— Расскажи, как это произошло, Бун, — попросила она. — Я хочу понять.
— Лучше бы тебе никогда такого не понимать, — с горечью проговорил он. — Пока шла война, мы забыли, за что мы сражаемся. Мир превратился в сумасшедший дом, где все ненавидели всех и убивали друг друга без причины. — Он поднял на Джуди пустой взгляд. — Некоторым нравилось это бесконечное кровопролитие, а мне было тошно. Когда я увидел свое имя в списке убитых, я решил, что это знак свыше. Можешь назвать меня трусом, но у меня возникло чувство, что я больше не обязан участвовать в этой бессмысленной бойне.
Его глаза сузились, и Джуди поняла, что не только эти воспоминания причиняли ему боль. Она вспомнила, как Билли дразнил его призраками прошлого. Ей хотелось узнать больше, но она лучше других понимала, какой прочной стеной Бун отгородил свою душу. Ему несвойственно рассказывать о себе.
Как будто в подтверждение ее слов он встал — они оказались по разные стороны кровати.
— Слушай, мы две ночи почти не спали и оба устали. Я потушу лампу и буду глядеть в окно, а ты раздевайся и забирайся под одеяло. В постель, — поправился он, протягивая руку к лампе. — На полу лягу я.
Джуди досадливо сморщилась: опять он решает за нее, но тут же призналась себе, что ей хочется хоть раз проспать ночь, сняв платье и обувь.
Она быстро сняла платье и нижние юбки и осталась в одной рубашке. Так же торопливо она уложила свои вещи на комод, зная, что они понадобятся ей утром. Завтра она найдет Рафа, радостно подумала она, юркнув под одеяло. Скоро они с Рафом вернутся в Камелот.
И тут же ее кольнула мысль: но Буна с ними не будет. Очень вероятно, что завтра они расстанутся навсегда.
— Я легла, — сказала она. Тоска сжала ей горло. — Можешь поворачиваться.
Бун, стоявший у окна, раздвинул шторы. Светила полная луна, и его силуэт четко вырисовывался в ее сиянии. Одинокий, молчаливый, он глядел в небо, словно ища там ответа. Глядя на его точеные черты, Джуди ощущала твердость его духа, одиночество, которое он нес как знак отличия. В горле у нее встал ком.
Ну почему он хочет все делать один? Неужели он не видит, что вдвоем у них все получается гораздо лучше?
Когда Бун заговорил, ей показалось, что он так же далек от нее, как звезды.
— Если хочешь знать, я пытался избавиться от Билли с приятелями, но у них шесть револьверов, а у меня один, и Билли никогда не отступается от своего. Будь с ним осторожнее, Джуди. Он не привык, чтобы женщина ему отказывала.
Джуди растерялась. Зная Буна, она и не предполагала, что он выразит сожаление о скором расставании, но все-таки надеялась, что он заговорит о чем-нибудь более близком им обоим, чем его несносный приятель.
— Ты хочешь сказать, что он увязался с нами из-за меня? Бун пожал плечами.
— Такой это человек, никогда не знаешь, что он замышляет. Я просто предупреждаю тебя: не обманывайся насчет его, не поддавайся его преступному обаянию. И никогда не оставайся с ним наедине.
Бун подошел к кровати. На секунду у Джуди перехватило дыхание. Вот оно! Он идет к ней. Он тоже понял, что до расставания осталось всего несколько часов. Конечно, воспитанной девице следует оттолкнуть его: все, что он говорил о гнусных намерениях Билли, без сомнения, относится и к нему самому. Но Джуди отчетливо понимала, что это ее последняя возможность ощутить его прикосновение, то, к чему ее естество стремилось с той минуты, как она его впервые увидела.
Она представила себя в положении Лилы и почувствовала, как кружится голова, но Бун только взял со столика револьвер и пошел к постеленному на полу одеялу.
Джуди сделала выдох, желая избавиться от боли, сжавшей ей сердце. Но та по-прежнему держала его ледяными пальцами. Ей больше не было видно Буна: свет луны не проникал в ту часть комнаты, где он собирался спать, но она слышала, как он лег и устроился поудобнее. И вместо благодарности ощущала только грусть и чувство потери.
Он действительно джентльмен, сказала она себе, и ей повезло, что дверь их комнаты охраняет такой сильный и надежный мужчина. Хоть он и упрям как мул, хоть он часто действует ей на нервы, Такер Бун тем не менее порядочный человек.
И все же Джуди пожалела, что он сегодня, на одну ночь, не оказался чуть-чуть негодяем.
Однако Такер в эту минуту отнюдь не ощущал себя порядочным человеком. Он слышал тихое дыхание Джуди. Она заснула, но ему от этого нисколько не стало легче. Зная, что ее почти обнаженное тело так близко и одновременно так далеко, он пожалел о воспитании, которое дала ему мать. Какой же он лицемер! Предостерегает ее от ухаживаний Билли, а сам… если бы она сказала хоть слово, хотя бы взглянула…
«Дьявол!» — выругался Такер про себя. Лучше бы она оставалась мальчишкой.
Он понимал, что его желания глупы, что любое прикосновение к ней может привести лишь к катастрофе, но у него все равно ныло в паху, он все равно вожделел ее телом и душой. За прошедшие с момента встречи дни в нем возникло такое тяготение к ней, которое он не мог ни понять, ни обуздать.
Он снова и снова бросал взгляд на освещенную луной постель: спит, как невинный ангел. Он отчетливо помнил, как обнимал ее спящую на палубе, чувствуя ее доверие, согреваясь ее теплом. Узнав Джуди, он неожиданно захотел тех простых вещей, которые она считала само собой разумеющимися: уютный дом, счастливую семью, ту жизнь, от которой он давным-давно отказался. Эта женщина порождала в нем надежду, что, прикоснувшись к ней, овладев ею, он сможет все это получить. Почему? Что в ней такого?
Такер перевернулся на другой бок, злясь на самого себя. Все это слабость и дурость. Он слишком хорошо усвоил жизненные уроки, чтобы теперь вдруг ими пренебречь. Некоторым на роду написано бродить по свету в одиночку; если они опытаются это изменить, им станет только хуже. Так было с его мамой, и так будет с ним. Горький опыт говорил ему, что Билли прав: от судьбы не уйдешь.
Бессмысленно об этом даже мечтать. Но как случилось, что за такое короткое время эта женщина сумела так прочно завладеть его помыслами? Он весь горел желанием, его тело изнывало. А она лежит там, такая милая, такая светлая, и верит, что он не причинит ей зла.
Как будто в опровержение этих мыслей Джуди стала всхлипывать во сне. Такер прислушался: померещилось, что ли? Может, этот звук раздался за окном? Но вот он повторился, громче, отчаяннее. «Папа, не надо!» — внезапно крикнула она.
Не раздумывая, Такер вскочил и бросился к Джуди.
Глава 15
Сначала Джуди показалось, что сон продолжается. После кошмара, где она опять оказалась во власти отца, это было похоже на чудо — почувствовать себя в безопасности в объятиях Буна.
— Все в порядке, — шептал он ей на ухо. — Тебя больше никто не обидит.
Да, он защитит ее от обид.
— Мне приснился папа, — сказала она. — Он гнался за мной и тут увидел, как мне на помощь спешит, размахивая ручонками, Кристофер. И сладострастно улыбнулся, словно предвкушая, как он изобьет мальчика до полусмерти. А когда я увидела винтовку, я уже могла думать только об одном — я не дам ему издеваться над Кристофером, ни за что!
— И ты убила собственного отца?
Джуди почувствовала, как Бун точно окаменел. Сейчас он отодвинется от нее и скажет, что она такая же полоумная, как ее отец и дядя Анри. Ее охватила дрожь, которую она не могла побороть, — так всегда случалось после этих кошмаров.
— Нет, я всего лишь ранила его в ногу, — проговорила она. — Но это было ошибкой. Рана его не остановила, только еще больше озлобила.
К ее облегчению, Бун не выпустил ее из объятий, а вместо этого успокаивающе погладил по спине.
Дядя Анри сказал бы, что такую, как она, не стоит успокаивать. Пусть снова и снова переживает свою вину.
— Умом я знаю, что все это осталось в прошлом, — сказала она Такеру. — Но боюсь, что из моего сердца никогда не уйдет ненависть к отцу, который так грубо над нами надругался.
Бун обхватил ладонями ее лицо и повернул к себе.
— Зная тебя, я уверен, что твой отец заслужил ненависть. Но подумай, кому ты причиняешь больше всего страданий, — самой себе. У тебя впереди еще целая жизнь — нельзя, чтобы ее погубила ненависть. Если ты не освободишься от нее, получится, что победил он, что твои лучшие молодые годы пропали зря.
— Как твои? Он хмуро кивнул.
— Ненависть — страшная вещь. Если ей позволить, она тебя поработит. И тогда тебе не будет спасения.
Глядя ему в глаза, Джуди физически ощутила его одиночество и жгучее желание помочь ему. Она больше не могла и не хотела бороться с притягательной силой этого человека.
— Тогда давай спасем друг друга, — сказала она и, обняв его за шею, притянула к себе.
Он застонал, как утопающий, который знает, что ему пришел конец. И прильнул к ее губам.
Джуди захлестнула волна ледяного жара. Бун прижал ее к груди, и она потеряла ощущение действительности. Едва слышный внутренний голос говорил ей, что она совершает опасную глупость, что благовоспитанная и здравомыслящая девица на ее месте пустилась бы наутек. Но ее тело требовало ласки, ее сердце напоминало ей, что другого случая у нее не будет, а посему она решила, что за близость с этим человеком не раздумывая заплатит самую дорогую цену.
Бун больше не сопротивлялся своим порывам. Он раздвинул языком ее губы и проник в рот. Джуди тонула в сладостных ощущениях и совсем забыла, что делает что-то запретное. Природа взяла свое. Джуди теперь подчинялась только инстинктам. Она жила лишь этим мгновением и ощущала лишь руки Буна, умело ласкающие ее тело.
Ей вдруг стала мешать ее тонкая рубашка. Она почему-то начала давить на ее отвердевшие груди. Скользнув руками по груди Буна, она почувствовала тугие мышцы и жесткие волосы. Новая волна желания, темная и неотвратимая сила, накатила на нее от сознания, что она лежит в постели с этим человеком, позволяя ему такое, что еще вчера вызывало у нее ужас. И оказывается, она хочет близости с ним больше всего на свете.
Джуди выгнула спину, молча предлагая ему себя. Его теплая рука накрыла ее грудь, заставив ее трепетать от наслаждения. Он оторвал свои губы от ее, нагнулся и поцеловал ее грудь через тонкий батист рубашки. Какое блаженство! Выполняя ее невысказанную просьбу, он принялся играть языком с соском, пока рубашка не промокла в этом месте, потом занялся другой грудью.
У Джуди кружилась голова от упоения. Бун приподнялся, с улыбкой посмотрел на нее и опять припал к ее губам. Скинув так мешавшее им одеяло, он вытянулся рядом с ней, прижался к ней своей горячей обнаженной грудью и вновь завладел ее губами. Жаркая волна страсти прокатилась по Джуди. Еще! Еще! — безмолвно кричала она.
Она жалась к нему со сладостными стонами, гладила его, исследуя это большое мускулистое тело, на которое ей так долго приходилось смотреть издалека. Каждое прикосновение — к густым русым волосам, к могучей груди, сильным рукам, жесткой ткани брюк — доставляло ей острое наслаждение.
В ответ Бун просунул руку под ее рубашку, погладил ее по животу и ниже, потом стянул с нее рубашку через голову и бросил ее на пол. Привстав, он смотрел на ее обнаженное тело. Странно, это нисколько ее не смущало. И откуда взялась эта смелость, это бесстыдство! Но он глядел на нее горящим взглядом, нежно улыбался, с благоговением касался ее тела, и Джуди чувствовала, что желаннее ее для него нет ничего на свете. Он не произнес слов: «Как ты красива!», но его взгляд горел восхищением.
Продолжая улыбаться, он наклонился к ее груди. Если даже его поцелуи через рубашку привели ее в возбуждение, то ощущение его горячего языка на обнаженных сосках чуть не свело ее с ума.
Руки Буна скользили по всему ее телу, пропускали через пальцы ее волосы, забирались между ног, трогая самое сокровенное местечко, лишая ее всякой воли. С каждым его прикосновением в ней все жарче разгоралось внутреннее пламя, все сильнее нарастало желание. Ей и в голову больше не иходило, что она может ему отказать. Издавая сладострастные стоны, целуя его солоноватую от пота кожу — как сладка она на вкус! — она вся напряглась, устремляясь к какой-то цели, хотя ее затуманенный страстью мозг и не осознавал, что это за цель.
И вот уже, успев каким-то образом скинуть брюки, он стоит перед ней на коленях во всей своей великолепной наготе. Раздвинув ей ноги, он опять посмотрел ей в лицо.
— Ты уверена? — спросил он осипшим от напряжения голосом. — Милая, мне так не хочется, чтобы мы об этом пожалели!
Ну к чему эти вопросы? Она хотела только одного — ощутить его в себе.
— Не надо разговаривать, — сказала Джуди, притягивая к себе его голову. — Лучше поцелуй меня еще раз.
И он стал целовать ее, и все сомнения отступили перед приливом страсти. Ненасытно целуя ее, он обхватил ее ягодицы и медленно вошел в нее, глядя ей в глаза. А она улыбалась ему, упиваясь каждым толчком, поражаясь тому, как это прекрасно, как естественно: слиться с ним воедино.
Она двигалась в такт его движениям. Темп все нарастал, ее пальцы судорожно вцепились ему в плечи, каждый толчок словно пробуждал в ней какие-то новые ощущения, которым она не знала названия. Она могла лишь чувствовать, и эти чувства были необыкновенно прекрасны.
Он заставлял ее взмыть все выше и выше, изгоняя из ее тела всех демонов, которыми она еще так недавно была одержима, и каждая новая волна страсти очищала и возвышала ее, пока в самых ее недрах не произошел колоссальной силы взрыв, после чего Джуди впервые в жизни ощутила себя цельным, здоровым человеком.
Она крепко держалась за Буна, тело которого тоже содрогалось в сладостных конвульсиях, радуясь, что смогла подарить ему это, и мечтая подарить много больше. После стольких лет страданий и сомнений этот человек доказал ей, что она — полноценная женщина, что она способна ощущать это огромное наслаждение. Его прикосновения, его взгляды убеждали ее, что пришла пора очиститься от ненависти и простить самой себе свое прошлое. Сам не зная о том, Такер Бун даровал ей спасение.
И потому что он не мог этого знать, она не прошептала ему слов, которые переполняли ей сердце, вообще не сказала ни слова, опасаясь обрушить на Буна неудержимый поток благодарности. И даже когда он сказал: «Это было потрясающе» — и вытянулся рядом с ней, она только улыбнулась и тихо ответила: «Да, потрясающе».
Молча лежа около него, Джуди подавляла в себе желание вновь прильнуть к нему, потребовать, чтобы он любил ее еще и еще, до тех пор пока утро не заставит их оторваться друг от друга. Но она знала, что Бун не терпит назойливых женщин, и не питала иллюзий, будто то, что между ними произошло, изменило его характер. Если она хочет вознаградить этого человека за те чувства, которые он ей подарил, она должна сделать так, как он просил, — отпустить его завтра на свободу. Не жалуясь и ни за что его не упрекая.
Вдруг он вздохнул, и Джуди вся напряглась, ожидая, что сейчас он сам об этом заговорит. Но вместо этого он спросил:
— Отец тебя изнасиловал?
Джуди была потрясена его проницательностью. Никто ни разу не догадался ее об этом спросить, даже братья.
Нет, не он, а человек, которому он проиграл меня в карты — объяснила она, сама удивляясь своему спокойствию.
Бун был первым, кому она об этом рассказала, но она хотела быть с ним откровенной, чтобы исцелиться окончательно.
Бун повернулся на бок и вперился в нее ошеломленным взглядом:
— Он заплатил карточный долг родным ребенком?
Джуди кивнула.
— Помнишь тот кошмар, про который я тебе говорила: мне снилось, как он избивает меня за то, что я убежала из дома после… после того, что сделал со мной тот жуткий человек… — Джуди умолкла: оставались вещи, о которых она все еще не могла говорить спокойно. — А потом выяснилось, что ему и не надо было платить долг. Этого садиста, которому он меня отдал, уличили в шулерстве, и какой-то другой прощелыга пустил пулю в его черное сердце.
— А где же был твой отец? Твои братья? За то, что он с тобой сделал, я избил бы его до полусмерти.
Его негодование согрело Джуди душу. Но пришлось продолжить объяснения:
— Никто об этом не узнал. Этот человек умер тем же вечером, никому ничего не сказав. А мне было стыдно в этом признаваться. Кроме того, папа не знал, что я девочка, он считал меня, как и другие, мальчиком.
Красивое лицо Буна озадаченно нахмурилось.
— Твой родной отец не знал, что ты девочка?
— Мне было только одиннадцать лет, и ему не приходило в голову как следует ко мне присмотреться.
Как страшно звучали эти слова, но такова была их жизнь с Жаком Морто.
— Сначала мама побоялась открыться, что родила девочку, — он бы ее за это избил. А потом она продолжала поддерживать эту ложь, чтобы защитить меня. Папа презирал женщин. Считал, что они слабые, бесполезные создания. Если бы я призналась ему, что сделал со мной тот человек, он только сказал бы, что я сама в этом виновата — не надо обманывать отца. Нет, я затолкала этот позорный эпизод на задворки своей памяти, иначе отец поносил бы меня до конца моих дней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33