Ильяс, в свои молодые годы сумевший дослужиться до старшего офицера янычарского корпуса, использовал малейшую возможность для того, чтобы сообщить о себе и передать новости. Бекир не стал покидать столицу и до поры до времени скрывался под чужим именем. Джахангир-ага умер через год после своей добровольной отставки; Ильяс полагал, что его конец был ускорен тяжелым грузом отчаяния и стыда за положение в государстве и войске.
С каждым годом Османская империя все больше сдавала свои позиции в Европе, утрачивая власть и теряя земли. Все высшие начальники в Стамбуле ждали неминуемого возмущения и бунта армии.
Не далее как вчера незнакомый всадник передал Мансуру тщательно запечатанный свиток. Быстро развернув его и нетерпеливо пробежав глазами, Мансур прошептал:
– Мадина! Армия подняла мятеж в столице – султан Мехмед IV смещен и отправлен в ссылку! Его место занял Сулейман II. Кара Мустафа казнен. На чрезвычайном заседании дивана великим визирем назначен Фазыл Мустафа-паша! Это то, чего мы хотели добиться! – Он посмотрел на жену сияющими глазами. – Ильяс пишет, что мы можем вернуться в Стамбул.
Женщина подошла и положила руки ему на грудь.
– Ты этого хочешь?
Он ответил серьезным, проникновенным взглядом.
– А ты?
Мадина покачала головой.
– Не знаю. Я бы хотела съездить на Кавказ, узнать, как живут мать, Хайдар и остальные… А возвращаться в Стамбул… Если ты решишь остаться тут, Мансур, я не стану спорить. Я привыкла к здешним людям и больше всего на свете ценю спокойную, мирную жизнь.
Мансур со вздохом привлек женщину к себе и крепко обнял. Его глаза отрешенно смотрели поверх ее головы в туманную даль над горами.
– Мадина! В эти земли хотят вторгнуться поляки и австрийцы. Новый султан и новый визирь готовы дать им отпор. Здешние земли населены христианами. Возможно, они захотят освободиться от власти османов и присоединиться к единоверцам. Ильяс не случайно пишет об этом.
Мадина вздрогнула и заглянула в глубину его синих, как небо, глаз.
– Ты больше не будешь воевать, Мансур?
– Нет, никогда и ни с кем!
– Тогда вернемся, – твердо произнесла женщина. – К несчастью, Эмине-ханым уже нет на свете, но дом по-прежнему принадлежит нам. Ты можешь заняться тем, чем занимался в Стамбуле после нашего первого возвращения. Наверное, так будет лучше и для детей. Когда-нибудь Аслан подрастет и едва ли сможет найти в этих краях невесту-мусульманку. То же самое может случиться с Белгин. А в Стамбуле живут люди нашей веры.
Конечно, Мансур понимал, что она просто старается приглушить его боль и одновременно утешить себя. Разумеется, Мадина знала, что жизненные пути так же загадочны и неведомы, как и истоки мира, в котором обитают смертные, что на земле не существует рая.
Сейчас, вспоминая вчерашний разговор с мужем и глядя на летящих с юга птиц, женщина думала, что счастье последних лет заключалось именно в том, что они относились к каждому мгновению своего существования не как к безнадежному и тяжкому бремени, а как к волшебному дару. Да и можно ли относиться иначе к жизни, в которой так много света, понимания и любви?
С этой мыслью Мадина взяла за руку дочь и пошла навстречу Мансуру и Аслану, навстречу солнцу, навстречу своему будущему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
С каждым годом Османская империя все больше сдавала свои позиции в Европе, утрачивая власть и теряя земли. Все высшие начальники в Стамбуле ждали неминуемого возмущения и бунта армии.
Не далее как вчера незнакомый всадник передал Мансуру тщательно запечатанный свиток. Быстро развернув его и нетерпеливо пробежав глазами, Мансур прошептал:
– Мадина! Армия подняла мятеж в столице – султан Мехмед IV смещен и отправлен в ссылку! Его место занял Сулейман II. Кара Мустафа казнен. На чрезвычайном заседании дивана великим визирем назначен Фазыл Мустафа-паша! Это то, чего мы хотели добиться! – Он посмотрел на жену сияющими глазами. – Ильяс пишет, что мы можем вернуться в Стамбул.
Женщина подошла и положила руки ему на грудь.
– Ты этого хочешь?
Он ответил серьезным, проникновенным взглядом.
– А ты?
Мадина покачала головой.
– Не знаю. Я бы хотела съездить на Кавказ, узнать, как живут мать, Хайдар и остальные… А возвращаться в Стамбул… Если ты решишь остаться тут, Мансур, я не стану спорить. Я привыкла к здешним людям и больше всего на свете ценю спокойную, мирную жизнь.
Мансур со вздохом привлек женщину к себе и крепко обнял. Его глаза отрешенно смотрели поверх ее головы в туманную даль над горами.
– Мадина! В эти земли хотят вторгнуться поляки и австрийцы. Новый султан и новый визирь готовы дать им отпор. Здешние земли населены христианами. Возможно, они захотят освободиться от власти османов и присоединиться к единоверцам. Ильяс не случайно пишет об этом.
Мадина вздрогнула и заглянула в глубину его синих, как небо, глаз.
– Ты больше не будешь воевать, Мансур?
– Нет, никогда и ни с кем!
– Тогда вернемся, – твердо произнесла женщина. – К несчастью, Эмине-ханым уже нет на свете, но дом по-прежнему принадлежит нам. Ты можешь заняться тем, чем занимался в Стамбуле после нашего первого возвращения. Наверное, так будет лучше и для детей. Когда-нибудь Аслан подрастет и едва ли сможет найти в этих краях невесту-мусульманку. То же самое может случиться с Белгин. А в Стамбуле живут люди нашей веры.
Конечно, Мансур понимал, что она просто старается приглушить его боль и одновременно утешить себя. Разумеется, Мадина знала, что жизненные пути так же загадочны и неведомы, как и истоки мира, в котором обитают смертные, что на земле не существует рая.
Сейчас, вспоминая вчерашний разговор с мужем и глядя на летящих с юга птиц, женщина думала, что счастье последних лет заключалось именно в том, что они относились к каждому мгновению своего существования не как к безнадежному и тяжкому бремени, а как к волшебному дару. Да и можно ли относиться иначе к жизни, в которой так много света, понимания и любви?
С этой мыслью Мадина взяла за руку дочь и пошла навстречу Мансуру и Аслану, навстречу солнцу, навстречу своему будущему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24