Уши животного насторожились, го­лова поднялась, он не сводил глаз с прибли­жавшегося к нему человека.
– Спокойно, парень, – повторял тот, – спо­койно, не бойся.
Жеребец был знаком с людьми, к тому же любопытство и присутствие кобылицы не да­вали ему бежать. Тут Крадущийся Волк дотя­нулся до его повода.
Гнедой захрапел и замотал головой, поняв, что его поймали, но Крадущийся Волк погла­дил его по шее, начал ему что-то нашептывать, и вскоре тот успокоился.
Крадущийся Волк привязал его к большому дубу, проверил, крепко ли стреножена Черный Ветер, и снова отправился спать. Ему снились прекрасные длинноногие жеребята, которые появятся у большого породистого жеребца и Черного Ветра.
Перед самым рассветом чьи-то грубые руки подняли Крадущегося Волка на ноги. Момен­тально проснувшись, он, не раздумывая, бро­сился на обидчиков, но застонал от боли, ког­да кулаки и ботинки врезались ему в спину, грудь и пах. Один жестокий удар – и рот на­полнился кровью. Следующий удар пришелся в левый глаз. Его избивали три пары опытных безжалостных кулаков. Когда это занятие им надоело и они оставили его в покое, Крадущий­ся Волк упал на землю, сжавшись в тугой комок, пытаясь защититься от новых ударов. Острая боль взорвалась в его боку, когда один из нападавших снова ударил его, сломав реб­ро. Сквозь красную пелену боли он услышал чей-то голос:
– Довольно, Уайли!
– Лютер прав, – быстро согласился Поли Нортон. Он ненавидел всякое насилие, и изби­ение одного человека, пусть и индейца, тремя ему претило. Они еще не успели начать, как он уже готов был остановиться.
– Давайте повесим его, и дело с концом, – пробормотал Абнер Уайли, поглаживая левой рукой ушибы на правой. Он смотрел на индей­ца, и его тонкие губы кривились в ухмылке. С помощью Лютера Хикса он кое-как поставил индейца на ноги и поволок его к лошади, кото­рую Поли уже поставил под толстую, низко свисавшую ветку.
Они собирались повесить его! Понимание этого словно ударило Крадущегося Волка, и он начал яростно вырываться. Абнер Уайли, ухмыляясь в предвкушении удовольствия, на­кинул петлю на шею и крепко затянул ее.
Крадущийся Волк сидел не шевелясь, чувст­вуя, как грубая веревка врезается в горло, как стучит сердце, будто военный барабан племени лакота. Лошадь беспокойно задвигалась под ним, и его мышцы судорожно напряглись в страшном ожидании того, что должно было произойти.
Палачи остановились, услышав приближа­ющийся топот копыт. Крадущийся Волк уви­дел двоих всадников. Тот, что был ближе, оказался плотным мужчиной в джинсах и черной стетсоновской шляпе с широкими полями. Вто­рой был одет почти так же, но даже одним здо­ровым глазом – второй заплыл от удара – Кра­дущийся Волк увидел, что это девушка.
– Отправляйся-ка домой, Кэтлин, – провор­чал мужчина. – Нечего тебе на это смотреть.
Кэтлин Кармайкл отрицательно покачала головой. У нее не было особого желания быть свидетелем повешения, но она еще никогда не отступала перед неприятностями.
– Раз уж я приехала сюда, папа, – ответила она слегка дрожащим голосом, – я останусь и досмотрю до конца.
– Как хочешь, – проворчал Бренден Кар­майкл. – Уайли, ты уверен, что это тот самый?
Абнер Уайли утвердительно кивнул, и его хозяин произнес:
– Ну что ж, продолжайте.
Кровь застыла в жилах Крадущегося Волка, когда Уайли встал позади лошади. Смерть на виселице – плохая смерть. Лакота верили, что душа покидает тело человека с предсмертным вздохом, и поэтому душа повешенного навсег­да остается в плену тела. Хотя его отец и не верил в подобную чепуху, верования лакота были сильны в Крадущемся Волке, особенно теперь, когда смерть была совсем близко.
Несмотря на все это, гордость заставила его поднять голову, и он не сводил глаз с земли на востоке, где яркий рассвет возвещал о наступ­лении нового дня. Небо светлело, превращаясь из бледно-серого в ярко-золотое, и, наконец, взорвалось всеми оттенками красного, когда показалось солнце.
«Вакан Танка, дай мне силу и смелость», – взмолился Крадущийся Волк, когда Уайли ухватился за свободный конец веревки, а муж­чина по имени Лютер потянулся за поводьями лошади. Крадущийся Волк почувствовал ме­таллический привкус страха во рту, предста­вив, как лошадь двинется из-под него и он упа­дет. Если повезет, смерть придет сразу. Если нет – он медленно задохнется.
Во рту у Кэтлин стало сухо, когда она по­пыталась представить себе, о чем думает сей­час этот индеец, что чувствует человек, когда смерть от него на расстоянии одного биения сердца, когда он знает, что на помилование нет надежды. Она всмотрелась в лицо индейца, застывшее в своей бесстрастности, и сочувст­вие, которое она начала было испытывать, про­шло. Ее братья были убиты дикарями-разбой­никами, именно он виновен в их гибели.
Бренден Кармайкл, владелец ранчо «Сэкл Си», невольно восхищался индейцем, который встречал смерть смело и спокойно. Хоть он и не питал особой любви к индейцам, ему не­ожиданно показалось несправедливым вешать человека, даже не дав ему возможности ска­зать хоть слово, признать свою вину перед тем, как уйти к Творцу.
– Стойте! – прорезал тяжелую тишину го­лос Кармайкла. Он подъехал к осужденному на смерть и остановил перед ним лошадь. – Говоришь по-английски?
Крадущийся Волк утвердительно кивнул. К мужчине присоединилась девушка. Он знал, что в руках этих двоих его жизнь и смерть, но он не отвел взгляда с таявших ярко-красных пятен на востоке. Этот цвет говорил ему о кро­ви и о смерти – о его крови и его смерти…
– Почему ты украл коня моей дочери? – по­требовал ответа мужчина.
Крадущийся Волк облизал кровоточившие губы. Он перевел взгляд с горизонта на девуш­ку и обнаружил, что не в силах оторваться от пары темно-зеленых глаз, опушенных длинны­ми золотистыми ресницами. «Несмотря на свою грубую одежду, она прекрасна», – невольно подумал он.
– Я не крал лошади, – с усилием шевеля распухшими губами и морщась от боли, произ­нес он. Он знал, что они ему не поверят.
– Врет он все, мистер Кармайкл, – фырк­нул Абнер. – Давайте вздернем его, и дело с концом.
Удивленная тем, что тот отвечает, глядя на нее, а не на отца, Кэтлин изучающе смотрела на индейца. У него были темные глаза, левый сильно опух и почернел. Нос и рот были залиты кровью, струйка крови сбегала по левой щеке. Свободная рубашка из оленьей кожи, штаны с бахромой, мокасины – все это было покрыто дорожной пылью и забрызгано кровью. Он вы­глядел совершенно диким, но она не могла не восхититься тем, как он встретил ее взгляд – с высоко поднятой головой и расправленными плечами. Она знала, что ему страшно. Ему должно быть страшно, но его лицо оставалось спо­койным и бесстрастным.
– А что, если он говорит правду, папа?
Абнер презрительно фыркнул:
– Они все лгут, мистер Кармайкл. Всем из­вестно, что хороший индеец – мертвый индеец.
Кэтлин не сводила глаз с индейца, в то вре­мя как Абнер называл его вором и лжецом. Она почувствовала холодную дрожь под ложеч­кой, увидев искру гнева, вспыхнувшую в гла­зах приговоренного, но через мгновение его лицо снова стало невозмутимым.
– Я верю ему, – решила она, удивив этим всех, в том числе и себя саму. Она посмотрела на Лютера Хикса, ища поддержки, но даже тот покачал головой.
Абнер недоверчиво фыркнул:
– Когда это вы успели полюбить индейцев?
– Я не люблю их, и вы это прекрасно знае­те, – холодно парировала Кэтлин, и щеки ее покрылись гневным румянцем. – Но я не соби­раюсь стоять рядом и смотреть, как вешают невинного человека.
Эта вспышка поразила Абнера и ее отца. Никто на ранчо не любил индейцев, а больше всех – Кэтлин, а теперь встала на защиту од­ного из них.
Кэтлин сама не понимала своих чувств. Она спрыгнула с лошади и пошла к вороной кобыли­це, которая безмятежно щипала сочную траву.
– У кобылы течка, – объявила Кэтлин. – Должно быть, Рэд учуял запах. Он уже не в первый раз убегает к кобылицам.
Крадущийся Волк затаил дыхание, зная, что в следующее мгновение решится его судьба. Бренден подъехал к вороной кобыле. На мгно­вение он забыл об индейце, не скрывая своего восхищения. Это была самая прекрасная ло­шадь, какую он когда-либо видел! Ее шкура была словно черный бархат, а строение – поч­ти безупречным. Им внезапно овладело жела­ние завладеть этим прекрасным животным. Кобыла будет принадлежать ему, как только они избавятся от индейца.
– Папа?
Голос Кэтлин вернул его к действительности.
– Да, у кобылы течка. Вешайте его, и пош­ли домой.
Кэтлин недоуменно посмотрела на отца.
– Ты шутишь?
Бренден взглянул на тавро на бедре лошади.
– На ней техасское тавро, две букв «Д», – объяснил он, – а я никогда не слышал, чтобы индейцы, хоть из Техаса, хоть откуда-нибудь еще, клеймили свой скот. Очевидно, он украл ее, и, представься ему такая возможность, украдет и наших лошадей.
Эти слова отняли у Крадущегося Волка по­следнюю надежду. Черный Ветер и вправду украли, и сделал это Киллиан. Крадущийся Волк рассмеялся бы, если бы все не было так серьезно.
– Продолжайте, – сказал Бренден. – Лю­тер, забери кобылу.
Он бросил взгляд на индейца и добавил:
– Тело оставьте тут. Может, это отобьет охо­ту разбойничать у других краснокожих.
– Папа, не смей делать этого! – произнесла Кэтлин, схватив отца за руку. – Нельзя вешать человека только за то, что он, возможно, украл лошадь. Даже если он и украл эту кобылу, то не у нас. Ты не имеешь права быть и судьей, и присяжным, и прокурором.
– Черт возьми, Кэтлин, на западе легче бы дышалось, если бы всех индейцев убили и за­копали, и ты это знаешь.
О да, она согласна с отцом всем сердцем, но нельзя позволить, чтобы он повесил этого ин­дейца. Она не могла объяснить, почему даже мысль о смерти индейца казалась ей такой не­выносимой.
– Убийство этого индейца не вернет Арло и Моргана, – тихо сказала она.
Весь пыл Брендена пропал. Да, смерть ин­дейца не вернет ему сыновей и не залечит рану в сердце. Он взглянул на Кэтлин. Это было все, что у него осталось, и он так любил ее… Он не мог допустить, чтобы она думала о нем плохо. Он всегда был для нее героем. Что он будет делать, если ее восхищение превратится в от­вращение?
– Хорошо… Отпустите индейца, – провор­чал Бренден, – но заберите лошадь. Я телегра­фирую судебному исполнителю в Сан-Антонио и узнаю, не слышал ли он, чтобы кто-то поте­рял вороную кобылу.
Бренден скрыл усмешку. Вероятность того, что объявится хозяин кобылы, была крайне мала…
Он уже собирался направить свою лошадь к дому, как голос Кэтлин остановил его.
– Он ранен, папа, – произнесла она, озабо­ченно глядя на отца огромными зелеными гла­зами. – Нам нельзя забрать у него лошадь и бросить его.
Бренден выругался про себя. Краснокожий причинил больше беспокойства, чем стоила его шкура. Но раз ему принадлежит эта лошадь, Бренден мог позволить себе проявить благород­ство.
– Заберите и его, – отрезал он. – И пусть не говорят, что я не выполнил своего христиан­ского долга.
ГЛАВА 3
Крадущийся Волк не сопротивлялся, когда мужчина по имени Поли разрезал путы на его руках и снял с шеи петлю. Он взял в руки по­водья своей лошади – только так он мог удер­жаться в седле – и поехал, сидя прямо и напря­женно, одной рукой держась за сломанное ребро.
Каждый шаг лошади отдавался волнами боли. В голове шумело, в паху, после удара Уайли, не проходила тупая боль.
Они ехали почти час, когда Крадущийся Волк увидел, наконец, в небольшой долине ранчо Кармайклов.
Дом был построен из местного камня и вы­цветшего на солнце дерева. Это было длинное и невысокое строение с трубой из красного кирпича и длинной крытой верандой. В не­скольких глиняных горшках росли цветы. Крадущийся Волк узнал среди них розы и мар­гаритки, но остальные – ярко-розовые и голу­бые – были ему незнакомы.
Прямоугольная постройка слева от дома оказалась бараком для работников, а справа стояли большой красный сарай с покатой кры­шей и несколько аккуратно огороженных коралей.
Неподалеку виднелись разрозненные груп­пы высоких сосен, но возле самого дома не было деревьев, которые могли бы оказаться укры­тием для индейцев и прочих незваных гостей.
Шагах в двадцати от дома весело журчала речушка, лениво пересекающая долину из од­ного конца в другой и исчезающая из виду за штабелями строительного леса.
Когда они подъехали к дому, Крадущийся Волк увидел дюжину породистых свиней, ро­ющихся в грязи. Крупная желтая гончая под­бежала к ним и завиляла хвостом, увидев спрыгнувшего с лошади Брендена.
– Поли, займись лошадьми. Уайли, отведи индейца в дом. Лютер, начинай достраивать ог­раду к этому коралю. Уайли тебе поможет. Этот проклятый жеребец больше от нас не убежит.
Кэтлин широко улыбнулась отцу, быстро разославшему всех по делам.
– А мне что прикажете, капитан?
– Черт возьми, девочка, ты же знаешь, что можешь делать все, что захочешь.
– Ну, папа, нет же…
Бренден фыркнул:
– Ну, тогда присматривай за этим индей­цем. Не думаю, что он сейчас в состоянии при­чинить нам какую-нибудь неприятность, но мне бы хотелось, чтобы он был на виду, пока мы не решили, что с ним делать. Ты знаешь, что Уайли может в любой момент перерезать ему горло, – тень скользнула по лицу Бренде­на. – Хотя тут я не стал бы винить его.
– Я присмотрю за ним, папа, – ответила Кэтлин с легкой обидой в голосе. Настаивая на том, что индеец невиновен, она не предполага­ла, что ей потом придется возиться с ним.
– Я знаю, ты сделаешь это. Если понадоб­люсь, я здесь, снаружи. И пришли ко мне Поли, когда он накормит скот.
Крадущийся Волк отказался от помощи Уайли. Стиснув зубы, он сам соскользнул на землю и встал, опираясь о бок лошади и соби­раясь с силами.
– Я займусь им, Абнер, – отпустила Кэтлин Уайли. – А ты пойди помоги Лютеру.
– Как скажете, мисс Кармайкл, – ответил тот. – Только вы держите ухо востро возле это­го краснокожего.
От этого издевательского тона глаза Краду­щегося Волка угрожающе сузились. Если бы он чувствовал себя хоть немного лучше, он су­мел бы заставить уважать себя, но сейчас даже для вдоха требовалось усилие.
Кэтлин увидела гнев в глазах индейца и подумала, что лучше быть неподалеку, когда Абнер получит от него взбучку. Абнер ей ни­когда не нравился. Он, словно ласка, вечно шнырял вокруг, а его маленькие близко поса­женные бледно-голубые глазки, не отрываясь, смотрели на нее с каким-то нагловато-похот­ливым выражением. Но работником он был первоклассным, поэтому отец и нанял Уайли, поэтому и не уволил до сих пор.
– Благодарю за предостережение, – сухо произнесла Кэтлин, – но я не думаю, что он сейчас в состоянии причинить мне вред.
Что-то бормоча про себя, Абнер отправился прочь. Кэтлин дотронулась до руки индейца.
– Пойдемте, я помогу вам войти в дом.
– Сам справлюсь.
– Как хотите, – пожала плечами Кэтлин и открыла ему парадную дверь.
Крадущийся Волк оторвался от лошади, держась за сломанные ребра. Упрямо стиснув зубы, он перешел двор и последовал за девуш­кой в скромную общую комнату со старым го­лубым диваном и двумя слишком плотно на­битыми креслами из кожи. Одну из стен почти полностью занимал камин, а перед очагом был расстелен коврик навахо.
– Снимите рубашку, – отрывисто произнес­ла Кэтлин. Она сочла своим долгом осмотреть раны пленника. – Я принесу воду и бинт.
Крадущийся Волк присел на край камина и снял с себя рубашку. Каждое движение отда­валось в правом боку сильной болью.
Бросив рубашку на пол, он снова осмотрел­ся. Над дверью висел на паре крючков винчес­тер, а на дальней стене – картина. Пегая ло­шадь скачет по желтой прерии. На каминной полке – несколько сине-белых статуэток, си­нее фарфоровое блюдо и пара серебряных под­свечников.
Он отвел взгляд от камина, когда из кори­дора, который, скорее всего, вел на кухню, появилась Кэтлин. Она держала поднос с чаш­кой воды, ножницами, темно-зеленой бутыл­кой без ярлыка и свертком белой ткани. Он еще никогда не встречал женщину в брюках и, склонив голову набок, следил взглядом за при­ближающейся к нему Кэтлин, видел, как по­качиваются ее бедра и как вытертые джинсы облегают длинные, словно у жеребенка, ноги.
Кэтлин опустилась на колени рядом с ин­дейцем и поставила поднос на пол. Одним быст­рым движением она сняла шляпу и бросила ее в кресло.
У Крадущегося Волка захватило дыхание при виде моря медово-золотистых волос, упав­ших роскошными волнами на ее лицо и плечи. После шести лет жизни в племени лакота было редким удовольствием видеть женщину, чьи волосы не были черны, как ночь, и прямы, как струи воды.
Она красива. Ее золотистые волосы подчер­кивают прекрасный цвет лица, оттеняют гла­за, глубокие и зеленые, точно горный поток под лучами летнего солнца. Он заметил, что у нее маленький прямой нос, слегка выгнутые брови, необыкновенно длинные ресницы и рот совершенной формы с полными розовыми гу­бами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26