Стоило воде заколыхаться, как ей представлялась ладонь Киприана, или кончик его пальца, или губы, а перед глазами возникали мучительно-сладостные картины их близости.
Теперь она не сводила глаз с его красивого усталого лица, и Киприан вдруг потянулся к ней:
— Иди ко мне, русалка.
Он развел ее руки, обнимавшие колени, и потянул совсем легонько, но этого оказалось достаточно, чтобы она заскользила к нему по дну ванны.
Элиза бросила безумный взгляд на высокое окно, сквозь которое в комнату заглядывало солнце. Все это было совершенно неприлично. По любым меркам!
Но Киприан засмеялся, словно угадав ее мысли.
— При свете будет еще лучше, — доверительно шепнул он.
Лучше, чем прошлой ночью? Возможно ли такое? Глаза Элизы широко раскрылись. Она хотела что-то сказать, но Киприан заставил ее распрямить ноги, уложил их поверх своих и привлек Элизу к себе, и слова, которые она так и не успела сказать, вылетели у нее из головы. Стоило ли притворяться, ведь она хотела того же, что и он!
Когда Киприан уже начал творить свое волшебство, она решила, что после непременно поговорит с ним, заставит его высказаться и попробует понять его — понять, что же они все-таки значат друг для друга.
«Может быть, — пронеслось у нее в голове, — мы все же могли бы быть счастливы вместе?»
17
Меньше часа спустя Элиза, заматываясь в пушистое белое полотенце и закрепляя концы на груди, говорила:
— Нет, Киприан. Это совершенно невозможно. Мы не можем делить с тобой одну спальню.
— Можем и будем, — заявил он и скрестил руки на груди. Его нагота не была прикрыта ни единым лоскутком одежды, и, когда Элиза взглянула на него, весь ее гнев и решимость моментально улетучились. Киприан только что очень убедительно доказал ей, как хорошо может быть это при дневном свете, и она просто не могла быть с ним суровой.
— Это… это не принято, — возразила она упавшим голосом. — Так не делается. Это неправильно!
— Это мой дом, Элиза. Я в нем хозяин, и поэтому здесь я решаю, что правильно, а что — нет.
— Как на «Хамелеоне»? О, Киприан, тебе, похоже, доставляет удовольствие попирать все и всяческие правила. А я… а мне… — Элиза не договорила, вдруг почувствовав себя ужасно несчастной. Она всегда делала только то, что предписывалось строгой общественной моралью, и до самого последнего времени оставалась безупречной молодой леди и послушной дочерью. А теперь… теперь она просто… просто шлюха!
Тут Элиза невольно вспомнила о матери Киприана. Она, наверное, тоже когда-то была блестящей юной леди и примерной дочерью, но это не помешало ей зачать дитя вне брака. Неужели такова будет и ее собственная судьба?
Элиза подняла голову и взглянула на Киприана уже со страхом:
— А что, если я… Ну, понимаешь, если у меня будет ребенок?
Он нахмурился, прежнее самодовольное выражение исчезло с его лица.
— Этого не случится. Есть способы… В общем, я распоряжусь — Ана тебя научит…
— А если это все же случится? — не отступала Элиза. — Ведь случилось же это с твоей матерью!
Она тут же поняла свою ошибку, но было поздно. Ее слова не на шутку разозлили его. Выхватив из высокого платяного шкафа новую пару брюк, Киприан принялся рывками натягивать их на себя.
— Я тебя не брошу, если ты этого боишься… Но как… как ты могла так обо мне подумать?!
Этот ответ принес ей некоторое утешение, но, по сути, он ничего не решал.
— Ты допустишь, чтобы твой ребенок рос незаконнорожденным? — спросила она очень мягко.
— Нет! — Он двинулся к ней, словно намереваясь хорошенько встряхнуть, но резко остановился, не коснувшись ее. — Нет, — повторил он, явно стараясь взять себя в руки. — Мой ребенок никогда не будет ублюдком.
— Понимаю, — вздохнула Элиза, боясь, что в самом деле понимает. Он женится на ней, но только если она нечаянно забеременеет. Как же ей теперь быть: желать этого события или страшиться его?
— Значит, договорились. Ты будешь жить в моей комнате. — Выражение его лица смягчилось, и он потянулся, чтобы убрать длинный влажный локон с ее обнаженного плеча. Но Элиза отступила, покачав головой. Как объяснить ему? Киприану было все равно, что подумают о них другие, но ей это было далеко не так безразлично.
— Никогда в жизни не могла бы вообразить, что стану блудницей, — сказала она, прибегнув к последнему средству, которое, как ей казалось, могло помочь.
Киприан издал раздраженное восклицание:
— Ты вовсе не блудница, Элиза! Это все поповская чушь.
— Ну хорошо, может быть, «содержанка» — более подходящее название.
Его брови гневно сдвинулись, и он схватил ее за плечи.
— Ты слишком заботишься о том, что подумают другие. На самом деле значение имеет только то, что думаем мы — ты и я…
— Тебе легко говорить, — возразила она, тщетно пытаясь освободиться из его железных рук. — У тебя нет родных, которые беспокоились бы за тебя, страдали… или стыдились бы тебя. У тебя нет семьи, Киприан, а у меня есть! У меня есть, — повторила она тише, когда он медленно снял свои руки с ее плеч.
Элиза повернулась и, придерживая на груди влажное полотенце, подошла к окну. Угасающий день сменился ранними зимними сумерками, но даже в декабре большой сад за окном радовал глаз свежей зеленью. Тут и там виднелись поздние цветы: мускусные розы, астры, хрупкие кремовые хризантемы. Как похоже на волшебный остров из любимой сказки Обри, подумала Элиза, — остров, где мальчики никогда не взрослеют. Когда-то Обри мечтал о том, как хорошо было бы попасть на этот остров и навсегда остаться ребенком, и сейчас Элизе внезапно пришло в голову, что Киприан как раз и был одним из этих взрослых детей. Он думал только о своих прихотях и желаниях, не заботясь о возможных последствиях, не допуская и мысли о ее возможной беременности и не желая потворствовать ее заботам и соблюдению приличий. Казалось, самую суть его личности составляло желание постоянно показывать нос обществу всеми возможными способами.
Она услышала сзади его приближающиеся шаги и задрожала от желания, когда его ладони медленно скользнули вверх и вниз по ее плечам.
— Давай не будем спорить, сердечко мое. — Киприан поцеловал ее во влажную макушку и прижал к своей груди. — Мы в ответе только друг перед другом, и ни перед кем больше. Я нравлюсь тебе. Ты нравишься мне. Нам хорошо вместе — лучше, чем я мог себе представить. Не надо разрушать то, что только начинается…
Элиза прикрыла глаза, стараясь вспомнить, о чем, собственно, они спорили.
— Сейчас все только начинается, а чем закончится?
— А почему это должно закончиться? — отозвался он и, развернув ее лицом к себе, взял рукой за подбородок и с невыразимой нежностью поцеловал в губы. И хотя Элиза упивалась этим поцелуем и сладостной дрожью, пробежавшей по ее телу, сомнения не оставляли ее.
Почему это должно закончиться, спрашивал Киприан. Хотя бы просто потому, мысленно ответила ему Элиза, что ее отец никогда не допустит брака своей дочери с таким человеком, как этот морской разбойник без роду, без племени. Кроме того, Киприан, похоже, вовсе не собирался предлагать ей руку и сердце, и всерьез рассчитывать на то, что в конце концов они поженятся, что в этом красивом доме будут беспечно резвиться их дети, а они с Киприаном счастливо состарятся вместе, было бы с ее стороны верхом глупости. Высвободившись из его объятий, Элиза снова отвернулась.
— Обязательно закончится, — сказала она с нажимом. — Не можем же мы вечно оставаться в таком… неопределенном положении. Ты, я… — Она печально покачала головой. — Не забывай, ведь есть еще Обри, которого нужно вернуть отцу.
Киприан долго молчал, а ей было слишком страшно повернуться и посмотреть ему в лицо. Наконец она услышала его вздох.
— Сейчас, по крайней мере, мы не можем и не будем ничего решать, Элиза. Мы оба слишком устали, и ты расстроена. Давай поговорим об этом завтра, после того как хорошенько выспимся. — Он снова приблизился к ней и легонько поцеловал в затылок. — Мне нужно закончить еще несколько дел. Если тебе что-нибудь понадобится, позови Ану. Она обо всем позаботится.
Элиза кивнула, и Киприан медленно отошел. Она слышала, как он одевается, но продолжала смотреть в окно, боясь той огромной власти, которую он над ней имел. Одно прикосновение, поцелуй, улыбка — и все ее доводы были бы разбиты.
Наконец Киприан сухо попрощался и вышел. Элиза не сказала ему ни слова, хотя ее сердце готово было вырваться из груди и полететь за ним. Она, однако, сделала над собой усилие и сдержалась. От того, насколько хорошо она будет владеть собой, зависело ее и Обри будущее.
Здесь, на английской земле, их ждала привычная, реальная жизнь со своими порядками и обычаями, но Киприан, казалось, не хотел этого понимать, продолжая бросать вызов сложившимся общественным устоям. О, если бы только можно было убедить его в том, что нельзя жить в обществе и быть свободным от него! Он должен подумать о том, как будет строить свои отношения с ней, он должен отпустить Обри. Пока же все не решится, самое малое, что она может сделать, — это настоять на соблюдении внешних приличий. Хотя бы из обычного чувства самосохранения. Они могут заниматься любовью в ванне, в постели, где угодно, но, нравится ему это или нет, у нее должна быть собственная отдельная спальня!
Правда, это вряд ли решит другую, гораздо более серьезную проблему. Она соединилась с Киприаном душой, а не только телесно, хотя даже последнее с ее стороны было глупостью, так как она действительно могла забеременеть. Сердечная же привязанность вообще могла привести ее к катастрофе. Киприан явно не горел желанием жениться — для него брак был лишь нелепой данью условностям, в особенности брак с такой женщиной, из такого общества, как она. Пожалуй, ее социальное положение и было тем главным, что привлекло к ней его внимание. Через нее он мог сильнее уязвить и ее дядю, и весь высший свет. Погубив и растоптав ее, он в очередной раз плюнет всем им в лицо.
Мысль эта была непереносима, и Элиза с трудом подавила подступившие к горлу рыдания. Глупо оставаться здесь. Ей необходимо вернуться к прежней жизни. Ничего другого Элизе просто не оставалось. Но расстаться с Киприаном ей было бы так тяжело!
Обри, сидя на кровати в своей комнате, внимательно разглядывал свои ноги, обутые в грубые матросские башмаки, которые принес ему Оливер.
— В них так странно себя чувствуешь, после того как две недели ходил босиком. — Он улыбнулся Оливеру и, поднявшись на ноги, попробовал пройтись. — Смотри-ка, хромота уже не так заметна.
— Думаю, со временем ты совсем перестанешь хромать, — ответил молодой моряк, вытягиваясь в плетеном кресле из тростника.
— Мой отец будет так рад, что сделает для меня все, что я ни захочу! — объявил Обри. — Первым делом попрошу у него корабль.
Оливер поднял брови:
— Он что, так богат?
— У него множество кораблей, которые ходят по всему миру, — пожал плечами Обри. — А ты, если захочешь, можешь стать капитаном на одном из них. Я буду твоим первым помощником, и ты научишь меня всему, что касается мореплавания. — Мальчик запрыгал по отведенной ему спальне, с удовольствием слушая скрип новеньких кожаных подметок на деревянном полу. — А где Элиза? Я хочу показать ей, как здорово я хожу в ботинках.
На лбу Оливера появилась легкая морщинка.
— Она с Киприаном.
Обри умерил свои прыжки:
— Она… она собирается выйти за него замуж?
Оливер беспокойно шевельнулся в кресле:
— У меня и мысли такой не было.
Обри взглянул на него пристальнее:
— Если он ее попросит, я думаю, она согласится.
— Согласится на что? — спросил вошедший Ксавье.
— Выйти замуж за Киприана, — пояснил Обри. — Думаю, Элиза согласится, если он ее попросит.
— Я тоже так думаю, — согласился Ксавье и испытующе взглянул на Оливера. — А ты как считаешь?
Оливер ответил ему сальной ухмылкой:
— Вряд ли он ее попросит, так что мне нет смысла тебе отвечать.
Обри остановился перед помрачневшим Оливером:
— Ты можешь жениться на одной из моих сестер. Джессике нужен муж, по крайней мере, я слышал, как отец говорил об этом с одним из своих друзей. А все эти молодые лорды считают ее красивой.
Оливер ласково взъерошил волосы мальчика.
— А ты думаешь, твой отец так уж мечтает заполучить в зятья простого моряка без единого пенни за душой вроде меня?
— Ты же будешь капитаном, ты не забыл? Капитаном на моем корабле, как Киприан — на своем. — Мальчик серьезно кивнул. — Я думаю, это очень хорошая идея, Оливер. Правда, Ксавье?
— Видывал я и более странные парочки. И они были очень счастливы. — Ксавье хлопнул Оливера по плечу своей огромной ручищей. — Разве ты не можешь порадоваться за Киприана и Элизу, Оливер?
Оливер поднял глаза на своего старого друга.
— Если Элиза будет счастлива с Киприаном, я за них порадуюсь. Я знаю, что до меня ей никогда не было дела, — признался юноша. — Но я не допущу, чтобы он обидел ее! — с неожиданной силой добавил он. — А мне кажется, что именно это он и собирается сделать.
— Я тоже не дам ему обижать Элизу, — пообещал Ксавье. — Но в отличие от тебя я не теряю надежды. Нашему капитану нужно время, чтобы понять, как она ему дорога, но, если мы начнем вмешиваться в их дела сейчас, от этого никто не выиграет. Давайте пока просто радоваться тому, что целы и невредимы вернулись домой, ладно? А там посмотрим, как все сложится.
В конце концов Киприан решил на время предоставить Элизу самой себе. Наверняка, рассудил он, она успокоится быстрее, если он не станет навязывать ей свою волю и даст возможность как следует обо всем подумать и примириться со своим положением в его доме. Пока же Киприан планировал заняться кое-какими неотложными делами.
Был час обеда, когда в особняк прибыл поверенный Киприана. Киприан принял его в своем обшитом тиковыми панелями кабинете, где на столе уже стояли хрустальный графин с барбадосским ромом и два низеньких хрустальных бокала. Распорядившись, чтобы их не беспокоили ни при каких обстоятельствах, Киприан плотно закрыл двери и повернулся к гостю.
— Итак? — спросил он, хрустнув костяшками пальцев.
— Им удалось кое-что разузнать, Киприан, — сказал юрист. — И гораздо быстрее, чем мы ожидали. Из Портсмутской гавани был отправлен в Лондон верховой. Он потратил на дорогу всего четыре дня, и теперь Хэбертон знает, что вы — капитан «Хамелеона». Теперь он вместе с отцом и женихом мисс Фороугуд выслеживает вас.
Киприан налил рома в стаканы, но сам пить не стал. Итак, жених Элизы разыскивает ее. Но почему? Ведь он не может не понимать, что теперь ее репутация безнадежно загублена!..
Пальцы Киприана стиснули стакан. Неужели этот тип так безумно любит Элизу, что готов принять ее обратно, несмотря ни на что?
— Что вы собираетесь делать?
— Пустить в ход свой главный козырь, вот что, — проворчал Киприан, сердито прихлебывая ром.
— Вы говорили, что не причините мальчику вреда! — Поверенный даже вскочил. — Вы обещали…
— Я не собираюсь причинять вред мальчику! — рявкнул Киприан.
— Но вы только что сказали…
— Я говорил вовсе не о мальчике! — Киприан постарался справиться с раздражением. — Я имел в виду кое-что другое. У меня нет намерения повредить юному Обри Хэбертону.
Поверенный снова сел, несколько успокоенный, хотя и не убежденный до конца.
— Так что же все-таки вы собираетесь делать с мальчиком?
Киприан вздохнул. Пришло время приводить его план в исполнение.
— Я напишу Хэбертону еще одно письмо. Пусть думает, что его сын служит юнгой на корабле работорговца. Или что его продали вербовщикам.
— Но я слышал, что он калека. Поверит ли вам его отец?
— Он уже не калека — просто немного хромает.
И потом, это не особенно важно. Получив такое письмо, Ллойд Хэбертон бросится разыскивать сына по всем морям, а это главное.
— А что с девушкой?
На этот вопрос Киприан так и не ответил. Он стал писать письмо, которое поверенный должен будет доставить в дом Ллойда Хэбертона в Лондоне. После ухода поверенного Киприан остался наедине со своими мрачными мыслями.
Игра началась. Но это не принесло ему удовлетворения, какого он ожидал. Да, он заставил Ллойда Хэбертона плясать под свою дудку, и теперь его враг сходит с ума от тревоги. Но мысли Киприана, вращавшиеся вокруг Элизы, а вовсе не вокруг его подонка отца, мешали ему в полной мере насладиться своим триумфом.
Он никак не мог понять теперешнего настроения Элизы. Пока они занимались любовью, никаких проблем не возникало, ибо, отдаваясь ему, Элиза отбрасывала всякую сдержанность и стыдливость. Чопорная английская мисс исчезала, и ее место занимала восхитительно страстная любовница. Но ее упорное сопротивление во всех остальных вопросах обескураживало и злило его.
Не иначе, думал он порой, Элиза все еще надеется вернуться к своей семье — и к своему жениху. С какой радостью он своими руками задушил бы этого ублюдка! Задушил, разрезал на куски, стер бы в порошок — все годилось, лишь бы вытравить память о нем из ее мыслей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Теперь она не сводила глаз с его красивого усталого лица, и Киприан вдруг потянулся к ней:
— Иди ко мне, русалка.
Он развел ее руки, обнимавшие колени, и потянул совсем легонько, но этого оказалось достаточно, чтобы она заскользила к нему по дну ванны.
Элиза бросила безумный взгляд на высокое окно, сквозь которое в комнату заглядывало солнце. Все это было совершенно неприлично. По любым меркам!
Но Киприан засмеялся, словно угадав ее мысли.
— При свете будет еще лучше, — доверительно шепнул он.
Лучше, чем прошлой ночью? Возможно ли такое? Глаза Элизы широко раскрылись. Она хотела что-то сказать, но Киприан заставил ее распрямить ноги, уложил их поверх своих и привлек Элизу к себе, и слова, которые она так и не успела сказать, вылетели у нее из головы. Стоило ли притворяться, ведь она хотела того же, что и он!
Когда Киприан уже начал творить свое волшебство, она решила, что после непременно поговорит с ним, заставит его высказаться и попробует понять его — понять, что же они все-таки значат друг для друга.
«Может быть, — пронеслось у нее в голове, — мы все же могли бы быть счастливы вместе?»
17
Меньше часа спустя Элиза, заматываясь в пушистое белое полотенце и закрепляя концы на груди, говорила:
— Нет, Киприан. Это совершенно невозможно. Мы не можем делить с тобой одну спальню.
— Можем и будем, — заявил он и скрестил руки на груди. Его нагота не была прикрыта ни единым лоскутком одежды, и, когда Элиза взглянула на него, весь ее гнев и решимость моментально улетучились. Киприан только что очень убедительно доказал ей, как хорошо может быть это при дневном свете, и она просто не могла быть с ним суровой.
— Это… это не принято, — возразила она упавшим голосом. — Так не делается. Это неправильно!
— Это мой дом, Элиза. Я в нем хозяин, и поэтому здесь я решаю, что правильно, а что — нет.
— Как на «Хамелеоне»? О, Киприан, тебе, похоже, доставляет удовольствие попирать все и всяческие правила. А я… а мне… — Элиза не договорила, вдруг почувствовав себя ужасно несчастной. Она всегда делала только то, что предписывалось строгой общественной моралью, и до самого последнего времени оставалась безупречной молодой леди и послушной дочерью. А теперь… теперь она просто… просто шлюха!
Тут Элиза невольно вспомнила о матери Киприана. Она, наверное, тоже когда-то была блестящей юной леди и примерной дочерью, но это не помешало ей зачать дитя вне брака. Неужели такова будет и ее собственная судьба?
Элиза подняла голову и взглянула на Киприана уже со страхом:
— А что, если я… Ну, понимаешь, если у меня будет ребенок?
Он нахмурился, прежнее самодовольное выражение исчезло с его лица.
— Этого не случится. Есть способы… В общем, я распоряжусь — Ана тебя научит…
— А если это все же случится? — не отступала Элиза. — Ведь случилось же это с твоей матерью!
Она тут же поняла свою ошибку, но было поздно. Ее слова не на шутку разозлили его. Выхватив из высокого платяного шкафа новую пару брюк, Киприан принялся рывками натягивать их на себя.
— Я тебя не брошу, если ты этого боишься… Но как… как ты могла так обо мне подумать?!
Этот ответ принес ей некоторое утешение, но, по сути, он ничего не решал.
— Ты допустишь, чтобы твой ребенок рос незаконнорожденным? — спросила она очень мягко.
— Нет! — Он двинулся к ней, словно намереваясь хорошенько встряхнуть, но резко остановился, не коснувшись ее. — Нет, — повторил он, явно стараясь взять себя в руки. — Мой ребенок никогда не будет ублюдком.
— Понимаю, — вздохнула Элиза, боясь, что в самом деле понимает. Он женится на ней, но только если она нечаянно забеременеет. Как же ей теперь быть: желать этого события или страшиться его?
— Значит, договорились. Ты будешь жить в моей комнате. — Выражение его лица смягчилось, и он потянулся, чтобы убрать длинный влажный локон с ее обнаженного плеча. Но Элиза отступила, покачав головой. Как объяснить ему? Киприану было все равно, что подумают о них другие, но ей это было далеко не так безразлично.
— Никогда в жизни не могла бы вообразить, что стану блудницей, — сказала она, прибегнув к последнему средству, которое, как ей казалось, могло помочь.
Киприан издал раздраженное восклицание:
— Ты вовсе не блудница, Элиза! Это все поповская чушь.
— Ну хорошо, может быть, «содержанка» — более подходящее название.
Его брови гневно сдвинулись, и он схватил ее за плечи.
— Ты слишком заботишься о том, что подумают другие. На самом деле значение имеет только то, что думаем мы — ты и я…
— Тебе легко говорить, — возразила она, тщетно пытаясь освободиться из его железных рук. — У тебя нет родных, которые беспокоились бы за тебя, страдали… или стыдились бы тебя. У тебя нет семьи, Киприан, а у меня есть! У меня есть, — повторила она тише, когда он медленно снял свои руки с ее плеч.
Элиза повернулась и, придерживая на груди влажное полотенце, подошла к окну. Угасающий день сменился ранними зимними сумерками, но даже в декабре большой сад за окном радовал глаз свежей зеленью. Тут и там виднелись поздние цветы: мускусные розы, астры, хрупкие кремовые хризантемы. Как похоже на волшебный остров из любимой сказки Обри, подумала Элиза, — остров, где мальчики никогда не взрослеют. Когда-то Обри мечтал о том, как хорошо было бы попасть на этот остров и навсегда остаться ребенком, и сейчас Элизе внезапно пришло в голову, что Киприан как раз и был одним из этих взрослых детей. Он думал только о своих прихотях и желаниях, не заботясь о возможных последствиях, не допуская и мысли о ее возможной беременности и не желая потворствовать ее заботам и соблюдению приличий. Казалось, самую суть его личности составляло желание постоянно показывать нос обществу всеми возможными способами.
Она услышала сзади его приближающиеся шаги и задрожала от желания, когда его ладони медленно скользнули вверх и вниз по ее плечам.
— Давай не будем спорить, сердечко мое. — Киприан поцеловал ее во влажную макушку и прижал к своей груди. — Мы в ответе только друг перед другом, и ни перед кем больше. Я нравлюсь тебе. Ты нравишься мне. Нам хорошо вместе — лучше, чем я мог себе представить. Не надо разрушать то, что только начинается…
Элиза прикрыла глаза, стараясь вспомнить, о чем, собственно, они спорили.
— Сейчас все только начинается, а чем закончится?
— А почему это должно закончиться? — отозвался он и, развернув ее лицом к себе, взял рукой за подбородок и с невыразимой нежностью поцеловал в губы. И хотя Элиза упивалась этим поцелуем и сладостной дрожью, пробежавшей по ее телу, сомнения не оставляли ее.
Почему это должно закончиться, спрашивал Киприан. Хотя бы просто потому, мысленно ответила ему Элиза, что ее отец никогда не допустит брака своей дочери с таким человеком, как этот морской разбойник без роду, без племени. Кроме того, Киприан, похоже, вовсе не собирался предлагать ей руку и сердце, и всерьез рассчитывать на то, что в конце концов они поженятся, что в этом красивом доме будут беспечно резвиться их дети, а они с Киприаном счастливо состарятся вместе, было бы с ее стороны верхом глупости. Высвободившись из его объятий, Элиза снова отвернулась.
— Обязательно закончится, — сказала она с нажимом. — Не можем же мы вечно оставаться в таком… неопределенном положении. Ты, я… — Она печально покачала головой. — Не забывай, ведь есть еще Обри, которого нужно вернуть отцу.
Киприан долго молчал, а ей было слишком страшно повернуться и посмотреть ему в лицо. Наконец она услышала его вздох.
— Сейчас, по крайней мере, мы не можем и не будем ничего решать, Элиза. Мы оба слишком устали, и ты расстроена. Давай поговорим об этом завтра, после того как хорошенько выспимся. — Он снова приблизился к ней и легонько поцеловал в затылок. — Мне нужно закончить еще несколько дел. Если тебе что-нибудь понадобится, позови Ану. Она обо всем позаботится.
Элиза кивнула, и Киприан медленно отошел. Она слышала, как он одевается, но продолжала смотреть в окно, боясь той огромной власти, которую он над ней имел. Одно прикосновение, поцелуй, улыбка — и все ее доводы были бы разбиты.
Наконец Киприан сухо попрощался и вышел. Элиза не сказала ему ни слова, хотя ее сердце готово было вырваться из груди и полететь за ним. Она, однако, сделала над собой усилие и сдержалась. От того, насколько хорошо она будет владеть собой, зависело ее и Обри будущее.
Здесь, на английской земле, их ждала привычная, реальная жизнь со своими порядками и обычаями, но Киприан, казалось, не хотел этого понимать, продолжая бросать вызов сложившимся общественным устоям. О, если бы только можно было убедить его в том, что нельзя жить в обществе и быть свободным от него! Он должен подумать о том, как будет строить свои отношения с ней, он должен отпустить Обри. Пока же все не решится, самое малое, что она может сделать, — это настоять на соблюдении внешних приличий. Хотя бы из обычного чувства самосохранения. Они могут заниматься любовью в ванне, в постели, где угодно, но, нравится ему это или нет, у нее должна быть собственная отдельная спальня!
Правда, это вряд ли решит другую, гораздо более серьезную проблему. Она соединилась с Киприаном душой, а не только телесно, хотя даже последнее с ее стороны было глупостью, так как она действительно могла забеременеть. Сердечная же привязанность вообще могла привести ее к катастрофе. Киприан явно не горел желанием жениться — для него брак был лишь нелепой данью условностям, в особенности брак с такой женщиной, из такого общества, как она. Пожалуй, ее социальное положение и было тем главным, что привлекло к ней его внимание. Через нее он мог сильнее уязвить и ее дядю, и весь высший свет. Погубив и растоптав ее, он в очередной раз плюнет всем им в лицо.
Мысль эта была непереносима, и Элиза с трудом подавила подступившие к горлу рыдания. Глупо оставаться здесь. Ей необходимо вернуться к прежней жизни. Ничего другого Элизе просто не оставалось. Но расстаться с Киприаном ей было бы так тяжело!
Обри, сидя на кровати в своей комнате, внимательно разглядывал свои ноги, обутые в грубые матросские башмаки, которые принес ему Оливер.
— В них так странно себя чувствуешь, после того как две недели ходил босиком. — Он улыбнулся Оливеру и, поднявшись на ноги, попробовал пройтись. — Смотри-ка, хромота уже не так заметна.
— Думаю, со временем ты совсем перестанешь хромать, — ответил молодой моряк, вытягиваясь в плетеном кресле из тростника.
— Мой отец будет так рад, что сделает для меня все, что я ни захочу! — объявил Обри. — Первым делом попрошу у него корабль.
Оливер поднял брови:
— Он что, так богат?
— У него множество кораблей, которые ходят по всему миру, — пожал плечами Обри. — А ты, если захочешь, можешь стать капитаном на одном из них. Я буду твоим первым помощником, и ты научишь меня всему, что касается мореплавания. — Мальчик запрыгал по отведенной ему спальне, с удовольствием слушая скрип новеньких кожаных подметок на деревянном полу. — А где Элиза? Я хочу показать ей, как здорово я хожу в ботинках.
На лбу Оливера появилась легкая морщинка.
— Она с Киприаном.
Обри умерил свои прыжки:
— Она… она собирается выйти за него замуж?
Оливер беспокойно шевельнулся в кресле:
— У меня и мысли такой не было.
Обри взглянул на него пристальнее:
— Если он ее попросит, я думаю, она согласится.
— Согласится на что? — спросил вошедший Ксавье.
— Выйти замуж за Киприана, — пояснил Обри. — Думаю, Элиза согласится, если он ее попросит.
— Я тоже так думаю, — согласился Ксавье и испытующе взглянул на Оливера. — А ты как считаешь?
Оливер ответил ему сальной ухмылкой:
— Вряд ли он ее попросит, так что мне нет смысла тебе отвечать.
Обри остановился перед помрачневшим Оливером:
— Ты можешь жениться на одной из моих сестер. Джессике нужен муж, по крайней мере, я слышал, как отец говорил об этом с одним из своих друзей. А все эти молодые лорды считают ее красивой.
Оливер ласково взъерошил волосы мальчика.
— А ты думаешь, твой отец так уж мечтает заполучить в зятья простого моряка без единого пенни за душой вроде меня?
— Ты же будешь капитаном, ты не забыл? Капитаном на моем корабле, как Киприан — на своем. — Мальчик серьезно кивнул. — Я думаю, это очень хорошая идея, Оливер. Правда, Ксавье?
— Видывал я и более странные парочки. И они были очень счастливы. — Ксавье хлопнул Оливера по плечу своей огромной ручищей. — Разве ты не можешь порадоваться за Киприана и Элизу, Оливер?
Оливер поднял глаза на своего старого друга.
— Если Элиза будет счастлива с Киприаном, я за них порадуюсь. Я знаю, что до меня ей никогда не было дела, — признался юноша. — Но я не допущу, чтобы он обидел ее! — с неожиданной силой добавил он. — А мне кажется, что именно это он и собирается сделать.
— Я тоже не дам ему обижать Элизу, — пообещал Ксавье. — Но в отличие от тебя я не теряю надежды. Нашему капитану нужно время, чтобы понять, как она ему дорога, но, если мы начнем вмешиваться в их дела сейчас, от этого никто не выиграет. Давайте пока просто радоваться тому, что целы и невредимы вернулись домой, ладно? А там посмотрим, как все сложится.
В конце концов Киприан решил на время предоставить Элизу самой себе. Наверняка, рассудил он, она успокоится быстрее, если он не станет навязывать ей свою волю и даст возможность как следует обо всем подумать и примириться со своим положением в его доме. Пока же Киприан планировал заняться кое-какими неотложными делами.
Был час обеда, когда в особняк прибыл поверенный Киприана. Киприан принял его в своем обшитом тиковыми панелями кабинете, где на столе уже стояли хрустальный графин с барбадосским ромом и два низеньких хрустальных бокала. Распорядившись, чтобы их не беспокоили ни при каких обстоятельствах, Киприан плотно закрыл двери и повернулся к гостю.
— Итак? — спросил он, хрустнув костяшками пальцев.
— Им удалось кое-что разузнать, Киприан, — сказал юрист. — И гораздо быстрее, чем мы ожидали. Из Портсмутской гавани был отправлен в Лондон верховой. Он потратил на дорогу всего четыре дня, и теперь Хэбертон знает, что вы — капитан «Хамелеона». Теперь он вместе с отцом и женихом мисс Фороугуд выслеживает вас.
Киприан налил рома в стаканы, но сам пить не стал. Итак, жених Элизы разыскивает ее. Но почему? Ведь он не может не понимать, что теперь ее репутация безнадежно загублена!..
Пальцы Киприана стиснули стакан. Неужели этот тип так безумно любит Элизу, что готов принять ее обратно, несмотря ни на что?
— Что вы собираетесь делать?
— Пустить в ход свой главный козырь, вот что, — проворчал Киприан, сердито прихлебывая ром.
— Вы говорили, что не причините мальчику вреда! — Поверенный даже вскочил. — Вы обещали…
— Я не собираюсь причинять вред мальчику! — рявкнул Киприан.
— Но вы только что сказали…
— Я говорил вовсе не о мальчике! — Киприан постарался справиться с раздражением. — Я имел в виду кое-что другое. У меня нет намерения повредить юному Обри Хэбертону.
Поверенный снова сел, несколько успокоенный, хотя и не убежденный до конца.
— Так что же все-таки вы собираетесь делать с мальчиком?
Киприан вздохнул. Пришло время приводить его план в исполнение.
— Я напишу Хэбертону еще одно письмо. Пусть думает, что его сын служит юнгой на корабле работорговца. Или что его продали вербовщикам.
— Но я слышал, что он калека. Поверит ли вам его отец?
— Он уже не калека — просто немного хромает.
И потом, это не особенно важно. Получив такое письмо, Ллойд Хэбертон бросится разыскивать сына по всем морям, а это главное.
— А что с девушкой?
На этот вопрос Киприан так и не ответил. Он стал писать письмо, которое поверенный должен будет доставить в дом Ллойда Хэбертона в Лондоне. После ухода поверенного Киприан остался наедине со своими мрачными мыслями.
Игра началась. Но это не принесло ему удовлетворения, какого он ожидал. Да, он заставил Ллойда Хэбертона плясать под свою дудку, и теперь его враг сходит с ума от тревоги. Но мысли Киприана, вращавшиеся вокруг Элизы, а вовсе не вокруг его подонка отца, мешали ему в полной мере насладиться своим триумфом.
Он никак не мог понять теперешнего настроения Элизы. Пока они занимались любовью, никаких проблем не возникало, ибо, отдаваясь ему, Элиза отбрасывала всякую сдержанность и стыдливость. Чопорная английская мисс исчезала, и ее место занимала восхитительно страстная любовница. Но ее упорное сопротивление во всех остальных вопросах обескураживало и злило его.
Не иначе, думал он порой, Элиза все еще надеется вернуться к своей семье — и к своему жениху. С какой радостью он своими руками задушил бы этого ублюдка! Задушил, разрезал на куски, стер бы в порошок — все годилось, лишь бы вытравить память о нем из ее мыслей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38