Не сводя с Аманды восхищенных глаз, он думал о том, что ждал этой минуты всю жизнь и ни за что не позволит себе испортить ее поспешностью и нетерпением, на которые подталкивало его жгучее, неистовое желание, душными волнами прокатывавшееся по всему телу. Медленно, осторожно Карстерс заставил ее поднять лицо и шепотом спросил:
— Что это с тобой, Аманда, — приступ девичьей стыдливости? Неужели наши прежние ночи заставляют тебя бояться близости?
— Ох, нет, Адам, что ты, — поспешила заверить она. — Это просто… — ее голос прервался от неуверенности, — просто я все еще боюсь, что однажды ты пожалеешь, что решился на эту свадьбу, — высказала свои тайные страхи бедняжка, еле слышно вздохнула и снова потупилась.
Он пожалеет?! Ну что за ерунда! Адам покрепче обнял ее и почувствовал, как тело снова содрогнулось от возбуждения.
— Аманда, неужели ты не веришь, когда я говорю, что люблю тебя? — прерывающимся от избытка чувств голосом шепнул он а пушистые волосы.
— Но за что меня любить, Адам? С самой первой нашей встречи я не принесла тебе ничего, кроме неприятностей и душевной боли, — сказала Аманда и добавила дрожащим голосом: — Я не могу даже принести тебе в дар свою девственность.
Его охватила неистовая ревность, но Карстерс тут же взял себя в руки и мягко ответил:
— Милая, я без конца могу описывать все, что люблю в тебе, но вряд ли сумею объяснить, за что полюбил так сильно. Любить тебя для меня так же естественно, как дышать воздухом, и так же необходимо для того, чтобы жить. Без тебя моя жизнь станет пустой и бесцельной. Я убеждался в этом уже не раз и испытывал при этом такие муки, что больше не в силах буду пережить новое расставание. Вот почему я захотел сделать тебя своей женой, Аманда. и когда-нибудь ты тоже сумеешь полюбить меня.
— Адам, но ты же пообещал. Ты говорил, что не ждешь… Он замялся на миг и промолвил:
— Я помню о своем обещании, и я его сдержу. А теперь тебе пришла пора вспомнить о своем.
С этими словами он подхватил ее на руки, бережно уложил на кровать и стал раздевать, вздрагивая от нетерпения. А у Аманды разрывалось сердце при мысли о душевной боли, на которую она обрекала Адама, и от собственной неспособности солгать и произнести те слова, что он так жаждал услышать. Адам тем временем снял с нее одежду — теперь Аманда лежала перед ним совсем нагая. Оставалось только осторожно вынуть заколки из прически, чтобы роскошные волосы свободно рассыпались по подушке. Затем он отступил на минуту, чтобы раздеться самому, и замер в нерешительности, не сводя с Аманды пылающего взгляда. Его нерешительность не укрылась от Аманды. Всем сердцем желая помочь ему преодолеть эту неловкую минуту, она манящим жестом простерла руки и прошептала:
— Адам, муж мой, приди ко мне и люби меня!
Адам немедленно подчинился и застонал от наслаждения, прижавшись всем телом к ее нежной, восхитительной плоти.
— Аманда, милая моя, милая… — шептал он без конца между жадными, торопливыми поцелуями. Совершенное, стройное тело заставляло его сходить с ума от желания. А ее неуверенные, робкие попытки отвечать на его ласки распаляли еще сильнее, пробуждая дикий, необузданный голод. Адам покрывал поцелуями лицо и волосы и много раз возвращался к ароматным устам. Постепенно Аманде стало казаться, что его трепетные, влажные губы и осторожные, чуткие руки ласкают ее повсюду, заставляя тело проснуться, а сердце биться белеными, неровными толчками. Но для Адама это было только началом. Повинуясь неутоленной страсти, он ни на секунду не останавливался и целовал, щекотал, гладил каждый дюйм восхитительного тела.
Сам он успел возбудиться настолько, что почувствовал какую-то тупую, ноющую боль, и тут же понял, что в эту ночь ему мало будет просто овладеть Амандой. Нет, он не сделает этого до тех пор, пока Аманда сама не будет умолять его о близости, пылая такой же неистовой страстью, что снедает его самого. Правда, однажды Адам едва не сорвался, лаская напряженные розовые бутоны сосков, но все же совладал с собой и проложил губами жгучую дорожку далеко вниз. Стоило ему коснуться мягких золотистых завитков между бедер — и Аманда вдруг протестующе вскрикнула. Ведь до сих пор никому, кроме Чингу, не была позволена столь откровенная ласка, и ей пришлось выдержать короткую борьбу с образом Чингу, снова вставшим между ними. Тогда Адам осторожно улегся у нее между ног, прижал ее трепетные, ослабевшие руки к кровати и зашептал прерывистым, страстным голосом:
— Аманда, разве ты не жена мне? Разве наши тела не стали единым целым? Не отвергай же меня сегодня! Я так сильно хочу тебя, что вот-вот сойду с ума. И мне нужно познать тебя всю, целиком, моя милая. Всю, целиком. — Тут он беспомощно умолк, и на мужественном лице ясно проступили мольба и боль.
Не сводя глаз с его искаженного мукой лица, Аманда заставила себя расслабиться и развела ноги. Адам с каким-то сдавленным восклицанием наклонился и приник губами к чутким складкам, таившимся под золотом волос. Он испытал огромное блаженство, испробовав ее на вкус. И упивался ею без конца, все глубже проникая в ее тело и добиваясь того жаркого, откровенного ответа, о котором мечтал.
Перед такими настойчивыми интимными ласками устоять было невозможно; Аманда и сама не заметила, как природа делала свое, постепенно вытесняя из головы все мысли и разжигая ответный пожар желания. Повинуясь этому порыву и все еще проклиная свое слабое, предательское тело, она зарыдала, но Адам не отнимал рта, и со стоном и судорогами Аманда достигла наконец пика наслаждения.
Адам по-прежнему упивался ее дивным телом, со слезами счастья ощутив столь восхитительный ответ. «Я заставил, заставил ее хотя бы на миг забыть про него! — проносились в его мозгу восторженные мысли. — И я не остановлюсь, пока ее сердце окончательно не станет моим!» Прислушиваясь, как ее дыхание постепенно выравнивается и успокаивается, Адам осторожно улегся поверх нее.
— Аманда, — просто признался он, пряча лицо в мягких ее волосах, — я и представить себе не мог, что бывает такая любовь!
Только теперь он позволил себе войти в нее — и снова действовал медленно, не торопясь, намеренно стараясь растянуть эти волшебные минуты как можно дольше. Завораживающий ритм его движений мало-помалу учащался, отчего Аманда почувствовала новую волну возбуждения. И вдруг внутри у Адама что-то словно взорвалось — вспышка острого, неземного восторга ослепила его и породила точно такой же ответ в ее ожившем теле.
Обливаясь потом от недавнего напряжения, Адам еще долго прижимал Аманду к себе, не желая отстраняться и обрывать эту удивительную близость. Наконец он перекатился на спину, но тут же почувствовал себя так одиноко, что вынужден был поскорее снова обнять ненаглядную Аманду.
— Я никогда не устану любить тебя, и мне всегда будет казаться этого мало!
Не тратя времени даром, Адам принялся доказывать, что сказал правду.
И только через много часов, когда наконец Адам заснул, не выпуская Аманду из объятий, она дала волю слезам. Ее не отпускали угольно-черные глаза, и она прошептала, рыдая:
— Чингу, любовь моя, прости мою слабость! Ты, кто был так честен, так добр, кто отдал ради меня свою жизнь, прости меня! Этот мужчина тоже нуждается во мне. Он будет заботиться о твоем сыне и обо мне, но и ему нужно немного тепла. Чингу, дорогой мой, я до сих пор люблю тебя одного!
Аманда медленно просыпалась, лежа в ласковых объятиях. Давно забытое чувство безопасности и покоя оказалось необычайно приятным. Она испуганно округлила глаза, увидев так близко белое мужское тело и светлые спутанные волосы. И не черные, а зеленые глаза встретили ее взгляд, мягко сияя нежностью и любовью. Реальность обрушилась на нее, как неожиданный удар, и она припомнила все: свадьбу накануне и свою первую брачную ночь. Покраснев от нестерпимого стыда, Аманда попыталась было отвернуться, но широкая, мозолистая ладонь уверенно легла ей на щеку. Адам хмыкнул:
— Что это вы всполошились, миссис Карстерс? Не иначе как пожар минувшей ночи все еще полыхает в вашей крови?
Не зная, что ответить, Аманда покраснела сильнее, и Адам рассмеялся, очарованный столь трогательным смущением.
Легонько коснувшись губами розового ушка, он лукаво шепнул:
— Мне тебя подогреть или ты сама последуешь за мной по тропе желаний, моя любимая?
Пока Аманда собиралась с мыслями, не зная, как на это ответить, кто-то поскребся в дверь, и Адам сердито спросил:
— Что такое?
В ответ раздался виноватый голос Бетти:
— Джонатан требует маму и больше не поддастся ни на какие уговоры!
В тот же миг Аманда выпрыгнула из постели, со стыдом вспомнив о материнском долге.
— Бетти, будь добра, принеси его сюда. Я через минуту буду готова.
Хватаясь за платье, она заметила, что Адам открыто любуется ее полуобнаженным телом. Краснея и спотыкаясь на каждом слове, Аманда забормотала:
— Мне давно пора было заняться Джонатаном. Я вела себя эгоистично и позволила себе забыть о нем, потому что мне было хорошо с тобой, но теперь…
Она окончательно смешалась в поисках нужных слов. Адам, нисколько не смущаясь тем, что он голый, встал с кровати, и его массивное, прекрасно сложенное тело моментально заполнило всю комнату. Она испуганно охнула, стоило этому великану шагнуть поближе, но Адам легонько поцеловал ее в губы и промолвил:
— Да, ты права, теперь нам пора собираться в путь.
Повинуясь всадникам, усталые лошади пошли рысью, и Аманда почувствовала, как нарастает ее нетерпение. Правда, Адам честно предупредил ее, что на первых порах не сможет обеспечить им особых удобств, потому что хижина, которую он успел возвести после того, как расчистил развалины на месте сожженного отцовского дома, способна была лишь дать им крышу над головой да хороший очаг. Он радовался тому, что не пожалел усилий и оставил свою метку на земле, политой потом и кровью его родителей, — успел построить хотя бы такое грубое подобие дома, в котором надеялся обрести душевный покой и счастье с Амандой.
Адам задумчиво улыбнулся, припомнив доброе, ласковое лицо матери. Ему стало грустно при мысли о том, как бы любила его Аманду Хелен Карстерс — ведь она мечтала именно о такой милой, работящей невестке. Но тут же Адам улыбнулся еще шире, живо представив грубоватую учтивость, с какой встречал бы малютку Аманду его рослый отец. Он наверняка постарался бы поучить Адама, как следует обращаться с таким нежным, хрупким созданием, и напоследок дружески хлопнул бы сына по спине.
Внезапно перед ними открылся запущенный участок, на котором стоял его дом. Лошадь прибавила ходу, и Адам тревожно оглянулся на Аманду.
Затаив дыхание Аманда разглядывала свой новый дом. Собственно говоря, это была простая хижина из грубо сложенных неструганых бревен. Она явно была сооружена наспех. Однако сруб. выглядел надежным и большим — приложив некоторые усилия, его можно было превратить во вполне приличное жилье. Все это пронеслось у нее в голове в течение первых же минут, когда она увидела необитаемую лачугу. Адам снова оглянулся на жену с виноватым» смущенным видом и с удивлением заметил, что она довольна.
— Адам, будь добр, сними меня поскорее. — Судя по выразительному лицу, Аманде не терпелось оказаться на земле. — Ну же, давай! — торопила она. — Я хочу увидеть, как там внутри.
Адам снял Аманду с лошади, и они пошли в дом. Он едва успел задержать ее на пороге, опасаясь наткнуться на каких-нибудь зверей, облюбовавших это заброшенное жилье.
Наконец Адам убедился, что сырая, холодная внутренность дома не таит никакой угрозы, посторонился и позволил Аманде войти, несмело улыбаясь в ответ на ее уверенную улыбку и замирая в ожидании скорого сокрушительного разочарования. Он смотрел на жену, боясь увидеть в широко раскрытых от любопытства и радости синих глазах первые признаки недовольства. Но Аманда словно и не замечала того, чего стыдился Адам. Все можно улучшить, если приложить руки. Она представляла, каким уютным, удобным, теплым скоро станет этот дом благодаря их дружному труду. С момента рождения Джонатана у нее впервые появился свой собственный постоянный дом. Аманда перевела взгляд в дальний угол и охнула от восторга при виде большого очага. Хотя кладка кое-где успела потрескаться и нуждалась в ремонте, Аманде впервые приходилось видеть столь добротный очаг. Заботливые руки обложили его снаружи голубыми изразцами. Плитки составляли красивый узор и говорили о том, с каким трогательным старанием и заботой их укрепляли каждую на своем месте. И тем ужаснее в сравнении с этим выглядела остальная обстановка.
В ответ на ее молчаливый вопрос Адам промолвил:
— Камин — единственное, что уцелело после пожара. Мама всегда гордилась им и радовалась тому, какой он удобный.
— Как и я, Адам, — мягко прошептала Аманда, обернувшись к мужу. А потом вдруг горячо добавила: — Ну что ж, давай прямо сейчас и начнем! — И тут же занялась делом.
Хлопоча в своем семейном гнезде, новобрачные не замечали, как быстро проходит время, Здесь, в лесной глуши, всякую мелочь приходилось делать самим, из подручных материалов. Адам трудился не покладая рук, уже сколотил кое-какую мебель. А его неутомимая жена ничуть не уступала мужу в трудолюбии и упорстве. Хотя Адаму никогда в жизни еще ни приходилось так много работать, он также впервые в жизни чувствовал удовольствие даже от самой усталости в конце дня. Тяжелый труд приносил ему огромное удовлетворение, ведь он знал, что плодам его усилий будут радоваться и Аманда с Джонатаном.
Адам был приятно удивлен и тронут той старательностью, с которой Аманда выполняла свои женские обязанности. А еще он был счастлив без меры тем, с какой теплотой и лаской она отвечает каждую ночь на его любовь. Единственное, что грызло его изнутри и не давало покоя, — это опасение, что вся эта нежность напускная и Аманда покорно отдается ему лишь из чувства долга, нисколько не разделяя неистовую, обжигающую страсть, снедавшую его самого.
Несмотря на глухую тревогу из-за неясности их отношений, Адам не мог не нарадоваться крепнущей связи с маленьким Джонатаном. Стоило ему перешагнуть порог — и мальчишка принимался восторженно визжать и ни за что не желал расставаться с приемным отцом, всякий раз поднимая горестный рев из-за его ухода. Эти шумные проявления чувств малыша задевали Аманду, зато для Адама служили бесконечным источником радости и гордости, и он встречал их с неизменным добродушием, подбрасывая визжащего от счастья Джонатана под самый потолок. И хотя Аманда частенько выговаривала сыну за такую несдержанность, она сама не могла удержаться от счастливой улыбки при виде столь трогательной дружбы.
После нескольких коротких отлучек из дома Адам хорошо узнал еще одно новое чувство — предвкушение того, как он вернется к уютному семейному очагу, где его ждут. Правда, однажды он испытал сильный испуг, когда в середине апреля вернулся с охоты и не нашел дома ни Аманды, ни Джонатана. Обмирая от ужаса, он стал звать Аманду, но не услышал ответа. С бьющимся сердцем Адам метнулся за дом в поисках хоть каких-то следов, как вдруг услышал неясный шум. Он поспешил туда, где должен был находиться источник звука, и оказался возле небольшой прогалины неподалеку от дома, где когда-то похоронил своих родителей. Адам молча застыл, увидев, как Джонатан весело возится на земле, а Аманда укладывает последние камни в небольшую ограду, возведенную ею вокруг могильного холмика. Волосы, небрежно собранные в узел на затылке, растрепались и легкими непослушными прядями ниспадали на шею, а на милом бледном лице блестели мелкие капельки пота. Через влажную от пота щеку тянулась грязная полоса, и Аманда еще сильнее размазала грязь, машинально проведя ладонью по лицу, прежде чем подняться и критически осмотреть свою работу, упираясь руками в бока.
Голос Адама зазвучал так неожиданно, что она охнула от испуга.
— Аманда, я очень благодарен тебе за то, что ты ухаживаешь за могилой моих родителей, — с чувством промолвил Адам.
— Война отняла семьи у нас обоих, Адам, — тихо ответила она, — только я никогда не узнаю, где упокоились мои родители. Так пусть это будет памятью о нашей общей утрате.
Адам в молчаливом порыве подошел к ней и обнял, привлекая к себе. Но в эту ночь он еще долго не мог заснуть, вслушиваясь в ровное дыхание Аманды: невыполненная клятва, данная им на могиле отца и матери, снова лишила его покоя.
Искоса глянув на безоблачное синее небо, Адам устало вытер тыльной стороной ладони пот со лба. Яркое апрельское солнышко заставило его скинуть теплую рубаху и подставить ласковым лучам широкую грудь, покрытую светлыми волосами. Он все утро колол дрова, но только сейчас вдруг заметил, что на деревьях и кустах распустились почки, а лужайки покрылись зеленой травой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
— Что это с тобой, Аманда, — приступ девичьей стыдливости? Неужели наши прежние ночи заставляют тебя бояться близости?
— Ох, нет, Адам, что ты, — поспешила заверить она. — Это просто… — ее голос прервался от неуверенности, — просто я все еще боюсь, что однажды ты пожалеешь, что решился на эту свадьбу, — высказала свои тайные страхи бедняжка, еле слышно вздохнула и снова потупилась.
Он пожалеет?! Ну что за ерунда! Адам покрепче обнял ее и почувствовал, как тело снова содрогнулось от возбуждения.
— Аманда, неужели ты не веришь, когда я говорю, что люблю тебя? — прерывающимся от избытка чувств голосом шепнул он а пушистые волосы.
— Но за что меня любить, Адам? С самой первой нашей встречи я не принесла тебе ничего, кроме неприятностей и душевной боли, — сказала Аманда и добавила дрожащим голосом: — Я не могу даже принести тебе в дар свою девственность.
Его охватила неистовая ревность, но Карстерс тут же взял себя в руки и мягко ответил:
— Милая, я без конца могу описывать все, что люблю в тебе, но вряд ли сумею объяснить, за что полюбил так сильно. Любить тебя для меня так же естественно, как дышать воздухом, и так же необходимо для того, чтобы жить. Без тебя моя жизнь станет пустой и бесцельной. Я убеждался в этом уже не раз и испытывал при этом такие муки, что больше не в силах буду пережить новое расставание. Вот почему я захотел сделать тебя своей женой, Аманда. и когда-нибудь ты тоже сумеешь полюбить меня.
— Адам, но ты же пообещал. Ты говорил, что не ждешь… Он замялся на миг и промолвил:
— Я помню о своем обещании, и я его сдержу. А теперь тебе пришла пора вспомнить о своем.
С этими словами он подхватил ее на руки, бережно уложил на кровать и стал раздевать, вздрагивая от нетерпения. А у Аманды разрывалось сердце при мысли о душевной боли, на которую она обрекала Адама, и от собственной неспособности солгать и произнести те слова, что он так жаждал услышать. Адам тем временем снял с нее одежду — теперь Аманда лежала перед ним совсем нагая. Оставалось только осторожно вынуть заколки из прически, чтобы роскошные волосы свободно рассыпались по подушке. Затем он отступил на минуту, чтобы раздеться самому, и замер в нерешительности, не сводя с Аманды пылающего взгляда. Его нерешительность не укрылась от Аманды. Всем сердцем желая помочь ему преодолеть эту неловкую минуту, она манящим жестом простерла руки и прошептала:
— Адам, муж мой, приди ко мне и люби меня!
Адам немедленно подчинился и застонал от наслаждения, прижавшись всем телом к ее нежной, восхитительной плоти.
— Аманда, милая моя, милая… — шептал он без конца между жадными, торопливыми поцелуями. Совершенное, стройное тело заставляло его сходить с ума от желания. А ее неуверенные, робкие попытки отвечать на его ласки распаляли еще сильнее, пробуждая дикий, необузданный голод. Адам покрывал поцелуями лицо и волосы и много раз возвращался к ароматным устам. Постепенно Аманде стало казаться, что его трепетные, влажные губы и осторожные, чуткие руки ласкают ее повсюду, заставляя тело проснуться, а сердце биться белеными, неровными толчками. Но для Адама это было только началом. Повинуясь неутоленной страсти, он ни на секунду не останавливался и целовал, щекотал, гладил каждый дюйм восхитительного тела.
Сам он успел возбудиться настолько, что почувствовал какую-то тупую, ноющую боль, и тут же понял, что в эту ночь ему мало будет просто овладеть Амандой. Нет, он не сделает этого до тех пор, пока Аманда сама не будет умолять его о близости, пылая такой же неистовой страстью, что снедает его самого. Правда, однажды Адам едва не сорвался, лаская напряженные розовые бутоны сосков, но все же совладал с собой и проложил губами жгучую дорожку далеко вниз. Стоило ему коснуться мягких золотистых завитков между бедер — и Аманда вдруг протестующе вскрикнула. Ведь до сих пор никому, кроме Чингу, не была позволена столь откровенная ласка, и ей пришлось выдержать короткую борьбу с образом Чингу, снова вставшим между ними. Тогда Адам осторожно улегся у нее между ног, прижал ее трепетные, ослабевшие руки к кровати и зашептал прерывистым, страстным голосом:
— Аманда, разве ты не жена мне? Разве наши тела не стали единым целым? Не отвергай же меня сегодня! Я так сильно хочу тебя, что вот-вот сойду с ума. И мне нужно познать тебя всю, целиком, моя милая. Всю, целиком. — Тут он беспомощно умолк, и на мужественном лице ясно проступили мольба и боль.
Не сводя глаз с его искаженного мукой лица, Аманда заставила себя расслабиться и развела ноги. Адам с каким-то сдавленным восклицанием наклонился и приник губами к чутким складкам, таившимся под золотом волос. Он испытал огромное блаженство, испробовав ее на вкус. И упивался ею без конца, все глубже проникая в ее тело и добиваясь того жаркого, откровенного ответа, о котором мечтал.
Перед такими настойчивыми интимными ласками устоять было невозможно; Аманда и сама не заметила, как природа делала свое, постепенно вытесняя из головы все мысли и разжигая ответный пожар желания. Повинуясь этому порыву и все еще проклиная свое слабое, предательское тело, она зарыдала, но Адам не отнимал рта, и со стоном и судорогами Аманда достигла наконец пика наслаждения.
Адам по-прежнему упивался ее дивным телом, со слезами счастья ощутив столь восхитительный ответ. «Я заставил, заставил ее хотя бы на миг забыть про него! — проносились в его мозгу восторженные мысли. — И я не остановлюсь, пока ее сердце окончательно не станет моим!» Прислушиваясь, как ее дыхание постепенно выравнивается и успокаивается, Адам осторожно улегся поверх нее.
— Аманда, — просто признался он, пряча лицо в мягких ее волосах, — я и представить себе не мог, что бывает такая любовь!
Только теперь он позволил себе войти в нее — и снова действовал медленно, не торопясь, намеренно стараясь растянуть эти волшебные минуты как можно дольше. Завораживающий ритм его движений мало-помалу учащался, отчего Аманда почувствовала новую волну возбуждения. И вдруг внутри у Адама что-то словно взорвалось — вспышка острого, неземного восторга ослепила его и породила точно такой же ответ в ее ожившем теле.
Обливаясь потом от недавнего напряжения, Адам еще долго прижимал Аманду к себе, не желая отстраняться и обрывать эту удивительную близость. Наконец он перекатился на спину, но тут же почувствовал себя так одиноко, что вынужден был поскорее снова обнять ненаглядную Аманду.
— Я никогда не устану любить тебя, и мне всегда будет казаться этого мало!
Не тратя времени даром, Адам принялся доказывать, что сказал правду.
И только через много часов, когда наконец Адам заснул, не выпуская Аманду из объятий, она дала волю слезам. Ее не отпускали угольно-черные глаза, и она прошептала, рыдая:
— Чингу, любовь моя, прости мою слабость! Ты, кто был так честен, так добр, кто отдал ради меня свою жизнь, прости меня! Этот мужчина тоже нуждается во мне. Он будет заботиться о твоем сыне и обо мне, но и ему нужно немного тепла. Чингу, дорогой мой, я до сих пор люблю тебя одного!
Аманда медленно просыпалась, лежа в ласковых объятиях. Давно забытое чувство безопасности и покоя оказалось необычайно приятным. Она испуганно округлила глаза, увидев так близко белое мужское тело и светлые спутанные волосы. И не черные, а зеленые глаза встретили ее взгляд, мягко сияя нежностью и любовью. Реальность обрушилась на нее, как неожиданный удар, и она припомнила все: свадьбу накануне и свою первую брачную ночь. Покраснев от нестерпимого стыда, Аманда попыталась было отвернуться, но широкая, мозолистая ладонь уверенно легла ей на щеку. Адам хмыкнул:
— Что это вы всполошились, миссис Карстерс? Не иначе как пожар минувшей ночи все еще полыхает в вашей крови?
Не зная, что ответить, Аманда покраснела сильнее, и Адам рассмеялся, очарованный столь трогательным смущением.
Легонько коснувшись губами розового ушка, он лукаво шепнул:
— Мне тебя подогреть или ты сама последуешь за мной по тропе желаний, моя любимая?
Пока Аманда собиралась с мыслями, не зная, как на это ответить, кто-то поскребся в дверь, и Адам сердито спросил:
— Что такое?
В ответ раздался виноватый голос Бетти:
— Джонатан требует маму и больше не поддастся ни на какие уговоры!
В тот же миг Аманда выпрыгнула из постели, со стыдом вспомнив о материнском долге.
— Бетти, будь добра, принеси его сюда. Я через минуту буду готова.
Хватаясь за платье, она заметила, что Адам открыто любуется ее полуобнаженным телом. Краснея и спотыкаясь на каждом слове, Аманда забормотала:
— Мне давно пора было заняться Джонатаном. Я вела себя эгоистично и позволила себе забыть о нем, потому что мне было хорошо с тобой, но теперь…
Она окончательно смешалась в поисках нужных слов. Адам, нисколько не смущаясь тем, что он голый, встал с кровати, и его массивное, прекрасно сложенное тело моментально заполнило всю комнату. Она испуганно охнула, стоило этому великану шагнуть поближе, но Адам легонько поцеловал ее в губы и промолвил:
— Да, ты права, теперь нам пора собираться в путь.
Повинуясь всадникам, усталые лошади пошли рысью, и Аманда почувствовала, как нарастает ее нетерпение. Правда, Адам честно предупредил ее, что на первых порах не сможет обеспечить им особых удобств, потому что хижина, которую он успел возвести после того, как расчистил развалины на месте сожженного отцовского дома, способна была лишь дать им крышу над головой да хороший очаг. Он радовался тому, что не пожалел усилий и оставил свою метку на земле, политой потом и кровью его родителей, — успел построить хотя бы такое грубое подобие дома, в котором надеялся обрести душевный покой и счастье с Амандой.
Адам задумчиво улыбнулся, припомнив доброе, ласковое лицо матери. Ему стало грустно при мысли о том, как бы любила его Аманду Хелен Карстерс — ведь она мечтала именно о такой милой, работящей невестке. Но тут же Адам улыбнулся еще шире, живо представив грубоватую учтивость, с какой встречал бы малютку Аманду его рослый отец. Он наверняка постарался бы поучить Адама, как следует обращаться с таким нежным, хрупким созданием, и напоследок дружески хлопнул бы сына по спине.
Внезапно перед ними открылся запущенный участок, на котором стоял его дом. Лошадь прибавила ходу, и Адам тревожно оглянулся на Аманду.
Затаив дыхание Аманда разглядывала свой новый дом. Собственно говоря, это была простая хижина из грубо сложенных неструганых бревен. Она явно была сооружена наспех. Однако сруб. выглядел надежным и большим — приложив некоторые усилия, его можно было превратить во вполне приличное жилье. Все это пронеслось у нее в голове в течение первых же минут, когда она увидела необитаемую лачугу. Адам снова оглянулся на жену с виноватым» смущенным видом и с удивлением заметил, что она довольна.
— Адам, будь добр, сними меня поскорее. — Судя по выразительному лицу, Аманде не терпелось оказаться на земле. — Ну же, давай! — торопила она. — Я хочу увидеть, как там внутри.
Адам снял Аманду с лошади, и они пошли в дом. Он едва успел задержать ее на пороге, опасаясь наткнуться на каких-нибудь зверей, облюбовавших это заброшенное жилье.
Наконец Адам убедился, что сырая, холодная внутренность дома не таит никакой угрозы, посторонился и позволил Аманде войти, несмело улыбаясь в ответ на ее уверенную улыбку и замирая в ожидании скорого сокрушительного разочарования. Он смотрел на жену, боясь увидеть в широко раскрытых от любопытства и радости синих глазах первые признаки недовольства. Но Аманда словно и не замечала того, чего стыдился Адам. Все можно улучшить, если приложить руки. Она представляла, каким уютным, удобным, теплым скоро станет этот дом благодаря их дружному труду. С момента рождения Джонатана у нее впервые появился свой собственный постоянный дом. Аманда перевела взгляд в дальний угол и охнула от восторга при виде большого очага. Хотя кладка кое-где успела потрескаться и нуждалась в ремонте, Аманде впервые приходилось видеть столь добротный очаг. Заботливые руки обложили его снаружи голубыми изразцами. Плитки составляли красивый узор и говорили о том, с каким трогательным старанием и заботой их укрепляли каждую на своем месте. И тем ужаснее в сравнении с этим выглядела остальная обстановка.
В ответ на ее молчаливый вопрос Адам промолвил:
— Камин — единственное, что уцелело после пожара. Мама всегда гордилась им и радовалась тому, какой он удобный.
— Как и я, Адам, — мягко прошептала Аманда, обернувшись к мужу. А потом вдруг горячо добавила: — Ну что ж, давай прямо сейчас и начнем! — И тут же занялась делом.
Хлопоча в своем семейном гнезде, новобрачные не замечали, как быстро проходит время, Здесь, в лесной глуши, всякую мелочь приходилось делать самим, из подручных материалов. Адам трудился не покладая рук, уже сколотил кое-какую мебель. А его неутомимая жена ничуть не уступала мужу в трудолюбии и упорстве. Хотя Адаму никогда в жизни еще ни приходилось так много работать, он также впервые в жизни чувствовал удовольствие даже от самой усталости в конце дня. Тяжелый труд приносил ему огромное удовлетворение, ведь он знал, что плодам его усилий будут радоваться и Аманда с Джонатаном.
Адам был приятно удивлен и тронут той старательностью, с которой Аманда выполняла свои женские обязанности. А еще он был счастлив без меры тем, с какой теплотой и лаской она отвечает каждую ночь на его любовь. Единственное, что грызло его изнутри и не давало покоя, — это опасение, что вся эта нежность напускная и Аманда покорно отдается ему лишь из чувства долга, нисколько не разделяя неистовую, обжигающую страсть, снедавшую его самого.
Несмотря на глухую тревогу из-за неясности их отношений, Адам не мог не нарадоваться крепнущей связи с маленьким Джонатаном. Стоило ему перешагнуть порог — и мальчишка принимался восторженно визжать и ни за что не желал расставаться с приемным отцом, всякий раз поднимая горестный рев из-за его ухода. Эти шумные проявления чувств малыша задевали Аманду, зато для Адама служили бесконечным источником радости и гордости, и он встречал их с неизменным добродушием, подбрасывая визжащего от счастья Джонатана под самый потолок. И хотя Аманда частенько выговаривала сыну за такую несдержанность, она сама не могла удержаться от счастливой улыбки при виде столь трогательной дружбы.
После нескольких коротких отлучек из дома Адам хорошо узнал еще одно новое чувство — предвкушение того, как он вернется к уютному семейному очагу, где его ждут. Правда, однажды он испытал сильный испуг, когда в середине апреля вернулся с охоты и не нашел дома ни Аманды, ни Джонатана. Обмирая от ужаса, он стал звать Аманду, но не услышал ответа. С бьющимся сердцем Адам метнулся за дом в поисках хоть каких-то следов, как вдруг услышал неясный шум. Он поспешил туда, где должен был находиться источник звука, и оказался возле небольшой прогалины неподалеку от дома, где когда-то похоронил своих родителей. Адам молча застыл, увидев, как Джонатан весело возится на земле, а Аманда укладывает последние камни в небольшую ограду, возведенную ею вокруг могильного холмика. Волосы, небрежно собранные в узел на затылке, растрепались и легкими непослушными прядями ниспадали на шею, а на милом бледном лице блестели мелкие капельки пота. Через влажную от пота щеку тянулась грязная полоса, и Аманда еще сильнее размазала грязь, машинально проведя ладонью по лицу, прежде чем подняться и критически осмотреть свою работу, упираясь руками в бока.
Голос Адама зазвучал так неожиданно, что она охнула от испуга.
— Аманда, я очень благодарен тебе за то, что ты ухаживаешь за могилой моих родителей, — с чувством промолвил Адам.
— Война отняла семьи у нас обоих, Адам, — тихо ответила она, — только я никогда не узнаю, где упокоились мои родители. Так пусть это будет памятью о нашей общей утрате.
Адам в молчаливом порыве подошел к ней и обнял, привлекая к себе. Но в эту ночь он еще долго не мог заснуть, вслушиваясь в ровное дыхание Аманды: невыполненная клятва, данная им на могиле отца и матери, снова лишила его покоя.
Искоса глянув на безоблачное синее небо, Адам устало вытер тыльной стороной ладони пот со лба. Яркое апрельское солнышко заставило его скинуть теплую рубаху и подставить ласковым лучам широкую грудь, покрытую светлыми волосами. Он все утро колол дрова, но только сейчас вдруг заметил, что на деревьях и кустах распустились почки, а лужайки покрылись зеленой травой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38