Кладовая находилась примерно в трех метрах сзади. Над стеной, соединявшей ее с лавкой, можно было заметить окно каморки, где погибла Чистота Нефрита. Высокая глухая стена дома гильдии мясников занимала другую сторону улицы, протянувшись до противоположного угла. Судья повернулся к улице. Прямо напротив въезда в улочку он увидел мастерскую портного Луна. С его чердака было хорошо видно окно Чистоты Нефрита.
Пока секретарь Хун для видимости расспрашивал Гао, судья сказал Цяо Таю:
– Попробуй залезть в то окно.
Улыбнувшись, Цяо Тай засунул полы своего платья за пояс и, высоко подпрыгнув, сумел ухватиться за край стены. Упало несколько кирпичей, образовав дыру, в которую он вставил правую ногу. Опираясь на нее, он медленно поднимался, прижавшись всем телом к стене и смог ухватиться рукой за край окна. Еще одно усилие, и он, перебросив ногу через подоконник, оказался в комнате.
Судья дал ему знак спускаться. Цяо Тай повис на подоконнике. Всего полтора-два метра отделяли его от земли. Разжав пальцы, он бесшумно упал на ноги благодаря приему, который наши знатоки кулачного боя называют «бабочка опустилась на цветок».
Гао пригласил их осмотреть комнату жертвы, но судья кивнул секретарю Хуну, и тот сказал:
– Мы увидели все, что хотели. Отправляемся! Не спеша маленькая группа пошла к ямыню, и, когда смотритель квартала почтительно попрощался с судьей, тот сказал секретарю:
– Это посещение подтвердило мои подозрения. Позови Ма Чжуна.
Вскоре бывший «Рыцарь зеленого леса» глубоко склонился перед судьей.
– Ма Чжун, – сказал начальник уезда, – хочу дать тебе сложное и, вероятно, опасное поручение.
Лицо Ма Чжуна озарилось, и он радостно ответил:
– Благородный судья, жду ваших приказаний.
– Тебе надо переодеться бродягой и побывать в местах, посещаемых отбросами этого города, чтобы попытаться найти нищенствующего монаха. Не знаю, буддийского или даоса. Может быть, самозванца, выдающего себя за одного из них. Нужный тебе человек высок, мускулист – но он не из тех рыцарственных разбойников, с которыми ты имел дело в «Зеленых лесах». Это свирепый выродок, опустившийся до животного состояния благодаря своей развратной и преисполненной насилием жизни. У него очень сильные пальцы с короткими и обломанными ногтями. Не знаю, как он одет, вероятней всего, носит рваный капюшон. В любом случае я уверен, что, как у всех нищенствующих монахов, у него есть рыбий барабанчик в форме черепа, погремушка из бамбука, которыми пользуются монахи – сборщики подаяний, чтобы привлечь внимание прохожих. Окончательным доказательством того, что это твой человек, станет тот факт, что он владеет или недавно владел парой массивных золотых заколок особой работы. Они изображены на этом рисунке, который ты должен крепко запомнить.
– Право, великолепный портрет! – воскликнул Ма Чжун. – Но кто же этот человек и что за преступление он совершил?
– Никогда с ним не встречавшись, не могу сказать тебе его имени, – с улыбкой ответил судья, – Что касается его преступления, то этот негодяй изнасиловал и убил дочь мясника Сяо.
– С радостью выполню это поручение! – воскликнул бывший «Рыцарь зеленых лесов», прощаясь с судьей.
С растущим изумлением прислушивался секретарь Хун к указаниям, которые давались Ма Чжуну.
– Благородный судья, я буквально ошарашен! – сказал он после ухода своего товарища.
Начальник уезда улыбнулся и лишь коротко заметил:
– Ты видел все то, что видел я, слышал то, что и я слышал. Сам сделай соответствующие выводы!
5. ТАО ГАН СОВЕРШАЕТ МОЛЕБЕН В БУДДИЙСКОМ ХРАМЕ ТРИ МОНАХА СТАНОВЯТСЯ ЖЕРТВАМИ ЛОВКОГО МОШЕННИКА
Утром того же дня Тао Ган одел простое, но хорошо сшитое платье, а на голову надвинул ермолку из черного шелка вроде тех, что носят богатые бездельники.
Приодевшись таким образом, он вышел через Северные ворота и отправился на прогулку по городским окраинам. Наконец он обнаружил маленький ресторанчик, где заказал скромный завтрак. Со второго этажа через решетчатое окно ему был хорошо виден изгиб крыши храма Бесконечного Милосердия.
Расплачиваясь, он сказал слуге:
– Какой великолепный монастырь! Как должны любить Бога эти монахи, чтобы их столь щедро благословил владыка Будда.
– Не знаю, какова мера преданности Богу этих лысоголовых, – пробормотал официант, – но не один честный житель этого уезда охотно перерезал бы им горло!
– Следите за своим языком, мой друг, – воскликнул Тао Ган в притворном негодовании, – Вы обращаетесь к горячему почитателю Будды.
Слуга бросил на него злобный взгляд и отошел, не взяв оставленных на столе чаевых. Улыбнувшись, Тао Ган забрал монетку и, положив в рукав, вышел.
Через несколько минут он оказался перед трехэтажными воротами святилища. Медленно поднявшись по каменным ступеням, он вступил в храм. Уголком глаза Тао Ган заметил трех монахов, наблюдавших за ним из каморки привратника. Сделав два-три шага, он резко остановился, порылся в своих рукавах и огляделся вокруг, как человек, оказавшийся в затруднении.
Один из привратников, монах преклонного возраста, приблизился к нему и очень вежливо осведомился:
– Не могу ли я быть чем-то полезен почтенному посетителю?
– Вы слишком любезны, мой отец, – ответил Тао Ган. – Я пытаюсь следовать Пути и прибыл сюда специально для того, чтобы возложить к ногам милосердной богини Гуаньинь вот это скромное подношение.
И вынул из рукава великолепный слиток серебра, который взвесил в руке.
– К несчастью, – продолжал он, – я только что обнаружил, что забыл дома мелочь. Из-за этого не могу купить нужные благовония и вынужден вернуться домой, чтобы прийти сюда снова в другой раз.
Старик монах, жадным взглядом смотревший на слиток драгоценного металла, заторопился.
– Позвольте мне, достопочтенный господин, одолжить вам деньги на благовония!
И он бросился в привратницкую и вернулся с двумя связками по пятьдесят вэней в каждой.
Тао Ган принял деньги, важно поблагодарил своего собеседника и направился в первый двор, выстланный крупными каменными плитами. Приемные покои, расположенные с двух его сторон, были весьма красивы. Перед их дверями ожидали два паланкина и суетились монахи и слуги. Миновав еще два двора, Тао Ган наконец приблизился к большому залу храма.
С трех сторон он был окружен мраморной террасой и выходил на замощенный мраморными же плитами обширный двор. Тао Ган поднялся по широким ступеням, пересек террасу и, перешагнув высокий порог, оказался наконец в полумраке самого зала. Статуя богини была почти двухметровой высоты. Она возвышалась на позолоченном пьедестале, и отблески пламени двух гигантских свечей мерцали на золотых курильницах благовоний и на стоящих на алтаре жертвенных вазах.
Трижды склонился Тао Ган в глубоком поклоне. А потом ради кучки монахов сделал вид, что правой рукой опустил в щель древесного ствола, поставленного для сбора пожертвований, несколько монеток, одновременно левым рукавом, где находились две связки вэней, ударил по стволу и убедительно звякнул.
Со сложенными ладонями он постоял у подножия статуи, трижды склонился и вышел из зала. Он обогнул его с правой стороны и вскоре оказался перед закрытой дверью. Он задумался, не открыть ли ее, как вдруг оттуда вышел монах и спросил:
– Не хочет ли достопочтенный посетитель повидать отца настоятеля?
Тао Ган поспешил вежливо отказаться от этого предложения и вернулся назад. Пройдя снова перед большим залом, он на этот раз повернул налево. Крытый коридор привел его к лестнице, у основания которой была небольшая дверь с табличкой:
«ПОЧТИТЕЛЬНО ПРОСИМ ЛЮБУЮ ОСОБУ, НЕ ВЫПОЛНЯЮЩУЮ ОБЯЗАННОСТИ В ХРАМЕ, ОСТАНОВИТЬ ЗДЕСЬ СВОИ ШАГИ».
Не обращая внимания на это вежливое предупреждение, Тао Ган поспешил толкнуть дверь и оказался в чудесном декоративном саду. Дорожка вилась среди цветущих кустов и искусственных горок, а вдали, в зелени деревьев, поблескивали глазурованные голубые черепицы крыш и красный лак на стропилах многочисленных беседок.
Вот место, где посетители проводят ночь, подумал Тао Ган. Укрывшись за двумя большими кустами, он снял свое платье, вывернул его наизнанку и снова надел. Подкладка этого хитро придуманного костюма была из грубой холстины, вроде той, что носят ремесленники, и украшена плохо подшитыми монетами. Сняв свою шелковую шапочку, Тао Ган засунул ее в рукав. Он обмотал вокруг головы сомнительной чистоты тряпку, подвернул полы платья так, чтобы были видны поножи. Затем извлек из рукава небольшой сверток синей материи.
Это было одно из самых мудрых изобретений Тао Гана. Будучи развернутым, сверток выглядел грубо сшитым мешком из синей ткани вроде тех, что обычно используют для разных пакетов. По форме он был квадратным, но множество складок и с дюжину скрытых бамбуковых палочек позволяли придавать ему самый различный вид, от кипы возвращаемого из прачечной белья до прямоугольного пакета с книгами от букиниста. Сколько раз за время бурной юности Тао Ган пользовался своим замечательным изобретением!
На этот раз он так приладил бамбуковые палочки, что мешок походил на пакет с плотницкими инструментами. Немного погодя Тао Ган уже шагал по дорожке, чуть согнувшись под тяжестью груза, который будто бы нес под мышкой.
Дорожка вела к красивой беседке, защищенной от солнца старой узловатой сосной. Покрытая красным лаком и бронзовыми украшениями двустворчатая дверь была приоткрыта, там подметали.
Перепрыгнув порог, Тао Ган, не говоря ни слова, направился к большой кровати, поставленной у дальней стены. Присев и недовольно ворча, он достал из рукава плотницкую линейку и принялся измерять кровать.
– Снова меняют мебель? – спросил один из подметавших.
– Занимайтесь своими делами! – буркнул Тао Ган. – Неужели вы поскупитесь дать несколько медных монет бедному плотнику?
Оба послушника громко рассмеялись и вышли. Оставшись один, лжемастеровой поднялся и огляделся вокруг.
В помещении не было окон, за исключением овального отверстия, пробитого в дальней стене и столь узкого, что даже ребенок не смог бы через него пролезть. Постель, которую он притворно измерял, была из черного дерева, инкрустированного перламутром. У ее изголовья находился резной столик розового дерева с жаровней и чайным сервизом из тонкого фарфора. Одну стену целиком закрывало изображение на шелке богини Гуань-инь, а у противоположной – стоял изысканный туалетный столик, тоже розового дерева, с курильницей для благовоний и двумя большим свечами. Низенький табурет дополнял обстановку. Хотя два прислужника только кончили выметать и проветривать комнату, в воздухе стоял тяжелый аромат благовоний.
– А теперь, – сказал себе Тао Ган, – надлежит найти секретный вход в эту комнату.
Он начал с самого вероятного места – стены с изображавшей богиню картиной. Внимательно оглядел он ее в поисках щелей, свидетельствующих о задвигающейся двери. Безуспешно. Передвинув кровать, он вершок за вершком подверг такому же обследованию другие стены. Взобравшись на туалетный столик, он прощупал края овального окна и примыкающие к нему части стены, проверяя, нельзя ли его с помощью какого-нибудь приема по желанию увеличивать. Поиски и там оказались бесплодны.
Неудача сильно задела Тао Гана, который особенно гордился тем, что знает о тайных проходах все.
– В старых жилищах, – думал он, – иной раз находят люки в полах. Но этот домик построен только в прошлом году. Монахи могли бы устроить секретную дверь в стене, но проложить подземные ходы, не привлекая внимания, им бы не удалось. Однако другой возможности я не вижу.
Он счел все-таки необходимым свернуть лежащий на полу толстый ковер и на четвереньках обследовать весь пол, камень за камнем острием ножа проверяя щели между ними. Но... с тем же успехом, что и раньше.
Не решаясь дольше задерживаться в помещении, он должен был отказаться от дальнейших поисков. Выходя, он быстренько проверил петли тяжелой двери, но нашел их совершенно обычными. Со вздохом закрыл он ее за собой, уделив еще мгновение замку. Он ничем не отличался от других прочных замков такого же рода.'
Смирившись, Тао Ган вернулся назад по дорожке, и встретившиеся ему три монаха увидели в нем всего лишь мрачного старика плотника, державшего под мышкой мешок с инструментом.
Укрывшись за кустом, он вернул себе прежнее обличье и выскользнул, никем не замеченный.
Разгуливая по дворам, он узнал, где находятся жилища монахов и где комнаты, предоставляемые мужьям посетительниц.
Вернувшись к главному входу, он заглянул в привратницкую и увидел трех монахов, которые бездельничали с тех пор, как он пришел в монастырь.
– Соблаговолите принять мою почтительную благодарность за вашу любезную ссуду, – вежливо обратился Тао Ган к самому пожилому из монахов, не доставая, впрочем, связки денег из рукава.
– Было бы негостеприимным оставить посетителя стоять. Старый монах пригласил его присесть и спросил, не хотел бы он выпить чашку чая.
Тао Ган с достоинством согласился. Усевшись вчетвером за квадратным столом, они маленькими глотками попивали горьковатый чай, который обычно подают в буддийских монастырях.
– Вероятно, вы не любите расставаться со своими медными деньгами, – начал Тао Ган разговор. – Я не смог найти применение тем, что вы мне одолжили, потому что, когда захотел вынуть несколько монет, чтобы заплатить за благовония, обнаружил, что на нитке нет узла. Как мог бы я ее развязать?
– Какие странные слова! – возразил монах помоложе. – Может быть, достопочтенный пришелец соблаговолит показать мне эту нитку монет?
Тао Ган извлек пятьдесят вэней из рукава и передал монаху, который быстренько их перебрал своими пальцами.
– Держите, – сказал он победным тоном. – Вот узел, или же я ничего в этом не понимаю.
Тао Ган забрал назад связку, даже не взглянув на нее, и сказал старейшему из монахов:
– Это просто волшебство! Спорю, однако, с вами на пятьдесят вэней, что вы не обнаружите узла.
– Договорились! – поспешил выкрикнуть младший монах. Трижды покрутил Тао Ган над головой веревочкой с монетами и передал собеседнику:
– А теперь покажите-ка мне узел.
Трое монахов и так и этак вертели тесемку между пальцев, передвигая монету за монетой, но не смогли найти узел.
Тао Ган взяА связку и спокойно сунул назад в рукав. Потом, бросив монетку на стол, объявил:
– Я предоставляю вам шанс вернуть свои деньги. Подбросьте эту монетку, и я спорю на пятьдесят таких же, что каждый раз она будет падать вверх решкой.
– Договорились! – воскликнул старый монах, подбрасывая монетку. Коща она упала, четверо игроков склонились над ней.
– Решка! – объявил Тао Ган. – Ссуда, следовательно, возмещена. Но я не хочу, чтобы вы потеряли, и готов в возмещение продать вам за пятьдесят вэней мой серебряный слиток.
Монахи опешили. Старейший из них подумал, что их гость не в своем уме, но он не был человеком, способным упустить возможность приобрести за сотую долю его стоимости серебряный слиток. Он отправился искать еще одну связку из пятидесяти монет и положил ее на стол.
– Только что вы совершили прекрасную сделку, – заметил Тао Ган. – Это очень симпатичный слиток, к тому же не слишком тяжелый.
Он сильно дунул... и слиток закрутился над столом. На самом деле это была умелая подделка из посеребренной бумаги.
Тао Ган сунул в рукав выигранную им связку денег и извлек оттуда другую. Он показал монахам, что имевшийся там узел был особым: достаточно было слегка сжать его пальцами, как он прочно входил в квадратное отверстие монеты и там застревал. Когда передвигали монету за монетой, узел оставался невидимым, потому что скользил вместе с монетой. В заключение Тао Ган показал монахам две стороны монеты, которую только что использовал для игры: обе они были решкой.
Монахи громко рассмеялись, понимая, что их посетитель был профессиональным мошенником.
– Мой урок вполне стоил ста пятидесяти вэней, – спокойно заметил Тао Ган. – А теперь займемся серьезными делами. Я слышал, что на этот храм изливается настоящий денежный дождь, и сказал себе: – Послушай, почему бы тебе не бросить на него взгляд? Похоже, что вы принимаете немало выдающихся гостей. А я разбираюсь в людях, и мой язык хорошо подвешен. Может быть, вы согласились бы использовать меня для того, чтобы вынюхивать для вас... скажем, «клиентов»? Я силен, когда надо убедить колеблющихся мужей оставить у вас своих жен на ночь! Старик монах покачал головой, и Тао Ган торопливо добавил:
– Вам не придется мне много платить. Скажем, к примеру, десять процентов от денег, которые приведенные мною посетители заплатят за благовония.
– Вас жестоко обманули, мой друг, – ледяным тоном заметил старик монах. Я знаю, что завистники распространяют грязные слухи об этом храме, но это чистые измышления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Пока секретарь Хун для видимости расспрашивал Гао, судья сказал Цяо Таю:
– Попробуй залезть в то окно.
Улыбнувшись, Цяо Тай засунул полы своего платья за пояс и, высоко подпрыгнув, сумел ухватиться за край стены. Упало несколько кирпичей, образовав дыру, в которую он вставил правую ногу. Опираясь на нее, он медленно поднимался, прижавшись всем телом к стене и смог ухватиться рукой за край окна. Еще одно усилие, и он, перебросив ногу через подоконник, оказался в комнате.
Судья дал ему знак спускаться. Цяо Тай повис на подоконнике. Всего полтора-два метра отделяли его от земли. Разжав пальцы, он бесшумно упал на ноги благодаря приему, который наши знатоки кулачного боя называют «бабочка опустилась на цветок».
Гао пригласил их осмотреть комнату жертвы, но судья кивнул секретарю Хуну, и тот сказал:
– Мы увидели все, что хотели. Отправляемся! Не спеша маленькая группа пошла к ямыню, и, когда смотритель квартала почтительно попрощался с судьей, тот сказал секретарю:
– Это посещение подтвердило мои подозрения. Позови Ма Чжуна.
Вскоре бывший «Рыцарь зеленого леса» глубоко склонился перед судьей.
– Ма Чжун, – сказал начальник уезда, – хочу дать тебе сложное и, вероятно, опасное поручение.
Лицо Ма Чжуна озарилось, и он радостно ответил:
– Благородный судья, жду ваших приказаний.
– Тебе надо переодеться бродягой и побывать в местах, посещаемых отбросами этого города, чтобы попытаться найти нищенствующего монаха. Не знаю, буддийского или даоса. Может быть, самозванца, выдающего себя за одного из них. Нужный тебе человек высок, мускулист – но он не из тех рыцарственных разбойников, с которыми ты имел дело в «Зеленых лесах». Это свирепый выродок, опустившийся до животного состояния благодаря своей развратной и преисполненной насилием жизни. У него очень сильные пальцы с короткими и обломанными ногтями. Не знаю, как он одет, вероятней всего, носит рваный капюшон. В любом случае я уверен, что, как у всех нищенствующих монахов, у него есть рыбий барабанчик в форме черепа, погремушка из бамбука, которыми пользуются монахи – сборщики подаяний, чтобы привлечь внимание прохожих. Окончательным доказательством того, что это твой человек, станет тот факт, что он владеет или недавно владел парой массивных золотых заколок особой работы. Они изображены на этом рисунке, который ты должен крепко запомнить.
– Право, великолепный портрет! – воскликнул Ма Чжун. – Но кто же этот человек и что за преступление он совершил?
– Никогда с ним не встречавшись, не могу сказать тебе его имени, – с улыбкой ответил судья, – Что касается его преступления, то этот негодяй изнасиловал и убил дочь мясника Сяо.
– С радостью выполню это поручение! – воскликнул бывший «Рыцарь зеленых лесов», прощаясь с судьей.
С растущим изумлением прислушивался секретарь Хун к указаниям, которые давались Ма Чжуну.
– Благородный судья, я буквально ошарашен! – сказал он после ухода своего товарища.
Начальник уезда улыбнулся и лишь коротко заметил:
– Ты видел все то, что видел я, слышал то, что и я слышал. Сам сделай соответствующие выводы!
5. ТАО ГАН СОВЕРШАЕТ МОЛЕБЕН В БУДДИЙСКОМ ХРАМЕ ТРИ МОНАХА СТАНОВЯТСЯ ЖЕРТВАМИ ЛОВКОГО МОШЕННИКА
Утром того же дня Тао Ган одел простое, но хорошо сшитое платье, а на голову надвинул ермолку из черного шелка вроде тех, что носят богатые бездельники.
Приодевшись таким образом, он вышел через Северные ворота и отправился на прогулку по городским окраинам. Наконец он обнаружил маленький ресторанчик, где заказал скромный завтрак. Со второго этажа через решетчатое окно ему был хорошо виден изгиб крыши храма Бесконечного Милосердия.
Расплачиваясь, он сказал слуге:
– Какой великолепный монастырь! Как должны любить Бога эти монахи, чтобы их столь щедро благословил владыка Будда.
– Не знаю, какова мера преданности Богу этих лысоголовых, – пробормотал официант, – но не один честный житель этого уезда охотно перерезал бы им горло!
– Следите за своим языком, мой друг, – воскликнул Тао Ган в притворном негодовании, – Вы обращаетесь к горячему почитателю Будды.
Слуга бросил на него злобный взгляд и отошел, не взяв оставленных на столе чаевых. Улыбнувшись, Тао Ган забрал монетку и, положив в рукав, вышел.
Через несколько минут он оказался перед трехэтажными воротами святилища. Медленно поднявшись по каменным ступеням, он вступил в храм. Уголком глаза Тао Ган заметил трех монахов, наблюдавших за ним из каморки привратника. Сделав два-три шага, он резко остановился, порылся в своих рукавах и огляделся вокруг, как человек, оказавшийся в затруднении.
Один из привратников, монах преклонного возраста, приблизился к нему и очень вежливо осведомился:
– Не могу ли я быть чем-то полезен почтенному посетителю?
– Вы слишком любезны, мой отец, – ответил Тао Ган. – Я пытаюсь следовать Пути и прибыл сюда специально для того, чтобы возложить к ногам милосердной богини Гуаньинь вот это скромное подношение.
И вынул из рукава великолепный слиток серебра, который взвесил в руке.
– К несчастью, – продолжал он, – я только что обнаружил, что забыл дома мелочь. Из-за этого не могу купить нужные благовония и вынужден вернуться домой, чтобы прийти сюда снова в другой раз.
Старик монах, жадным взглядом смотревший на слиток драгоценного металла, заторопился.
– Позвольте мне, достопочтенный господин, одолжить вам деньги на благовония!
И он бросился в привратницкую и вернулся с двумя связками по пятьдесят вэней в каждой.
Тао Ган принял деньги, важно поблагодарил своего собеседника и направился в первый двор, выстланный крупными каменными плитами. Приемные покои, расположенные с двух его сторон, были весьма красивы. Перед их дверями ожидали два паланкина и суетились монахи и слуги. Миновав еще два двора, Тао Ган наконец приблизился к большому залу храма.
С трех сторон он был окружен мраморной террасой и выходил на замощенный мраморными же плитами обширный двор. Тао Ган поднялся по широким ступеням, пересек террасу и, перешагнув высокий порог, оказался наконец в полумраке самого зала. Статуя богини была почти двухметровой высоты. Она возвышалась на позолоченном пьедестале, и отблески пламени двух гигантских свечей мерцали на золотых курильницах благовоний и на стоящих на алтаре жертвенных вазах.
Трижды склонился Тао Ган в глубоком поклоне. А потом ради кучки монахов сделал вид, что правой рукой опустил в щель древесного ствола, поставленного для сбора пожертвований, несколько монеток, одновременно левым рукавом, где находились две связки вэней, ударил по стволу и убедительно звякнул.
Со сложенными ладонями он постоял у подножия статуи, трижды склонился и вышел из зала. Он обогнул его с правой стороны и вскоре оказался перед закрытой дверью. Он задумался, не открыть ли ее, как вдруг оттуда вышел монах и спросил:
– Не хочет ли достопочтенный посетитель повидать отца настоятеля?
Тао Ган поспешил вежливо отказаться от этого предложения и вернулся назад. Пройдя снова перед большим залом, он на этот раз повернул налево. Крытый коридор привел его к лестнице, у основания которой была небольшая дверь с табличкой:
«ПОЧТИТЕЛЬНО ПРОСИМ ЛЮБУЮ ОСОБУ, НЕ ВЫПОЛНЯЮЩУЮ ОБЯЗАННОСТИ В ХРАМЕ, ОСТАНОВИТЬ ЗДЕСЬ СВОИ ШАГИ».
Не обращая внимания на это вежливое предупреждение, Тао Ган поспешил толкнуть дверь и оказался в чудесном декоративном саду. Дорожка вилась среди цветущих кустов и искусственных горок, а вдали, в зелени деревьев, поблескивали глазурованные голубые черепицы крыш и красный лак на стропилах многочисленных беседок.
Вот место, где посетители проводят ночь, подумал Тао Ган. Укрывшись за двумя большими кустами, он снял свое платье, вывернул его наизнанку и снова надел. Подкладка этого хитро придуманного костюма была из грубой холстины, вроде той, что носят ремесленники, и украшена плохо подшитыми монетами. Сняв свою шелковую шапочку, Тао Ган засунул ее в рукав. Он обмотал вокруг головы сомнительной чистоты тряпку, подвернул полы платья так, чтобы были видны поножи. Затем извлек из рукава небольшой сверток синей материи.
Это было одно из самых мудрых изобретений Тао Гана. Будучи развернутым, сверток выглядел грубо сшитым мешком из синей ткани вроде тех, что обычно используют для разных пакетов. По форме он был квадратным, но множество складок и с дюжину скрытых бамбуковых палочек позволяли придавать ему самый различный вид, от кипы возвращаемого из прачечной белья до прямоугольного пакета с книгами от букиниста. Сколько раз за время бурной юности Тао Ган пользовался своим замечательным изобретением!
На этот раз он так приладил бамбуковые палочки, что мешок походил на пакет с плотницкими инструментами. Немного погодя Тао Ган уже шагал по дорожке, чуть согнувшись под тяжестью груза, который будто бы нес под мышкой.
Дорожка вела к красивой беседке, защищенной от солнца старой узловатой сосной. Покрытая красным лаком и бронзовыми украшениями двустворчатая дверь была приоткрыта, там подметали.
Перепрыгнув порог, Тао Ган, не говоря ни слова, направился к большой кровати, поставленной у дальней стены. Присев и недовольно ворча, он достал из рукава плотницкую линейку и принялся измерять кровать.
– Снова меняют мебель? – спросил один из подметавших.
– Занимайтесь своими делами! – буркнул Тао Ган. – Неужели вы поскупитесь дать несколько медных монет бедному плотнику?
Оба послушника громко рассмеялись и вышли. Оставшись один, лжемастеровой поднялся и огляделся вокруг.
В помещении не было окон, за исключением овального отверстия, пробитого в дальней стене и столь узкого, что даже ребенок не смог бы через него пролезть. Постель, которую он притворно измерял, была из черного дерева, инкрустированного перламутром. У ее изголовья находился резной столик розового дерева с жаровней и чайным сервизом из тонкого фарфора. Одну стену целиком закрывало изображение на шелке богини Гуань-инь, а у противоположной – стоял изысканный туалетный столик, тоже розового дерева, с курильницей для благовоний и двумя большим свечами. Низенький табурет дополнял обстановку. Хотя два прислужника только кончили выметать и проветривать комнату, в воздухе стоял тяжелый аромат благовоний.
– А теперь, – сказал себе Тао Ган, – надлежит найти секретный вход в эту комнату.
Он начал с самого вероятного места – стены с изображавшей богиню картиной. Внимательно оглядел он ее в поисках щелей, свидетельствующих о задвигающейся двери. Безуспешно. Передвинув кровать, он вершок за вершком подверг такому же обследованию другие стены. Взобравшись на туалетный столик, он прощупал края овального окна и примыкающие к нему части стены, проверяя, нельзя ли его с помощью какого-нибудь приема по желанию увеличивать. Поиски и там оказались бесплодны.
Неудача сильно задела Тао Гана, который особенно гордился тем, что знает о тайных проходах все.
– В старых жилищах, – думал он, – иной раз находят люки в полах. Но этот домик построен только в прошлом году. Монахи могли бы устроить секретную дверь в стене, но проложить подземные ходы, не привлекая внимания, им бы не удалось. Однако другой возможности я не вижу.
Он счел все-таки необходимым свернуть лежащий на полу толстый ковер и на четвереньках обследовать весь пол, камень за камнем острием ножа проверяя щели между ними. Но... с тем же успехом, что и раньше.
Не решаясь дольше задерживаться в помещении, он должен был отказаться от дальнейших поисков. Выходя, он быстренько проверил петли тяжелой двери, но нашел их совершенно обычными. Со вздохом закрыл он ее за собой, уделив еще мгновение замку. Он ничем не отличался от других прочных замков такого же рода.'
Смирившись, Тао Ган вернулся назад по дорожке, и встретившиеся ему три монаха увидели в нем всего лишь мрачного старика плотника, державшего под мышкой мешок с инструментом.
Укрывшись за кустом, он вернул себе прежнее обличье и выскользнул, никем не замеченный.
Разгуливая по дворам, он узнал, где находятся жилища монахов и где комнаты, предоставляемые мужьям посетительниц.
Вернувшись к главному входу, он заглянул в привратницкую и увидел трех монахов, которые бездельничали с тех пор, как он пришел в монастырь.
– Соблаговолите принять мою почтительную благодарность за вашу любезную ссуду, – вежливо обратился Тао Ган к самому пожилому из монахов, не доставая, впрочем, связки денег из рукава.
– Было бы негостеприимным оставить посетителя стоять. Старый монах пригласил его присесть и спросил, не хотел бы он выпить чашку чая.
Тао Ган с достоинством согласился. Усевшись вчетвером за квадратным столом, они маленькими глотками попивали горьковатый чай, который обычно подают в буддийских монастырях.
– Вероятно, вы не любите расставаться со своими медными деньгами, – начал Тао Ган разговор. – Я не смог найти применение тем, что вы мне одолжили, потому что, когда захотел вынуть несколько монет, чтобы заплатить за благовония, обнаружил, что на нитке нет узла. Как мог бы я ее развязать?
– Какие странные слова! – возразил монах помоложе. – Может быть, достопочтенный пришелец соблаговолит показать мне эту нитку монет?
Тао Ган извлек пятьдесят вэней из рукава и передал монаху, который быстренько их перебрал своими пальцами.
– Держите, – сказал он победным тоном. – Вот узел, или же я ничего в этом не понимаю.
Тао Ган забрал назад связку, даже не взглянув на нее, и сказал старейшему из монахов:
– Это просто волшебство! Спорю, однако, с вами на пятьдесят вэней, что вы не обнаружите узла.
– Договорились! – поспешил выкрикнуть младший монах. Трижды покрутил Тао Ган над головой веревочкой с монетами и передал собеседнику:
– А теперь покажите-ка мне узел.
Трое монахов и так и этак вертели тесемку между пальцев, передвигая монету за монетой, но не смогли найти узел.
Тао Ган взяА связку и спокойно сунул назад в рукав. Потом, бросив монетку на стол, объявил:
– Я предоставляю вам шанс вернуть свои деньги. Подбросьте эту монетку, и я спорю на пятьдесят таких же, что каждый раз она будет падать вверх решкой.
– Договорились! – воскликнул старый монах, подбрасывая монетку. Коща она упала, четверо игроков склонились над ней.
– Решка! – объявил Тао Ган. – Ссуда, следовательно, возмещена. Но я не хочу, чтобы вы потеряли, и готов в возмещение продать вам за пятьдесят вэней мой серебряный слиток.
Монахи опешили. Старейший из них подумал, что их гость не в своем уме, но он не был человеком, способным упустить возможность приобрести за сотую долю его стоимости серебряный слиток. Он отправился искать еще одну связку из пятидесяти монет и положил ее на стол.
– Только что вы совершили прекрасную сделку, – заметил Тао Ган. – Это очень симпатичный слиток, к тому же не слишком тяжелый.
Он сильно дунул... и слиток закрутился над столом. На самом деле это была умелая подделка из посеребренной бумаги.
Тао Ган сунул в рукав выигранную им связку денег и извлек оттуда другую. Он показал монахам, что имевшийся там узел был особым: достаточно было слегка сжать его пальцами, как он прочно входил в квадратное отверстие монеты и там застревал. Когда передвигали монету за монетой, узел оставался невидимым, потому что скользил вместе с монетой. В заключение Тао Ган показал монахам две стороны монеты, которую только что использовал для игры: обе они были решкой.
Монахи громко рассмеялись, понимая, что их посетитель был профессиональным мошенником.
– Мой урок вполне стоил ста пятидесяти вэней, – спокойно заметил Тао Ган. – А теперь займемся серьезными делами. Я слышал, что на этот храм изливается настоящий денежный дождь, и сказал себе: – Послушай, почему бы тебе не бросить на него взгляд? Похоже, что вы принимаете немало выдающихся гостей. А я разбираюсь в людях, и мой язык хорошо подвешен. Может быть, вы согласились бы использовать меня для того, чтобы вынюхивать для вас... скажем, «клиентов»? Я силен, когда надо убедить колеблющихся мужей оставить у вас своих жен на ночь! Старик монах покачал головой, и Тао Ган торопливо добавил:
– Вам не придется мне много платить. Скажем, к примеру, десять процентов от денег, которые приведенные мною посетители заплатят за благовония.
– Вас жестоко обманули, мой друг, – ледяным тоном заметил старик монах. Я знаю, что завистники распространяют грязные слухи об этом храме, но это чистые измышления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25