Топор с глухим ударом вошел в грудь, чазоол, захрипев, свалился на землю, дернулся пару раз и затих.
Наступила тишина. Степняки молчали. С их точки зрения, победа Шинкарева заслуживала лишь презрения, а не похвалы. «Да и плевать». Хан резко сказал что-то Мастеру, тот жестом позвал Андрея с Ченом, и они направились к коновязи. Там уже стояли три оседланные лошадки — довольно невзрачные «степняки», рядом две лошади под вьюками и трое вооруженных всадников охраны. Уехали тотчас же, быстро и молча.
На выезде из лагеря дорогу им пересекла очередная колонна всадников, а дальше в степи поднимались облака пыли — отряды все подходили и подходили.
«Похоже, всерьез они за Красноярск берутся».
— Простите, Ши-фу, можно вас спросить? — обратился Андрей к Мастеру.
— Спрашивай, — глухим голосом ответил тот.
— Что сказал хан после моего поединка?
— Это не было поединком. Это было подлым убийством.
— Это хан так сказал?
— Он сказал следующее: «Так дерутся урусы — собаки, не имеющие понятия о воинской чести. Теперь вы видите, почему нельзя покоряться им».
— Разве я не правильно поступил? По-моему, у нас не было выбора.
— «Выбор всегда есть»— не ты ли это говорил? — усмехнулся китаец.
Лошади поднимались на крутой подъем, всадники замолчали, подгоняя каждый свою.
— А почему меня не убили? — спросил Андрей, когда они снова поехали по ровной дороге.
— Потому что ты мой слуга, — спокойно ответил Мастер.
— А почему не убили вас?
— Потому что я императорский посол.
«Ой ли?! Нужен ты им, вот в чем дело! Нужна наша поездка на север, и именно в связи с их походом. А в чем задача — помочь хану взять город? Допустим. А мне как быть? Помешать их планам?»
— Простите, Ши-фу, можно еще спросить? — Вопрос давно вертелся у него на языке.
— Что еще?
— Русские правда так подло воевали?
— Это война. На войне все хороши, — махнул рукой Мастер, — но у вас, русских, нет понятия чести. И порядка тоже нет. Вот, скажем, такой исторический факт: когда русские впервые встретились с енисейскими кыргызами — еще в шестнадцатом веке, при Борисе Годунове, — в Тюмень для подписания пограничного договора поехал кыргызский бек, брат правящего хана. И поехал он с женой. Так вот эту самую жену тюменские люди побили и отобрали у нее соболью шубу. Как тебе такое? Естественно, что договор подписан не был. Да хоть бы и был — русские их постоянно нарушали, пытаясь продвинуться в степь.
— И как, продвинулись?
— В конечном итоге да, — кивнул Мастер.
— А к нынешнему времени?
— Практически нет. Несколько крупных экспедиций было уничтожено кыргызами и сибирскими татарами. Тем не менее на северной границе степей русские сумели удержаться, выстроив линию острогов: Кузнецкий, Томский, Ачинский, Красноярский.
— А сейчас кыргызы решили взять Красноярский острог? — спросил Андрей. — Вы намерены сделать так, чтобы они его взяли?
— Нет. Может, они и возьмут острог, но не с нашей помощью.
Сказано было твердо и честно, но когда господин Ли Ван Вэй говорил иначе?
Дальше снова ехали молча. Вскоре Енисей скрылся за цепью невысоких островершинных холмов, поросших жесткой, уже выгорающей травой. В траве качались розовые звездочки диких гвоздик, наливались темно-багровые шарики клубники. Неровный горизонт был размазан мутью горячего дня, раскаленные камни могильников, обсиженные птицами, покрыты дорожной пылью.
По пути на север степь снова менялась, уже в обратном порядке — выше стали холмы, расширились березовые рощицы на северных склонах, вдоль темных речек загустели черемушники, плотно перевитые смородиной и боярышником. У одной из таких речек устроили привал: кыргызы остались с лошадьми, Андрей и Чен были заняты костром и чаем, а Мастер, открыв один из тюков, разглядывал ханский товар — рулон толстой многоцветной ткани, вытканной узором из белых, желтых и фиолетово-красных полос.
— Что это за ткань? — спросил подошедший Андрей.
— Степная работа. Ты понимаешь что-нибудь в ткачестве?
— Ничего.
— Смотри, это интересно. — Господин Ли Ван Вэй перегнул ткань, показывая ее изнаночную сторону. — Видишь эти продольные нити? Их называют «основой», они толстые, сделаны из грубой некрашеной шерсти. Поперечные нити, или «уток», цветные и тонкие. Такую ткань называют «уточным репсом».
— Мне надо это знать?
— Почему нет? В Красноярске продадим ее, возможно, ты этим и займешься.
«Хочет отвлечь меня от более важных дел?»
— Сколько она стоит?
— В баксах? — усмехнулся Мастер. — Сколько базар даст. Пошли, чай готов.
Чай пили под черемухой, на которой уже налились завязи-ягодки, отливающие твердым зеленым лаком.
— Забыл тебя спросить, — повернулся китаец к Андрею, — как ты съездил на свадьбу?
— Да вроде нормально.
Машинально притронулся к синяку, уже наполовину рассосавшемуся.
— Молодые остаются у озера?
— Нет, уезжают. Кистим сказал, что боится опоздать.
— Куда опоздать? — Мастер спросил равнодушно, но Андрей уже научился различать в его голосе едва слышимую нотку интереса.
— Хан дал разрешение его роду откочевать в Хоорай, ближе к устью Сисима.
— Что такое Сисим?
— Таежная река. Течет с восточной стороны, впадает в Енисей недалеко от начала степей.
— Вот оно что… Наверное, русским не понравится этот уход. Как ты думаешь?
— Бунт, в сущности, — пожал плечами Андрей, — ясак давать не будут. Кому понравится?
— И что предпримут русские?
— Подавят бунт. Ушедших вернут силой, зачинщиков накажут. Мне так думается.
— Вот и мне так думается, — сказал Мастер и надолго замолчал.
После чая снова сели в седла, снова вверх-вниз по нагретым склонам, вспугивая грузных дроф и серых лисичек-корсаков, пока, наконец, не мелькнула с вершины — далеко еще, еле заметно — щетинистая темно-зеленая полоска.
— Тасхыл, — указал один из воинов. — Тайга. Степь йок, дальше нету.
Андрей оглянулся — его самого удивило чувство, неожиданно захлестнувшее грудь. Вдруг не захотелось ему покидать эту небольшую теплую землю, плавные, травянистые склоны под горячим голубым небом, обведенные шумящими березовыми рощицами — ярко-зелеными, исчерченными полосками белых стволов. Порыв северного ветра донес еле слышный шум таежного океана, его прохладный смолистый запах. Андрей знал, конечно, что едет он на войну, но не только в этой, земной войне было дело. На севере его ждало что-то неведомое, грозное, отчего сжималась грудь и еще раз, как за последнюю свою защиту, цеплялся взгляд за коричневые плиты курганов, встающие из желтоватой сухой травы. «Ладно, все там будем… — успокаивал он себя, —» Раннее небо» не выдаст, так и свинья не съест «. Но это не особенно помогало.
Часть III
Глава двадцать девятая
Бирюса показалась неожиданно, на третье утро медленного пути по» сакме»— тайной таежной тропе. Все вокруг покрылось росой, что-то потрескивало под сапогами, качались над головой белые зонтики съедобной травы «пучки». Ведя лошадь в поводу, Андрей на ходу ободрал шкурку с сочной пустотелой трубки и вкусно захрустел.
— Смотри, Чен, на этом в тайге прожить можно. Недолго, конечно, но выбраться сил хватит.
В сизой предрассветной мгле, наполненной темными массами елей, в разрыве бледной полосы тумана вдруг блеснул лунный блик на угольно-черной воде.
Передовой кыргыз замер, указывая рукой вниз по склону:
— Бирюса. Там урус живет. Туда пойди.
— А вы? — спросил Мастер.
— Мы нет пойди. Домой, степь.
Провожатые забрали всех лошадей. Пришлось Андрею и китайцам забросить на плечи вьюки и идти пешком. Черная полоса воды расширилась, пересеченная пятнами лунной дорожки. В тумане проглянул глыбистый спуск к неширокой реке, на котором поднимались узкие высокие ели. Небо светлело, над размытыми еловыми верхушками повис молочно-белый диск луны. Плеснула вода, крикнула сойка в темной глубине леса. Неподалеку сонно взлаяла собака.
— Так, — остановив всех, тихо сказал Мастер, — там жилье. Что делаем?
— Я иду первым, — вызвался Андрей, — вы ждете здесь. Если все в порядке, я зову вас, если нет, уходите в тайгу.
Андрей посчитал себя обязанным предложить такой план. Здесь он был у своих — какими бы ни были русские этого времени, для него они в большей степени свои, чем для Мастера и Чена.
— Что ж, так и сделаем, — согласился господин Ли Ван Вэй.
Левая рука Андрея уже была без лубков — спасибо Мастеру. Он двинулся вперед, аккуратно, с перекатом ставя на землю ноги в мягких сапогах. Совсем бесшумной ходьбы не получалось, все же отвык он от тайги, но собака больше не взбрехивала. Шаг, еще шаг — снова плеснула вода, на этот раз явственно и близко. «Бобер, что ли, или выдра какая? — Андрей еще пригляделся. — Выдра… своего рода».
Из темной воды показалась женская голова, потом узкие белые плечи. Острая козья грудь, мокро блестящая в мутном предутреннем свете, ребра, видные под луной, небольшой втянутый живот. Темный треугольник под ним — мокрые волосы завернулись вниз хвостиком, с которого сыпалась прозрачная водяная струйка. Волосы на лобке были обведены складочками, переходящими в чуть располневшие бедра, круглые колени, гладкие длинные икры. Выбравшись, женщина отряхнулась — точь-в-точь, как собака, — потом, ступая белыми ногами по мокрой темной траве, перешла к кусту боярышника и наклонилась за рубахой. Сейчас Андрею стали видны круглые ягодицы, чуть широковатые по сравнению с худой, но крепкой спиной. Рубаху она надевала через голову — когда лицо и грудь скрылись в складках простого беленого полотна, а бедра прикрылись подолом, Андрей, двумя прыжками перескочив полянку, одной рукой плотно охватил тело женщины, стиснув ей руки, а другой рукой туго зажал ей рот. Тело ее резко дернулось в сторону, потом замерло, бессильно обмякнув.
— Сейчас пущу, не бойся. Только не ори. Ясно? Ясно?!! — яростно зашипел он. Женщина мелко закивала. Ее била крупная дрожь. Сдернув вниз подол ее рубахи, Андрей освободил ее лицо. Самое обычное, русское: правильный овал сходил в закругленный выступающий подбородок; нос прямой, с небольшой пипочкой на конце, мягкие щеки. Мокрые волосы двумя «рожками» обегали белый лоб. «Не особенно-то и молодая». От рубахи едва уловимо пахло коровой, парным молоком. И еще чем-то — сладковатым, смолистым дымком… «Ладан, кажется?»
— Одень это. — Шинкарев кивнул на сарафан. — Живешь здесь?
Она молча кивнула в ответ, понемногу успокаиваясь.
— Одна? Чего молчишь?
— Н-не.
— Глянь-ка, и голос прорезался! Говорят, вы тут лодки строите?
— Т-то т-там, на плотбище, — указала она дрожащей рукой куда-то в туман.
— Лодку мне надо. С кем бы поговорить насчет покупки?
— С тятей. Счас покличу! — метнулась она в сторону.
— Э-э-э нет, так не пойдет! — в последний момент Андрей поймал ее за подол. — Покличешь тятю, а выйдет десять лбов с кольями. А так ты у меня заложница. Вот теперь зови!
— Т-я-я-т-я-я! — громко крикнула женщина, — подь сюды-ы!
В ответ в три глотки грохнули собаки, зашлись злобным хриплым лаем.
— Аграфена! — послышался скрипучий голос. — Ну што опять, ети твою…
— Давай, батя, двигай сюда! — громко ответил Андрей.
— Хто там ишшо? Счас собак спущу! — Голос начал приближаться.
— Попробуй только! Враз башку сверну твоей Глашке!
Из-за елки показался старик не старик — пожилой, кряжистый мужик: утиный нос, морщинистое лицо, седая борода лопатой. Некоторое время они молча вглядывались друг в друга.
— Хто ты есть? — ткнув пальцем, спросил мужик. — Человек аль нехристь какой?
«Питекантроп»— снова всплыл в голове наиболее подходящий ответ. А что, так оно и есть, в каком-то смысле. И не в одном даже.
— Русский я, батя, русский.
— Черт те батя! Русскай… — прищурившись, язвительно протянул он. — Да глаз у тя узкай! А ну покажь!
— Пожалуйста, — пожав плечами, Андрей обмахнулся широким православным троеперстием.
— Тьфу!!! — яростно сплюнул мужик. — Как есть, никониан клятый!!
«Вот оно что — кержаки это, раскольники…»
— Да что ты, батя! Какой я тебе никониан — русский я. Простой советский человек.
— Чаво-о?
— Ничаво! — передразнил Андрей. — Со степи я приехал, от хана!
Как ни странно, это подействовало. Мужик явно успокоился, перевел дух.
— Хан он ничаво-о-о, хан стару веру не забижат… токо вот к себе не пушшат пока.
«Вот оно как!» Поворот был интересный. Русские староверы собирались к кыргызам. Стало быть, не врал Кистим.
— А зачем вам к хану? Чего здесь-то, на Руси, не живется?
— Чаво не живется… — снова протянул мужик. — Аль сам не знашь: на Москве царь Ляксей сидит, всех в никонианску веру перекрешшат, за грехи наши тяжкие…
— А к хану-то как — по воде пойдете или посуху?
— А те нашто? — подозрительно спросил он, покосившись на потрепанный китайский костюм Андрея. — А не глянешь ты на кыргызина-то. Да и то сказать, на казака не глянешь.
— А говоришь «никониан»! Погоди, сейчас своих позову, враз поверишь, что от хана. Или боишься?
— Тебя, што ль? — Мужик пренебрежительно дернул плечами, кажется, почти не притворяясь. — Мы тута, в тайге, не больно пужливые. Кличь, коли не врешь.
На крик Андрея еще яростнее зашлись собаки, но больше ничего не произошло. Андрей крикнул еще раз. Еле слышно шевельнулись кусты, и с двух противоположных сторон бесшумно появились Чен с Мастером с обнаженными саблями наизготовку.
— Спрячь, — повелительно кивнул мужик на оружие, — неча в скиту божием саблей махать. Стой, где стоишь. Девку отдай. Говори, чаво надоть!
Андрей отпустил девушку. Та сразу же исчезла за деревьями, мелькнув из-под сарафана босыми пятками.
— Просим нас извинить, — слегка поклонился Мастер, — мы люди киргизского хана. Хотим у вас лодку купить, скупиться не будем.
— Лотку-то… лотку оно можно, — заскреб старовер в затылке, соображая, сколько содрать с незнакомцев.
— И еще одно, — сказал Мастер, взяв мужика под руку, — давайте-ка отойдем, дело тайное.
Они отошли на некоторое время, затем возвратились.
— …дак вам Митрея надоть, он лотки ладит, он имя и торгует… — объяснял мужик господину Ли Ван Вэю.
— А где сейчас Дмитрий? — спросил тот.
— Дак уж на заутрене, — ответил старовер, глянув на посветлевшее небо, — и Глаха туды побегла, а я тут с вам балакаю, токо Бога гневлю… Ладно, идить прям к плотбишшу, во-о-он туды. А мы счас с етим вот, — усмехнувшись, он кивнул на Андрея, — в церкву зайдем, Митрея кликнем.
Еле видная тропинка, покрутившись меж темными боками елей и замшелыми каменными глыбами, на которых вытянулись стройные молодые пихточки, поднялась на пригорок, выведя на небольшую поляну. На поляне расположились скитские строения — бревенчатая церквушка, жилые полуземлянки, скотские и овечьи хлевы. Оставив Андрея у входа, раскольник скрылся в церкви, туда же заглянул и Андрей.
Внутри, в полумраке, теплились огоньки свечей. Женские головы в черных платках, и мужские, стриженые в скобку, склонились, слушая проповедь: «…некоторому монаху благословенному показа Аггел пламень зело велико, и в оном пламени веде лежаща человека, из чрева же ево исходит древо велико с ветвием, и на оных ветвиях различных людей мужеска и женска пола, повешенных за шею и в оном пламени непрестанно горящих… — проповедь вилась монотонно-протяжно, древним мраком обволакивая головы, еще не отошедшие от ночного сна, — …Вопроси же монах Аг-гела, что сие семь. Ответоша ему Аггел, сей человек лежащий есмь Никон патриарх, повешены на ветвиях суть никониане, сыновья и внучата ево…»
— Чаво рот раззявил, ворона залетит, — послышалось за спиной. Видимо, из церкви был другой выход. Рядом с давешним мужиком стоял другой — высокий, сутулый, с очень светлыми волосами и бородой. «Помор? Тут их, вроде, много было — с Архангельска, Вологды, Пустозерска…»
— Вот с им иди, он те лотку подберет, — сказал первый. — Я опосля подойду, тоды и цену сговорим.
Спустившись с другой стороны пригорка, тропинка обогнула толстую сосну, рассеченную вертикальной трещиной, в которую были вбиты деревянные клинья. Рядом росли другие сосны, в которых клинья были толще, некоторые стволы, особенно широко развернутые, лежали срубленными.
— А какие вы лодки строите? — спросил Андрей.
— Дак разны. Каки хошь: однодеревки, обласы, осиновки. Барку вот ладить будем. А те каку надоть?
— Троим сплавиться до Красноярска и товар довезти. И чтобы продать ее там.
— Много ль товару-то?
— Немного.
— Тоды паренку вам дам, есть одна готова. Бона глянь, как паренка ладится.
Недалеко от берега расклиненный сосновый ствол был установлен над землей примерно на метр. Внутри была налита вода, которая «парила» лодку, делая дерево гибким. Распорки-тагуны, расклинивающие стенки колоды, постепенно заменялись на более длинные, таким образом расширяя будущий корпус. Рядом лежали полуготовые долбленки, которые гладко отесывались изнутри и снаружи, смолились, на них устанавливались тесаные мачты и рули, прибивались кованые уключины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Наступила тишина. Степняки молчали. С их точки зрения, победа Шинкарева заслуживала лишь презрения, а не похвалы. «Да и плевать». Хан резко сказал что-то Мастеру, тот жестом позвал Андрея с Ченом, и они направились к коновязи. Там уже стояли три оседланные лошадки — довольно невзрачные «степняки», рядом две лошади под вьюками и трое вооруженных всадников охраны. Уехали тотчас же, быстро и молча.
На выезде из лагеря дорогу им пересекла очередная колонна всадников, а дальше в степи поднимались облака пыли — отряды все подходили и подходили.
«Похоже, всерьез они за Красноярск берутся».
— Простите, Ши-фу, можно вас спросить? — обратился Андрей к Мастеру.
— Спрашивай, — глухим голосом ответил тот.
— Что сказал хан после моего поединка?
— Это не было поединком. Это было подлым убийством.
— Это хан так сказал?
— Он сказал следующее: «Так дерутся урусы — собаки, не имеющие понятия о воинской чести. Теперь вы видите, почему нельзя покоряться им».
— Разве я не правильно поступил? По-моему, у нас не было выбора.
— «Выбор всегда есть»— не ты ли это говорил? — усмехнулся китаец.
Лошади поднимались на крутой подъем, всадники замолчали, подгоняя каждый свою.
— А почему меня не убили? — спросил Андрей, когда они снова поехали по ровной дороге.
— Потому что ты мой слуга, — спокойно ответил Мастер.
— А почему не убили вас?
— Потому что я императорский посол.
«Ой ли?! Нужен ты им, вот в чем дело! Нужна наша поездка на север, и именно в связи с их походом. А в чем задача — помочь хану взять город? Допустим. А мне как быть? Помешать их планам?»
— Простите, Ши-фу, можно еще спросить? — Вопрос давно вертелся у него на языке.
— Что еще?
— Русские правда так подло воевали?
— Это война. На войне все хороши, — махнул рукой Мастер, — но у вас, русских, нет понятия чести. И порядка тоже нет. Вот, скажем, такой исторический факт: когда русские впервые встретились с енисейскими кыргызами — еще в шестнадцатом веке, при Борисе Годунове, — в Тюмень для подписания пограничного договора поехал кыргызский бек, брат правящего хана. И поехал он с женой. Так вот эту самую жену тюменские люди побили и отобрали у нее соболью шубу. Как тебе такое? Естественно, что договор подписан не был. Да хоть бы и был — русские их постоянно нарушали, пытаясь продвинуться в степь.
— И как, продвинулись?
— В конечном итоге да, — кивнул Мастер.
— А к нынешнему времени?
— Практически нет. Несколько крупных экспедиций было уничтожено кыргызами и сибирскими татарами. Тем не менее на северной границе степей русские сумели удержаться, выстроив линию острогов: Кузнецкий, Томский, Ачинский, Красноярский.
— А сейчас кыргызы решили взять Красноярский острог? — спросил Андрей. — Вы намерены сделать так, чтобы они его взяли?
— Нет. Может, они и возьмут острог, но не с нашей помощью.
Сказано было твердо и честно, но когда господин Ли Ван Вэй говорил иначе?
Дальше снова ехали молча. Вскоре Енисей скрылся за цепью невысоких островершинных холмов, поросших жесткой, уже выгорающей травой. В траве качались розовые звездочки диких гвоздик, наливались темно-багровые шарики клубники. Неровный горизонт был размазан мутью горячего дня, раскаленные камни могильников, обсиженные птицами, покрыты дорожной пылью.
По пути на север степь снова менялась, уже в обратном порядке — выше стали холмы, расширились березовые рощицы на северных склонах, вдоль темных речек загустели черемушники, плотно перевитые смородиной и боярышником. У одной из таких речек устроили привал: кыргызы остались с лошадьми, Андрей и Чен были заняты костром и чаем, а Мастер, открыв один из тюков, разглядывал ханский товар — рулон толстой многоцветной ткани, вытканной узором из белых, желтых и фиолетово-красных полос.
— Что это за ткань? — спросил подошедший Андрей.
— Степная работа. Ты понимаешь что-нибудь в ткачестве?
— Ничего.
— Смотри, это интересно. — Господин Ли Ван Вэй перегнул ткань, показывая ее изнаночную сторону. — Видишь эти продольные нити? Их называют «основой», они толстые, сделаны из грубой некрашеной шерсти. Поперечные нити, или «уток», цветные и тонкие. Такую ткань называют «уточным репсом».
— Мне надо это знать?
— Почему нет? В Красноярске продадим ее, возможно, ты этим и займешься.
«Хочет отвлечь меня от более важных дел?»
— Сколько она стоит?
— В баксах? — усмехнулся Мастер. — Сколько базар даст. Пошли, чай готов.
Чай пили под черемухой, на которой уже налились завязи-ягодки, отливающие твердым зеленым лаком.
— Забыл тебя спросить, — повернулся китаец к Андрею, — как ты съездил на свадьбу?
— Да вроде нормально.
Машинально притронулся к синяку, уже наполовину рассосавшемуся.
— Молодые остаются у озера?
— Нет, уезжают. Кистим сказал, что боится опоздать.
— Куда опоздать? — Мастер спросил равнодушно, но Андрей уже научился различать в его голосе едва слышимую нотку интереса.
— Хан дал разрешение его роду откочевать в Хоорай, ближе к устью Сисима.
— Что такое Сисим?
— Таежная река. Течет с восточной стороны, впадает в Енисей недалеко от начала степей.
— Вот оно что… Наверное, русским не понравится этот уход. Как ты думаешь?
— Бунт, в сущности, — пожал плечами Андрей, — ясак давать не будут. Кому понравится?
— И что предпримут русские?
— Подавят бунт. Ушедших вернут силой, зачинщиков накажут. Мне так думается.
— Вот и мне так думается, — сказал Мастер и надолго замолчал.
После чая снова сели в седла, снова вверх-вниз по нагретым склонам, вспугивая грузных дроф и серых лисичек-корсаков, пока, наконец, не мелькнула с вершины — далеко еще, еле заметно — щетинистая темно-зеленая полоска.
— Тасхыл, — указал один из воинов. — Тайга. Степь йок, дальше нету.
Андрей оглянулся — его самого удивило чувство, неожиданно захлестнувшее грудь. Вдруг не захотелось ему покидать эту небольшую теплую землю, плавные, травянистые склоны под горячим голубым небом, обведенные шумящими березовыми рощицами — ярко-зелеными, исчерченными полосками белых стволов. Порыв северного ветра донес еле слышный шум таежного океана, его прохладный смолистый запах. Андрей знал, конечно, что едет он на войну, но не только в этой, земной войне было дело. На севере его ждало что-то неведомое, грозное, отчего сжималась грудь и еще раз, как за последнюю свою защиту, цеплялся взгляд за коричневые плиты курганов, встающие из желтоватой сухой травы. «Ладно, все там будем… — успокаивал он себя, —» Раннее небо» не выдаст, так и свинья не съест «. Но это не особенно помогало.
Часть III
Глава двадцать девятая
Бирюса показалась неожиданно, на третье утро медленного пути по» сакме»— тайной таежной тропе. Все вокруг покрылось росой, что-то потрескивало под сапогами, качались над головой белые зонтики съедобной травы «пучки». Ведя лошадь в поводу, Андрей на ходу ободрал шкурку с сочной пустотелой трубки и вкусно захрустел.
— Смотри, Чен, на этом в тайге прожить можно. Недолго, конечно, но выбраться сил хватит.
В сизой предрассветной мгле, наполненной темными массами елей, в разрыве бледной полосы тумана вдруг блеснул лунный блик на угольно-черной воде.
Передовой кыргыз замер, указывая рукой вниз по склону:
— Бирюса. Там урус живет. Туда пойди.
— А вы? — спросил Мастер.
— Мы нет пойди. Домой, степь.
Провожатые забрали всех лошадей. Пришлось Андрею и китайцам забросить на плечи вьюки и идти пешком. Черная полоса воды расширилась, пересеченная пятнами лунной дорожки. В тумане проглянул глыбистый спуск к неширокой реке, на котором поднимались узкие высокие ели. Небо светлело, над размытыми еловыми верхушками повис молочно-белый диск луны. Плеснула вода, крикнула сойка в темной глубине леса. Неподалеку сонно взлаяла собака.
— Так, — остановив всех, тихо сказал Мастер, — там жилье. Что делаем?
— Я иду первым, — вызвался Андрей, — вы ждете здесь. Если все в порядке, я зову вас, если нет, уходите в тайгу.
Андрей посчитал себя обязанным предложить такой план. Здесь он был у своих — какими бы ни были русские этого времени, для него они в большей степени свои, чем для Мастера и Чена.
— Что ж, так и сделаем, — согласился господин Ли Ван Вэй.
Левая рука Андрея уже была без лубков — спасибо Мастеру. Он двинулся вперед, аккуратно, с перекатом ставя на землю ноги в мягких сапогах. Совсем бесшумной ходьбы не получалось, все же отвык он от тайги, но собака больше не взбрехивала. Шаг, еще шаг — снова плеснула вода, на этот раз явственно и близко. «Бобер, что ли, или выдра какая? — Андрей еще пригляделся. — Выдра… своего рода».
Из темной воды показалась женская голова, потом узкие белые плечи. Острая козья грудь, мокро блестящая в мутном предутреннем свете, ребра, видные под луной, небольшой втянутый живот. Темный треугольник под ним — мокрые волосы завернулись вниз хвостиком, с которого сыпалась прозрачная водяная струйка. Волосы на лобке были обведены складочками, переходящими в чуть располневшие бедра, круглые колени, гладкие длинные икры. Выбравшись, женщина отряхнулась — точь-в-точь, как собака, — потом, ступая белыми ногами по мокрой темной траве, перешла к кусту боярышника и наклонилась за рубахой. Сейчас Андрею стали видны круглые ягодицы, чуть широковатые по сравнению с худой, но крепкой спиной. Рубаху она надевала через голову — когда лицо и грудь скрылись в складках простого беленого полотна, а бедра прикрылись подолом, Андрей, двумя прыжками перескочив полянку, одной рукой плотно охватил тело женщины, стиснув ей руки, а другой рукой туго зажал ей рот. Тело ее резко дернулось в сторону, потом замерло, бессильно обмякнув.
— Сейчас пущу, не бойся. Только не ори. Ясно? Ясно?!! — яростно зашипел он. Женщина мелко закивала. Ее била крупная дрожь. Сдернув вниз подол ее рубахи, Андрей освободил ее лицо. Самое обычное, русское: правильный овал сходил в закругленный выступающий подбородок; нос прямой, с небольшой пипочкой на конце, мягкие щеки. Мокрые волосы двумя «рожками» обегали белый лоб. «Не особенно-то и молодая». От рубахи едва уловимо пахло коровой, парным молоком. И еще чем-то — сладковатым, смолистым дымком… «Ладан, кажется?»
— Одень это. — Шинкарев кивнул на сарафан. — Живешь здесь?
Она молча кивнула в ответ, понемногу успокаиваясь.
— Одна? Чего молчишь?
— Н-не.
— Глянь-ка, и голос прорезался! Говорят, вы тут лодки строите?
— Т-то т-там, на плотбище, — указала она дрожащей рукой куда-то в туман.
— Лодку мне надо. С кем бы поговорить насчет покупки?
— С тятей. Счас покличу! — метнулась она в сторону.
— Э-э-э нет, так не пойдет! — в последний момент Андрей поймал ее за подол. — Покличешь тятю, а выйдет десять лбов с кольями. А так ты у меня заложница. Вот теперь зови!
— Т-я-я-т-я-я! — громко крикнула женщина, — подь сюды-ы!
В ответ в три глотки грохнули собаки, зашлись злобным хриплым лаем.
— Аграфена! — послышался скрипучий голос. — Ну што опять, ети твою…
— Давай, батя, двигай сюда! — громко ответил Андрей.
— Хто там ишшо? Счас собак спущу! — Голос начал приближаться.
— Попробуй только! Враз башку сверну твоей Глашке!
Из-за елки показался старик не старик — пожилой, кряжистый мужик: утиный нос, морщинистое лицо, седая борода лопатой. Некоторое время они молча вглядывались друг в друга.
— Хто ты есть? — ткнув пальцем, спросил мужик. — Человек аль нехристь какой?
«Питекантроп»— снова всплыл в голове наиболее подходящий ответ. А что, так оно и есть, в каком-то смысле. И не в одном даже.
— Русский я, батя, русский.
— Черт те батя! Русскай… — прищурившись, язвительно протянул он. — Да глаз у тя узкай! А ну покажь!
— Пожалуйста, — пожав плечами, Андрей обмахнулся широким православным троеперстием.
— Тьфу!!! — яростно сплюнул мужик. — Как есть, никониан клятый!!
«Вот оно что — кержаки это, раскольники…»
— Да что ты, батя! Какой я тебе никониан — русский я. Простой советский человек.
— Чаво-о?
— Ничаво! — передразнил Андрей. — Со степи я приехал, от хана!
Как ни странно, это подействовало. Мужик явно успокоился, перевел дух.
— Хан он ничаво-о-о, хан стару веру не забижат… токо вот к себе не пушшат пока.
«Вот оно как!» Поворот был интересный. Русские староверы собирались к кыргызам. Стало быть, не врал Кистим.
— А зачем вам к хану? Чего здесь-то, на Руси, не живется?
— Чаво не живется… — снова протянул мужик. — Аль сам не знашь: на Москве царь Ляксей сидит, всех в никонианску веру перекрешшат, за грехи наши тяжкие…
— А к хану-то как — по воде пойдете или посуху?
— А те нашто? — подозрительно спросил он, покосившись на потрепанный китайский костюм Андрея. — А не глянешь ты на кыргызина-то. Да и то сказать, на казака не глянешь.
— А говоришь «никониан»! Погоди, сейчас своих позову, враз поверишь, что от хана. Или боишься?
— Тебя, што ль? — Мужик пренебрежительно дернул плечами, кажется, почти не притворяясь. — Мы тута, в тайге, не больно пужливые. Кличь, коли не врешь.
На крик Андрея еще яростнее зашлись собаки, но больше ничего не произошло. Андрей крикнул еще раз. Еле слышно шевельнулись кусты, и с двух противоположных сторон бесшумно появились Чен с Мастером с обнаженными саблями наизготовку.
— Спрячь, — повелительно кивнул мужик на оружие, — неча в скиту божием саблей махать. Стой, где стоишь. Девку отдай. Говори, чаво надоть!
Андрей отпустил девушку. Та сразу же исчезла за деревьями, мелькнув из-под сарафана босыми пятками.
— Просим нас извинить, — слегка поклонился Мастер, — мы люди киргизского хана. Хотим у вас лодку купить, скупиться не будем.
— Лотку-то… лотку оно можно, — заскреб старовер в затылке, соображая, сколько содрать с незнакомцев.
— И еще одно, — сказал Мастер, взяв мужика под руку, — давайте-ка отойдем, дело тайное.
Они отошли на некоторое время, затем возвратились.
— …дак вам Митрея надоть, он лотки ладит, он имя и торгует… — объяснял мужик господину Ли Ван Вэю.
— А где сейчас Дмитрий? — спросил тот.
— Дак уж на заутрене, — ответил старовер, глянув на посветлевшее небо, — и Глаха туды побегла, а я тут с вам балакаю, токо Бога гневлю… Ладно, идить прям к плотбишшу, во-о-он туды. А мы счас с етим вот, — усмехнувшись, он кивнул на Андрея, — в церкву зайдем, Митрея кликнем.
Еле видная тропинка, покрутившись меж темными боками елей и замшелыми каменными глыбами, на которых вытянулись стройные молодые пихточки, поднялась на пригорок, выведя на небольшую поляну. На поляне расположились скитские строения — бревенчатая церквушка, жилые полуземлянки, скотские и овечьи хлевы. Оставив Андрея у входа, раскольник скрылся в церкви, туда же заглянул и Андрей.
Внутри, в полумраке, теплились огоньки свечей. Женские головы в черных платках, и мужские, стриженые в скобку, склонились, слушая проповедь: «…некоторому монаху благословенному показа Аггел пламень зело велико, и в оном пламени веде лежаща человека, из чрева же ево исходит древо велико с ветвием, и на оных ветвиях различных людей мужеска и женска пола, повешенных за шею и в оном пламени непрестанно горящих… — проповедь вилась монотонно-протяжно, древним мраком обволакивая головы, еще не отошедшие от ночного сна, — …Вопроси же монах Аг-гела, что сие семь. Ответоша ему Аггел, сей человек лежащий есмь Никон патриарх, повешены на ветвиях суть никониане, сыновья и внучата ево…»
— Чаво рот раззявил, ворона залетит, — послышалось за спиной. Видимо, из церкви был другой выход. Рядом с давешним мужиком стоял другой — высокий, сутулый, с очень светлыми волосами и бородой. «Помор? Тут их, вроде, много было — с Архангельска, Вологды, Пустозерска…»
— Вот с им иди, он те лотку подберет, — сказал первый. — Я опосля подойду, тоды и цену сговорим.
Спустившись с другой стороны пригорка, тропинка обогнула толстую сосну, рассеченную вертикальной трещиной, в которую были вбиты деревянные клинья. Рядом росли другие сосны, в которых клинья были толще, некоторые стволы, особенно широко развернутые, лежали срубленными.
— А какие вы лодки строите? — спросил Андрей.
— Дак разны. Каки хошь: однодеревки, обласы, осиновки. Барку вот ладить будем. А те каку надоть?
— Троим сплавиться до Красноярска и товар довезти. И чтобы продать ее там.
— Много ль товару-то?
— Немного.
— Тоды паренку вам дам, есть одна готова. Бона глянь, как паренка ладится.
Недалеко от берега расклиненный сосновый ствол был установлен над землей примерно на метр. Внутри была налита вода, которая «парила» лодку, делая дерево гибким. Распорки-тагуны, расклинивающие стенки колоды, постепенно заменялись на более длинные, таким образом расширяя будущий корпус. Рядом лежали полуготовые долбленки, которые гладко отесывались изнутри и снаружи, смолились, на них устанавливались тесаные мачты и рули, прибивались кованые уключины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39