Под пристальным взглядом индейца Кэтлин покраснела, но, занявшись его ранами, думала только о деле. Она привыкла лечить травмы, которые то и дело случались на ранчо. Только в самых необходимых случаях они вызывали доктора из города.
Смыв кровь с его лица, она положила холодный компресс на подбитый глаз, думая, правильно ли она поступила, настояв, чтобы отец оставил индейцу жизнь. Может, все-таки он украл Рэда и вороную? Может, он собирается убить их всех в постелях, а потом скальпировать?
– Проклятие! – вырвалось у Крадущегося Волка, когда тонкие девичьи пальцы надавили на его бок.
– Простите, – быстро проговорила Кэтлин.
– Послушайте, я не хочу быть здесь, и я уверен, что вы все отнюдь не огорчитесь, если я продолжу свой путь.
– Вы этого не сделаете до тех пор, пока папа не решит, что с вами делать. Может быть, он передаст вас шерифу, – отрезала Кэтлин тоном, не допускающим возражений.
Осторожно, как только могла, она снова ощупала правый бок, убедившись, что сломано, по крайней мере, одно ребро. Весь бок был в кровоподтеках и следах ушибов. Она про себя выругала Уайли. Этому человеку явно доставляло удовольствие причинять боль другим.
Вымыв грудь и спину индейца, Кэтлин забинтовала его, чтобы место перелома не двигалось. Несколько недель его будет мучить боль, но сломанные ребра срастаются сами, а пока придется ему двигаться поосторожнее.
– Вы будете есть? – спросила Кэтлин. Крадущийся Волк отрицательно покачал головой.
– А пить? На кухне греется кофе.
– У вас есть виски?
Кэтлин удивленно приподняла правую бровь.
– Я думала, индейцы и виски – вещи несовместимые.
– Может, и так, но я наполовину ирландец, и мне хотелось бы выпить.
– Ирландец?! – воскликнула Кэтлин. – Вы шутите.
Крадущийся Волк покачал головой.
– Мой отец приплыл сюда из Ирландии тридцать лет назад.
– По-моему, вы похожи больше на индейца, а не на ирландца, – бросила через плечо Кэтлин, отправляясь на кухню. Встав на цыпочки, она открыла буфет и достала бутылку виски, которую отец держал под рукой для медицинских целей.
Взяв стакан с нижней полки, она немного плеснула в него и принесла индейцу. Он понюхал виски, сморщил нос и залпом выпил. Это был самый дешевый сорт виски, вероятно, домашнего приготовления, но по телу сразу же прошла волна тепла, и боль в боку уменьшилась.
– Спасибо, – он отдал ей пустой стакан, слегка коснувшись ее своими пальцами.
Тепло от его прикосновения распространилось от кончиков пальцев по всей руке Кэтлин, сердце странно защемило. Удивленная этим ощущением, она отступила назад: почувствовал ли он то же самое?
– Меня зовут Кэтлин, – произнесла она, надеясь скрыть волнение.
Крадущийся Волк кивнул. Красивое имя, и ей подходит.
– Я… – он начал было представляться Крадущимся Волком, но передумал. – Галлахер, – произнес он, вслушиваясь в имя, которым не пользовался более шести лет. – Рэйфорд Галлахер. Можно Рэйф.
– Действительно, ирландец, – пробормотала Кэтлин.
Он снова кивнул, вдруг почувствовав, что его одолевает усталость. Избиение, долгая поездка и рюмка виски на голодный желудок начали брать свое.
– Вы устали, – заметила Кэтлин. – Думаю, папа не будет возражать, если я положу вас в свободной комнате.
– Спасибо.
Он встал, зашатавшись, Кэтлин быстро подошла к нему и, обхватив, повела по узкому коридору в спальню. Их бедра соприкасались, она чувствовала незнакомую и томящую дрожь под ложечкой. Что с ней происходит?! Она всю жизнь провела среди мужчин, но еще ни один из них не действовал на нее так странно.
Пульс Рэйфа участился от ее прикосновения, и он выругался про себя. Он знал, что их с самого начала притягивало к друг другу, но решил, что из этого ничего не выйдет. Она была женщиной – красивой, желанной женщиной, – а он поклялся никогда больше не доверять им.
Кэтлин открыла последнюю дверь слева. Они вошли в комнату с большой латунной кроватью и трехстворчатым дубовым шкафом. Цветной тряпичный коврик оживлял это спартанское убранство.
– Почему бы вам не отдохнуть, – предложила Кэтлин.
Рэйф кивнул.
– Еще раз спасибо.
– Я принесу вам обед сюда, так что вам не придется вставать, – произнесла Кэтлин и вышла, закрыв за собой дверь.
Лицо Рэйфа скривилось от боли, когда он опустился на кровать. Он схватился за бок и проклял про себя ковбоя, который решился ударить его ногой.
Он заставит Абнера Уайли заплатить за этот пинок, поклялся он. Да, он заставит его заплатить…
Кэтлин, хмурясь, пошла на кухню, чтобы помочь кухарке Консуэло приготовить обед.
Жизнь так несправедлива, размышляла она, отрезая ломоть свежевыпеченного хлеба. Впервые она встречает удивительного мужчину, высокого, темноволосого и красивого, к которому ее так тянет, – и он оказывается индейцем.
Это просто несправедливо, думала она, но, в конце концов, никто не говорил, что жизнь справедлива.
ГЛАВА 4
Кэтлин склонилась над лоханью для стирки и принялась за одну из грубых хлопчатобумажных рубашек отца. День выдался теплый, и выступавший на лбу пот назойливо лез в глаза. Выпрямившись, она прополоскала рубашку и бросила ее в корзину для белья, что стояла у ее ног. Приостановившись на мгновение, она, держась рукой за поясницу, взглянула туда, где у дома, в тени высокого дерева, сидел, скрестив ноги, индеец. Она улыбнулась про себя, увидев, что тот смотрит на нее.
Рэйф был на ранчо уже больше недели. Кэтлин знала, что сломанное ребро причиняет ему сильную боль, но он никогда не жаловался. Большую часть времени он проводил в своей комнате, хотя каждый день посвящал некоторое время большой вороной кобылице. Он чистил бока чистокровного животного, пока они не начинали блестеть, словно мокрое черное дерево.
Кэтлин несколько раз заставала отца в сарае, где он завистливо разглядывал великолепную лошадь, но едва ли могла осуждать его. Вороная была прекрасной: ее стати – почти совершенны, а родословная, хоть и неизвестная, несомненно, превосходна. Со своими большими умными глазами, длинными ногами и длинной мускулистой шеей она была бы отличной подругой Рэду.
Кэтлин опять нагнулась на лоханью, не переставая чувствовать на себе взгляд Рэйфа, следившего за каждым ее движением. Они не так уж много говорили за эту неделю, и она не знала о нем ничего, кроме того, что он – полукровка. «Ну и мерзкое же слово», – рассеянно подумала она. А еще она знала, что он – самый удивительный мужчина из всех, кого она только встречала. Что касается отношения мужчин к Рэйфу, то здесь все было ясно.
Лютер, самый добрый и терпеливый человек, которого знала Кэтлин, безропотно принял присутствие индейца на ранчо. Лютер был высок и жилист, с темными седоватыми волосами и искрящимися голубыми глазами. Кэтлин полагала, что ему около шестидесяти. Впрочем, он мог быть и старше, и моложе. Трудно угадать возраст человека, который всю жизнь провел на солнце. Грубая кожа Лютера напоминало старое седло, но двигался он с быстротой и живостью молодого.
Абнер презирал Рэйфа просто потому, что тот был наполовину индеец. Абнер вообще терпеть не мог индейцев, мексиканцев, негров – да и практически всех остальных тоже. Он обращался к Рэйфу, только если это было совершенно необходимо.
Поли Нортон вел себя, как всегда – не так, как все остальные. Он был странным человеком, действительно странным. Он предпочитал людям компанию животных. Он никогда не посещал школу; его речь была медленна, а движения – скупы. Но он мог творить чудеса. Ему было восемнадцать или девятнадцать, но он обладал удивительной целительной силой. Кэтлин сама видела, как он зашивал раны, которые заживали и не оставляли шрамов, ставил на место сломанные кости, лечил лихорадку и вскрывал пузыри ожогов. Однажды она видела, как Поли выхаживал одну из лошадей. Поли не был красив. У него были светло-каштановые прямые волосы, близко посаженные глаза и тонкий нос. Но улыбка его была удивительно теплой, и сам он – дружелюбным, да и Галлахера он принял безоговорочно.
Кэтлин же испытывала к Рэйфу какие-то смешанные чувства. Она поклялась до гробовой доски ненавидеть всех индейцев, потому что они были виновны в гибели ее братьев. Страшась их и моля Бога об их истреблении, она с радостью восприняла весть о том, что Джон Чинвингстон вырезал деревню племени чейин Сэнд Крик. Индейцы жили с ними в мире и под белым флагом, но это не вызывало в ней ни малейшего сочувствия.
И все же, к ее досаде, ей было крайне трудно помнить об этой ненависти, когда дело касалось Рэйфа Галлахера. Он привлекал ее физически и в то же время интриговал ее. Кто же он, наконец? Наполовину ирландец? Да уж… И все же теперь было очевидно, что он не чистокровный индеец. Он слишком хорошо говорил по-английски, был знаком с американскими обычаями и традициями, его манеры за столом были вполне сносны, если не безупречны.
Если бы только он не был так дьявольски красив! Если бы только ее кровь не вскипала каждый раз, когда их взгляды встречались! Если бы она только могла перестать думать о том, как это чудесно – находиться в его объятиях, чувствовать прикосновение его губ…
«Он индеец, – говорила она себе, – индеец, индеец, индеец». Но даже это не помогало. Любой другой мужчина был бы ей отвратителен, если бы она знала, что в нем течет хоть капля индейской крови. Но смешанная кровь Рэйфа делала его еще более интригующим.
Он смотрел на нее и сейчас. Она так ясно чувствовала его взгляд на своей спине, словно Рэйф дотрагивался до нее. Это заставило покраснеть ее, и теплое щекочущее ощущение пробежало по позвоночнику.
– Индеец, – прошептала она. У нее было неловкое чувство, словно Рэйф знает, что привлекателен для нее. И, что хуже всего, кажется, это его забавляет. Вздохнув, она бросила последнее белье в корзину, выпрямилась, а потом пошла к бельевой веревке, радуясь, что натянута она за углом дома и Рэйф Галлахер не может ее видеть.
Бренден изучал опытным глазом вороную кобылу и не находил в ней изъянов. Его тянуло к хорошим лошадям так же, как некоторых тянуло к виски. После смерти жены он решил осуществить свою древнюю мечту – разводить породистых лошадей. Поэтому он и продал свое дело, взял с собой Кэтлин и ее братьев и отправился на запад. Но невезение преследовало их с самого начала. Погода была то жаркой не по сезону, то неделями шли дожди. Дважды на них нападали индейцы, и во время второго нападения погибли его сыновья. Теперь Кэтлин стала смыслом его жизни, а горе он заглушал тяжелой работой. Они нашли хороший участок, построили удобный дом, обработали землю, купили несколько сотен голов скота, чтобы как-то жить пока нет доходов от лошадей, которых собирался разводить Бренден. А потом, когда все уже, казалось, шло хорошо, случилось несчастье. На его лучшую племенную кобылу напал горный лев, и у нее случился выкидыш. Два дня спустя, видя, что ее не выходить, Бренден пристрелил ее. Еще неделей позже вторая кобыла исчезла, явно украденная индейцами.
Он телеграфировал в Сан-Антонио на следующий день после того, как они нашли индейца. Вчера пришел ответ, что ранчо «Дабл Дэ» сожжено дотла в прошлом году, а его владельцы – убиты.
Бренден тяжело вздохнул: забот – выше головы… Через полтора года нужно возвращать взятую в банке ссуду, а денег нет… В доме этот проклятый пленник-полукровка да еще и его собственная упрямая дочь, а он стоит тут и любуется лошадью… Но какой лошадью! После потери двух своих кобыл он несколько месяцев ездил по соседним ранчо в поисках пары лошадей – таких же, как он потерял, но все напрасно. Большинство соседей ездили на мустангах, и ни у одного из них не было того, что он искал. Он уже почти решил, что ему придется снова проделать долгое путешествие на восток, и тут появился этот индеец со своей вороной кобылой. Она была совершенна, и Бренден намеревался стать ее хозяином, чего бы ему это ни стоило. С такими мыслями он и отправился на поиски полукровки. То, что ему придется заключать сделку с человеком, которого едва не повесил, которого он до сих пор считал вором, уязвляло его гордость, но – ничего не поделаешь. Чем быстрее он это сделает, тем лучше. Рэйф почувствовал беспокойство, глядя на Брендена Кармайкла, решительно направлявшегося к нему. Неужели Бренден окончательно решил, что с ним делать? Рэйф прекрасно понимал, что он всего лишь пленник.
Кармайкл остановился в паре шагов от Рэйфа. Рэйф взглянул вверх, заслонив ладонью глаза от солнца. Да, отец Кэтлин со своей белой, как снег, шевелюрой и глазами того же лучисто-зеленого цвета, что и у дочери, был фигурой впечатляющей. Он невысок, но крепко и хорошо сложен.
– Доброе утро, – проворчал Кармайкл.
– Доброе.
Кармайкл откашлялся.
– Я решил оставить тебя в покое. Но мне нужна эта вороная кобыла. Я дам тебе за нее двести долларов.
– Черный Ветер не продается.
– Триста.
Рэйф только покачал головой.
– Пятьсот и мерин в придачу.
– Она не продается, – повторил Рэйф. – Ни за какую цену.
– Все продается, – фыркнул Кармайкл. – Восемьсот и ни пени больше!
Кэтлин приблизилась сзади к отцу и нахмурилась. Восемьсот долларов за лошадь? Неужели ее отец лишился рассудка?
Бренден не сводил глаз с Галлахера. Проклятый упрямый краснокожий! Чего он хочет?
– Почему вы не хотите продать Черный Ветер, мистер Галлахер? – уступая любопытству, спросила Кэтлин.
– Она мне нравится.
– Восемьсот долларов – щедрая плата, – заметила Кэтлин.
– Возможно, это больше, чем она стоит, – ответил Рэйф. – Но, тем не менее, она не продается.
– Черт побери, эта кобыла может ожеребиться от моего Рэда!
– Он сам нашел нас, – усмехнулся Рэйф.
– Это твоя версия. А я все еще мог бы передать тебя шерифу…
Лицо Брендена побагровело от злости, Кэтлин положила руку на плечо отцу.
– Папа, может, мы как-нибудь сможем договориться?
– Как, например?
Кэтлин взглянула на Рэйфа. Он по-прежнему сидел в тени, и на его лице ничего невозможно было прочесть, в то время как отец был готов взорваться.
– Ну? – нетерпеливо произнес Бренден.
– Может, мы могли бы купить этого жеребенка? – предложила Кэтлин.
– А я хочу и кобылу, и жеребенка! – уже почти кричал Бренден.
– Но ты не можешь получить кобылу, – спокойно возразила Кэтлин.
– Надо было позволить Уайли вздернуть его, – пробормотал про себя Бренден и остановил свой тяжелый взгляд на Рэйфе.
– Ну, так как, продашь мне жеребенка?
– Черный Ветер родит его не раньше, чем через одиннадцать месяцев, если вообще родит. И еще около шести месяцев он будет сосать. А что я буду делать все это время?
– Ты можешь остаться здесь, пока она не родит, – сказал Бренден.
– Как пленник?
– Нет-нет, забудем об этом, – ответил Бренден, немного успокоившись. Так он сможет получить, по крайней мере, часть желаемого. И он сделает все, чтобы этот жеребенок появился. Он будет сводить кобылу с Рэдом до тех пор, пока не будет совершенно уверен в результате, и не важно, сколько времени для этого понадобится.
– Я буду прилично платить тебе, а за жеребенка двести долларов.
– А что, если у Черного Ветра будет выкидыш или жеребенок родится мертвым?
– Это уж как тебе повезет. А пока у тебя будет работа и еда три раза в день. Ну, что скажешь?
Рэйфу пришлось признать, что предложение было более чем щедрым. Если он примет условия Кармайкла, у него будет крыша над головой и возможность накопить немного денег на собственный дом.
Некоторое время он изучал лицо Кармайкла: можно ли доверять ему? Потом он перевел взгляд на Кэтлин. Он поклялся больше никогда не любить, но он не собирался жить, как евнух. Он не встречал девушки красивее Кэтлин Кармайкл, и ему пришло в голову, что следующие восемнадцать месяцев на ранчо в конце концов могут оказаться не так уж плохи.
Он медленно встал и протянул руку:
– Договорились.
Рэйф находился на ранчо уже дней десять, когда вернулись семеро ковбоев, которые все время пасли скот за пределами ранчо. Все они были возмущены, узнав, что в их отсутствие хозяин нанял на работу какого-то полукровку.
Лютер заверил их, что это только временно и что Галлахер уйдет, как только вороная кобыла ожеребится и вскормит жеребенка. Лютер был старшим работником на ранчо, и Кэтлин знала, что только из уважения к нему мужчины согласились остаться. Впрочем, они все равно не переставали ворчать, всячески выказывая свое неудовольствие.
Ребра Рэйфа срастались несколько недель. Почти все это время он отдыхал, сидя в тени дерева. Он был неизменно вежлив с Кэтлин и ее отцом и говорил мало, если к нему не обращались.
Время, отведенное для еды, проходило для всех в постоянном напряжении. Сидя за дальним концом стола, напротив отца, Кэтлин чувствовала враждебность, невидимой нитью протянувшуюся между Рэйфом и Абнером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26