Может, именно это и происходит на небесах? Возвращались они другим путем. Наташа спросила Майкла, давно ли он здесь работает.
– Десять лет. Я – один из немногих постоянных работников. Сейчас числюсь управляющим участком. Раньше я работал в Сити.
– Необычная смена профессии.
– Я искал то, что будет мне интересно.
«Да, весьма необычное пристрастие», – подумала Наташа.
– Намного лучше, чем просиживать целый день в офисе. Целый день я на свежем воздухе, проверяю, все ли в порядке, организую похороны.
– Здесь по-прежнему хоронят? – спросил Найджел Мур.
– Время от времени.
Они подошли к овальной аллее, окружавшей луг дикорастущих цветов. Потом свернули на дорожку, уводящую в сторону от поляны, и пошли гуськом, пробираясь через густые заросли молодых деревьев и кустарников.
Майкл остановился и повернулся к ним.
– А вот и она.
Наташа подошла поближе и остановилась у него за спиной. Ее первой реакцией было смутное разочарование – она ожидала увидеть нечто более изысканное. Маленькая могила, отсутствие каких-либо украшений, нет даже памятника или статуи. Она едва разобрала имя Лиззи, поскольку надпись, выгравированная на плоском камне, местами стерлась и растрескалась.
Когда читаешь о ком-то или исследуешь чью-то жизнь, всегда тянет посмотреть место, где упокоено тело человека. Наташа на мгновение задумалась о жизни Лиззи, пытаясь отделить живую женщину от легенды.
– Здесь произошло одно из наиболее известных и романтических событий в истории искусства, – сообщил Майкл.
Они втроем встали вокруг маленькой могилы в сгущающейся темноте, так, как однажды люди уже стояли здесь.
Наташа успела прочесть отчет об эксгумации Лиззи Сиддал в путеводителе, ожидая начала экскурсии. Октябрьской ночью 1869 года пятеро мужчин пришли к ее могиле. Должно быть, сначала ненадолго замерли в молчании. Наверняка они взялись за это дело с неохотой. Погода соответствовала месту и настроению – тоскливая осень, моросящий осенний дождь, свет фонарей и небольшого костра, который они разожгли рядом с могилой, чтобы согреться.
Данте Габриэля Россетти, приказавшего извлечь из земли гроб с останками жены, здесь не было.
Вполне понятно, почему присутствие на кладбище той ночью было для него невыносимым. К тому времени он наверняка уже успокоился и успел тысячу раз пожалеть о своем безрассудном порыве любви и скорби.... Снова и снова возвращался к нему образ мертвой жены, лежащей в открытом гробу в мастерской. Он подошел к ней, держа в руке маленькую книжечку в сером переплете, – единственный рукописный экземпляр сборника стихотворений. Он положил книгу в изголовье, на ее знаменитые золотисто-рыжие волосы, сказав, что ему больше не нужны эти стихи.
С того момента прошло шесть лет, и на смену благородному порыву пришли другие устремления, другие желания. Но шесть лет – достаточно долгий срок, и люди, присланные выполнить эту работу, были поражены состоянием, в котором обнаружили тело и книгу. Трудно представить себе, о чем думали мужчины, нанятые похоронной компанией, когда сдвигали тяжелую могильную плиту. Какое-то время ушло на извлечение гроба Лиззи из земли. Когда появилась надпись на черной дощечке, в яму опустили веревки, обвязали ими гроб и общими усилиями вытянули его из могилы. Потом они должны были выполнить самую страшную часть задания – открыть крышку.
Кому-то пришлось просунуть руку в гроб и извлечь книгу. Его пальцы, должно быть, наткнулись на волосы покойной. По словам очевидцев, в свете огня они сохранили свой чудесный цвет и блеск. Яркая, как пламя, прядь обвила книгу. Россетти пытался оправдать свои действия, говоря, что если бы Лиззи могла, то сама бы подняла крышку гроба, чтобы вернуть рукопись на свет божий.
Находясь в подобном месте, эту картину легко представить: бледная бесплотная рука поднимается из гроба и между темных деревьев распространяется запах тлена. Чувствуется присутствие чего-то, что не несет в себе злобы, но и не ассоциируется с покоем и умиротворением.
Что должен был почувствовать Россетти, когда снова увидел эту маленькую серую книжицу, пропитанную могильной сыростью, поточенную червями, источающую запах разложения?
По крайней мере, он не видел ее лица в мерцающем свете фонарей. Было бы намного страшнее увидеть нетронутую тленом женскую красоту, чем столкнуться с ожидаемым видом голого черепа или разложившейся плоти. Не был ли рассказ о ее нетленном теле мифом? Дата смерти Лиззи – 11 февраля 1862 года. Наташа непроизвольно сжала в кармане желтый листок, на котором Маргарет написала адрес электронного почтового ящика Бетани. Он мог показаться бесполезным, но давал ощущение реальной связи, делавшее Бетани по крайней мере чуточку ближе.
Наташа начала изучать надписи на могильных камнях и осознала, что некоторые из дат погребения были совсем недавними. Стертые временем письмена расшифровать оказалось труднее, однако во многих случаях этого и не требовалось. На надгробиях повторялась одна и та же фамилия. И это ее поразило. Габриэль Россетти, его отец. Фрэнсис Лавиния Россетти, его мать. Кристина Россетти, сестра. Вильям Майкл Россетти, брат. Габриэла, дочь двадцатого века, – маленькая девочка, названная в честь своего знаменитого предка. Еще один Габриэль Россетти, умерший менее тридцати лет назад, в 1974 году. Они все были здесь. Все его кровные родственники. И к ним он прислал свою жену, которую судьба связала с ним узами непродолжительного брака и которая при жизни никогда не была с ними близка. Но при весьма примечательном повторении единственной фамилии еще более заметным было отсутствие самого важного члена клана.
– Какая жалость, что самого Россетти здесь нет, – заметил Майкл. – Безусловно, он должен был быть похоронен здесь. Каждый, кто сюда приходит, удивляется, не найдя могилы знаменитого художника.
– Где он похоронен?
– В Бирчингтоне, в Кенте. Он дал четкие и определенные инструкции не хоронить его здесь ни в коем случае.
Вполне понятно, из каких соображений.
Неужели Россетти боялся духа Лиззи? Чувствовал вину за ее смерть или стыдился того, что избегал ее могилы? Не потому ли на протяжении остатка жизни его преследовал призрак умершей жены, и он боялся, что его душа не обретет покоя, если их тела будут лежать рядом? А может, потому, что после надругательства над ее могилой Хайгейт стал постоянным героем его ночных кошмаров?
Около надгробия она заметила еще кое-что. Имя Лиззи заслоняла маленькая баночка со свежими маками. Наташа судорожно вздохнула.
– С вами все в порядке? – озабоченно спросил Найджел Мур.
Мгновение она не могла поднять глаза, пока не почувствовала прикосновение его руки.
– Все нормально, – она вымученно улыбнулась. – Спасибо.
Майкл тоже встревоженно смотрел на нее. Наташа вдруг вспомнила, для чего пришла сюда. Она вынула из кармана фотографию и протянула ему.
– Пожалуйста, постарайтесь вспомнить, не эта ли девушка принесла сюда цветы?
Он неодобрительно нахмурился.
– С начала недели вы – второй человек, который спрашивает меня о ней.
– Что вы этим хотите сказать?
– Один парень приходил сюда и показывал мне похожую фотографию.
Адам?
– Как он выглядел?
Майкл напрягся.
– Довольно молодой. Темноволосый. Слегка неряшливый. В бейсболке и джинсах.
Не Адам.
Он еще раз посмотрел на фотографию.
– С ней связано что-то необычное?
– Хотела бы я это узнать.
– В общем, я сказал тому парню, что не видел ее здесь раньше. Однако я не совсем в этом уверен. Каждый, кто сюда приходит, хочет увидеть могилу Лиззи Сиддал, но если это большая группа, то мы не можем за всеми уследить. Как видите, многие посетители приносят букеты. Но чаще всего в этом нет необходимости. Видели бы вы это место весной! Всюду ковер из первоцветов и калужниц.
Но сейчас-то здесь не было цветов, только несколько срезанных маков...
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Наташа сидела перед экраном компьютера почти целый час. Она набрала уже с десяток сообщений, но, подумав, стерла все до единого. «Привет , Бетани. Пишу , чтобы поинтересоваться , к какому решению Вы пришли после нашей встречи ». Слишком официально. «Привет , Бетани. Я провела кое-какие исследования , смогла идентифицировать автора вашего дневника ». Потом просто написала: «С вами все в порядке?» и, не задумываясь, выбрала опцию «Отправить».
Модем был все время включен, однако новых сообщений не поступало. Молчала и Сью Мелланби из Кембриджа, мама которой полагала, что помнит маленькую девочку по имени Бетани.
Уже почти стемнело, когда Наташа приехала в Оксфорд. Как всегда по пятницам на улицах было полно студентов уезжавших из города, которые, смеясь и болтая, толпились в ресторанах, винных погребках и кинотеатрах. Иногда, особенно по вечерам, Наташа скучала по городской жизни. Стоя на тротуаре Бьюмонт-стрит, она на мгновение испытала острое желание снова стать частью шумной студенческой толпы, для которой и этот вечер, и вся жизнь была наполнена будоражащими кровь безграничными возможностями. Но, когда она жила той жизнью, половинка ее души стремилась стать взрослее и мудрее, стремилась к определенности и стабильности. В общем, с тех пор она повзрослела.
Дом стоял на несколько метров дальше Рэйлхауза, в середине Редженси-стрит. Слева к нему притулился офис бухгалтерской фирмы, справа – кабинет дантиста, о чем прохожих извещали блестящие латунные таблички. Надпись на канареечно-желтой двери, перед которой она остановилась, гласила: «Архитекторы Беннет и Гибсон». Наташа засомневалась, этот ли дом ей нужен.
Неожиданно дверь открылась и вышла девушка с мелированными светлыми волосами в синем брючном костюме, с трудом удерживая под мышкой огромную пачку конвертов. Повернувшись, чтобы закрыть дверь, она все-таки их уронила – конверты разлетелись по ступенькам и по тротуару. Девушка выругалась. Наташа бросилась на помощь, и спустя мгновение они вместе ползали на корточках по земле.
– Спасибо. Я забыла сделать это утром. Все эти документы необходимо отправить сегодня, – объяснила девушка с благодарной улыбкой.
Наташа помогла ей донести конверты до почтового ящика, расположенного на противоположной стороне улицы. Когда они возвращались, она спросила, нет ли в здании фотостудии.
Девушка окинула ее скептическим взглядом:
– Вы ищете Джейка или Алекса?
– Нет, Адама.
– Вы фотомодель?
– К сожалению, нет.
– Его студия в подвале.
Вниз, минуя решетку, вели узкие каменные ступеньки, слабый свет проникал через полуподвальное окошко. Наташа с трудом разглядела едва заметную табличку – полоску белой бумаги под плексигласом с надписью «Студия. Т.R. Пожалуйста, звоните».
Она нажала хромированную кнопку, и домофон ожил: металлический женский голос отчеканил:
– Алло?
– Наташа Блэйк. Назначена встреча с Адамом Мэйсоном.
Несколько секунд молчания, затем:
– Входите.
Щелкнул замок, Наташа толкнула тяжелую дверь.
В темноте этой пещероподобной комнаты, с единственной ослепительной точкой света посередине, она сразу потеряла ориентацию. Потом с трудом различила во мраке силуэты гигантских зонтиков, покрытых серебристым материалом, и женскую фигуру с бледным лицом и красными губами. Она была одета в черный бархатный плащ с капюшоном, длинные светлые волосы обрамляли лицо.
Адам стоял в тени. Казалось, он не заметил, как она вошла.
– Сейчас ночь, – вкрадчиво произнес он, и огромное пустое помещение повторило его голос театральным эхом. – Я восстал из мертвых, чтобы снова увидеть тебя. – Щелчок фотоаппарата. – Ты не знаешь, рада ты или напугана, не можешь решить, броситься ко мне или убежать прочь. – Быстрая очередь щелчков, как выстрелы пистолета. – Потом я уйду. Ты знаешь, что увидишь меня только после собственной смерти.
Кроме них в комнате находилась хорошенькая девушка со стрижеными, встрепанными светлыми волосами. Ноги ее были плотно обтянуты лайкрой, на плечи наброшена оранжевая кашемировая шаль. Предположительно, Энджи. Безо всякого сигнала со стороны Адама она шагнула в круг света, сняла с головы фотомодели капюшон, расправила складки, сбрызнула лаком волосы, припудрила ее фарфоровые щеки и отошла, чтобы оценить свои усилия. Потом добавила еще немного грима.
– Какой мрак!
Фотомодель говорила с сильным эссекским акцентом. Контраст между утонченно-меланхоличной соблазнительной улыбкой, только что блуждавшей по ее темно-красным губам, и этой развязной усмешкой был обескураживающим.
– Я просил тебя быть естественной, – сказал Адам. – Продолжим работу?
Наташа уловила взмах очень длинных ресниц.
– Как скажешь.
Девушка самодовольно улыбнулась.
– Теперь повернись немного, но продолжай смотреть на меня. Смотри через плечо. Стоп. – Так, как сейчас, поняла? – Адам надавил двумя пальцами себе на глаза. – Поверни голову еще немного... Вот так! Наклонись вперед, как будто хочешь убежать, но что-то тебя удерживает.
Девушка наклонилась. С того места, где стояла Наташа, ее поза выглядела неуклюжей. Адам, по все видимости, думал о том же. Он подошел к ней, встал сзади и обнял за плечи, потом наклонил ее туловище вперед, слегка подталкивая ее. Не следовало бы стоять к ней так близко! Он поднял руку девушки, согнул, потом положил свою руку поверх ее руки на горловину плаща.
– Холодно. Завернись в плащ.
Потом он придвинулся к ней вплотную, сжал ладонями ее лицо и слегка наклонил к себе. Он сказал ей слова, которых Наташа не услышала. Девушка ответила улыбкой.
Каков прохвост! Наташа с неприязнью вспомнила о его попытках флиртовать с ней в «Опиум Ден», и это при том, что говорили они о Бетани, о его любви к ней. Но здесь, похоже, дело зашло еще дальше. Почему же ее это так беспокоит?
Адам вернулся к фотоаппарату. Энджи подошла к нему, легко прикоснулась к руке, чтобы привлечь к себе внимание. Или для того, чтобы заявить свои права на него.
Он повернулся к ней, она что-то шепнула. Он кивнул. Она направилась в другой конец комнаты, откуда вернулась с белой лилией, которую протянула фотомодели.
– Ночь, – начал Адам еще более холодным голосом. – Ты бежишь через лес. Ты уверена в том, что тебя преследуют. Ты поцеловала меня, но знаешь, что не должна была этого делать. Оглянись чрез плечо. Так, хорошо. Теперь ты видишь в темноте мое лицо. Я схватил тебя.
Снова трель щелчков. Побледневшее лицо, частично скрытое пышными фалдами капюшона, застывшее в момент вспышки.
– А теперь мечтательная и соблазнительная.
– Как будто занимаюсь любовью с камерой?
– Будь моей гостьей.
О , пожалуйста!
Последняя вспышка потухла, оставив на Наташиной сетчатке мерцающий образ, яркий, как солнечный блик.
– Отлично, Диана, – сказал Адам. – Мы закончили.
– О, дорогой, не говори так, я не смогу этого вынести! – Она скользнула к нему, подол платья и небольшой шлейф плаща протянулись по полу, и ей пришлось повернуться, чтобы выпутаться. Энджи хлопотала вокруг Адама, собирая одежду, потом отошла, чтобы повесить все на вешалку.
Наташа вежливо кашлянула.
– Извини, – обратилась Энджи к Адаму, указывая взглядом на Наташу. – Я забыла тебе сказать.
Выражение лица Адама было красноречивым: не иначе как он спрашивал себя, как долго она здесь стоит. Он выглядел виноватым, что служило лишним подтверждением Наташиных подозрений. И все-таки в ее намерения не входило дать ему возможность легко соскочить с крючка.
– Я бы хотела с вами поговорить. Если, конечно, не помешаю вашей работе.
– Я освобожусь буквально через минуту.
Он посмотрел в сторону черной стенки. Наташины глаза уже привыкли к темноте, и она увидела возле нее стул.
– Присаживайтесь. Я попрошу Энджи приготовить вам кофе.
– Да, спасибо.
Она осталась стоять.
Вынырнув из темноты, Энджи мило улыбнулась Наташе и исчезла в задней комнате студии. Она вернулась через несколько секунд с двумя дымящимися чашками, одну из которых протянула Наташе. Кофе был довольно густым. Если Наташа желает, есть молоко и сахар. «Спасибо». Но взгляд девушки был прикован к кругу света.
Адам стоял на границе света и темноты. Энджи подошла к нему с чашкой кофе, который, без сомнения, был сделан точно в соответствии с его вкусом.
Интересно, подумала Наташа, присутствовала ли Бетани в студии, когда Адам снимал других девушек? Ревновала ли она Адама к Энджи, которая, казалось, знала его очень хорошо, поскольку успевала предупредить любую его просьбу и явно была близка с ним, проводила рядом большую часть его жизни. Как это банально... Люди проводят большую часть времени на работе, в кругу коллег. И именно коллеги делят друг с другом львиную долю неприятностей и успехов.
Наташа сделала глоток. От горького вкуса язык занемел.
Пока Диана приводила себя в порядок в уборной, Адам складывал фотоаппарат, отсоединял провода. Наташа с неодобрением посматривала на Энджи, которая как будто нарочно не торопилась уходить, находя все новые и новые дела – перебирала катушки пленки, стирала заметки на наклейках, разбирала кучи снимков, сделанных «Полароидом».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33