Последняя неделя тянулась для него мучительно долго. Совершенно невыносимо было постоянно видеть Элизу совсем рядом и не иметь возможности прикоснуться к ней. Киприан старался ухаживать за ней по всем правилам, делал ей подарки, заботился о ней, оказывал разные мелкие услуги. Он хотел пробудить в ней желание, чтобы она как можно скорее стала такой женщиной, какую он открыл в ней, но очень скоро ему стало ясно, что этим он обрек себя на невыразимо тяжкие мучения. Стоило ему взять ее за руки и заглянуть в серые выразительные глаза, как он совершенно потерял голову.
— Я без ума от вас, Элиза. Я безумно хочу, чтобы вы были со мной, чтобы мы занимались любовью.
Он услышал, как у нее перехватило дыхание. Глаза ее потемнели.
— Я… — Она сделала новую попытку вдохнуть. — Я не знаю…
На лице ее он увидел нерешительность. И томление. Она хотела его, действительно хотела, но боялась признаться в этом.
— Идем. — Киприан поднялся на ноги и, положив руку на изгиб ее бедра, подтолкнул в сторону люка, ведущего к его каюте. От его прикосновения Элиза невольно напряглась, но сопротивляться не стала.
Тем временем ветер задул сильнее, обдавая их ледяным дыханием зимы. Солнце скрылось за тучами, весь мир окрасился в холодные серовато-сизые тона, а на горизонте, где небо и море почти слились между собой, клубилась свинцовая мгла, но внутри Киприана пылал почти невыносимый жар. Эта приличная во всех отношениях молодая леди, благонравная особа, принадлежащая к одной из лучших семей Англии, хотела его, Киприана Дэйра! Пирата и похитителя детей, мрачного мстителя и бессовестного развратника. И такому человеку она готова была отдать свою девственность. И он был готов сделать все, чтобы она никогда об этом не пожалела!
Их последняя встреча была только намеком на то, что может произойти между ними дальше, и, как он надеялся, этот намек достаточно раздразнил ее аппетит.
Но они не успели дойти и до каюты. Едва они спустились с палубы в нижний коридор, как Киприан не выдержал. Грубо схватив ее за плечи, он развернул ее и с силой прижал спиной к дощатой переборке.
— Я горю… — пробормотал он, отыскивая ее губы с не терпящей отказа настойчивостью. — Проклятье, я весь горю!..
Судя по тому, как отреагировала Элиза, она горела не слабее его. Лишь в первую секунду она в оцепенении застыла, но тут же стала отвечать ему со всем пылом первой страсти. Ее губы раскрылись навстречу его нетерпеливым губам, прекрасное юное тело, полное трепета и желания, прильнуло к нему. И это стало последней каплей.
— Ты станешь моей, Элиза, здесь и сейчас, потому что я не могу больше ждать… — С этими словами он крепче прижал ее к стене и, раздвинув ей коленом ноги, втиснул свою требовательно вздыбившуюся плоть в сочную нежность ее лона. Элиза тихо вскрикнула, и Киприан быстро закрыл ей рот поцелуем. Голова его наклонялась все ниже, а их тела приникали друг к другу все теснее и теснее. Ему хотелось поглотить Элизу без остатка, владеть ею безраздельно и полностью, сделать ее своей рабыней и… повелительницей.
В голове Киприана пронеслась мысль, что мужчина, который так сильно жаждет женщину, должен жениться на ней хотя бы в качестве дополнительной гарантии того, что она в конце концов от него не ускользнет. А может быть, он с самого начала хотел именно этого — назвать Элизу своей женой?
Ледяные брызги, залетевшие в открытый люк, оросили их, и Киприан на секунду поднял голову:
— Элиза…
Но она встала на цыпочки и потянула его на себя, ожидая нового поцелуя. Капли дождя и соленые брызги, сорвавшиеся с гребней разбушевавшихся волн, снова захлестнули люк, но они не смогли бы залить огненную бездну, разверзшуюся в темном и узком коридоре. Бурлящий океан не шел ни в какое сравнение с битвой стихий в душе Киприана. Шторм, разыгравшийся снаружи, казался лишь бледным подобием терзающей его страсти.
Она будет принадлежать ему. В эту ночь и во все последующие.
На них обрушилось еще больше воды — целый маленький потоп, не оказавший, впрочем, никакого действия ни на сжигавшее его желание, ни на восхитительную жадность, с какой она отвечала ему. Они сумели оторваться друг от друга, лишь когда над ними прогремел голос Ксавье:
— Мы видели землю, капитан. Но эта буря…
— Займись этим сам, — прорычал Киприан, стараясь загородить Элизу своим телом от глаз первого помощника.
Но Ксавье не уходил. К счастью, по его блестевшему от дождя лицу, напоминавшему вырезанную из эбенового дерева маску, невозможно было понять, что он думает.
— Мальчик идет к себе. Он спустится сейчас, — добавил Ксавье с особым ударением на последнем слове.
— Черт побери! — Киприану не раз случалось чувствовать гнев, смятение, плотское желание, испытывать крушение надежд, защищать свою жизнь в жестоких схватках, но еще никогда он не ощущал такого накала страстей. Услышав полузадушенный тревожный вскрик Элизы и почувствовав, как ее руки отчаянно уперлись ему в грудь, он готов был взорваться от ярости и разочарования.
— Киприан, пожалуйста. Мы не можем…
— Можем, — с напором оборвал он ее.
— Но, капитан, — запротестовал Ксавье, — мальчик…
— Присмотри за ним. Мы будем заняты, — отрезал Киприан и потащил Элизу к своей каюте. Корабль уже качало так, что ее швыряло бы от стены к стене, если бы он ее не удерживал. У самой двери каюты Элиза, однако, несколько опомнилась и попыталась сопротивляться.
— Нет! — воскликнула она, вцепившись обеими руками в дверной косяк. — Я должна быть с Обри. Вы не понимаете! Он боится грозы и…
— Он это переживет, Элиза. А я нет, — хрипло выдохнул Киприан, обхватив ее руками за талию и прижимая к себе так, чтобы она лучше почувствовала его возбуждение. — Ты убиваешь меня, женщина. Я хочу тебя.
Элиза заколебалась. Киприан понял это по тому, как она обмякла в его объятиях, но все же отвернула лицо от его ищущих губ.
— Это неправильно.
— Это правильно. Я в жизни не делал ничего более правильного.
— Но Обри и этот шторм…
— Ксавье за ним присмотрит.
— Нет, Киприан.
— Да. — Он забрал в горсть ее влажные волосы и заставил ее поднять к нему лицо. — Да, Элиза.
— Элиза! А что ты… — Удивленный голос Обри заставил Элизу отпрянуть в тот самый момент, когда она уже готова была сдаться. Темное пламя страсти в ее глазах потухло, сменившись ужасом.
— Обри! — пискнула она, с силой отталкивая Киприана, который, подавив готовое вырваться проклятие, нехотя выпустил ее. — С тобой… с тобой все в порядке, Обри? — пролепетала Элиза. — Ты… ты не промок?
— Немножко, — ответил мальчик, приближаясь к ним своей неровной походкой. В глазах его застыл вопрос. — А что вы здесь делаете?
Проскользнув между Киприаном и дверью, Элиза окончательно высвободилась из его объятий. Он чуть было не попытался ее удержать, но в последний момент совладал с собой и, тяжело вздохнув, оперся руками о стену, пытаясь подавить мучительную боль в чреслах… Так близко! Он был почти у цели, и теперь ему хотелось разорвать Обри на мелкие кусочки. И Ксавье тоже, подумал Киприан, бросая свирепый взгляд на своего первого помощника, который не. скрывал довольной ухмылки.
Он не слышал сбивчивых объяснений Элизы, адресованных кузену, и не видел, как они вместе идут к своим каютам. Киприан целиком сосредоточился на своем дыхании и дышал медленно, размеренно, стараясь справиться со страстью и гневом.
И это ему почти удавалось. Они видели землю, рассуждал Киприан. И если он не сможет овладеть Элизой сегодня, она будет принадлежать ему завтра — и все последующие дни и ночи. На его вилле им никто не помешает — если понадобится, он запретит остальным даже показываться там, включая и мальчишку. Он должен сделать Элизу своей во что бы то ни стало, и лучше, если это произойдет в его доме.
15
— Кто-то похитил Элизу? — недоверчиво переспросил Майкл Джеффри Джонстон, но, взглянув на будущего тестя, понял, что это правда. Со времени их последней встречи, происшедшей в одном из престижных лондонских клубов не далее как третьего дня, Джеральд Фороугуд постарел на десяток лет и выглядел совершенно убитым горем. — Это невероятно! — вырвалось у Майкла, хотя он уже не сомневался в истинности страшного известия. Или почти не сомневался.
— Этот ублюдок похитил моего сына, моего Обри! — проревел Ллойд Хэбертон, багровый от ярости.
— И мою дочь тоже, — еще ниже опуская голову, тихо сказал Джеральд. — Дьявол его побери, он похитил мою Элизу — и один бог знает, что он с ней сделал. — Он запнулся и побледнел еще сильнее, насколько это было возможно. Его глаза встретились с глазами Майкла, и оба они ощутили один и тот же удушливый страх. Бог, безусловно, знал, что это гнусное животное сделало с Элизой, и они боялись, что они тоже это знают.
Майкл потянулся к графину и, налив себе полный стакан воды, поднес его к губам. Руки его так сильно дрожали, что он пролил несколько капель, которые скатились на сюртук по его чисто выбритому подбородку. Когда же Майкл попытался не глядя поставить стакан на место, то промахнулся и разбил его о мраморную каминную полку.
— Элиза! — прошептал он в совершенном отчаянии, думая о том, что не должен был ее отпускать в эту поездку. Ему следовало сделать все, чтобы она привыкла к нему и перестала дичиться, но Элиза всегда казалась такой далекой, такой пугливой, что он всякий раз отступался. В мыслях своих он часто сравнивал ее с изящной фарфоровой статуэткой, на которую можно только любоваться, но нельзя брать в руки и тем более — играть с ней. Только в день отъезда Элизы он уловил в ней некую теплоту в отношении к себе и теперь клял себя на все лады за то, что не задержал ее.
Майкл действительно предпочел бы, чтобы она осталась, но он дал ей уехать в надежде, что время и расстояние положительно повлияют на ее чувства к нему. После отъезда Элизы он аккуратно писал ей дважды в неделю, хотя и понимал, что она будет получать его письма пачками, по нескольку сразу. А теперь она, похоже, не получит ни одного. О боже!
— Похититель прислал записку? — допытывался он у сэра Ллойда. — Кто он? Как вы вообще узнали об этом? Вы можете быть уверены, что это правда?
Сэр Ллойд протянул ему два листка бумаги, изрядно помятые, несущие на себе следы долгого путешествия.
— Письма пришли одновременно. Одно от моей кузины Агнес, здесь еще приписка высокопоставленного английского чиновника в Фуншале. А другое… — Он брезгливо, словно боясь запачкаться, швырнул на стол еще один листок. — Другое от ублюдка, совершившего это черное дело… — Сдавленное рыдание не дало ему договорить, и он отвернулся, прикрыв рукой глаза.
Пока Ллойд Хэбертон боролся со своим горем, Майкл бегло просмотрел оба послания. Кузина Агнес залила свое письмо слезами. Из ее сбивчивого, бессвязного повествования можно было понять только, что в преступлении замешан некий молодой человек по имени Оливер Спенсер. В приписке английского консула на Мадейре лорда Роланда Беннингтона сообщалось только, что власти прочесали весь остров вдоль и поперек в поисках негодяев и их жертв, но безрезультатно.
Другая записка многое прояснила. Она была адресована просто Ллойду Хэбертону, без титула, без обращения. «У нас с вами есть, одно незаконченное дельце, и теперь, с помощью вашего сына, я смогу наконец с вами рассчитаться». Внизу стояла подпись: «Киприан Дэйр».
Сама краткость записки указывала на серьезность положения. Никаких угроз, никакого выкупа. Что же было нужно этому человеку?
Майкл поднял глаза на Ллойда Хэбертона:
— Кто такой этот Киприан Дэйр? И почему он мстит вам подобным образом?
— Я не знаю. Не знаю! — Хэбертон попытался пригладить руками взлохмаченные седые волосы. — Не знаю, — подавленно пробормотал он снова.
— Подумайте, — вмешался Джеральд Фороугуд. — Вы должны его знать. Никто не пойдет на такое преступление без веской причины.
— Причина наверняка в деньгах, в чем же еще? Негодяй просто выжидает, надеясь довести меня до полного отчаяния, чтобы потом потребовать за Обри как можно большую сумму.
— Но зачем ему Элиза? — гневно спросил Майкл, отшвырнув записку. — Зачем, во имя неба, он похитил ее?!
Никто ему не ответил. Все трое прекрасно понимали, зачем могла понадобиться похитителю Элиза. Она была молода и красива. Свежий невинный цветок, достаточно распустившийся, чтобы его сорвать. И какой-то нечестивый мерзавец, без сомнения, так и поступил.
Майкл запустил пальцы в свою золотистую шевелюру, сжал виски и стал расхаживать взад и вперед по изысканно обставленному кабинету Фороугуда. Этого не могло, не должно было случиться! С кем-то другим — возможно, но только не с его невестой… Ум его отказывался постичь происшедшее, и Майкл был в полном отчаянии.
Наконец он остановился и поднял голову.
— Мы их найдем, — сказал он и посмотрел на двоих других мужчин. Глаза его сверкнули. — Мы обязательно найдем Элизу и Обри и вернем их домой!
Джеральд Фороугуд долго не отрывал от его лица своих покрасневших глаз.
— Значит, вы нам поможете?
— Конечно, — заверил его Майкл. — Все мои связи и средства в вашем распоряжении.
— Но… но что потом? — допытывался отец Элизы. — Потом, когда она вернется?
И Фороугуд, и Хэбертон пристально смотрели на Майкла. В объяснениях не было нужды — он прекрасно понял их невысказанный вопрос. Элиза, несомненно, подверглась насилию, и в глазах света она будет считаться обесчещенной. Даже если физического насилия по каким-то причинам не произошло, все равно ее репутация погибла — это было ясно как день, но сейчас Майкла настолько тревожила ее безопасность, что он не думал обо всем остальном.
— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы Элиза вернулась к нам! И я не намерен отказываться от своего слова, — закончил он.
Джеральд кивнул, его измученное лицо засветилось благодарностью.
— Нельзя дожидаться новых посланий от этого безумца, нужно выследить его как можно скорее, — сказал он.
— Вы правы, сэр Джеральд! — воскликнул Майкл. — Только с чего мы начнем? Вы уже связались с властями?
— Не стоит вмешивать в это дело власти, — сказал сэр Ллойд, громко прочистив горло. — Только так мы можем попытаться спасти репутацию Элизы. Я частным образом нанял нескольких опытных сыщиков, и они выяснили, что этот человек — Дэйр — капитан корабля.
Мужчины подвинули к столу кресла и сели. Теперь, занявшись конкретным делом, они чувствовали себя гораздо лучше.
— Какого корабля? — спросил Майкл нетерпеливо. — Как он называется?
— Это английский бриг. Проклятый корабль называется «Хамелеон».
«Хамелеон» пережидал шторм с подветренной стороны острова Олдерни, на безопасном удалении от негостеприимных скалистых берегов. Паруса были убраны, люки задраены, и корабль качался на волнах, словно хорошо закупоренная бутылка. Якоря удерживали его на одном месте, но команда находилась в постоянной готовности — слишком уж близко они находились от французского побережья и коварных Нормандских островов, чтобы позволить себе быть беспечными.
Обри большую часть времени спал. Ксавье посоветовал Элизе дать мальчику слабую дозу того самого снотворного, которое так хорошо подействовало на него в прошлый раз. Элиза послушалась и теперь была рада, что Обри не приходится страдать от морской болезни. Но сама она, сидя в одиночестве в своей тесной и темной каюте, где все предметы словно взбесились от неистовой качки, чувствовала себя самым скверным образом. Волны так жестоко трепали корабль, что она всерьез боялась, как бы все они не пошли ко дну. К счастью, ее почти не тошнило, но все ее тело было покрыто синяками от ушибов, которые она получала каждый раз, когда отваживалась куда-нибудь выйти. Кроме всего прочего, ее мучил страх иного рода.
Этот шторм, считала Элиза, божья кара, посланная ей в наказание за то, что она едва не совершила. Где был ее здравый смысл? Ее целомудрие? Ее гордость, наконец? О чем она вообще думала, когда чуть не с радостью последовала за Киприаном к нему в каюту?
При мысли о Майкле ей каждый раз становилось невыносимо стыдно. Она не оправдала его доверия, опозорила, уязвила его гордость и, несомненно, больно задела его самолюбие. Но разве он заслуживал такого отношения?
Ни в коем случае!
Каюта снова закачалась, и Элиза крепко вцепилась обеими руками в веревочное ограждение койки. В следующее мгновение вся каюта завертелась у нее перед глазами, и она поспешно отыскала взглядом торчащий в стене крюк в изножье кровати. Она по опыту знала, что, для того чтобы справиться с головокружением и тошнотой, необходимо сосредоточенно смотреть в одну точку; стоило только закрыть глаза или начать перескакивать взглядом с предмета на предмет, как морская болезнь сразу усиливалась.
Поэтому она и уставилась на надраенный до зеркального блеска мощный медный крюк, спрашивая себя, не Киприан ли вбил его здесь, чтобы вешать канаты и веревки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
— Я без ума от вас, Элиза. Я безумно хочу, чтобы вы были со мной, чтобы мы занимались любовью.
Он услышал, как у нее перехватило дыхание. Глаза ее потемнели.
— Я… — Она сделала новую попытку вдохнуть. — Я не знаю…
На лице ее он увидел нерешительность. И томление. Она хотела его, действительно хотела, но боялась признаться в этом.
— Идем. — Киприан поднялся на ноги и, положив руку на изгиб ее бедра, подтолкнул в сторону люка, ведущего к его каюте. От его прикосновения Элиза невольно напряглась, но сопротивляться не стала.
Тем временем ветер задул сильнее, обдавая их ледяным дыханием зимы. Солнце скрылось за тучами, весь мир окрасился в холодные серовато-сизые тона, а на горизонте, где небо и море почти слились между собой, клубилась свинцовая мгла, но внутри Киприана пылал почти невыносимый жар. Эта приличная во всех отношениях молодая леди, благонравная особа, принадлежащая к одной из лучших семей Англии, хотела его, Киприана Дэйра! Пирата и похитителя детей, мрачного мстителя и бессовестного развратника. И такому человеку она готова была отдать свою девственность. И он был готов сделать все, чтобы она никогда об этом не пожалела!
Их последняя встреча была только намеком на то, что может произойти между ними дальше, и, как он надеялся, этот намек достаточно раздразнил ее аппетит.
Но они не успели дойти и до каюты. Едва они спустились с палубы в нижний коридор, как Киприан не выдержал. Грубо схватив ее за плечи, он развернул ее и с силой прижал спиной к дощатой переборке.
— Я горю… — пробормотал он, отыскивая ее губы с не терпящей отказа настойчивостью. — Проклятье, я весь горю!..
Судя по тому, как отреагировала Элиза, она горела не слабее его. Лишь в первую секунду она в оцепенении застыла, но тут же стала отвечать ему со всем пылом первой страсти. Ее губы раскрылись навстречу его нетерпеливым губам, прекрасное юное тело, полное трепета и желания, прильнуло к нему. И это стало последней каплей.
— Ты станешь моей, Элиза, здесь и сейчас, потому что я не могу больше ждать… — С этими словами он крепче прижал ее к стене и, раздвинув ей коленом ноги, втиснул свою требовательно вздыбившуюся плоть в сочную нежность ее лона. Элиза тихо вскрикнула, и Киприан быстро закрыл ей рот поцелуем. Голова его наклонялась все ниже, а их тела приникали друг к другу все теснее и теснее. Ему хотелось поглотить Элизу без остатка, владеть ею безраздельно и полностью, сделать ее своей рабыней и… повелительницей.
В голове Киприана пронеслась мысль, что мужчина, который так сильно жаждет женщину, должен жениться на ней хотя бы в качестве дополнительной гарантии того, что она в конце концов от него не ускользнет. А может быть, он с самого начала хотел именно этого — назвать Элизу своей женой?
Ледяные брызги, залетевшие в открытый люк, оросили их, и Киприан на секунду поднял голову:
— Элиза…
Но она встала на цыпочки и потянула его на себя, ожидая нового поцелуя. Капли дождя и соленые брызги, сорвавшиеся с гребней разбушевавшихся волн, снова захлестнули люк, но они не смогли бы залить огненную бездну, разверзшуюся в темном и узком коридоре. Бурлящий океан не шел ни в какое сравнение с битвой стихий в душе Киприана. Шторм, разыгравшийся снаружи, казался лишь бледным подобием терзающей его страсти.
Она будет принадлежать ему. В эту ночь и во все последующие.
На них обрушилось еще больше воды — целый маленький потоп, не оказавший, впрочем, никакого действия ни на сжигавшее его желание, ни на восхитительную жадность, с какой она отвечала ему. Они сумели оторваться друг от друга, лишь когда над ними прогремел голос Ксавье:
— Мы видели землю, капитан. Но эта буря…
— Займись этим сам, — прорычал Киприан, стараясь загородить Элизу своим телом от глаз первого помощника.
Но Ксавье не уходил. К счастью, по его блестевшему от дождя лицу, напоминавшему вырезанную из эбенового дерева маску, невозможно было понять, что он думает.
— Мальчик идет к себе. Он спустится сейчас, — добавил Ксавье с особым ударением на последнем слове.
— Черт побери! — Киприану не раз случалось чувствовать гнев, смятение, плотское желание, испытывать крушение надежд, защищать свою жизнь в жестоких схватках, но еще никогда он не ощущал такого накала страстей. Услышав полузадушенный тревожный вскрик Элизы и почувствовав, как ее руки отчаянно уперлись ему в грудь, он готов был взорваться от ярости и разочарования.
— Киприан, пожалуйста. Мы не можем…
— Можем, — с напором оборвал он ее.
— Но, капитан, — запротестовал Ксавье, — мальчик…
— Присмотри за ним. Мы будем заняты, — отрезал Киприан и потащил Элизу к своей каюте. Корабль уже качало так, что ее швыряло бы от стены к стене, если бы он ее не удерживал. У самой двери каюты Элиза, однако, несколько опомнилась и попыталась сопротивляться.
— Нет! — воскликнула она, вцепившись обеими руками в дверной косяк. — Я должна быть с Обри. Вы не понимаете! Он боится грозы и…
— Он это переживет, Элиза. А я нет, — хрипло выдохнул Киприан, обхватив ее руками за талию и прижимая к себе так, чтобы она лучше почувствовала его возбуждение. — Ты убиваешь меня, женщина. Я хочу тебя.
Элиза заколебалась. Киприан понял это по тому, как она обмякла в его объятиях, но все же отвернула лицо от его ищущих губ.
— Это неправильно.
— Это правильно. Я в жизни не делал ничего более правильного.
— Но Обри и этот шторм…
— Ксавье за ним присмотрит.
— Нет, Киприан.
— Да. — Он забрал в горсть ее влажные волосы и заставил ее поднять к нему лицо. — Да, Элиза.
— Элиза! А что ты… — Удивленный голос Обри заставил Элизу отпрянуть в тот самый момент, когда она уже готова была сдаться. Темное пламя страсти в ее глазах потухло, сменившись ужасом.
— Обри! — пискнула она, с силой отталкивая Киприана, который, подавив готовое вырваться проклятие, нехотя выпустил ее. — С тобой… с тобой все в порядке, Обри? — пролепетала Элиза. — Ты… ты не промок?
— Немножко, — ответил мальчик, приближаясь к ним своей неровной походкой. В глазах его застыл вопрос. — А что вы здесь делаете?
Проскользнув между Киприаном и дверью, Элиза окончательно высвободилась из его объятий. Он чуть было не попытался ее удержать, но в последний момент совладал с собой и, тяжело вздохнув, оперся руками о стену, пытаясь подавить мучительную боль в чреслах… Так близко! Он был почти у цели, и теперь ему хотелось разорвать Обри на мелкие кусочки. И Ксавье тоже, подумал Киприан, бросая свирепый взгляд на своего первого помощника, который не. скрывал довольной ухмылки.
Он не слышал сбивчивых объяснений Элизы, адресованных кузену, и не видел, как они вместе идут к своим каютам. Киприан целиком сосредоточился на своем дыхании и дышал медленно, размеренно, стараясь справиться со страстью и гневом.
И это ему почти удавалось. Они видели землю, рассуждал Киприан. И если он не сможет овладеть Элизой сегодня, она будет принадлежать ему завтра — и все последующие дни и ночи. На его вилле им никто не помешает — если понадобится, он запретит остальным даже показываться там, включая и мальчишку. Он должен сделать Элизу своей во что бы то ни стало, и лучше, если это произойдет в его доме.
15
— Кто-то похитил Элизу? — недоверчиво переспросил Майкл Джеффри Джонстон, но, взглянув на будущего тестя, понял, что это правда. Со времени их последней встречи, происшедшей в одном из престижных лондонских клубов не далее как третьего дня, Джеральд Фороугуд постарел на десяток лет и выглядел совершенно убитым горем. — Это невероятно! — вырвалось у Майкла, хотя он уже не сомневался в истинности страшного известия. Или почти не сомневался.
— Этот ублюдок похитил моего сына, моего Обри! — проревел Ллойд Хэбертон, багровый от ярости.
— И мою дочь тоже, — еще ниже опуская голову, тихо сказал Джеральд. — Дьявол его побери, он похитил мою Элизу — и один бог знает, что он с ней сделал. — Он запнулся и побледнел еще сильнее, насколько это было возможно. Его глаза встретились с глазами Майкла, и оба они ощутили один и тот же удушливый страх. Бог, безусловно, знал, что это гнусное животное сделало с Элизой, и они боялись, что они тоже это знают.
Майкл потянулся к графину и, налив себе полный стакан воды, поднес его к губам. Руки его так сильно дрожали, что он пролил несколько капель, которые скатились на сюртук по его чисто выбритому подбородку. Когда же Майкл попытался не глядя поставить стакан на место, то промахнулся и разбил его о мраморную каминную полку.
— Элиза! — прошептал он в совершенном отчаянии, думая о том, что не должен был ее отпускать в эту поездку. Ему следовало сделать все, чтобы она привыкла к нему и перестала дичиться, но Элиза всегда казалась такой далекой, такой пугливой, что он всякий раз отступался. В мыслях своих он часто сравнивал ее с изящной фарфоровой статуэткой, на которую можно только любоваться, но нельзя брать в руки и тем более — играть с ней. Только в день отъезда Элизы он уловил в ней некую теплоту в отношении к себе и теперь клял себя на все лады за то, что не задержал ее.
Майкл действительно предпочел бы, чтобы она осталась, но он дал ей уехать в надежде, что время и расстояние положительно повлияют на ее чувства к нему. После отъезда Элизы он аккуратно писал ей дважды в неделю, хотя и понимал, что она будет получать его письма пачками, по нескольку сразу. А теперь она, похоже, не получит ни одного. О боже!
— Похититель прислал записку? — допытывался он у сэра Ллойда. — Кто он? Как вы вообще узнали об этом? Вы можете быть уверены, что это правда?
Сэр Ллойд протянул ему два листка бумаги, изрядно помятые, несущие на себе следы долгого путешествия.
— Письма пришли одновременно. Одно от моей кузины Агнес, здесь еще приписка высокопоставленного английского чиновника в Фуншале. А другое… — Он брезгливо, словно боясь запачкаться, швырнул на стол еще один листок. — Другое от ублюдка, совершившего это черное дело… — Сдавленное рыдание не дало ему договорить, и он отвернулся, прикрыв рукой глаза.
Пока Ллойд Хэбертон боролся со своим горем, Майкл бегло просмотрел оба послания. Кузина Агнес залила свое письмо слезами. Из ее сбивчивого, бессвязного повествования можно было понять только, что в преступлении замешан некий молодой человек по имени Оливер Спенсер. В приписке английского консула на Мадейре лорда Роланда Беннингтона сообщалось только, что власти прочесали весь остров вдоль и поперек в поисках негодяев и их жертв, но безрезультатно.
Другая записка многое прояснила. Она была адресована просто Ллойду Хэбертону, без титула, без обращения. «У нас с вами есть, одно незаконченное дельце, и теперь, с помощью вашего сына, я смогу наконец с вами рассчитаться». Внизу стояла подпись: «Киприан Дэйр».
Сама краткость записки указывала на серьезность положения. Никаких угроз, никакого выкупа. Что же было нужно этому человеку?
Майкл поднял глаза на Ллойда Хэбертона:
— Кто такой этот Киприан Дэйр? И почему он мстит вам подобным образом?
— Я не знаю. Не знаю! — Хэбертон попытался пригладить руками взлохмаченные седые волосы. — Не знаю, — подавленно пробормотал он снова.
— Подумайте, — вмешался Джеральд Фороугуд. — Вы должны его знать. Никто не пойдет на такое преступление без веской причины.
— Причина наверняка в деньгах, в чем же еще? Негодяй просто выжидает, надеясь довести меня до полного отчаяния, чтобы потом потребовать за Обри как можно большую сумму.
— Но зачем ему Элиза? — гневно спросил Майкл, отшвырнув записку. — Зачем, во имя неба, он похитил ее?!
Никто ему не ответил. Все трое прекрасно понимали, зачем могла понадобиться похитителю Элиза. Она была молода и красива. Свежий невинный цветок, достаточно распустившийся, чтобы его сорвать. И какой-то нечестивый мерзавец, без сомнения, так и поступил.
Майкл запустил пальцы в свою золотистую шевелюру, сжал виски и стал расхаживать взад и вперед по изысканно обставленному кабинету Фороугуда. Этого не могло, не должно было случиться! С кем-то другим — возможно, но только не с его невестой… Ум его отказывался постичь происшедшее, и Майкл был в полном отчаянии.
Наконец он остановился и поднял голову.
— Мы их найдем, — сказал он и посмотрел на двоих других мужчин. Глаза его сверкнули. — Мы обязательно найдем Элизу и Обри и вернем их домой!
Джеральд Фороугуд долго не отрывал от его лица своих покрасневших глаз.
— Значит, вы нам поможете?
— Конечно, — заверил его Майкл. — Все мои связи и средства в вашем распоряжении.
— Но… но что потом? — допытывался отец Элизы. — Потом, когда она вернется?
И Фороугуд, и Хэбертон пристально смотрели на Майкла. В объяснениях не было нужды — он прекрасно понял их невысказанный вопрос. Элиза, несомненно, подверглась насилию, и в глазах света она будет считаться обесчещенной. Даже если физического насилия по каким-то причинам не произошло, все равно ее репутация погибла — это было ясно как день, но сейчас Майкла настолько тревожила ее безопасность, что он не думал обо всем остальном.
— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы Элиза вернулась к нам! И я не намерен отказываться от своего слова, — закончил он.
Джеральд кивнул, его измученное лицо засветилось благодарностью.
— Нельзя дожидаться новых посланий от этого безумца, нужно выследить его как можно скорее, — сказал он.
— Вы правы, сэр Джеральд! — воскликнул Майкл. — Только с чего мы начнем? Вы уже связались с властями?
— Не стоит вмешивать в это дело власти, — сказал сэр Ллойд, громко прочистив горло. — Только так мы можем попытаться спасти репутацию Элизы. Я частным образом нанял нескольких опытных сыщиков, и они выяснили, что этот человек — Дэйр — капитан корабля.
Мужчины подвинули к столу кресла и сели. Теперь, занявшись конкретным делом, они чувствовали себя гораздо лучше.
— Какого корабля? — спросил Майкл нетерпеливо. — Как он называется?
— Это английский бриг. Проклятый корабль называется «Хамелеон».
«Хамелеон» пережидал шторм с подветренной стороны острова Олдерни, на безопасном удалении от негостеприимных скалистых берегов. Паруса были убраны, люки задраены, и корабль качался на волнах, словно хорошо закупоренная бутылка. Якоря удерживали его на одном месте, но команда находилась в постоянной готовности — слишком уж близко они находились от французского побережья и коварных Нормандских островов, чтобы позволить себе быть беспечными.
Обри большую часть времени спал. Ксавье посоветовал Элизе дать мальчику слабую дозу того самого снотворного, которое так хорошо подействовало на него в прошлый раз. Элиза послушалась и теперь была рада, что Обри не приходится страдать от морской болезни. Но сама она, сидя в одиночестве в своей тесной и темной каюте, где все предметы словно взбесились от неистовой качки, чувствовала себя самым скверным образом. Волны так жестоко трепали корабль, что она всерьез боялась, как бы все они не пошли ко дну. К счастью, ее почти не тошнило, но все ее тело было покрыто синяками от ушибов, которые она получала каждый раз, когда отваживалась куда-нибудь выйти. Кроме всего прочего, ее мучил страх иного рода.
Этот шторм, считала Элиза, божья кара, посланная ей в наказание за то, что она едва не совершила. Где был ее здравый смысл? Ее целомудрие? Ее гордость, наконец? О чем она вообще думала, когда чуть не с радостью последовала за Киприаном к нему в каюту?
При мысли о Майкле ей каждый раз становилось невыносимо стыдно. Она не оправдала его доверия, опозорила, уязвила его гордость и, несомненно, больно задела его самолюбие. Но разве он заслуживал такого отношения?
Ни в коем случае!
Каюта снова закачалась, и Элиза крепко вцепилась обеими руками в веревочное ограждение койки. В следующее мгновение вся каюта завертелась у нее перед глазами, и она поспешно отыскала взглядом торчащий в стене крюк в изножье кровати. Она по опыту знала, что, для того чтобы справиться с головокружением и тошнотой, необходимо сосредоточенно смотреть в одну точку; стоило только закрыть глаза или начать перескакивать взглядом с предмета на предмет, как морская болезнь сразу усиливалась.
Поэтому она и уставилась на надраенный до зеркального блеска мощный медный крюк, спрашивая себя, не Киприан ли вбил его здесь, чтобы вешать канаты и веревки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38