Джахангир-ага внимательно посмотрел в осунувшееся лицо молодого воина, в его несчастные, потускневшие глаза.
– Кто она такая, эта женщина?
– Та самая черкешенка, которую вы продали эмину. – Джахангир-ага привстал.
– Так это ты напал на людей эмина?! Асфандияр-ага до сих пор не разговаривает со мной! А девчонка и правда была красивой. – Он помрачнел. – Я ее не трогал. И эмину она не далась… Да, но… – Командир янычар замолчал и после небольшой паузы сказал: – В таком случае этот ребенок не может быть твоим сыном!
– Не может, но будет.
– Зачем он тебе?
– Я буду любить этого мальчика, потому что он – сын Мадины. Единственное, что от нее осталось.
– Ты уверен, что она погибла?
– Это ужасно, но мне приходится верить, – глухо вымолвил Мансур.
Джахангир-ага решительно произнес:
– Послушай! Сколько бы ты ни горевал, ничего не изменится. Потерянного не вернешь. Утешать тебя я не стану. Скажу одно: надо верить в лучшее, ибо никакая вера не может быть истрачена напрасно. Судьба всегда отвечает на тайные призывы сердца.
Мансур поклонился.
– Благодарю вас, ага.
Командир янычар сделал нетерпеливый жест.
– Садись! Не могу смотреть, как ты стоишь передо мной с ребенком на руках!
– Мне не тяжело держать эту ношу.
– Пока, – уточнил Джахангир-ага и заметил: – Лучше отдать его какой-нибудь женщине.
– Я сам буду воспитывать ребенка.
– Каким образом?
– Если понадобится, оставлю службу.
– Не сходи с ума! – воскликнул Джахангир-ага, после чего сказал: – Вот что. Пока ребенок еще мал, определи его на воспитание. Я разрешу тебе навещать мальчика. А когда он подрастет, запишем его в янычарский корпус.
– Едва ли его мать была бы рада такому решению! – С горечью произнес Мансур.
– У тебя нет другого выхода. Ты умен и храбр – наверняка дослужишься до старшего офицера и сможешь держать сына при себе. И… прошу тебя, еще раз подумай о том, действительно ли тебе нужен этот ребенок!
Мансур перевел дыхание. Он знал, что нанесенная судьбой жестокая рана никогда не затянется, но отдать сына Мадины означало потерпеть полный крах и окончательно потерять все надежды.
– Да, ага, он мне действительно нужен.
Когда Мансур остался один, он упал на колени и, разрывая пальцами землю, застонал. В протяжном, громком стоне, вырвавшемся из его горла, отразилось все отчаяние, вся боль, весь страх перед нелепой бессмыслицей грядущей жизни.
Глава X
1662 год, аул Фахам, Кавказ
Над серыми зубцами хребтов все так же курились легкие, похожие на серебристую пыль облачка; ветер гнал волны холодного воздуха, а за обрывистой кромкой берега шумела бурная и чистая, как девичьи слезы, река.
Хотя сердце по-прежнему тоскливо ныло, Мадина вдруг ощутила в душе целительную легкость. Она была почти дома и знала, что там будет к кому прислониться, дабы получить помощь и выплакать свое горе. Девушка побежала бы по тропе, если бы у нее были силы. Но она шла с трудом и боялась присесть, потому что была уверена, что уже не встанет. Первые схватки начались еще ночью, а сейчас было утро, и Мадина рисковала родить прямо на дороге. Молодая женщина мысленно уговаривала ребенка не спешить появляться на свет.
Еще несколько месяцев назад ее можно было увидеть на улицах Стамбула. Мадина медленно бродила по городу и как будто что-то искала – то, что уже не представлялось возможным найти и вернуть. Дни и часы слились в сплошной кошмар. Она перестала следить за собой, не умывалась, не расчесывала волосы и ничего не ела. В конце концов, она просто упала на улице. Ее подобрали добрые люди, накормили, привели в чувство, и черкешенка стала жить у них, пока не решила, что делать дальше.
Точно так же совершенно чужие люди помогли Мадине, когда ее, наглотавшуюся дыма, сбили с ног во время пожара. Когда девушка, наконец, смогла отыскать дом, где жила с Мансуром, там не было никого, кто мог бы сказать, где ее ребенок. Тогда Мадина отправилась в янычарские казармы. Она все еще не теряла надежды, ибо знала: Мансур сделает для нее все – утешит, поддержит, а главное, поможет найти Ильяса.
Янычары с откровенным любопытством разглядывали девушку; некоторые отпускали неприличные шутки. Она попросила позвать Мансура. Один из воинов ответил, что янычар по имени Мансур погиб на пожаре, спасая людей. Мадина ничего не ответила и, развернувшись, пошла бродить по городским улицам, подернутым серым пеплом и черной маслянистой копотью. Так же черно было и в ее душе. Сердце превратилось в комок боли, в кровоточащую рану.
Вскоре Мадина поняла, что беременна. Это было не только неожиданно, но и стало для нее спасением – в противном случае она едва ли осталась бы жить. Перед ней стоял нелегкий выбор: вернуться на родину или остаться в Стамбуле – по крайней мере, на ближайшие два года. Мадина решила попытаться добраться до дома.
Когда она впервые вошла в этот пестрый, как хвост павлина, ошеломляющий звуками город, он показался ей грандиозным, способным соединять в себе все явления мира, чем-то таким, чего она не могла вообразить и объять разумом. Теперь Мадина его ненавидела, ибо он отнял у нее все, что она имела.
Возвращение домой заняло куда больше времени и сил, чем она предполагала, и за те долгие месяцы, пока девушка искала караван, а потом шла вместе с ним, преодолевая трудности пути, давая дерзкий отпор лихим людям, ее душа и сердце оделись в невидимую, но прочную броню.
Мадина часто вспоминала Мансура. Теперь она понимала, что вполне могла бы остаться с ним и, возможно, была бы счастлива. Однако надежды рухнули, едва зародившись и не успев окрепнуть, и она ничего не могла поделать. Оставалось ждать появления на свет ребенка и жить дальше.
В небе разливалось сияние солнца, бросавшее нежный золотистый свет на рассеченные змеящимися трещинами скалы, над которыми поднимался легкий туман. Жизнь в ауле пробуждалась рано: блеяли козы, лаяли собаки, слышались крики детворы. Люди спешили взяться за работу, понимая, что пройдет немного времени – и солнце начнет нещадно палить, а нагретые камни будут источать удушливый жар.
Жизнь обитателей Фахама была далека от пустой суеты и беспокойства; они не искали иной доли, чем та, что была дана им от рождения. Мир таков, каким его создал Аллах, – ни больше, ни меньше, – а неустанный труд и отсутствие радостей, которые, возможно, познают те, кто живет за пределами гор, – это скорее не счастье или несчастье, а просто судьба.
Мадина хотела спуститься к реке, чтобы умыться и попить, но потом поняла, что, возможно, не успеет добраться до дома, и продолжила путь. Ей удалось подняться по тропе, и она вошла в ворота родной усадьбы, которую покинула почти два года назад.
Здесь ничего не изменилось, даже дворовый пес по кличке Челик выбежал навстречу с радостным лаем: узнал! У Мадины не было сил потрепать его по загривку – она вцепилась обеими руками в ограду и застонала.
Из сакли вышла женщина и, коротко вскрикнув, испуганно зажала рукой рот, а потом бросилась к Мадине. Это была ее мать, Хафиза. Она обхватила дочь руками и, бережно поддерживая, повела в дом. Сначала Хафиза подумала, что Мадина обессилела или ранена, но потом заметила ее живот и все поняла. Она привела дочь в дом, без лишних вопросов уложила на кровать и послала служанку греть воду. Прошло около получаса, и Хафиза приняла ребенка. Привычно искупала его, запеленала и осторожно положила на постель рядом с Мадиной.
А та впала в забытье и очнулась лишь в полдень. Еще не открыв глаза, сразу поняла, что она дома: на душе, впервые за многие месяцы, было спокойно и хорошо. Слышался звонкий, веселый шум ручья, легкий шелест листвы, далекие голоса людей, еще какие-то спокойные, приятные, до боли знакомые звуки. Потом Мадина увидела, что рядом сидит мать и полными искренней радости глазами смотрит на нее.
– Мама, я вернулась! – Через силу прошептала дочь. Хафиза нежно провела прохладной ладонью по ее обветренной щеке.
– Вижу. Ты знаешь о том, что у тебя родился ребенок? Мальчик. С синими, как летнее небо, глазами. Вот он, смотри!
Мадина слегка приподнялась и заглянула в маленькое личико. Потом снова упала на подушки. В ее лице было облегчение и еще не прошедшая усталость.
– Да, мама. И у него нет отца.
Хафиза молчала. Женщина чувствовала, что между прежней Мадиной, какую она некогда знала, и той, какую видела теперь, пролегла бездонная пропасть.
– Что значит «нет»? – Осторожно спросила она.
– Он погиб.
– Кто это был?
– Османский воин. Янычар.
В лице Хафизы отразились волнение и тревога.
– Он… взял тебя силой?
В глазах Мадины блеснул огонь.
– Никто и никогда не смог бы взять меня силой, мама! Я бы убила его или себя, но не сдалась!
– Я верю, – со слезами на глазах сказала Хафиза и сжала руку дочери.
Наступила пауза.
– Я так мечтала вернуться домой! – В отчаянии прошептала Мадина. – А теперь не знаю, правильно ли поступила!
– О чем ты говоришь! Совершая молитву, я всякий раз просила Аллаха вернуть мне дочь! Многие считали тебя погибшей… Мало кто верил в то, что ты, слабая женщина, способна вырваться из плена и возвратиться на родину!
– Но я родила от османского воина и не хочу быть позором семьи, – резко произнесла Мадина.
Никогда прежде Хафиза не видела дочь такой решительной, несгибаемой и суровой. Мадина сильно изменилась, чувствовалось, что она может быть независимой и способна самостоятельно принимать любые решения.
– Я поговорю с отцом, – мягко промолвила Хафиза. – Не думаю, что он будет против того, чтобы ты и твой сын жили здесь. Ты еще молода и со временем сможешь выйти замуж. Все знают, что ты была в плену, и слава Богу, что вернулась живой и здоровой!
Мадина откинулась на подушки.
– С отцом все в порядке?
– Да. У братьев тоже все хорошо. Шадин женился на девушке из соседнего аула, а у Зейнаб родился четвертый сын. Красивый и крепкий мальчик.
В глазах Мадины появился острый блеск, пальцы заскребли по одеялу.
– А твой новый внук, мама? Что ты о нем думаешь?
– На вид ребенок здоров, это самое главное, – уверенно и спокойно произнесла Хафиза. – Я люблю, и буду любить всех своих внуков.
– Где сейчас отец?
– Отправился на охоту.
– А Асият?
Хафиза вздрогнула. Женщина не знала, как сказать Мадине о том, что Асият вышла замуж за Айтека. Свадьба состоялась три месяца назад; ее сыграли с соблюдением всех обрядов и достаточно пышно. Асият была прелестна в своем малиновом с золотом наряде; ее щеки горели, глаза сияли, на губах играла улыбка. Когда во двор усадьбы ввели навьюченных коврами, тюфяками и подушками лошадей и вошла толпа разряженных в шелк и бархат подруг невесты и важно подбоченившихся молодых черкесов, Асият засмеялась от радости и, как ребенок, захлопала в ладоши.
И все-таки, несмотря на игры молодежи и представления ряженых, то была невеселая свадьба. В том, как держался Айтек, было что-то неестественное, натянутое. Он почти все время молчал, не улыбался шуткам, не отвечал на них и, казалось, совсем не радовался тому, что у него такая юная, прелестная невеста.
Женщина знала, что, если девушка, засватанная за одного, выходит замуж за другого, это вполне может закончиться кровью. Такое бывало нередко. Но как развязать тот сложный узел, в какой судьба связала жизнь ее детей, Хафиза не имела понятия. Она не успела ответить на вопрос дочери. Новорожденный шевельнулся в пеленках и подал тоненький голосок. Хафиза сказала:
– Ты не хочешь дать ему грудь?
Мадина взяла ребенка на руки и смотрела на него со странным выражением – так, словно это был не ее сын, словно этого ребенка просто поручили ее заботам. Она вдруг слишком остро ощущала, что этот мальчик – не Ильяс и что он никогда не сможет заменить ей первенца. Он будет другим. И получит другое имя.
– Я назову его Хайдар, – твердо произнесла Мадина.
Хафиза кивнула.
– Это твое право. – Потом заметила: – Глаза у него нездешние.
– Они красивые, – сказала Мадина.
– Да.
Молодая женщина принялась кормить ребенка грудью. Ее лицо изменилось, стало нежным и наполнилось светом. Хафиза внимательно наблюдала за дочерью. Она ничего не сказала, но в том, как Мадина держала младенца, чувствовалась привычная ловкость. Дочь вела себя не так, как это делают неопытные молодые матери.
– Где Асият? – Повторила Мадина, не отрывая глаз от личика ребенка.
Хафиза набрала в грудь побольше воздуха и ответила:
– Асият вышла замуж и переселилась в дом своего мужа.
– Вот как! Давно?
– Три месяца назад. – Мадина кивнула.
– Я буду рада ее увидеть.
– Она придет сюда завтра, – ответила женщина и, помолчав, добавила: – Тебя долго не было дома, и ты не все знаешь о… нашей жизни. Почти год назад с твоей сестрой произошло несчастье: она упала в реку, и у нее было много переломов и ушибов.
Мадина села на постели. В ее лице было неподдельное участие и тревога.
– Она поправилась?
– Да. Но дело в том, что причиной этого случая была неразделенная любовь. Мы очень боялись, что такое может повториться. – Хафиза говорила медленно, тщательно подбирая слова. – К счастью, молодой человек женился на Асият, и теперь она счастлива.
Мадина покачала головой.
– Кто бы мог подумать! Надеюсь, её судьба сложится хорошо.
– Мы тоже так думаем. Но ты не спрашиваешь, за кого она вышла замуж.
– Я его знаю?
– Да. Думаю, тебе будет нелегко услышать мой ответ. Это… Айтек.
Мадина замерла. Ее губы дрогнули, а в больших строгих глазах появились непрошеные слезинки. Она быстро смахнула их рукой. Потом сказала:
– Я рада, что Айтек жив. Я не знала, уцелел он тогда или нет. И боялась спросить.
– Тебе больно, я знаю, – вздохнув, произнесла мать. – Так уж вышло. Прости.
– Вам не в чем себя винить. Асият тоже не виновата. Я знаю, что может творить с человеком любовь. Все равно после всего случившегося я не смогла бы выйти за Айтека.
– Быть может, он женился бы на тебе! – Рискнула предположить Хафиза.
– Теперь уже не женится. – Мадина усмехнулась и после небольшой паузы сказала: – Не беспокойся, мама, я по-прежнему люблю свою сестру и не стану мешать ее счастью. Я постараюсь построить свое.
Еще мгновение назад она была готова к тому, что ее начнут душить слезы, но теперь поняла, что сумеет сдержаться и не заплакать. Мадина решила, что ее младшая сестра никогда не узнает о том, что было между ней и Айтеком. И она не расскажет Айтеку о его сыне. Так будет лучше для всех.
Под вечер домой вернулся Ливан. Хафиза встретила его во дворе и сообщила новости. Сердце женщины сжалось, когда на лицо мужа набежала мрачная тень. Но в следующий миг Ливан радостно улыбнулся и поспешил в дом.
Он протянул к Мадине руки, и она, приподнявшись в постели, сделала то же самое.
Ливан крепко прижал дочь к груди.
– Мадина! Ты вернулась!
Он взял лицо дочери в ладони и стал смотреть с неверием и радостью, будто вспоминая дорогие черты и любуясь ими.
– У меня родился сын, – тихо промолвила Мадина, не отводя глаз.
– Да, мать сказала.
Отец наклонился, осторожно поднял на руки маленькое тельце и поднес ребенка к свету. Губы Ливана тронула улыбка.
– Этот мальчик будет жить в моем доме, и мы станем заботиться о нем! Мы вырастим из него настоящего черкеса!
Было раннее ясное утро, курившаяся над ущельем дымка рассеялась, и гряды голубых гор вставали одна за другой, высокие, нерушимые, будто стражи мира. Айтек шел по тропе, с наслаждением вдыхая прохладный утренний воздух и слушая шум реки. Он бросил взгляд на воду и увидел на берегу молодую женщину – она поднималась по тропе с корзиной, полной свежевыстиранного белья. Айтек узнал Мадину и остановился. Его сердце забилось тревожно и глухо, а руки задрожали так, что ему пришлось сжать кулаки.
Она вернулась три месяца назад, но он до сих пор не встречался с ней. Асият виделась с сестрой, но, насколько знал Айтек, у них не получилось разговора. Асият сильно волновалась и нервничала, тогда как Мадина, натянутая как струна, держалась с завидным спокойствием. Вернувшись домой, Асият долго плакала, и Айтек как мог успокаивал свою юную жену.
В прежние времена молодой человек бросился бы на помощь Мадине и помог бы ей нести тяжелую корзину, но сейчас он просто стоял и ждал, когда она поднимется по тропе. Айтек вспоминал свою свадьбу. Это было нелегкое испытание, ибо воспоминания о Мадине были живее и ярче, чем когда-либо. После того как они с Асият остались одни, Айтек подошел к невесте, которая, согласно обычаю, стояла возле стены с головы до ног закутанная в покрывало. Жениху предстояло развязать многочисленные хитроумные узелки на ее сафьяновом корсете. Айтек вспомнил, как однажды уже проделывал это. Честно говоря, тогда он не особенно утруждал себя и, повинуясь страсти, попросту разорвал тонкую кожу. Теперь он осторожно распутывал завязки, и в его душе закипало раздражение. Он устал от шума, суеты и криков гостей, которые выпили немало бузы, и сейчас охотнее всего лег бы спать, но утром предстояло вынести и показать жителям аула простыни с доказательством невинности новобрачной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24