Эту кожу меняли каждый раз, после того, как галера приставала к берегу. Постепенно, по мере того, как галера удалялась от берега, ритм ускорялся. Юлия ощутила на себе гипнотическое действие этого монотонного, гулкого звука. Через два часа плавания ей уже казалось, что ее сердце бьется в такт этому барабану. Она смотрела на узкую полоску берега, которая была уже едва различима и душа ее невыносимо страдала. Ведь Юргент остался там на берегу, увидит ли она его когда-нибудь снова.
Юлия безмерно жалела о своих словах! Только теперь, когда этот галл, господин Фьеорд, остался там на берегу, Юлия поняла, что он был ей на самом деле дорог…
Юлия стояла на корме галеры, глядя на удаляющийся берег и в ее сердце росло смятение. Может быть, она упустила свой шанс стать счастливой и свободной? Ведь если в храме Гестии подтвердится полученное ранее предсказание, если окажется, что Юлия действительно не может вступить в брак с Септимусом? Что тогда? Юлия закрыла глаза и представила, что Юргент оказался на этой галере, что он подойдет к ней сзади, неслышно подкрадется и…
— Уф!
От испуга Юлия чуть было не упала за борт, но ее крепко держали сильные мужские руки.
— Что за… О, боги! Юргент! — от неожиданности Юлия забыла, что должна быть «госпожой» и порывисто прижалась к широкой груди галла.
— Это хорошо, что мы оба отходчивые, — заметил Юргент.
— Но как…
— Что как?
— Как ты тут оказался?!
— Госпожа, я постоянно удивляюсь полному отсутствию у вас наблюдательности. Вы встали, перекусили, совершили омовение, оделись и приехали на пристань, так?
— Да, — Юлия кивнула, она уже догадалась, что сейчас скажет Юргент, но ей нравилось изображать непонимание. Юргент ведь знает, что это всего лишь игра.
— И вы, вероятно, предполагали, что все приготовления к вашему отплытию совершались сами собой?
— Конечно, — Юлия еще раз кивнула. — Я была уверена, что ты обо всем позаботишься!
— Правда? — Юргент приподнял брови, — поразительная проницательность… То есть, я всегда должен иметь в виду, что, когда ты меня прогоняешь, это ничего не значит. Я правильно понял?
Именно так, — Юлия смотрела в его сияющие голубые глаза, которые были ярче раскинувшегося над ними неба, глубже окружающего их моря и прекраснее всего на свете. Ее снова охватило то же странное ощущение, что и на лугу, когда Юргент держал ее на руках. По всему телу разлилась тяжелая, сладостная истома, а губы сами раскрылись навстречу поцелую… Но как и тогда, его не последовало. Юлия открыла глаза и увидела удаляющуюся спину Юргента.
Сбоку раздалось сдавленное хихиканье. Юлия повернулась в эту сторону и увидела, что гребцы, наблюдавшие всю сцену от начала до конца, едва сдерживают смех. Такого унижения дочь Квинта уже не могла стерпеть. Но что ей делать? Ведь наказать мужчину за то, что он не захотел поцеловать женщину, а тем более раба, который не захотел подарить поцелуй своей госпоже… Да Аристофан напишет об этом комедию! Вся Республика будет потешаться! Юлия опустила голову и быстро пошла к люку, который вел в просторное помещение под кормовой палубой. Здесь были размещены ее вещи, а около задней стенки широкое ложе, покрытое дублеными мягкими шкурами. Юлия бросилась на него ничком и залилась слезами. Ей казалось, что она больше никогда не сможет выйти из этого помещения. Щеки девушки пылали от стыда, вся спина покрылась холодной испариной, а во рту чувствовался противный металлический привкус, как будто внутри находилась монета. Юлии хотелось испариться, или, по крайней мере, вернуться на несколько минут назад, чтобы оттолкнуть Юргента. Нет, лучше дать ему какое-то унизительное приказание, которое он должен будет исполнить! Юлия представила себе, как она приказывает своему рабу громко, так чтобы все слышали, вычистить палубу галеры, или заменить больного гребца, от которого мало проку. Мало-помалу, представляя себе все новые и новые способы унижения господина Фьеорда, Юлия успокоилась. Она укрылась шерстяным одеялом, которое Тоф догадалась вынуть из дорожного плетеного сундука, и, согревшись, мгновенно уснула.
— Эй, похоже, эта хорошенькая сенаторская дочка положила на тебя глаз, — сказал Юргенту легионер, командовавший почтовой галерой. — И что они в вас находят? — в голосе римлянина прозвучала досада.
— Спроси у той, что изменила тебе, — ответил Юргент.
Римлянин пробормотал себе под нос какое-то ругательство, но не нашелся, что ответить.
Василий подошел к Юргенту и взял его за локоть.
— Послушай, эта девочка выросла у меня на глазах. Я бы не хотел, чтобы из-за тебя у нее были бы неприятности.
— Я бы тоже этого не хотел.
Что-то в глазах бывшего гладиатора подсказало Василию, что тот не врет, что искренне желает Юлии счастья.
— Даже если для этого тебе придется умертвить собственное сердце?
Юргент не ответил, но страдание, отобразившееся на его лице, было лучшим подтверждением того, что Василий прав.
— Она все поймет. Когда мы вернемся в Рим — она выйдет замуж, станет одной из самых знатных римских матрон, Септимус Секст снова займет свое место в ее сердце — ведь именно из-за него она и отправилась в это опасное путешествие. Юлия оценит твое благоразумие. Она очень умна, поверь мне. Твое благородство и забота о ней достойны восторга.
Галл отвернулся и хотел было уйти, но Василий схватил его за руку, приблизил свое лицо к лицу Юргента и быстро прошептал:
— Я тоже любил женщину, любил страстно, без всякой надежды, не ожидая ответа… И это чувство, страдание, мука сделали мою душу подобной самой прекрасной лире, открыли мне подлинную сущность музыки, поэзии, философии! Помни — когда они отвергают нас, это высший дар!
Вечером, когда стемнело, Юргент увидел вдалеке огни, один светил особенно ярко, пробиваясь сквозь вечерний туман.
— Месалонгион, — лениво бросил легионер, стоявший рядом.
— Такой огромный, — галл не ожидал, что греческий порт окажется еще больше Тирении. Его огни тянулись вдоль берега, насколько хватало глаз.
— Что странного? Берег тут удобен для строительства пристаней, многие торговые пути ведут в Месалонгион, не говоря уже о том, что это самый короткий путь в Рим из Греции и восточных империй.
— Ты бывал в Фессалийской долине.
Нет. Как ни странно, но я ни разу не сошел на берег, хоть и охраняю эту почтовую галеру уже несколько лет. Греция сейчас наводнена изгнанниками, беглыми рабами, гладиаторами. В ней находят убежище все те, кто не смог устроить свою жизнь в Республике. Здесь много карфагенских шпионов, которые под видом торговцев проникают в Рим, а затем так же незаметно покидают его, римскому легионеру небезопасно сходить на берег в покоренной стране.
— Ты боишься смерти? — глаза Юргента сузились.
— А ты разве нет? — римлянин ответил спокойно.
— Только мертвые не бояться смерти. Страх смерти много раз спасал меня, он помогал избежать смертельных ударов и львиных клыков.
— Ты был гладиатором?
— Я остался им навсегда, — Юргент отвернулся.
— Квинт выкупил тебя? — легионер не унимался.
— Да… — однако Юргент не был готов к такому вопросу, и голос его прозвучал неубедительно.
— Сенатор или его дочь? — легионер слегка толкнул галла в бок локтем.
Юргент усмехнулся в ответ, что было воспринято, как подтверждение того, что гладиатора выкупила Юлия.
— О, тебе повезло! Однако думаю, что ее будущий муж отправит тебя обратно на арену. Септимус Секст не очень-то жалует гладиаторов.
Внезапно Юргент схватил болтуна за нагрудник и легко поднял в воздух, как будто рослый и крепкий легионер во всем своем снаряжении и с оружием, весил не больше пшеничного снопа.
— Еще одно слово и я выкину тебя за борт! — галл сказал это зло и тихо, чтобы его услышал только наглец, которому эти слова предназначались. — Не нужно беспокойства, — Юргент обратился к остальным римлянам, которые бросились было на помощь товарищу, — мы просто поспорили, может ли бывший гладиатор поднять в воздух римского легионера во всем снаряжении и держать в течении пяти минут. Он проиграл, — галл отпустил римлянина.
Со всех сторон раздался смех гребцов. Большинство из них были греками, часть иудеями. На римские галеры попадали по большей части «возмутители спокойствия», то есть люди с чувством юмора.
— Мы еще услышим об этом беглом гладиаторе, поверь мне, — сказал невысокий раб своему соседу.
— Почему ты решил, что он беглый?
Когда он идет, то можно разглядеть на его плече знак гладиаторской школы, который ставят каленым железом. Если гладиатора выкупают, то поверх этого знака ставится тавро нового хозяина. У этого галла нет фамильного знака Квинтов.
— О, боги! Ведь и римляне могут это заметить!
— Успокойся, для того, чтобы это заметить — им придется опустить свой зад на нашу скамью. Знак видно только отсюда, — гребцы переглянулись и только пристальный взгляд надсмотрщика-легионера помог им сдержать улыбки.
Месалонгион внешне почти не отличался от Тирении, разве что только размеры этого порта были гораздо значительнее. Собственно, все побережье этого мыса было оборудовано причалами, обжито купцами и рыбаками. Как только Юлия сошла с корабля, ее носилки со всех сторон окружили торговцы. Весть о том, что на римской почтовой галере прибыла знатная и богатая патрицианка облетела все близлежащие лавки драгоценностей. И перед глазами у Юлии десятки рук трясли жемчужными, сапфировыми и рубиновыми ожерельями, ей в носилки кидали небольшие куски папируса, на которых было написано название лавки, нарисована небольшая карта и присутствовало предложение выгодного торга на месте.
— Вам лучше остановиться в «Перекрестке», пока не найдется надежный проводник! — крикнул им вслед десятник, командовавший галерой.
Мир тебе, — ответил ему Юргент. Еще в Тирении галл позаботился о том, чтобы выяснить, какие таверны и постоялые дворы в Месалонгионе пригодны для жизни и относительно безопасны, потому что за пределами Республики, особенно на покоренных ею территориях, о безопасности уже не могло быть и речи. Тем более, что речь идет о дочери римского сенатора, которая, во-первых, везет с собой много драгоценностей и денег, а во-вторых, сама по себе представляет огромную ценность — ведь за нее можно получить выкуп. Но жизненный опыт Юргента подсказывал, что все вышеперечисленное — это, что называется, меньшее из зол. Ведь если на них по дороге нападут грабители, которых не удастся убедить забрать деньги и драгоценности и не причинять Юлии вреда, потому что она дочь римского сенатора, за которую можно получить огромный выкуп — то их всех, скорее всего, убьют. Или того хуже — продадут в рабство. Путь до древнего храма Гестии был неблизким и пролегал вдали от торговых путей, которые были очень оживленными и хорошо охранялись.
— Самым лучшим для нас будет остановиться в «Морской ласточке», это таверна на окраине города, — сказал Юргент, подойдя к носилкам Юлии.
— А как же «Перекресток»? Ведь десятник посоветовал нам следовать именно туда. Ты ему не доверяешь? — Юлия встревожилась.
— Он никогда не сходил на берег в Месалонгионе, а я наводил справки еще в Тирении, — Юргент оттеснил в сторону какого-то уличного торговца, который предпринял попытку бросить Юлии на носилки очередную бумажку с указанием местоположения лавки.
— Но ведь ты тоже никогда не был в Месалонгионе, — заметила Юлия с улыбкой, — значит вы оба даете мне советы, основываясь только на собственных догадках. Почему я должна поступить так, как говоришь ты? — в дочери Квинта проснулся дух отрицания, как называла это состояние Лито. Что бы в данный момент ни предложил Юргент, Юлия ответила бы «нет». — Мы остановимся в «Перекрестке», — громко и повелительно произнесла она.
— Но эта таверна находится в самом центре! Он называл ее потому, что чаще всего слышал от моряков с других кораблей, которые уж меньше всего ищут покоя…
— В чем дело, Юргент из Фьеорда? Ты не расслышал моего приказания?
«Перекресток» оказался типичным для портового города постоялым двором, так как состоял из четырех двухэтажных домов, расположенных перпендикулярно друг к другу, вся композиция вместе представляла собой прямоугольник. Во внутреннем дворе, под навесом находилась, собственно, таверна, где можно было перекусить и выпить. Длинные дощатые столы, залитые воском от свечей, скамьи засаленные и отполированные «мягкими частями» до блеска, колеса с огарками, подвешенные к поперечным балкам — все почерневшее от копоти и времени. Дом, вход которого выходил на портовую дорогу, был украшен недвусмысленным знаком в виде фаллоса.
— Что ж, пожалуй, мне тоже здесь понравится, — сказал Юргент, подойдя к Юлии.
Та бросила на него ненавидящий взгляд.
— Но, пожалуй, придется коротать время в скучной «Морской ласточке», вдали от этого милого публичного дома, — продолжил галл. — Эй, поворачивайте! — крикнул он носильщикам, — мы направляемся в «Морскую ласточку».
— А вещи? Их ведь доставят сюда, — Юлия старалась говорить так, как будто ничего не произошло.
— Не волнуйтесь, госпожа, я приказал привезти их в «Морскую ласточку», еще до того как вы сошли с галеры.
Юлия глубоко вздохнула. Ей хотелось разбить что-нибудь об голову Юргента. И отчего он всегда бывает прав?
«Морская ласточка» оказалась небольшим, но очень чистым и уютным постоялым двором. Он состоял всего из двух домов и конюшни, таверны, где могли бы посидеть посетители с улицы, не было. Кухня была обращена во внутренний двор. Гости обедали лежа, по римскому обычаю. Традиционных дощатых столов и скамеек не было. Постоялый двор предназначался для богатых постояльцев, поэтому гостей было обычно не много. Кроме Юлии, здесь остановились какой-то греческий купец и римский легат. Свита постояльца, его охрана и слуги, размещались в большом одноэтажном здании, разделенном тонкими перегородками на маленькие клетушки, внутри каждой из которых были простая кровать, таз и кувшин с водой, ночной горшок. Личные слуги размещались неподалеку от их хозяев. Рядом с каждыми апартаментами были небольшие отдельные комнатки, обставленные так же как и клетушки в общем бараке. Рядом с Юлией справа поселили Тоф, а слева Юргента.
Рабы тут же предложили Юлии посетить баню. Баня «Морской ласточки» была устроена очень оригинально. По виду она напоминала римские термы, но гораздо меньшего размера. В центральном круглом помещении был гладкий, тщательно отполированный мраморный стол, которого, однако, почти не было видно из-за густого и горячего пара, подававшегося откуда-то снизу. Из центрального помещения одна дверь вела к комнате, где был небольшой бассейн с прохладной водой, а другая к помещению, где можно было тщательно вымыться душистым мылом. Рабыня, которая помогала Юлии совершать омовение, предложила девушке различные ароматные масла и травяные настои. Некоторые из них нужно было втирать в кожу, другие предназначались для ополаскивания, а третьими надлежало хорошо пропитать ткань, и обернуть этой тканью тело.
— Как тебя зовут? — спросила девушка у рабыни.
— Лея, — ответила та с улыбкой.
— Ты гречанка? — Юлия подумала, что приобрести рабыню, которая так хорошо разбирается в косметических средствах, было бы очень полезно.
— Нет, я иудейка.
Иудейка? — Юлия удивленно приподняла брови. Она слышала о том, что римские войска подчинили Республике какие-то восточные земли, поставив те в зависимость от Рима, но никогда еще не видела жителей этих земель. Дочь Квинта внимательно присмотрелась к Лее. Да, на первый взгляд ее можно было принять за гречанку, но если присмотреться повнимательнее, то обращал на себя внимание целый ряд отличий. Во-первых, рыхлое телосложение — крупные тяжелые кости, широкие бедра, узкие плечи, во-вторых — очень смуглая кожа, в третьих — более грубые черты лица. Но в целом Лея была достаточно миловидна — длинные, вьющиеся волосы были небрежно заплетены в косу, приятная улыбка, мягкий, мелодичный говор, сдержанные, умные речи, большое знание ароматических и лечебных снадобий. — Расскажи мне о своей стране, — Юлия удобно расположилась на длинном деревянном столе, чтобы Лея могла хорошенько ее вымыть. Мыло с мелко-мелко толченой скорлупой миндаля должно было способствовать обновлению кожи, Лея намыливала Юлию при помощи морской губки, странного растения, которое ныряльщики доставали с небольшой глубины и продавали за большие деньги купцам, которые затем, за еще большие деньги, доставляли это удивительное растение модницам. Мытье с использованием такой губки превращалось в блаженство.
— Моя страна совсем не похожа на эти благодатные места, — Лея аккуратно зачерпнула в специальный большой кувшин теплой воды и осторожно окатила Юлию. Теперь девушку надлежало вымыть специальным мыльным раствором, содержащим водоросли и травы, для того, чтобы кровь под ее кожей побежала быстрее, от этого тело начинает будто бы светиться изнутри и становится таким прекрасным и гладким, что трудно поверить в то, что оно принадлежит земной женщине, а не олимпийской богине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Юлия безмерно жалела о своих словах! Только теперь, когда этот галл, господин Фьеорд, остался там на берегу, Юлия поняла, что он был ей на самом деле дорог…
Юлия стояла на корме галеры, глядя на удаляющийся берег и в ее сердце росло смятение. Может быть, она упустила свой шанс стать счастливой и свободной? Ведь если в храме Гестии подтвердится полученное ранее предсказание, если окажется, что Юлия действительно не может вступить в брак с Септимусом? Что тогда? Юлия закрыла глаза и представила, что Юргент оказался на этой галере, что он подойдет к ней сзади, неслышно подкрадется и…
— Уф!
От испуга Юлия чуть было не упала за борт, но ее крепко держали сильные мужские руки.
— Что за… О, боги! Юргент! — от неожиданности Юлия забыла, что должна быть «госпожой» и порывисто прижалась к широкой груди галла.
— Это хорошо, что мы оба отходчивые, — заметил Юргент.
— Но как…
— Что как?
— Как ты тут оказался?!
— Госпожа, я постоянно удивляюсь полному отсутствию у вас наблюдательности. Вы встали, перекусили, совершили омовение, оделись и приехали на пристань, так?
— Да, — Юлия кивнула, она уже догадалась, что сейчас скажет Юргент, но ей нравилось изображать непонимание. Юргент ведь знает, что это всего лишь игра.
— И вы, вероятно, предполагали, что все приготовления к вашему отплытию совершались сами собой?
— Конечно, — Юлия еще раз кивнула. — Я была уверена, что ты обо всем позаботишься!
— Правда? — Юргент приподнял брови, — поразительная проницательность… То есть, я всегда должен иметь в виду, что, когда ты меня прогоняешь, это ничего не значит. Я правильно понял?
Именно так, — Юлия смотрела в его сияющие голубые глаза, которые были ярче раскинувшегося над ними неба, глубже окружающего их моря и прекраснее всего на свете. Ее снова охватило то же странное ощущение, что и на лугу, когда Юргент держал ее на руках. По всему телу разлилась тяжелая, сладостная истома, а губы сами раскрылись навстречу поцелую… Но как и тогда, его не последовало. Юлия открыла глаза и увидела удаляющуюся спину Юргента.
Сбоку раздалось сдавленное хихиканье. Юлия повернулась в эту сторону и увидела, что гребцы, наблюдавшие всю сцену от начала до конца, едва сдерживают смех. Такого унижения дочь Квинта уже не могла стерпеть. Но что ей делать? Ведь наказать мужчину за то, что он не захотел поцеловать женщину, а тем более раба, который не захотел подарить поцелуй своей госпоже… Да Аристофан напишет об этом комедию! Вся Республика будет потешаться! Юлия опустила голову и быстро пошла к люку, который вел в просторное помещение под кормовой палубой. Здесь были размещены ее вещи, а около задней стенки широкое ложе, покрытое дублеными мягкими шкурами. Юлия бросилась на него ничком и залилась слезами. Ей казалось, что она больше никогда не сможет выйти из этого помещения. Щеки девушки пылали от стыда, вся спина покрылась холодной испариной, а во рту чувствовался противный металлический привкус, как будто внутри находилась монета. Юлии хотелось испариться, или, по крайней мере, вернуться на несколько минут назад, чтобы оттолкнуть Юргента. Нет, лучше дать ему какое-то унизительное приказание, которое он должен будет исполнить! Юлия представила себе, как она приказывает своему рабу громко, так чтобы все слышали, вычистить палубу галеры, или заменить больного гребца, от которого мало проку. Мало-помалу, представляя себе все новые и новые способы унижения господина Фьеорда, Юлия успокоилась. Она укрылась шерстяным одеялом, которое Тоф догадалась вынуть из дорожного плетеного сундука, и, согревшись, мгновенно уснула.
— Эй, похоже, эта хорошенькая сенаторская дочка положила на тебя глаз, — сказал Юргенту легионер, командовавший почтовой галерой. — И что они в вас находят? — в голосе римлянина прозвучала досада.
— Спроси у той, что изменила тебе, — ответил Юргент.
Римлянин пробормотал себе под нос какое-то ругательство, но не нашелся, что ответить.
Василий подошел к Юргенту и взял его за локоть.
— Послушай, эта девочка выросла у меня на глазах. Я бы не хотел, чтобы из-за тебя у нее были бы неприятности.
— Я бы тоже этого не хотел.
Что-то в глазах бывшего гладиатора подсказало Василию, что тот не врет, что искренне желает Юлии счастья.
— Даже если для этого тебе придется умертвить собственное сердце?
Юргент не ответил, но страдание, отобразившееся на его лице, было лучшим подтверждением того, что Василий прав.
— Она все поймет. Когда мы вернемся в Рим — она выйдет замуж, станет одной из самых знатных римских матрон, Септимус Секст снова займет свое место в ее сердце — ведь именно из-за него она и отправилась в это опасное путешествие. Юлия оценит твое благоразумие. Она очень умна, поверь мне. Твое благородство и забота о ней достойны восторга.
Галл отвернулся и хотел было уйти, но Василий схватил его за руку, приблизил свое лицо к лицу Юргента и быстро прошептал:
— Я тоже любил женщину, любил страстно, без всякой надежды, не ожидая ответа… И это чувство, страдание, мука сделали мою душу подобной самой прекрасной лире, открыли мне подлинную сущность музыки, поэзии, философии! Помни — когда они отвергают нас, это высший дар!
Вечером, когда стемнело, Юргент увидел вдалеке огни, один светил особенно ярко, пробиваясь сквозь вечерний туман.
— Месалонгион, — лениво бросил легионер, стоявший рядом.
— Такой огромный, — галл не ожидал, что греческий порт окажется еще больше Тирении. Его огни тянулись вдоль берега, насколько хватало глаз.
— Что странного? Берег тут удобен для строительства пристаней, многие торговые пути ведут в Месалонгион, не говоря уже о том, что это самый короткий путь в Рим из Греции и восточных империй.
— Ты бывал в Фессалийской долине.
Нет. Как ни странно, но я ни разу не сошел на берег, хоть и охраняю эту почтовую галеру уже несколько лет. Греция сейчас наводнена изгнанниками, беглыми рабами, гладиаторами. В ней находят убежище все те, кто не смог устроить свою жизнь в Республике. Здесь много карфагенских шпионов, которые под видом торговцев проникают в Рим, а затем так же незаметно покидают его, римскому легионеру небезопасно сходить на берег в покоренной стране.
— Ты боишься смерти? — глаза Юргента сузились.
— А ты разве нет? — римлянин ответил спокойно.
— Только мертвые не бояться смерти. Страх смерти много раз спасал меня, он помогал избежать смертельных ударов и львиных клыков.
— Ты был гладиатором?
— Я остался им навсегда, — Юргент отвернулся.
— Квинт выкупил тебя? — легионер не унимался.
— Да… — однако Юргент не был готов к такому вопросу, и голос его прозвучал неубедительно.
— Сенатор или его дочь? — легионер слегка толкнул галла в бок локтем.
Юргент усмехнулся в ответ, что было воспринято, как подтверждение того, что гладиатора выкупила Юлия.
— О, тебе повезло! Однако думаю, что ее будущий муж отправит тебя обратно на арену. Септимус Секст не очень-то жалует гладиаторов.
Внезапно Юргент схватил болтуна за нагрудник и легко поднял в воздух, как будто рослый и крепкий легионер во всем своем снаряжении и с оружием, весил не больше пшеничного снопа.
— Еще одно слово и я выкину тебя за борт! — галл сказал это зло и тихо, чтобы его услышал только наглец, которому эти слова предназначались. — Не нужно беспокойства, — Юргент обратился к остальным римлянам, которые бросились было на помощь товарищу, — мы просто поспорили, может ли бывший гладиатор поднять в воздух римского легионера во всем снаряжении и держать в течении пяти минут. Он проиграл, — галл отпустил римлянина.
Со всех сторон раздался смех гребцов. Большинство из них были греками, часть иудеями. На римские галеры попадали по большей части «возмутители спокойствия», то есть люди с чувством юмора.
— Мы еще услышим об этом беглом гладиаторе, поверь мне, — сказал невысокий раб своему соседу.
— Почему ты решил, что он беглый?
Когда он идет, то можно разглядеть на его плече знак гладиаторской школы, который ставят каленым железом. Если гладиатора выкупают, то поверх этого знака ставится тавро нового хозяина. У этого галла нет фамильного знака Квинтов.
— О, боги! Ведь и римляне могут это заметить!
— Успокойся, для того, чтобы это заметить — им придется опустить свой зад на нашу скамью. Знак видно только отсюда, — гребцы переглянулись и только пристальный взгляд надсмотрщика-легионера помог им сдержать улыбки.
Месалонгион внешне почти не отличался от Тирении, разве что только размеры этого порта были гораздо значительнее. Собственно, все побережье этого мыса было оборудовано причалами, обжито купцами и рыбаками. Как только Юлия сошла с корабля, ее носилки со всех сторон окружили торговцы. Весть о том, что на римской почтовой галере прибыла знатная и богатая патрицианка облетела все близлежащие лавки драгоценностей. И перед глазами у Юлии десятки рук трясли жемчужными, сапфировыми и рубиновыми ожерельями, ей в носилки кидали небольшие куски папируса, на которых было написано название лавки, нарисована небольшая карта и присутствовало предложение выгодного торга на месте.
— Вам лучше остановиться в «Перекрестке», пока не найдется надежный проводник! — крикнул им вслед десятник, командовавший галерой.
Мир тебе, — ответил ему Юргент. Еще в Тирении галл позаботился о том, чтобы выяснить, какие таверны и постоялые дворы в Месалонгионе пригодны для жизни и относительно безопасны, потому что за пределами Республики, особенно на покоренных ею территориях, о безопасности уже не могло быть и речи. Тем более, что речь идет о дочери римского сенатора, которая, во-первых, везет с собой много драгоценностей и денег, а во-вторых, сама по себе представляет огромную ценность — ведь за нее можно получить выкуп. Но жизненный опыт Юргента подсказывал, что все вышеперечисленное — это, что называется, меньшее из зол. Ведь если на них по дороге нападут грабители, которых не удастся убедить забрать деньги и драгоценности и не причинять Юлии вреда, потому что она дочь римского сенатора, за которую можно получить огромный выкуп — то их всех, скорее всего, убьют. Или того хуже — продадут в рабство. Путь до древнего храма Гестии был неблизким и пролегал вдали от торговых путей, которые были очень оживленными и хорошо охранялись.
— Самым лучшим для нас будет остановиться в «Морской ласточке», это таверна на окраине города, — сказал Юргент, подойдя к носилкам Юлии.
— А как же «Перекресток»? Ведь десятник посоветовал нам следовать именно туда. Ты ему не доверяешь? — Юлия встревожилась.
— Он никогда не сходил на берег в Месалонгионе, а я наводил справки еще в Тирении, — Юргент оттеснил в сторону какого-то уличного торговца, который предпринял попытку бросить Юлии на носилки очередную бумажку с указанием местоположения лавки.
— Но ведь ты тоже никогда не был в Месалонгионе, — заметила Юлия с улыбкой, — значит вы оба даете мне советы, основываясь только на собственных догадках. Почему я должна поступить так, как говоришь ты? — в дочери Квинта проснулся дух отрицания, как называла это состояние Лито. Что бы в данный момент ни предложил Юргент, Юлия ответила бы «нет». — Мы остановимся в «Перекрестке», — громко и повелительно произнесла она.
— Но эта таверна находится в самом центре! Он называл ее потому, что чаще всего слышал от моряков с других кораблей, которые уж меньше всего ищут покоя…
— В чем дело, Юргент из Фьеорда? Ты не расслышал моего приказания?
«Перекресток» оказался типичным для портового города постоялым двором, так как состоял из четырех двухэтажных домов, расположенных перпендикулярно друг к другу, вся композиция вместе представляла собой прямоугольник. Во внутреннем дворе, под навесом находилась, собственно, таверна, где можно было перекусить и выпить. Длинные дощатые столы, залитые воском от свечей, скамьи засаленные и отполированные «мягкими частями» до блеска, колеса с огарками, подвешенные к поперечным балкам — все почерневшее от копоти и времени. Дом, вход которого выходил на портовую дорогу, был украшен недвусмысленным знаком в виде фаллоса.
— Что ж, пожалуй, мне тоже здесь понравится, — сказал Юргент, подойдя к Юлии.
Та бросила на него ненавидящий взгляд.
— Но, пожалуй, придется коротать время в скучной «Морской ласточке», вдали от этого милого публичного дома, — продолжил галл. — Эй, поворачивайте! — крикнул он носильщикам, — мы направляемся в «Морскую ласточку».
— А вещи? Их ведь доставят сюда, — Юлия старалась говорить так, как будто ничего не произошло.
— Не волнуйтесь, госпожа, я приказал привезти их в «Морскую ласточку», еще до того как вы сошли с галеры.
Юлия глубоко вздохнула. Ей хотелось разбить что-нибудь об голову Юргента. И отчего он всегда бывает прав?
«Морская ласточка» оказалась небольшим, но очень чистым и уютным постоялым двором. Он состоял всего из двух домов и конюшни, таверны, где могли бы посидеть посетители с улицы, не было. Кухня была обращена во внутренний двор. Гости обедали лежа, по римскому обычаю. Традиционных дощатых столов и скамеек не было. Постоялый двор предназначался для богатых постояльцев, поэтому гостей было обычно не много. Кроме Юлии, здесь остановились какой-то греческий купец и римский легат. Свита постояльца, его охрана и слуги, размещались в большом одноэтажном здании, разделенном тонкими перегородками на маленькие клетушки, внутри каждой из которых были простая кровать, таз и кувшин с водой, ночной горшок. Личные слуги размещались неподалеку от их хозяев. Рядом с каждыми апартаментами были небольшие отдельные комнатки, обставленные так же как и клетушки в общем бараке. Рядом с Юлией справа поселили Тоф, а слева Юргента.
Рабы тут же предложили Юлии посетить баню. Баня «Морской ласточки» была устроена очень оригинально. По виду она напоминала римские термы, но гораздо меньшего размера. В центральном круглом помещении был гладкий, тщательно отполированный мраморный стол, которого, однако, почти не было видно из-за густого и горячего пара, подававшегося откуда-то снизу. Из центрального помещения одна дверь вела к комнате, где был небольшой бассейн с прохладной водой, а другая к помещению, где можно было тщательно вымыться душистым мылом. Рабыня, которая помогала Юлии совершать омовение, предложила девушке различные ароматные масла и травяные настои. Некоторые из них нужно было втирать в кожу, другие предназначались для ополаскивания, а третьими надлежало хорошо пропитать ткань, и обернуть этой тканью тело.
— Как тебя зовут? — спросила девушка у рабыни.
— Лея, — ответила та с улыбкой.
— Ты гречанка? — Юлия подумала, что приобрести рабыню, которая так хорошо разбирается в косметических средствах, было бы очень полезно.
— Нет, я иудейка.
Иудейка? — Юлия удивленно приподняла брови. Она слышала о том, что римские войска подчинили Республике какие-то восточные земли, поставив те в зависимость от Рима, но никогда еще не видела жителей этих земель. Дочь Квинта внимательно присмотрелась к Лее. Да, на первый взгляд ее можно было принять за гречанку, но если присмотреться повнимательнее, то обращал на себя внимание целый ряд отличий. Во-первых, рыхлое телосложение — крупные тяжелые кости, широкие бедра, узкие плечи, во-вторых — очень смуглая кожа, в третьих — более грубые черты лица. Но в целом Лея была достаточно миловидна — длинные, вьющиеся волосы были небрежно заплетены в косу, приятная улыбка, мягкий, мелодичный говор, сдержанные, умные речи, большое знание ароматических и лечебных снадобий. — Расскажи мне о своей стране, — Юлия удобно расположилась на длинном деревянном столе, чтобы Лея могла хорошенько ее вымыть. Мыло с мелко-мелко толченой скорлупой миндаля должно было способствовать обновлению кожи, Лея намыливала Юлию при помощи морской губки, странного растения, которое ныряльщики доставали с небольшой глубины и продавали за большие деньги купцам, которые затем, за еще большие деньги, доставляли это удивительное растение модницам. Мытье с использованием такой губки превращалось в блаженство.
— Моя страна совсем не похожа на эти благодатные места, — Лея аккуратно зачерпнула в специальный большой кувшин теплой воды и осторожно окатила Юлию. Теперь девушку надлежало вымыть специальным мыльным раствором, содержащим водоросли и травы, для того, чтобы кровь под ее кожей побежала быстрее, от этого тело начинает будто бы светиться изнутри и становится таким прекрасным и гладким, что трудно поверить в то, что оно принадлежит земной женщине, а не олимпийской богине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20