— Сопротивляйся! — Он раздвинул ей ноги и навалился на нее сверху. — Сопротивляйся, черт тебя дери! — снова приказал он, пребольно укусив ее за шею. Элиза пыталась спрятать от него лицо, но Киприан схватил ее за волосы и жестоким рывком заставил повернуться, так что ее лицо оказалось в каком-то дюйме от его лица. — Сопротивляйся, если тебе так не по душе то, что я делаю! — снова повторил он.
Она пыталась. Честно пыталась. Пыталась высвободить руки из его крепких, как. железо, пальцев. Пыталась ударить его ногой, оттолкнуть, сжать свои колени, но все было тщетно. Словно не замечая этих попыток, он без особого труда завел ей руки за голову, а сам втиснулся бедрами между ее разведенными в стороны ногами.
Продолжая удерживать ее рукой, он провел пальцами по ее бедру. Его свободная рука поднялась к ее талии и двинулась дальше к бурно вздымающейся груди. Элиза, зажмурившись и отвернув лицо, извивалась и билась под ним, но Киприан обладал силой медведя, и у Элизы не было ни одного шанса освободиться. Но уступить ему так просто она не собиралась и продолжала бороться. Лишь когда Киприан слегка приподнялся на локте и его теплая ладонь охватила ее грудь, Элиза внезапно затихла.
— Киприан… — Она встретила его пылающий взгляд, и слова замерли у нее на губах. Пальцы Киприана начали медленно двигаться по кругу, лаская ее грудь, и Элизе казалось, что она ощущает на них каждую мозоль.
С трудом переведя дыхание, Элиза впала в блаженное оцепенение. Ее бойцовский пыл неожиданно угас, и все тело затрепетало от чувств совсем иного рода — горячих, живых, восхитительных.
Он снова сделал это. Он пробудил в ней желание, и, помоги ей бог, она не в силах была ему сопротивляться. Его большой палец нежно потирал тугой бутон ее груди, вознося Элизу на новую ступень наслаждения, но он двигался так медленно! Слишком медленно…
— Киприан!.. — снова произнесла она его имя. Было ли это проклятие или мольба? Она и сама толком не знала. Ей очень хотелось заплакать не то от горя, не то от желания — столь сильного, что оно просто убивало ее. От того, что сердце ее буквально разрывалось на части.
— Элиза… — прошептал он ей на ухо. — Тебе нравится, сердце мое?
Его палец задвигался чуть быстрее, и, к великой досаде Элизы, тихий стон все же сорвался с ее губ. Ей нравилось, даже слишком, но она не могла ему об этом сказать. Да Киприан и не слушал ее — он уткнулся носом в ее волосы и принялся целовать, посасывать и теребить губами и языком ее ухо.
С губ Элизы сорвался новый стон, но она этого даже не заметила. Она слышала только, как шумит кровь в ушах и как со свистом рвется из горла ее затрудненное дыхание. Тем временем Киприан оставил ее грудь и двинулся куда-то вниз по диафрагме, по животу, туда, где кожа ее была столь нежна, что напоминала шелк. На мгновение Киприан остановился — расстегивал брюки, поняла Элиза, — потом стал медленно подниматься обратно к груди, но она чувствовала только, как прижимается к ее бедру горячий жезл его мужественности и как поднимается в ней ответная жаркая волна.
В следующий миг Киприан припал к ее губам таким крепким поцелуем, что у нее буквально захватило дух. Его губы раздвинули ее губы, язык скользнул между ними гибкой змеей и принялся ходить взад и вперед в уже знакомом ей ритме.
Скоро… скоро это случится снова, поняла она и почувствовала, что ждет наступления этого момента с нетерпением. Нет, не с тем мелким, эгоистическим нетерпением, с каким лакомка ждет десерта. Ее нетерпение было совсем иного рода — оно было всеобъемлющим, словно от того, смогут ли они довершить начатое, зависели не только их жизни, но и судьбы целого мира.
Не сдерживая себя более, Элиза дугой выгнулась ему навстречу. Она поддалась ему; Киприан заставил ее хотеть его, как грозил с самого начала, и Элиза признавала, что он добился своего. Но что-то, что было в самой ее плоти и крови — а может быть, в душе, — подсказывало ей, что даже в поражении она может обрести победу.
Она отвечала на его поцелуй. Их губы встретились не то в сладостном танце, не то в жестоком поединке двух изощренных фехтовальщиков, и чем дольше продолжалась эта захватывающая битва, тем тверже становилось главное оружие Киприана.
— О-о-о! — простонала Элиза, поглаживая кончиками пальцев костяшки его руки.
На этот стон, исторгшийся, казалось, из самых сокровенных глубин ее души, Киприан ответил немедленным и сладостным действием. Его свободная рука протиснулась между их телами и, будто вспоминая, начала с наслаждением осязать нежную кожу Элизы. Ее ласки становились все смелее.
Весь мир вокруг них остановился — и сорвался со своей оси. Его пальцы дразнили самые потаенные уголки ее тела. Огненные волны разбегались по ее телу, ей показалось, что вся она начала таять и плавиться. Когда же он коснулся ее заветного местечка, Элиза почувствовала, что сейчас взорвется. Это было так невыразимо прекрасно, так восхитительно…
Воспользовавшись тем, что Киприан отвлекся и ослабил свою хватку, Элиза высвободила руку из его пальцев, но не отняла совсем. Ладонь прильнула к ладони, пальцы сплелись, и Киприан поднял голову, прервав поцелуй. Целую вечность они смотрели в глаза друг другу, переживая мгновения восхитительно полного единения, потом губы Киприана дрогнули.
— Элиза… — Он запнулся, словно не зная, что сказать. Мгновение спустя Киприан совершил легкое, почти незаметное движение бедрами, и Элиза ощутила горячее прикосновение его жезла, разведывавшего дорогу.
Они долго лежали так в золотистом свете ночника: тела были готовы, но не спешили соединиться, глаза уже соединились. Киприан не двигался и только пожирал ее взглядом, в котором пылало жаркое синее пламя.
Лишь когда Элиза сама подалась ему навстречу, он начал действо, сценарий которого она уже успела хорошо изучить. Внутрь — наружу. Вторжение — отступление. Можно было подумать, что Киприан дожидался ее разрешения — или, скорее, окончательной капитуляции, подумала она, ибо бой еще продолжался. Но разгоравшаяся между ними страсть заставила обоих забыть о недавнем противостоянии. Теперь они сражались вместе, на одной стороне. Их тела — разгоряченные, жаркие, скользкие от пота — двигались в едином гармоничном ритме, все ускоряя и ускоряя темп. Обе его руки теперь были прижаты к ее рукам, ладонь к ладони, и ей хотелось верить, что точно так же готовы соединиться и их души.
И Элиза не ошиблась. Приближаясь к вершине, взлетая все стремительнее, все выше, пока перед ней не разверзлась бездна и у нее не осталось другого выбора, как только ринуться туда вместе с ним, она поняла, что душа ее связана с душой Киприана так, как никогда не будет связана ни с кем. Любовь, желание, счастье и стремление к вечности слились в ослепляющей вспышке страсти. Он наполнял ее собой снова и снова, принося ей прекраснейший дар, который женщина может получить только от мужчины, которого любит.
Мужчина, которого она любит…
Именно в этот миг Элиза поняла, что любит Киприана и хочет от него ребенка — неважно, чем ей придется расплатиться за это в будущем. А платить придется — она знала это, но готова была променять свою прежнюю жизнь на новую, пугающую и непредсказуемую.
Она смогла наконец понять мать Киприана, понять, почему у нее не было сожалений. Когда женщина любит мужчину, она ни о чем не жалеет.
19
Киприан провел с ней всю ночь и любил ее снова и снова. Лишь изредка, да и то ненадолго, они проваливались в сонное забытье, так и не разнимая объятий. Со стороны могло показаться, будто он утверждает свои права на нее, свою власть над ней, но Элиза была далека от подобных мыслей. Каждый раз, когда Киприан касался ее, каждый раз, когда его губы или пальцы принимались исследовать какое-нибудь новое, невероятно чувствительное местечко на ее теле, она чувствовала, что она имеет власть над ним. Весь его недавний гнев бесследно растворился в невыразимой нежности, и это сделала она, Элиза Фороугуд. Правда, она еще многого в нем не понимала, но сознание того, что все между ними изменилось в тот миг, когда она погладила его руку, было совершенно отчетливым и ясным.
Вздохнув, Элиза повернулась на бок и прижалась спиной к его сильному горячему телу. За окном вставало солнце, но она отнюдь не спешила открывать глаза навстречу его первым утренним лучам.
Киприан тоже повернулся и, счастливо вздохнув, крепче прижал ее к себе. Затем, приподнявшись, он перевернул ее на спину и глядел на нее сверху, опираясь на локти. Улыбаясь, Элиза медленно открыла глаза навстречу его взгляду.
— Ты когда-нибудь устаешь? — Она провела руками по его бокам и погладила по сильной спине.
— Ты меня убиваешь, — признался он с восхитительно развратной ухмылкой. — Но я ничего не могу поделать. Моя жизнь в твоих руках… — Огонь, тлевший в его ярко-синих глазах, вспыхнул ярче, и сердце в груди у Элизы едва не сбилось с ритма. — Скажи, что бы ты стала со мной делать, если бы я разрешил тебе все? И что бы ты хотела, чтобы я делал с тобой, Элиза?
Необычайно сладострастные видения тут же закружились в ее мозгу. Они с Киприаном на носу «Хамелеона», прямо рядом с фигурой обнаженной женщины со змеей. Они лежат обнаженные на свернутых парусах. Они запутались в канатах; канаты обвивают ее, обвивают его, все теснее привязывают их друг к другу.
Краска смущения и стыда залила ее шею и щеки, и Элиза поспешно отвела глаза. Да как она только может думать о подобных вещах?! Несомненно, в этом виноват Киприан, его магнетический взгляд, его чарующий голос… До каких глубин падения она дойдет, если и дальше будет слушать все, что нашептывает ей его змеиный язык?
Стараясь смотреть куда угодно, только не ему в лицо, Элиза рассеянно блуждала взглядом по сторонам, и тут до нее вдруг дошло, что они находятся не в ее, а в его спальне.
На Элизу словно подуло ледяным ветром, а по спине пробежала дрожь.
— Ну? — Он погладил длинный локон, упавший ей на щеку, намотал его себе на палец и легонько потянул. — О чем ты хочешь меня спросить, моя прелестная русалка?
Она повернула к нему голову, но всякая игривость исчезла из ее голоса и краска сбежала с лица.
— Как мы оказались в твоей спальне?
Он по-прежнему ласково смотрел на нее.
— Я тебя принес.
— Когда?
Он погладил ей подбородок тыльной стороной руки.
— Кажется, после того, как мы в последний раз занимались любовью. — Он улыбнулся. — Разве это имеет значение?
Голова его склонилась ниже, как будто он собирался ее поцеловать, но Элиза проворно отвернулась:
— Для меня имеет.
Оттолкнув Киприана, Элиза выбралась из постели с намерением немедленно вернуться к себе, но обнаружила, что на ней нет даже сорочки. В комнате тоже не оказалось ничего из ее одежды, и Элиза поспешно схватила первое, что попалось ей под руку. Это оказалась непромокаемая куртка Киприана. Выбора у нее не было. Набросив ее на плечи — к счастью, куртка была достаточно длинной и закрывала ей ноги почти до колен, — Элиза поплотнее запахнула ее на груди и повернулась к Киприану, но он и не думал смотреть на нее. Удобно опершись спиной на груду подушек, он слегка запрокинул голову назад и даже прикрыл глаза рукой, словно собираясь снова задремать.
Элиза возмутилась. Неужели ее чувства совсем его не интересуют? Она почувствовала, как вместе с обидой в ней нарастает и ярость.
— Зачем ты это сделал? — спросила она. — Ведь ты отлично знал, как я к этому отношусь.
— Но какой смысл теперь…
— Я не хотела, чтобы Обри видел… — Элиза запнулась. От злости и унижения она была вне себя.
— Ради бога, Элиза!.. Пока парень вырастет, он успеет повидать великое множество всяких мерзостей.
Эта бессердечная реплика лишь распалила ее гнев. Слова Киприана были в общем-то справедливы, но ей не понравился его досадливый и несколько небрежный тон. И уж отнюдь не стоило своими действиями увеличивать число тех мерзостей, которые ребенку, вероятно, и в самом деле предстоит увидеть.
— Ты знал, что я не хочу делить с тобой эту комнату! — повторила она железным голосом. — Я сказала тебе об этом совершенно ясно. Почему же ты не отнесся к моему желанию серьезно?
Киприан вздохнул:
— Я полагал, что эта ночь заставит тебя передумать.
— Неужели? Ну и кто же из нас ведет себя как… как шлюха? — буквально выплюнула Элиза последнее слово.
Это подействовало. Киприан отнял руку от лица и свирепо воззрился на нее, но Элиза ответила ему не менее свирепым взглядом:
— Разве не так поступают шлюхи, Киприан? Именно они продают свое тело, когда не могут добиться того, что им хочется, честным путем!
— Проклятье, это совсем не одно и то же, и ты это отлично знаешь! — Он отбросил простыню и встал, обнаженный, посреди комнаты. Его нагота была прекрасна, и Элиза не могла отвести завороженный взгляд от его античного тела. «Пожалуй, — бессознательно отметила она, — он слишком красив. Мужчина просто не имеет права быть таким… физически совершенным».
— У тебя просто навязчивая идея, черт тебя подери! — продолжал между тем Киприан. — То ты называешь шлюхой себя, то меня! Дерьмо собачье! Почему ты не хочешь видеть вещи такими, каковы они на самом деле? Мы оба хотели того, что произошло прошлой ночью, и сегодня, и потом, мы оба снова будем хотеть того же!
Последовала томительно долгая пауза, во время которой Элиза не отрываясь смотрела на Киприана. В словах его была заключена известная доля истины. Но это было не все.
— Я вот думаю, — начала она, пытаясь собрать все свое мужество в предчувствии той бури, которую неминуемо вызовут его слова, — не говорил ли то же самое твой отец твоей матери?
Она сразу поняла, что задела его самое больное место. Лицо Киприана потемнело.
— Нечего впутывать их сюда, черт побери! — медленно процедил он.
— Но ведь это правда?
Киприан грязно выругался. Элиза могла бы торжествовать победу, но волна непереносимой печали захлестнула ее, и она вдруг почувствовала себя совершенно обессиленной. Как же все это безнадежно!..
Ее рука протянулась было к нему, но тут же упала.
— Я не хочу делить эту комнату с тобой, Киприан. Не хочу. И что бы ты ни сказал и ни сделал, это ничего не изменит…
— Ты хочешь, чтобы я на тебе женился? — вдруг резко спросил он. — Да?
От этих неожиданных слов Элиза на несколько секунд потеряла дар речи, и Киприан, не дождавшись ответа, продолжил:
— Если я женюсь на тебе, ты будешь делить со мной эту спальню? Должен тебя предупредить, женщина, я не намерен придерживаться дурацких обычаев, согласно которым у мужа и жены должны быть раздельные спальни!
Если бы Киприан женился на ней, ей бы и в голову не пришло требовать себе отдельную комнату, но брак не был ее целью… «А как же любовь? — спросила она себя. Как быть с тем самым главным чувством, которое связывает — должно связывать — мужа и жену?» Она уже была помолвлена без любви, и, хотя причины, по которым Киприан предлагал ей заключить брак, разительно отличались от мотивов Майкла, ее разочарование было ничуть не меньшим. Она любит Киприана, с упавшим сердцем призналась себе Элиза. А он всего лишь хочет ее.
— Я… я не уверена, что это хорошая идея, — пробормотала Элиза и, судорожно прижимая руки к груди, отвернулась и бросилась к двери. Сердце ее разрывалось, и ей отчаянно хотелось побыть одной, но Киприан оказался быстрее. Одним прыжком он настиг ее и развернул к себе.
— Ты не уверена, что это хорошая идея? — повторил он вслед за ней. — Почему?
Элиза вскинула подбородок и сжала губы, изо всех сил стараясь, чтобы они не дрожали. Как он смеет предлагать ей выйти за него замуж, хотя на самом деле он этого не хочет? Вернее, ему все равно…
За окном звонко защебетала какая-то птица, но в каменных стенах дома Киприана царила полная тишина.
— Мой… мой отец этого просто не допустит.
— Черт с ним, с твоим отцом. Это дело касается только нас с тобой.
«Потому что ты не любишь меня!» — хотелось крикнуть ей, но вместо этого Элиза сказала первое, что пришло ей в голову:
— У нас нет ничего общего. Черные брови Киприана выгнулись.
— У нас есть общая постель, — саркастически протянул он и сдернул, куртку с ее плеча, обнажив нежную выпуклость груди. — И мы оба чертовски хороши вместе.
— Этого недостаточно! — крикнула она.
— Прах и пепел! — Он оттолкнул ее. — Я, должно быть, сошел с ума, если мог подумать, что избалованная девица вроде тебя… — Оборвав себя на полуслове, Киприан схватил брюки и стал натягивать их сердитыми рывками. Застегнув ремень, он выпрямился и окинул ее свирепым, пронзительным взглядом. — Ты будешь отличной женой своему великосветскому хлыщу, Элиза! Будешь носить подобающую одежду, знаться с подобающими людьми, устраивать подобающие приемы. А пока он будет произносить долгие, нудные речи в палате лордов, будешь изменять ему с очередным любовником.
Она вздрогнула — не столько от его грубости, сколько от ужаса перед нарисованной им картиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38