Мэг, полностью лишившись собственной воли, и так принадлежала ему.
Губы… Его губы на ее спине чуть повыше корсета. Он водил ими по ее коже, заставляя выгибаться от удовольствия и изысканного восторга.
Потом он стянул платье с ее плеч и стал целовать их тоже. Рука его тем временем скользила вдоль широких бретелек корсета, медленно пробираясь вниз, к сокровенным бугоркам, венчающим груди.
Мэг инстинктивно вскинула руки, желая защититься от вторжения в святая святых, но в решающий момент руки запутались в спущенном лифе расстегнутого платья, да и не хотелось ей на самом деле останавливать его. Прижавшись к ее спине своим могучим телом и просунув ногу меж ее бедер, граф продолжал играть ее грудью, горячо дыша ей в шею, целуя и покусывая ее.
Мэг снова выгнулась, на сей раз безвольно опустив руки, и отдалась будоражащему, странному чувству, так похожему и столь отличному от ощущений, которые вызывало общение с Шилой и которые так ее пугали.
Когда он медленно стал убирать ладонь с ее груди, она снова вскинула руки — на сей раз, чтобы удержать его. Но граф повернул ее к себе лицом, поцеловал в разомкнутые губы, в шею, в видневшийся над корсетом край пульсирующей груди и сказал:
— Сегодня ночью…
— Не сейчас? — не выдержала Мэг. Граф усмехнулся:
— Не сейчас. Но ваше тело будет это помнить.
— Это невозможно забыть.
Он гладил ее, словно она была кошкой, его глаза сверкали, как фейерверк в морозную ночь.
— Чудесно, правда?
— Но почему не сейчас? — Мэг поняла, что он разжег в ней аппетит. Зверский аппетит, пожиравший ее изнутри. — Почему?
— Ах, Минерва, мне нравится ваша откровенность. И ваша жажда. Будьте со мной всегда так честны. Всегда. Но знаете, что имеют в виду французы, когда желают приятного аппетита? Что удовольствие от еды получаешь только тогда, когда нагуляешь аппетит.
— А как у вас с аппетитом, Саксонхерст?
Он схватил ее руку и прижал ее к своему паху:
— Чувствуете?
Мэг догадывалась, что истинная леди, да и просто порядочная замужняя женщина должна была бы немедленно отдернуть руку, но не сделала этого. Она наслаждалась ощущением его отвердевшей плоти и предвкушала то, что сулила она болезненно ноющей пустоте, которую он породил внутри ее.
— Тогда, значит, вы думаете, что я еще недостаточно проголодалась?
Улыбка его сделалась ироничной.
— Правду сказать, дорогая, да. Вы удивили меня. Самым восхитительным образом, уверяю вас. Но сейчас у нас нет времени для пиршества, а я хочу, чтобы вы впервые вкусили этих изысканных яств на великолепном пиру. В будущем мы сможем наслаждаться и легкими трапезами в промежутках между чаем и обедом. Даже торопливой закуской. Но только не сегодня.
Он продолжал гладить ее. Каким-то непонятным образом эти сдвсем иные прикосновения и его слова утишили ее жгучее желание до умеренного аппетита, с которым нетрудно совладать, просто предвкушая предстоящую трапезу. Ее рука упала, и.теперь Мэг наслаждалась тем, что просто лежит на исходе зимнего холодного дня рядом с мужем в теплой комнате, Она чувствовала себя на удивление уютно и теперь уже совсем не заботилась о том, как ей себя вести.
— В совершенном мире, — сказала она, — мужчина и женщина, наверное, должны вступать в брак одинаково невинными и вместе познавать это таинство.
Он криво усмехнулся:
— Вам не нравится чувствовать себя неофиткой?
— Боюсь, такова моя сущность. Я люблю быть независимой и контролировать свои поступки.
— Разделяю ваши убеждения.
— Мужчине легко следовать им.
— Вы думаете? Очень немногие мужчины действительно независимы и сами творят свою судьбу. Я принадлежу к числу этих немногих счастливцев.
— И дорожите этим.
— Если у человека есть сокровище, он должен им дорожить и беречь его.
Мэг тихо вздохнула. Вот этого-то она и боялась. Теперь еще труднее будет признаться ему, что он оказался с ней в постели волей магического заклинания.
— Тем не менее, — рискнула все же сказать Мэг, — вы были вынуждены жениться на мне.
Он приподнял ее подбородок и взглянул ей в глаза так, что она поняла: даже такое случайное замечание способно рассердить его.
— Я женился на вас, чтобы избежать худшей судьбы. Я сам выбрал меньшее зло.
— У каждого всегда есть выбор, пусть даже выбор между смертью и капитуляцией.
— Минерва Саксонхерст, вы ведь вовсе не новорожденный мышонок, правда?
— Я никогда не пыталась выдавать себя за невинную мышку. Но должна признаться, что горизонтальное положение производит расслабляющее воздействие на мыслительную деятельность.
Граф восхищенно рассмеялся:
— Возможно, вы правы. — Наблюдая за ней (кажется, он снова превратился в охотника), граф просунул руку под лиф ее платья и стал расстегивать крючки на корсете.
Но вдруг, посмотрев вниз, остановился, стянул платье пониже, и Мэг закусила губу. Она настолько привыкла к своему нижнему белью, что и думать о нем забыла. Граф обводил пальцем ярко-алый узор вышивки, которой она расцветила корсет вдоль каждой строчки.
— Как красиво! — Он расправил белую оборку, украшавшую край сорочки, которую Мэг обвязала тончайшим кружевом пастельных тонов. — Сверху — целомудренно, снизу — разнузданно. — Мэг заметила нечто новое в выражении его лица — нечто большее, чем желание, забава или удовольствие. — Вы — существо, полное волшебных сюрпризов, моя сладкая Минерва. Я дрожу при мысли о том, как буду открывать вас, слой за слоем, добираясь до самых сокровенных ваших секретов.
Слово «волшебных» словно игла впилось в ее мозг, а «секреты» заставили испуганно насторожиться, но главное, что беспокоило Мэг: что он подумает, если продолжит дальше свое исследование?
Большинство женщин не носили панталон, поскольку это считалось знаком порочного стремления женщины играть мужскую роль. Она же, и того хуже, украсила свои вышивкой, полагая, что этого никто никогда не увидит.
Граф по-прежнему водил пальцем по узору на корсете, от чего Мэг пронизывала дрожь.
— Это ваша работа?
— Мне было бы не по карману платить кому-нибудь за подобную прихоть.
— Но зачем? — Он поднял голову, и в его взгляде не было ничего, кроме любопытства.
Это был простой вопрос, требовавший такого же простого ответа, и все же что-то мешало Мэг открыть ему свои потаенные мысли, самую уязвимую суть своей души. Она села, отвернулась и натянула платье на плечи, прекрасно понимая, что поступает глупо, глупо, глупо.
— Если не хотите, можете не рассказывать, — услышала она его голос у себя за спиной.
— Просто я люблю красивые вещи. — Непослушными пальцами Мэг с трудом застегивала крючки на корсете спереди. — Гувернантке не пристало носить причудливые одеяния, но кто увидит ее корсет?..
Граф вдруг схватил ее, потянул назад и, уложив на спину, прижал к матрасу. В первый миг она попыталась сопротивляться, но тут же вспомнила о своем решении быть покорной. В любом случае, как она уже знала, он был слишком большой и сильный, чтобы она могла состязаться с ним.
Граф стянул лиф ее платья еще ниже, чем прежде, и снова стал водить рукой по яркой изящной вышивке. Мэг лежала обессиленная, кусая губы от обиды и возмущения, но полная решимости исполнить любую его волю.
И вдруг его палец скользнул по ее губам, они расслабились.
— Не надо. Если хотите, чтобы я остановился, просто скажите.
Мэг отважно встретила его нахмуренный взгляд и сказала:
— Остановитесь.
Помедлив лишь мгновение, граф снова натянул платье ей на плечи. Не до конца, а так, как оно было натянуто перед тем. Потом, расстегнув самый верхний крючок на корсете, поцеловал ложбинку между ее грудей.
Мэг взглянула на него и рассмеялась — чистосердечно, искренно, до слез.
— Вы такой странный. И как это вы все понимаете?
Густые ресницы скрывали его глаза, потому что он смотрел вниз, на ее прикрытую корсетом грудь.
— У каждого из нас есть потаенные уголки. Иногда они ничего не значат для других. — Он взмахнул ресницами, и Мэг увидела, что глаза у него потемнели и блестят. — Но я надеюсь вскоре освоить ваши потаенные уголки, Минерва. Каждый их грешный дюйм.
Он стал дальше расстегивать крючки — медленно, один за другим. Мэг не смотрела, но знала, что, обнажая ей грудь, он не снимает платья с корсета. Она почувствовала, как рука его скользнула в прорезь, он освободил ее правую грудь — прохладный воздух овеял ее. Мэг не ощущала ни стыда, ни даже неловкости. Он нежно поцеловал сосок, потом взглянул на нее.
— Ты — восхитительная тайна. — И снова прильнул губами к груди.
Мэг замерла, но он лишь водил языком вокруг соска, и от соприкосновения с воздухом влажная кожа ощущала прохладу. Когда язык скользнул по самому соску, она вздрогнула, но не от холода.
Он нежно прихватил сосок зубами, от чего Мэг невольно вскинула руку, стараясь защититься, но граф перехватил ее руку — не произнеся ни слова, он как бы попросил ее довериться ему, и она уронила руку на постель.
Он прильнул к ее груди, словно младенец, сосущий материнское молоко, от этого у Мэг перехватило дыхание и она ощутила напряжение в таких местах, в каких никак не ожидала. И тут он отпустил ее. То есть не отпустил, а перешел к другой груди. Осторожно, нежно высвободил ее из-под корсета, увлажнил губами и начал сосать. Мэг вцепилась пальцами в плотный шелк покрывала, чтобы не вонзить ногти в него самого.
Спустя некоторое время граф поместил ее груди под корсет, застегнул крючки и натянул платье ей на плечи. Улыбка, с которой он смотрел на нее, свидетельствовала о крайнем удовольствии.
— Они будут это помнить, — сказал граф. — Вы будете это помнить. Весь вечер. Во время ужина, в театре, по дороге домой. Они этого не забудут. Вы этого не забудете. Я единственный, кто будет страдать от ожидания, но это лишь справедливо.
Затем с характерной для него стремительной сменой настроений граф спрыгнул с кровати и, потянув за руки, поставил Мэг на ноги. Повернув ее к себе спиной, он без всяких игр застегнул пуговицы на платье.
— При иных обстоятельствах мы бы отправились в театр позже, но не сомневаюсь, что близнецы огорчатся, если придется пропустить начало представления. — Дружески обняв за плечи, он повел ее, едва очнувшуюся от наваждения, голодную, истомленную желанием, в ее спальню.
Мэг уже и забыла, что находилась не в своей комнате. Она совершенно перестала думать о пятнистых верблюдах, скрученных бамбуках и хохочущих амазонках. Как он и рассчитывал, теперь она думала только об одном. О нем и о предстоящей ночи.
Сьюзи, уже приготовившая вечерний наряд, посмотрела на них с явным пониманием — на ее улыбающемся личике обозначились ямочки.
— Желаете переодеться немедленно, миледи?
— Э-э… да, — ответила Мэг.
Лукавый муж, обняв ее за плечи и приблизив губы к ее уху, прошептал:
— Сегодня ночью. Запомните. Здесь. Подальше от амазонок. Только не раздевайтесь. Я сам хочу разоблачить вас, жену мою, слой за слоем…
Глядя в его удаляющуюся спину, Мэг задрожала так, словно только что заключила самое что ни на есть незаконное, тайное соглашение. Собственно, если не принимать во внимание такую малозначительную деталь, что они женаты, так оно и было.
Глава 11
Кое-как Мэг удалось, не теряя достоинства, высидеть до конца обеда — быть может, благодаря тому, что они с мужем занимали места у противоположных концов стола. Но она почти не могла заставить себя есть.
Чуть раньше, по пути домой, в карете, они сидели рядом, и граф, хоть и разговаривал всю дорогу с Джереми и Лорой — близнецы следовали в другом экипаже, с мистером Чанселлором, — каким-то образом заставлял ее непрерывно думать о поцелуях и прикосновениях. Конечно, вполне вероятно, что такая фривольность чувств таилась в ней самой, но Мэг все же сомневалась в этом. В подобных вещах граф был чародеем, способным околдовывать на расстоянии и вынуждать бедных смертных вступать на запретные тропы.
Как и обещал, он подводил жертву к тому, что та сама начинала мечтать о роковой хватке охотника.
А еще раньше, входя в театр, Мэг пребывала в состоянии оцепенения, полностью поглощенная мыслями о том, что должно было произойти несколько часов спустя, и лишь молила Бога, чтобы он помог ей не совершить какую-нибудь чудовищную неловкость. Внимание ее было рассеянным, и она не сразу заметила, что граф беседует с сэром Артуром Джейксом!
Мэг почувствовала себя так, словно ее неожиданно швырнули в ледяную прорубь, она даже испугалась, что выдала себя ненароком. Быть может, она действительно непроизвольно издала какой-то звук, потому что поймала на себе мимолетный, но проницательный взгляд мужа. Сэр Артур, однако, в этот момент отвлекся на близнецов, которые непременно желали поведать ему о своих приключениях.
Наблюдая за ними, Мэг вспомнила, что в течение многих лет сэр Артур считался другом их семьи. В детстве она так же обожала его, как и близнецы, потому что он всегда щедро одаривал ее мелочью и небольшими сувенирами, а также водил в ближайшую кондитерскую, где угощал сладкими пирожными.
Мэг нетрудно было бы убедить себя в том, что весь этот кошмар — его грязное предложение относительно Лоры и кража Шилы — ей лишь померещился. Но, перехватив взгляд, тайком брошенный сэром Артуром на сестру, поняла, что все это правда. Взгляд был отнюдь не любовным: он источал не почтительное обожание, а злобу, раздражение и алчную похоть.
Не переставая улыбаться, сэр Артур оторвался от близнецов и обернулся к Мэг:
— Какое счастливое семейство! Я бесконечно рад, что все у вас так отлично устроилось, графиня.
Ее кольнуло официальное обращение, и, не успев подумать, она выпалила:
— Мы ведь, надеюсь, по-прежнему старые друзья?
Уже в следующий момент Мэг пожалела о том, что у нее вырвались эти слова, пришедшие из прошлого с подарками и сладкими булочками, которыми потчевал ее сэр Артур. А тот с поклоном произнес:
— Для меня это большая честь. И не из-за вашего высокого ранга. Просто ваши родители были моими дорогими друзьями и, уверен, хотели бы, чтобы я продолжал присматривать за их детьми. Надеюсь, вы не будете против, если я время от времени буду заглядывать к вам и водить младших в кондитерскую, чтобы доставить им удовольствие, как в былые времена доставлял его вам?
Чувствуя себя так, словно ее засасывают зыбучие пески, Мэг ответила:
— Близнецы стали бы скучать, если бы вы исчезли из нашей жизни. — Она надеялась, что он понял: это означало дли него запрет оставаться наедине с Лорой. Категорический запрет.
Но не исходит ли от этого чудовища опасность даже и для Рейчел?
— Моя дорогая, — сказал граф, мягко беря ее под локоть, — нам нужно собрать свое стадо и занять места. Сэр Артур. — Легким кивком он попрощался с Артуром Джейксом, за что Мэг была ему бесконечно благодарна.
Пока граф вел ее по устланному ковровой дорожкой коридору в их ложу, она размышляла, можно ли рассказать о сэре Артуре Саксонхерсту и испросить его совета. Не о Шиле, разумеется, а только о его поползновениях относительно Лоры.
Однако Мэг подозревала, что граф может совершить в этом случае нечто весьма радикальное. Быть может, даже вызвать того на дуэль, а этого она не перенесет. Нет! Единственное, что нужно сделать, — это предупредить Лору. Лора, совершенно очевидно, начала чувствовать себя неуютно в обществе сэра Артура и будет рада избежать встреч с ним. Следует лишь вести себя так, чтобы не попасться в его ловушку, и все будет хорошо.
В конце концов, сэр Артур больше не имеет над ними никакой власти. Если только Шила не у него. Черт бы побрал этот камень! Черт бы побрал сэра Артура! Чары рассеялись. Не чары Шилы, а то пикантное очарование, которым муж обволакивал ее весь день.
* * *
Обезьян — Мэг напомнила себе, что следует называть его Мартыш, как называл муж, — ждал их в роскошной ложе с видом человека, уверенного в том, что сделал все необходимые приготовления: на маленьком столике стояли вино, чай, пирожные и ваза с апельсинами. Мартыш принял у своих господ пальто и пелерины, повесил на вешалку и занял место за их спинами, готовый прислуживать.
Мэг никогда прежде не сидела в ложе и восхищалась теперь удобством обтянутых бархатом кресел и железной печкой, расположенной в углу: от нее исходило не только тепло, но и уют.
— Меня всегда интересовало, — сказала она Саксонхерсту, когда тот усадил ее во втором ряду, предоставив первый молодежи, — зачем в ложах спереди висят шторы и почему иногда они раздвинуты, а иногда закрыты? Это, наверное, означает, что в этот вечер ложа не используется?
Граф усмехнулся:
— Вовсе нет, моя дорогая. Это означает, что она весьма и весьма используется.
В его взгляде явно читалось разъяснение, и Мэг вспыхнула:
— В театре?
— Да, подумать только!
— Но зачем? — вполголоса спросила Мэг. — Я хочу сказать: есть ведь много других мест…
— Не для тайных любовников.
— Но ведь всем станет ясно! Известно же, кому принадлежит ложа и кто внутри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Губы… Его губы на ее спине чуть повыше корсета. Он водил ими по ее коже, заставляя выгибаться от удовольствия и изысканного восторга.
Потом он стянул платье с ее плеч и стал целовать их тоже. Рука его тем временем скользила вдоль широких бретелек корсета, медленно пробираясь вниз, к сокровенным бугоркам, венчающим груди.
Мэг инстинктивно вскинула руки, желая защититься от вторжения в святая святых, но в решающий момент руки запутались в спущенном лифе расстегнутого платья, да и не хотелось ей на самом деле останавливать его. Прижавшись к ее спине своим могучим телом и просунув ногу меж ее бедер, граф продолжал играть ее грудью, горячо дыша ей в шею, целуя и покусывая ее.
Мэг снова выгнулась, на сей раз безвольно опустив руки, и отдалась будоражащему, странному чувству, так похожему и столь отличному от ощущений, которые вызывало общение с Шилой и которые так ее пугали.
Когда он медленно стал убирать ладонь с ее груди, она снова вскинула руки — на сей раз, чтобы удержать его. Но граф повернул ее к себе лицом, поцеловал в разомкнутые губы, в шею, в видневшийся над корсетом край пульсирующей груди и сказал:
— Сегодня ночью…
— Не сейчас? — не выдержала Мэг. Граф усмехнулся:
— Не сейчас. Но ваше тело будет это помнить.
— Это невозможно забыть.
Он гладил ее, словно она была кошкой, его глаза сверкали, как фейерверк в морозную ночь.
— Чудесно, правда?
— Но почему не сейчас? — Мэг поняла, что он разжег в ней аппетит. Зверский аппетит, пожиравший ее изнутри. — Почему?
— Ах, Минерва, мне нравится ваша откровенность. И ваша жажда. Будьте со мной всегда так честны. Всегда. Но знаете, что имеют в виду французы, когда желают приятного аппетита? Что удовольствие от еды получаешь только тогда, когда нагуляешь аппетит.
— А как у вас с аппетитом, Саксонхерст?
Он схватил ее руку и прижал ее к своему паху:
— Чувствуете?
Мэг догадывалась, что истинная леди, да и просто порядочная замужняя женщина должна была бы немедленно отдернуть руку, но не сделала этого. Она наслаждалась ощущением его отвердевшей плоти и предвкушала то, что сулила она болезненно ноющей пустоте, которую он породил внутри ее.
— Тогда, значит, вы думаете, что я еще недостаточно проголодалась?
Улыбка его сделалась ироничной.
— Правду сказать, дорогая, да. Вы удивили меня. Самым восхитительным образом, уверяю вас. Но сейчас у нас нет времени для пиршества, а я хочу, чтобы вы впервые вкусили этих изысканных яств на великолепном пиру. В будущем мы сможем наслаждаться и легкими трапезами в промежутках между чаем и обедом. Даже торопливой закуской. Но только не сегодня.
Он продолжал гладить ее. Каким-то непонятным образом эти сдвсем иные прикосновения и его слова утишили ее жгучее желание до умеренного аппетита, с которым нетрудно совладать, просто предвкушая предстоящую трапезу. Ее рука упала, и.теперь Мэг наслаждалась тем, что просто лежит на исходе зимнего холодного дня рядом с мужем в теплой комнате, Она чувствовала себя на удивление уютно и теперь уже совсем не заботилась о том, как ей себя вести.
— В совершенном мире, — сказала она, — мужчина и женщина, наверное, должны вступать в брак одинаково невинными и вместе познавать это таинство.
Он криво усмехнулся:
— Вам не нравится чувствовать себя неофиткой?
— Боюсь, такова моя сущность. Я люблю быть независимой и контролировать свои поступки.
— Разделяю ваши убеждения.
— Мужчине легко следовать им.
— Вы думаете? Очень немногие мужчины действительно независимы и сами творят свою судьбу. Я принадлежу к числу этих немногих счастливцев.
— И дорожите этим.
— Если у человека есть сокровище, он должен им дорожить и беречь его.
Мэг тихо вздохнула. Вот этого-то она и боялась. Теперь еще труднее будет признаться ему, что он оказался с ней в постели волей магического заклинания.
— Тем не менее, — рискнула все же сказать Мэг, — вы были вынуждены жениться на мне.
Он приподнял ее подбородок и взглянул ей в глаза так, что она поняла: даже такое случайное замечание способно рассердить его.
— Я женился на вас, чтобы избежать худшей судьбы. Я сам выбрал меньшее зло.
— У каждого всегда есть выбор, пусть даже выбор между смертью и капитуляцией.
— Минерва Саксонхерст, вы ведь вовсе не новорожденный мышонок, правда?
— Я никогда не пыталась выдавать себя за невинную мышку. Но должна признаться, что горизонтальное положение производит расслабляющее воздействие на мыслительную деятельность.
Граф восхищенно рассмеялся:
— Возможно, вы правы. — Наблюдая за ней (кажется, он снова превратился в охотника), граф просунул руку под лиф ее платья и стал расстегивать крючки на корсете.
Но вдруг, посмотрев вниз, остановился, стянул платье пониже, и Мэг закусила губу. Она настолько привыкла к своему нижнему белью, что и думать о нем забыла. Граф обводил пальцем ярко-алый узор вышивки, которой она расцветила корсет вдоль каждой строчки.
— Как красиво! — Он расправил белую оборку, украшавшую край сорочки, которую Мэг обвязала тончайшим кружевом пастельных тонов. — Сверху — целомудренно, снизу — разнузданно. — Мэг заметила нечто новое в выражении его лица — нечто большее, чем желание, забава или удовольствие. — Вы — существо, полное волшебных сюрпризов, моя сладкая Минерва. Я дрожу при мысли о том, как буду открывать вас, слой за слоем, добираясь до самых сокровенных ваших секретов.
Слово «волшебных» словно игла впилось в ее мозг, а «секреты» заставили испуганно насторожиться, но главное, что беспокоило Мэг: что он подумает, если продолжит дальше свое исследование?
Большинство женщин не носили панталон, поскольку это считалось знаком порочного стремления женщины играть мужскую роль. Она же, и того хуже, украсила свои вышивкой, полагая, что этого никто никогда не увидит.
Граф по-прежнему водил пальцем по узору на корсете, от чего Мэг пронизывала дрожь.
— Это ваша работа?
— Мне было бы не по карману платить кому-нибудь за подобную прихоть.
— Но зачем? — Он поднял голову, и в его взгляде не было ничего, кроме любопытства.
Это был простой вопрос, требовавший такого же простого ответа, и все же что-то мешало Мэг открыть ему свои потаенные мысли, самую уязвимую суть своей души. Она села, отвернулась и натянула платье на плечи, прекрасно понимая, что поступает глупо, глупо, глупо.
— Если не хотите, можете не рассказывать, — услышала она его голос у себя за спиной.
— Просто я люблю красивые вещи. — Непослушными пальцами Мэг с трудом застегивала крючки на корсете спереди. — Гувернантке не пристало носить причудливые одеяния, но кто увидит ее корсет?..
Граф вдруг схватил ее, потянул назад и, уложив на спину, прижал к матрасу. В первый миг она попыталась сопротивляться, но тут же вспомнила о своем решении быть покорной. В любом случае, как она уже знала, он был слишком большой и сильный, чтобы она могла состязаться с ним.
Граф стянул лиф ее платья еще ниже, чем прежде, и снова стал водить рукой по яркой изящной вышивке. Мэг лежала обессиленная, кусая губы от обиды и возмущения, но полная решимости исполнить любую его волю.
И вдруг его палец скользнул по ее губам, они расслабились.
— Не надо. Если хотите, чтобы я остановился, просто скажите.
Мэг отважно встретила его нахмуренный взгляд и сказала:
— Остановитесь.
Помедлив лишь мгновение, граф снова натянул платье ей на плечи. Не до конца, а так, как оно было натянуто перед тем. Потом, расстегнув самый верхний крючок на корсете, поцеловал ложбинку между ее грудей.
Мэг взглянула на него и рассмеялась — чистосердечно, искренно, до слез.
— Вы такой странный. И как это вы все понимаете?
Густые ресницы скрывали его глаза, потому что он смотрел вниз, на ее прикрытую корсетом грудь.
— У каждого из нас есть потаенные уголки. Иногда они ничего не значат для других. — Он взмахнул ресницами, и Мэг увидела, что глаза у него потемнели и блестят. — Но я надеюсь вскоре освоить ваши потаенные уголки, Минерва. Каждый их грешный дюйм.
Он стал дальше расстегивать крючки — медленно, один за другим. Мэг не смотрела, но знала, что, обнажая ей грудь, он не снимает платья с корсета. Она почувствовала, как рука его скользнула в прорезь, он освободил ее правую грудь — прохладный воздух овеял ее. Мэг не ощущала ни стыда, ни даже неловкости. Он нежно поцеловал сосок, потом взглянул на нее.
— Ты — восхитительная тайна. — И снова прильнул губами к груди.
Мэг замерла, но он лишь водил языком вокруг соска, и от соприкосновения с воздухом влажная кожа ощущала прохладу. Когда язык скользнул по самому соску, она вздрогнула, но не от холода.
Он нежно прихватил сосок зубами, от чего Мэг невольно вскинула руку, стараясь защититься, но граф перехватил ее руку — не произнеся ни слова, он как бы попросил ее довериться ему, и она уронила руку на постель.
Он прильнул к ее груди, словно младенец, сосущий материнское молоко, от этого у Мэг перехватило дыхание и она ощутила напряжение в таких местах, в каких никак не ожидала. И тут он отпустил ее. То есть не отпустил, а перешел к другой груди. Осторожно, нежно высвободил ее из-под корсета, увлажнил губами и начал сосать. Мэг вцепилась пальцами в плотный шелк покрывала, чтобы не вонзить ногти в него самого.
Спустя некоторое время граф поместил ее груди под корсет, застегнул крючки и натянул платье ей на плечи. Улыбка, с которой он смотрел на нее, свидетельствовала о крайнем удовольствии.
— Они будут это помнить, — сказал граф. — Вы будете это помнить. Весь вечер. Во время ужина, в театре, по дороге домой. Они этого не забудут. Вы этого не забудете. Я единственный, кто будет страдать от ожидания, но это лишь справедливо.
Затем с характерной для него стремительной сменой настроений граф спрыгнул с кровати и, потянув за руки, поставил Мэг на ноги. Повернув ее к себе спиной, он без всяких игр застегнул пуговицы на платье.
— При иных обстоятельствах мы бы отправились в театр позже, но не сомневаюсь, что близнецы огорчатся, если придется пропустить начало представления. — Дружески обняв за плечи, он повел ее, едва очнувшуюся от наваждения, голодную, истомленную желанием, в ее спальню.
Мэг уже и забыла, что находилась не в своей комнате. Она совершенно перестала думать о пятнистых верблюдах, скрученных бамбуках и хохочущих амазонках. Как он и рассчитывал, теперь она думала только об одном. О нем и о предстоящей ночи.
Сьюзи, уже приготовившая вечерний наряд, посмотрела на них с явным пониманием — на ее улыбающемся личике обозначились ямочки.
— Желаете переодеться немедленно, миледи?
— Э-э… да, — ответила Мэг.
Лукавый муж, обняв ее за плечи и приблизив губы к ее уху, прошептал:
— Сегодня ночью. Запомните. Здесь. Подальше от амазонок. Только не раздевайтесь. Я сам хочу разоблачить вас, жену мою, слой за слоем…
Глядя в его удаляющуюся спину, Мэг задрожала так, словно только что заключила самое что ни на есть незаконное, тайное соглашение. Собственно, если не принимать во внимание такую малозначительную деталь, что они женаты, так оно и было.
Глава 11
Кое-как Мэг удалось, не теряя достоинства, высидеть до конца обеда — быть может, благодаря тому, что они с мужем занимали места у противоположных концов стола. Но она почти не могла заставить себя есть.
Чуть раньше, по пути домой, в карете, они сидели рядом, и граф, хоть и разговаривал всю дорогу с Джереми и Лорой — близнецы следовали в другом экипаже, с мистером Чанселлором, — каким-то образом заставлял ее непрерывно думать о поцелуях и прикосновениях. Конечно, вполне вероятно, что такая фривольность чувств таилась в ней самой, но Мэг все же сомневалась в этом. В подобных вещах граф был чародеем, способным околдовывать на расстоянии и вынуждать бедных смертных вступать на запретные тропы.
Как и обещал, он подводил жертву к тому, что та сама начинала мечтать о роковой хватке охотника.
А еще раньше, входя в театр, Мэг пребывала в состоянии оцепенения, полностью поглощенная мыслями о том, что должно было произойти несколько часов спустя, и лишь молила Бога, чтобы он помог ей не совершить какую-нибудь чудовищную неловкость. Внимание ее было рассеянным, и она не сразу заметила, что граф беседует с сэром Артуром Джейксом!
Мэг почувствовала себя так, словно ее неожиданно швырнули в ледяную прорубь, она даже испугалась, что выдала себя ненароком. Быть может, она действительно непроизвольно издала какой-то звук, потому что поймала на себе мимолетный, но проницательный взгляд мужа. Сэр Артур, однако, в этот момент отвлекся на близнецов, которые непременно желали поведать ему о своих приключениях.
Наблюдая за ними, Мэг вспомнила, что в течение многих лет сэр Артур считался другом их семьи. В детстве она так же обожала его, как и близнецы, потому что он всегда щедро одаривал ее мелочью и небольшими сувенирами, а также водил в ближайшую кондитерскую, где угощал сладкими пирожными.
Мэг нетрудно было бы убедить себя в том, что весь этот кошмар — его грязное предложение относительно Лоры и кража Шилы — ей лишь померещился. Но, перехватив взгляд, тайком брошенный сэром Артуром на сестру, поняла, что все это правда. Взгляд был отнюдь не любовным: он источал не почтительное обожание, а злобу, раздражение и алчную похоть.
Не переставая улыбаться, сэр Артур оторвался от близнецов и обернулся к Мэг:
— Какое счастливое семейство! Я бесконечно рад, что все у вас так отлично устроилось, графиня.
Ее кольнуло официальное обращение, и, не успев подумать, она выпалила:
— Мы ведь, надеюсь, по-прежнему старые друзья?
Уже в следующий момент Мэг пожалела о том, что у нее вырвались эти слова, пришедшие из прошлого с подарками и сладкими булочками, которыми потчевал ее сэр Артур. А тот с поклоном произнес:
— Для меня это большая честь. И не из-за вашего высокого ранга. Просто ваши родители были моими дорогими друзьями и, уверен, хотели бы, чтобы я продолжал присматривать за их детьми. Надеюсь, вы не будете против, если я время от времени буду заглядывать к вам и водить младших в кондитерскую, чтобы доставить им удовольствие, как в былые времена доставлял его вам?
Чувствуя себя так, словно ее засасывают зыбучие пески, Мэг ответила:
— Близнецы стали бы скучать, если бы вы исчезли из нашей жизни. — Она надеялась, что он понял: это означало дли него запрет оставаться наедине с Лорой. Категорический запрет.
Но не исходит ли от этого чудовища опасность даже и для Рейчел?
— Моя дорогая, — сказал граф, мягко беря ее под локоть, — нам нужно собрать свое стадо и занять места. Сэр Артур. — Легким кивком он попрощался с Артуром Джейксом, за что Мэг была ему бесконечно благодарна.
Пока граф вел ее по устланному ковровой дорожкой коридору в их ложу, она размышляла, можно ли рассказать о сэре Артуре Саксонхерсту и испросить его совета. Не о Шиле, разумеется, а только о его поползновениях относительно Лоры.
Однако Мэг подозревала, что граф может совершить в этом случае нечто весьма радикальное. Быть может, даже вызвать того на дуэль, а этого она не перенесет. Нет! Единственное, что нужно сделать, — это предупредить Лору. Лора, совершенно очевидно, начала чувствовать себя неуютно в обществе сэра Артура и будет рада избежать встреч с ним. Следует лишь вести себя так, чтобы не попасться в его ловушку, и все будет хорошо.
В конце концов, сэр Артур больше не имеет над ними никакой власти. Если только Шила не у него. Черт бы побрал этот камень! Черт бы побрал сэра Артура! Чары рассеялись. Не чары Шилы, а то пикантное очарование, которым муж обволакивал ее весь день.
* * *
Обезьян — Мэг напомнила себе, что следует называть его Мартыш, как называл муж, — ждал их в роскошной ложе с видом человека, уверенного в том, что сделал все необходимые приготовления: на маленьком столике стояли вино, чай, пирожные и ваза с апельсинами. Мартыш принял у своих господ пальто и пелерины, повесил на вешалку и занял место за их спинами, готовый прислуживать.
Мэг никогда прежде не сидела в ложе и восхищалась теперь удобством обтянутых бархатом кресел и железной печкой, расположенной в углу: от нее исходило не только тепло, но и уют.
— Меня всегда интересовало, — сказала она Саксонхерсту, когда тот усадил ее во втором ряду, предоставив первый молодежи, — зачем в ложах спереди висят шторы и почему иногда они раздвинуты, а иногда закрыты? Это, наверное, означает, что в этот вечер ложа не используется?
Граф усмехнулся:
— Вовсе нет, моя дорогая. Это означает, что она весьма и весьма используется.
В его взгляде явно читалось разъяснение, и Мэг вспыхнула:
— В театре?
— Да, подумать только!
— Но зачем? — вполголоса спросила Мэг. — Я хочу сказать: есть ведь много других мест…
— Не для тайных любовников.
— Но ведь всем станет ясно! Известно же, кому принадлежит ложа и кто внутри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39