За обедом Агнес не преминула заметить, что Роберту гораздо легче было бы управляться с креслом на колесах, и Обри немедленно вспылил. Вечер был безнадежно испорчен, и все, не сговариваясь, решили уйти из гостиницы как можно скорее. Избавившись наконец от общества Обри, Элиза почувствовала огромное облегчение, однако ей совсем не улыбалось сидеть в тесной каюте вдвоем с Агнес. Та непременно начала бы нескончаемый монолог о своеволии и избалованности Обри, а также о необходимости строго следовать распоряжениям его отца. Обычно, когда Агнес начинала жаловаться подобным образом, Элизе приходилось напрягать всю свою волю, чтобы удержаться от резкого ответа, но сейчас она вовсе не была уверена, что сможет это сделать.
— Я немного побуду на палубе, — сказала она Клотильде. — Спускайся в каюту и позаботься об Агнес: Скоро я к вам присоединюсь.
— Но вам не следует находиться на палубе одной, мисс, — возразила горничная.
— Я уверена, что никакой опасности нет. Не правда ли, капитан?
— В общем-то нет, мисс. Я поставил вахтенного и велел убрать сходни, — подтвердил капитан.
— Вот видишь, — улыбнулась Элиза и погладила руку Клотильды. — Не волнуйся, Кло. Мне просто необходимо немного побыть одной.
Горничная ответила ей понимающим взглядом.
— Подальше от нее, верно? — заговорщически прошептала она и скрылась внизу.
Когда все наконец спустились и палубный люк был закрыт, Элиза без сил опустилась на ступеньки трапа, ведущего на полуют. Все шло не так, как она мечтала. Обри — несносный мальчишка, хотя может быть очень милым, когда захочет. Кузина Агнес, наверное, самая толстокожая и бесчувственная женщина на свете. Зачем она постоянно возвращается к одной и той же теме, прекрасно зная, как это действует на Обри? Элиза и сама ощущала горячее желание просто-напросто взять и выкинуть за борт это проклятое кресло на колесах, что ж тут говорить о мальчике, который провел в нем столько мучительных месяцев?
Стоя на палубе, девушка задумчиво смотрела в темноту перед собой и вдруг увидела маленький красный огонек, ярко вспыхнувший и тут же потускневший. Приглядевшись внимательнее, она различила очертания соседнего корабля, темной громадой высившегося рядом с «Леди Хэбертон». Этот корабль называется «Хамелеон», вспомнила она. На корме его висел фонарь, да еще откуда-то с нижней палубы пробивался слабый свет, но большая часть судна была погружена во мрак. Только вот эта крошечная красная искра… Наверное, кто-то курит на палубе, решила Элиза. Может быть, вахтенный? А что, если он наблюдает за ней?
При мысли об этой она плотнее запахнулась в накидку. Даже здесь, на юге, ночи на море были достаточно прохладными и свежими, но сейчас ее бросило в дрожь вовсе не от холода. Было что-то грозное, вселяющее трепет в этом невидимом наблюдателе и в самом корабле — темном, вооруженном множеством пушек, с непристойной фигурой на носу… Корабль и его команда словно намеренно бросали вызов обществу. А может, это вообще пираты, вдруг подумала девушка.
Подумав об этом, Элиза невольно попятилась обратно к люку, не сводя глаз с тускло мерцавшего огонька. Он вдруг начал двигаться в ту же сторону, что и она, и сердце у Элизы ушло в пятки. Значит, кто-то на соседнем корабле действительно наблюдает за ней! Не тот ли великан африканец, которого она видела днем?
Красная искра еще раз ярко вспыхнула, затем вдруг прочертила в воздухе дугу и с еле слышным шипением погасла, коснувшись воды. Элиза отпрянула, споткнулась и чуть не пересчитала затылком ступеньки трапа. Что за глупость, уговаривала она себя, пытаясь унять бешено бьющееся сердце. Ничего не случилось, просто какой-то человек выбросил в воду окурок. Но темнота, словно сгустившаяся после этого, напугала Элизу еще больше. Нервы ее не выдержали и, бормоча под нос словечки, которые она слышала от братьев, но никогда до сих пор не осмеливалась произнести вслух, Элиза развернулась и опрометью кинулась прочь.
Киприан, почти раздетый, в одних хлопчатых бриджах, давал последние наставления Ксавье:
— Подведешь ялик к корме, под окно его каюты. Мы дадим ему снотворного, чтобы не орал, и спустим вниз на веревках. Если кто-нибудь поднимет тревогу и вас заметят, бросай ялик и плыви к берегу. Сейчас достаточно темно, в воде тебя никто не увидит.
— А если при этом бедный мальчик случайно утонет? — осведомился Ксавье.
Киприан смерил своего первого помощника тяжелым взглядом.
— Если ты утопишь его, я утоплю тебя, — буркнул он, всем своим видом давая понять, что шутить не намерен. Он был зол на Ксавье и на себя. Не надо было рассказывать помощнику об истинных мотивах похищения, но Киприан чувствовал непреодолимую потребность поговорить хоть с кем-нибудь. Увы, Ксавье не одобрил его затею, и именно поэтому Киприан решил взять с собой Оливера, а Ксавье оставить в ялике. — Постарайся никого не убить, — сказал Киприан Оливеру, привязывавшему к ноге нож. — Конечно, если иначе мальчишку будет не заполучить… — Он не договорил, вызывающе взглянув на хмурого Ксавье. Затем плеснул в кружку мадеры и сделал большой глоток. — За успех! — провозгласил он, передавая кружку Оливеру.
— За удачную охоту! — присоединился к нему Оливер. Его мальчишеское лицо горело нетерпением и азартом. Он выпил свою порцию и отдал кружку Ксавье.
Африканец подержал кружку, утонувшую в его широченных ладонях, затем приподнял ее, словно чокаясь с Киприаном.
— За нашего капитана и за мир! За то, чтобы когда-нибудь ты обрел его.
Эти слова продолжали звучать в ушах Киприана, когда он бросился с ялика в ледяные воды бухты Сент-Питер. Первый помощник явно вознамерился наставить его на путь добродетели. С тех пор как Ксавье женился на этой бродяжке Ане, он день ото дня становился все более мягким и нерешительным, с точки зрения Киприана. Но если у него теперь такая чувствительная совесть, то это его проблема, и ничья больше. И, в молчании плывя рядом с Оливером к спящему кораблю, скрывавшему его добычу, Киприан приказал себе выкинуть из головы все мысли о Ксавье. Что бы ни думал сейчас его первый помощник, как бы ни относился он в глубине души к его намерениям и мстительным планам, в том, что Ксавье выполнит приказ своего капитана, можно было не сомневаться — Киприан готов был поставить на это собственную жизнь. Да разве им не приходилось держать в руках жизнь друг друга столько раз, что и не сосчитать?
Достигнув правого борта «Леди Хэбертон», Оливер и Киприан некоторое время плыли вдоль него, разглядывая палубу.
— В кормовой части две каюты, — пояснил Оливер. — Его — та, что правее. А вон шлюпка привязана, очень удобно. Придется нам изобразить канатоходцев.
Ухватиться за грубый канат, удерживавший маленькую шлюпку возле высокого корабельного борта, и вскарабкаться по нему наверх было для обоих детской забавой. Оливер лез как мартышка, перебирая всеми четырьмя конечностями, Киприан просто подтягивался на руках. За те годы, что ему пришлось беспрестанно карабкаться вверх и вниз по вантам, мышцы его рук и плеч настолько развились, что этот подъем не составил для него никакого труда.
Они перемахнули через борт и, укрывшись в тени на полуюте, с осторожностью осмотрелись. Несколько раньше Киприан заметил здесь женский силуэт, но женщина, кто бы она ни была, долго на палубе не задержалась. Сейчас тут не было ни души, только в отдалении стоял вахтенный, наблюдавший за берегом и потому не заметивший их появления. Если все пойдет как задумано, мальчишка окажется на борту «Хамелеона» прежде, чем кто-либо поднимет тревогу.
Небо на горизонте озарилось тусклой вспышкой, через несколько секунд послышалось глухое ворчание еще далекого грома. Прекрасно, подумал Киприан, гроза заглушит возможные звуки борьбы со слугой мальчика. От налетевшего порыва ветра его мокрая кожа покрылась мурашками, но он не замечал холода. Время долгожданной мести настало.
Элиза в своей каюте тоже услышала отдаленный рокот грозы. Вскоре последовала новая вспышка молнии, на этот раз громыхнуло гораздо сильнее, и сразу же где-то рядом раздался крик. Это Обри, поняла Элиза. Она села в постели и прислушалась, надеясь, что Роберт сумеет успокоить мальчика. Но Обри вскрикнул снова. Может быть, зайти к нему?
Вновь сверкнула молния, залив тесную каюту мертвенным, призрачным светом, и Элизе стало ясно, что идти придется: кузина Агнес спала сном младенца в своей постели, а вот койка Клотильды была пуста. Раз Клотильды нет здесь, она может быть только с Робертом, а это значит, с упавшим сердцем поняла Элиза, что Обри остался один.
Новый крик, в котором явственно звучал панический ужас, заставил Элизу нехотя вылезти из постели. Она сунула ноги в комнатные туфли из мягкой кожи, накинула розовый стеганый халат и, бормоча проклятия в адрес нерадивых слуг, выскользнула из каюты.
Разумеется, Обри был один. Ощупью отыскивая кровать мальчика в кромешной тьме, Элиза мысленно поклялась, что завтра Роберту и Клотильде придется познакомиться с не самыми приятными сторонами характера молодой госпожи.
— Это всего лишь гроза, Обри. Обычная гроза. Не надо бояться, — ласково сказала она, добравшись наконец до кровати.
Обри сидел в постели и, как только она коснулась его, судорожно обхватил Элизу за талию.
— Ненавижу грозу, — бормотал он. — Ненавижу молнию. Ненавижу гром… — Оглушительный грохот прервал его, он спрятал лицо у Элизы на груди, а она вдруг поняла, почему он так боится грозы. Его лошадь испугалась внезапно налетевшей летней грозы и сбросила его. Та гроза была короткой, но очень сильной, вспомнила Элиза. В их поместье несколько деревьев вывернуло тогда из земли с корнями. А для Обри последствия оказались еще более печальными.
— Ш-ш-ш, — шепнула она, прижав мальчика к себе. — Она скоро пройдет, вот увидишь.
Едва Элиза произнесла эти слова, как в толстое стекло иллюминатора забарабанили первые капли дождя, а затем ливень хлынул стеной, и его шум словно отгородил их от всего остального мира. Худенькие плечи Обри вздрагивали от рыданий, его слезы уже промочили халат Элизы, но она почувствовала перемену, так же как и в погоде за окном: взрыв неистового отчаяния сменился тихой печалью.
Элиза устала стоять, склонившись над кроватью, и села рядом с Обри. Он тут же прижался к ней, рыдания сменились прерывистыми всхлипами.
— Ну вот. Теперь тебе лучше? — спросила она. Мальчик потряс головой:
— Она может вернуться.
— Не думаю, — возразила Элиза. — Молния бывает только вначале. Как только начался дождь, уже не может быть ни грома, ни молний… — Ослепительная вспышка, сопровождаемая нестерпимым грохотом, тут же опровергла ее слова. Оба подскочили от неожиданности, а Элизе показалось, что у нее остановилось сердце. Не раздумывая, она юркнула в кровать и накрыла себя и Обри одеялом с головой. Ростом она ненамного превосходила его, но сейчас он свернулся клубочком в ее объятиях, словно перепуганный котенок, и казался таким маленьким! Рядом с ней он, по-видимому, чувствовал себя немного спокойнее. Постепенно, пригревшись в своем гнездышке, Элиза и Обри перестали обращать внимание на бушевавший снаружи шторм, раскачивавший стоявший на якоре корабль.
Некоторое время слышался лишь шум дождя, да порывы ветра ударяли в окно. Вдруг Обри прошептал:
— Расскажи мне сказку.
— Сказку? — удивилась Элиза. — Но я не знаю никаких сказок.
— Сказки все знают, — заявил Обри. Элиза вздохнула:
— Ну хорошо… Давным-давно жил-был маленький мальчик, который не хотел расти…
Она вспоминала обрывки старой сказки, которую ей когда-то рассказывала одна из ее сиделок. Там было что-то о волшебном острове, где мальчики не вырастали большими, если не хотели, но потом им приходилось сталкиваться с последствиями своего решения и сожалеть о нем. Элиза говорила шепотом, медленно, то и дело останавливаясь, чтобы припомнить продолжение или наскоро придумать его самой.
Прошло не так уж много времени, и Элиза поняла, что Обри уснул. Дыхание его сделалось тихим и ровным, встрепанная голова, лежавшая на ее плече, отяжелела. Девушка прервала свой рассказ и не удержалась от улыбки. На самом деле Обри был милым ребенком. Она не слишком хорошо знала его до несчастного случая, потому что всякий раз, когда родители Обри собирались куда-нибудь с визитом, он предпочитал убегать в поле или на конюшню, но в общем это был довольно славный мальчуган. Просто случившееся с ним несчастье испортило его характер.
Элиза прикоснулась губами к его горячему лбу и в глубине души вознесла пламенную молитву к небесам. Пусть жаркое солнце Мадейры пойдет на пользу его ноге, пусть поможет ему исцелиться и телесно, и духовно.
И пусть у нее когда-нибудь будут свои милые детишки.
Девушка зевнула и улыбнулась, дивясь себе самой. Надо же: всего три дня прошло, как она сбежала от своего жениха, а теперь мечтает о детях, которые у них могли бы быть.
Она осторожно подвинулась, сняв голову Обри со своего плеча. Тот пробормотал что-то нечленораздельное и свернулся калачиком у нее под боком. Элиза не спешила покидать его постель. Снаружи хлестал дождь. Она понимала, что нужно вернуться в свою каюту, но здесь было так тепло, так уютно, и ей так хотелось спать…
Элиза спала и видела во сне детей, которые бегали по цветущему лугу, а она со смехом играла с ними в догонялки. Но чудесный сон вдруг оказался грубо нарушен — чьи-то сильные руки отбросили одеяло и сдернули ее с кровати.
Элиза попыталась закричать, но у нее ничего не вышло: одна рука зажала ей рот, другая стиснула талию, и девушка почувствовала, как ее легко, словно ребенка, оторвали от пола.
Она снова попыталась закричать, чуть не задохнувшись от напряжения, потом изо всех сил вонзила зубы в руку, закрывавшую ее рот, и ощутила вкус крови и смешавшейся с нею соленой морской воды. Увы, если этот укус и причинил боль схватившему ее негодяю, тот ничем этого не выдал и только сильнее прижал ее к своей твердой груди.
В следующий миг к губам девушки прижалось что-то круглое и холодное.
— Тихо, — пробормотал неизвестный в самое ухо Элизе. — Выпей это.
Элиза боролась изо всех сил, молотя во все стороны ногами, отчаянно вырываясь из стальных объятий. Ее хотят отравить! Убить! Но за что?!!
— А ну-ка, тихо, мой мальчик! — прошипел неизвестный и внезапно разразился самыми замысловатыми ругательствами, какие Элиза когда-либо слышала. Но шок от услышанного не шел ни в какое сравнение с тем, что произошло мгновением позже. Нападавший, случайно проведя рукой по груди Элизы, удивленно замер, затем снова вернулся к этому нежному месту, как бы не веря себе.
— Тысяча чертей мне в задницу! — вырвалось у Киприана, когда он понял, что находится под его правой рукой. Это была нежная и, несомненно, женская грудь. Болван Оливер перепутал каюты! Сучий потрох, дерьмо!
Женщина снова укусила его, и Киприан, чертыхнувшись, отдернул руку от этого опасного ротика, сознавая, что произошла чудовищная катастрофа и все рушится. И тут его осенило: если никто не догадается, зачем он был здесь на самом деле, то, возможно, еще не все потеряно.
Недолго думая, он рывком развернул женщину к себе лицом, схватил за косу и, заставив запрокинуть голову, впился в ее рот поцелуем.
Она сорвала его замысел. Нет, конечно, он был сам виноват, но, так или иначе, именно на нее он обрушил всю свою ярость и разочарование. Киприан хотел, чтобы она подумала, будто перед ней пьяный матрос, пытающийся ее изнасиловать, и полностью вошел в роль. Его рот грубо завладел ртом Элизы, а свободная рука, шарившая по телу девушки, задержалась, обнаружив упругие ягодицы.
Собственное его тело немедленно отреагировало, и восставшая плоть уперлась в мягкий женский живот. Странным образом это отрезвило Киприана. Во имя неба, с ума он сошел, что ли? Резко отшвырнув женщину в сторону, он постарался заставить себя сосредоточиться на гораздо более важных вещах, чем обладание женским телом. Не заботясь больше о соблюдении тишины, Киприан выскочил из каюты.
Оливер уже выхватил нож и чуть не проткнул Киприана, выбежавшего ему навстречу. Молодой моряк без слов понял, что дело провалилось. Одним махом оба взлетели по короткому трапу на палубу и кинулись в бурные воды бухты, взбаламученные штормом. Последнее, что услышал Киприан перед тем, как его тело врезалось в волны, был пронзительный женский вопль, в котором смешались ужас и негодование.
5
Остров Мадейра, словно сказочная драгоценность, покоился на широкой ладони моря. Изумрудно-зеленый, окутанный легкой голубой дымкой и увенчанный короной облаков над вздымающимися к небу пиками, он немедленно приковал к себе взгляды всех, кто находился на борту «Леди Хэбертон».
Крик марсового «Земля!» застал Элизу на баке, где она проводила почти все свое свободное время, наблюдая за волнами и размышляя. Вот уже десять дней подряд кругом расстилалась лишь сияющая морская гладь, где не за что было зацепиться глазу, и невольно мысли девушки снова и снова возвращались к мучительным подробностям той кошмарной ночи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38