение.
Она гладит его мускулистую спину, шепчет ему в самое ухо:
– Ну как, теперь тебе лучше, Хэм?
– Прекрати, Келли!
Ее прикосновения показались ему вдруг невыносимыми, как прикосновение змеи. Он откатился от нее, сел на постели, глядя прямо перед собой, чтобы не видеть ее наготы.
– Посмотри на меня, Хэм.
– Нет! – хрипло пробормотал он. – Поскорее убирайся из моей комнаты. Если отец узнает, чем мы тут занимались, он убьет нас обоих. И поделом.
– Но как он об этом узнает, Хэм? Кто, кроме нас, ему расскажет?
У него задрожали руки.
– Ты нехорошая. Зачем ты явилась сюда? Зачем искушала меня?
Казалось, его гнев лишь забавляет Келли.
– Кто больше грешен – тот, кто искушает, или тот, кто поддается искушению?
– Ведь ты жена моего отца!
– А ты его плоть и кровь.
– Убирайся! И не разговаривай со мной в отсутствие отца! Чтобы ноги твоей больше не было в моей комнате!
Она молча обошла вокруг кровати, подняла брошенную на пол рубашку. В тусклом свете лампы в последний раз мелькнуло ее нежное обнаженное тело. Хэм лежал с закрытыми глазами, пока не услышал звук закрывшейся двери. А потом остался в темноте, один на один с сознанием собственного греха.
На следующее утро Нат на подносе принес ему завтрак. Хэм лежал, глядя в потолок, боясь встретиться с отцом глазами.
– Я не голоден.
– Все равно съешь. Так велел доктор Мэрфи. Ты должен есть, чтобы набраться сил.
– Со мной уже все в полном порядке.
– Знаю я твои штучки, молодой человек. Приятно, наверное, изображать из себя инвалида, когда за тобой ухаживает такая хорошенькая нянька, как Келли.
Сжавшись от ужаса, Хэм осторожно покосился на него. Нат нахмурился.
– В чем дело, парень? Ты весь побелел как полотно.
– Ничего, па. Просто голова закружилась.
– Это от голода, как я и говорил. Давай, садись и поешь яиц с беконом.
Хэм приподнялся, опершись на подушку. Нат поставил поднос ему на колени.
– Док заедет попозже, посмотреть на твою ногу. Я думаю, опухоль спала.
– Да. – Внезапно взгляд Хэма упал на книгу, лежавшую сбоку на подносе. – А это как сюда попало?
Нат пожал массивными плечами.
– Келли прислала. Говорит, ты просил ее вчера вечером.
Когда отец вышел, Хэм раскрыл Шекспира на странице, заложенной узкой полоской бумаги. Заметил, что одно четверостишие выделено карандашом.
О, странные мужчины! Могли бы наслаждаться тем,
Что начинают ненавидеть.
Дерзкие мысли проникают в черноту ночи.
Похоть и страсть влекут их к тому, что так ненавистно уму.
Хэм, не притронувшись к еде, отставил тарелку. Медленно закрыл книгу.
После полудня Келли появилась на пороге его комнаты в длинной прямой юбке и просторной блузе, скрывавшей фигуру. Ее бледное лицо казалось вымытым до блеска, оно так и светилось чистотой. Широко раскрытые зеленые глаза смотрели невинным взглядом. Волосы она уложила вокруг головы короной из двух блестящих толстых кос, как у девушки с фермы.
– Я принесла тебе ленч, – произнесла она бесцветным голосом. – Можно войти на минуту?
Лицо Хзма мгновенно вспыхнуло от воспоминаний о прошлой ночи. Помимо собственной воли он представил себе тело, скрытое под просторной бесформенной одеждой.
– Входи.
Не сказав ни слова, даже не взглянув в его сторону, она поставила поднос, повернулась и пошла к двери.
– Спасибо! – крикнул Хэм ей вслед. Она не ответила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43