Он бросился на лежащего Кагасуке, поставил колено на его грудь, приставил меч к горлу. На мгновение Йоши заколебался, и острие дрогнуло. Но когда Кагасуке с выпяченными от ненависти глазами подался вперед, Йоши скрипнул зубами и, прошептав: «За Генкая! За Айтаку!», воткнул лезвие под защитную полосу в горло. Тело Кагасуке вздрогнуло в страшной конвульсии и упало в снег.Солнце было теперь достаточно высоко, чтобы осветить расплывающееся красное пятно, густо распространявшееся по снегу вокруг головы мертвеца.
Совет заседал уже почти час, когда недавно утвержденный представитель вошел и занял свое место. Подушка рядом с министром Левой стороны оставалось пустой. Представители Минамото, увидев Йоши живым, решили, что он благоразумно постарался избежать самоубийственного поединка с Кагасуке, но Хироми сдержанно улыбнулся и сжал рукой плечо Йоши. Князь Чикара, министр Левой стороны, произнося речь, вдруг сжал губы и замолчал. Где Кагасуке? Он всегда приходил вовремя, за исключением тех случаев, когда у него были поединки с Минамото. Чикара не знал о происшествии предыдущего вечера, но он заметил улыбку Хироми, его прикосновение к плечу Йоши и легкий утвердительный кивок. Внутреннее чувство подсказало ему, что он больше никогда не увидит брата живым. Он невольно вздрогнул. На его пути легла длинная тень призрака из прошлого. Неужели это никогда не кончится? ГЛАВА 60 Когда нашли командира Внутренней охраны, с обескровленным, когда-то красным лицом, клан Тайра гудел от рассказов о вызове, брошенном Кагасуке. Люди Тайра собирались по двое, трое и обсуждали, как могло получиться, что их непобедимого воина мог кто-то одолеть. Как могло быть, что этот человек из Окитсу, ничтожество, сразил могучего Кагасуке в честном бою? Хотя Кагасуке никогда не пользовался популярностью даже в своем клане, все, признавали его прекрасное владение мечом и стрелами; он был самым лучшим воином, за исключением князя Чикары.Минамото, наоборот, были в восторге. Они расспрашивали Хироми о прошлом Йоши, и он неохотно рассказал им все. Сторонники Минамото ходили по залам дворца без страха впервые с того времени, как они были приняты в Большой Совет.Йоши сидел у себя дома, очень расстроенный. Ханзо приучил его к мысли, что меч является отражением души его владельца. Злой меч означал злую душу. До смерти Айтаки Йоши отказывался применять свое умение фехтовальщика-профессионала против своих врагов. Да, обычные самураи могли биться на поединках и убивать противников менее сильных или менее умелых; так было среди самураев. Однако Йоши был чем-то большим — он был учителем фехтования, и он обязан был придерживаться более строгих моральных правил.Айтака был отомщен. Йоши повторял это себе бесконечное число раз, но не получал от этого удовлетворения. Кагасуке, распростертый на снегу, с горлом, открытым для удара, — вспоминать это не было приятно. Йоши взял кисточку и лист бумаги багрового цвета: Странный пушистый зверьСидит глубоко внутри меня,Отвернув мордуОт смерти, которая скоро придетИ окутает меня тьмой. Он вздрогнул, окончив последние строчки своего мрачного стихотворения. Отодвинул чернильный камень и вымыл кисточку. Этот бесплодный самоанализ продолжался слишком долго. Он собрался лечь спать, но ничего не получилось: сна не было. Он смотрел на неровное пламя свечи, и его мысли перешли к дяде Фумио, матери и Нами, особенно Нами. В течение многих таких же холодных одиноких ночей он думал об их последнем разговоре в Фукухаре. Часто, засыпая, он вспоминал, как она говорила: «Пора забыть ребенка и смотреть на меня как на женщину», и еще: «Может быть, как многие другие, я заведу себе любовника, чтобы мне не было скучно». Сегодня вечером Йоши представлял ее себе такой, какой она была во время празднования победы лучников в Императорском павильоне. Как хороши были ее губы, когда она послала ему воздушным поцелуй и слова: «Приходи повидаться, когда сможешь». Какие у нее блестящие глаза, какой изящный нос, мягкие очертания подбородка, красивые волосы. Йоши стремился к тому, что казалось недостижимым, и в этот момент понял то, что он должен был понять давно. Несмотря на брак с Чикарой, Нами отвечала ему любовью. Лежа одиноко в своей холодной постели, он понимал, что она открыла свои чувства, и он тяжело вздыхал, думая о том, как глуп он был, не поняв этого. Ему надо пойти к ней… Каковы бы ни были последствия, он должен увидеть Нами и сказать, что любит ее. Жизнь фехтовальщика вдруг показалась пустой по сравнению с тем, какова была бы жизнь, если бы Нами принадлежала ему. Счастье постоянной любви, тепло и близость, которые она могла дать, — ради этого стоило жить, и ни честь, ни долг не могли этого заменить.Он погасил лампу, повернулся на бок и натянул на себя одеяло. «Завтра, — сказал он себе, — я пойду к ней».Он заснул, не зная, что в другой части Киото группа советников Тайра обсуждает одно дело, которое должно было изменить его жизнь.
Утром двадцатого дня ивы, росшие вдоль улицы Сузаку-Оджи клонились под тяжестью свежего снега. Над юго-западным кварталом зловеще кружили черные птицы: там много бедных и голодных погибли этой ночью от холода. По снегу ходили монахи, разыскивавшие тела погибших; они отмечали их каллиграфическим знаком «А», чтобы Амида Будда обратил на них внимание. Во дворике при дворце группы слуг, болтая, стряхивали снег с ив, сосен и вишневых деревьев, а другие ходили вдоль веранд и длинными палками сбивали ледяные сосульки.Йоши пришел в залу Совета с Хироми и несколькими друзьями.Их поджидала компания советников из клана Тайра.Один из них вышел вперед и громко заявил, что все Минамото — трусы и самый трусливый — Тадамори Йоши. Потом он объявил обычный, как было принято, вызов и закончил его так: «И я, недостойный этой задачи, предлагаю поэтому мой скромный меч на службу князей Тайра и вызываю всех пришедших сюда на смертный бой». Высокий молодой человек, произнесший слова вызова, был одет в платье цвета сливы, на котором и спереди и на спине была вышита эмблема Тайра.Йоши видел его на собраниях, и ему нравились спокойная манера держаться и разумные рассуждения этого человека.— Я не хочу ссориться с вами, Шигей, — сказал Йоши. — У меня нет с собой меча. Ради милости Будды, оставьте нас в покое. — Йоши произнес эти слова спокойно и искренне. Но это не оказало действия.— Значит, это верно. Ты — трусливый выскочка, убивший командира Кагасуке обманным образом.— Если мое признание трусости поможет избежать ненужного поединка, я признаю, что я трус и выскочка, хотя я не убивал обманным образом.Советники Минамото растерянно смотрели на Йоши. Они считали своего защитника горячим человеком, который не упустил бы случая вступиться за свое доброе имя. Их расстроила эта кажущаяся трусость их героя.Молодой Шигей тоже был поражен. Он заколебался в нерешительности. Его спутники свирепо смотрели на него, сердясь на то, что он молчит. Он заговорил сначала неуверенно:— Мы, Тайра, не можем объяснить смерть Кагасуке иначе, чем хитростью и нечестным убийством. — Шигей замолчал и посмотрел на своих друзей, ожидая одобрения. Потом он заговорил более твердо и голос его зазвучал громче. — Ты хочешь, чтобы мы поверили, что ты победил Кагасуке в честном поединке? Нет, я не верю этому заявлению. Если ты не примешь мой вызов, я добьюсь, чтобы тебя наказали, как обычного преступника.
— Да будет так, — сказал Йоши, грустно пожав плечами. — Раз вы не оставляете мне возможности выбора, я принимаю ваш вызов. Вы можете сами указать место и время.— На кладбище к северу от дворца, на вершине горы Хией, через час, — крикнул Шигей.Йоши покорно наклонил голову.
Это было после полудня. Йоши спускался с горы Хией в тяжелом настроении. Сильный порывистый ветер подхватил сухой снег и швырял его мелкой пылью, проникавшей в его платье сзади мокрыми иглами. В течение зимы снежные поля оттаивали и вновь замерзали; отглаженные ветром, они неприятно блестели в бледном свете солнца. Этот пейзаж гармонировал с настроением Йоши. Позади него находилось кладбище с сотнями занесенных снегом старых каменных памятников, каждый из них свидетельствовал о душе, вернувшейся в вечный цикл жизни и смерти.Только одно тело на кладбище было лишено такого памятника. Молодой Шигей.Меч хлопал Йоши сбоку, укоряя за то, что он совершил, — «злой меч, злая душа». На этот раз произошло убийство с заранее известным исходом. Шигей был молодой, сильный, воинственный… и умел фехтовать не лучше, чем ученики школы в Сарашине.Поединок продолжался не более десяти секунд. Шигей ожидал, держа рукоятку меча в обеих руках, подняв лезвие под углом в сорок пять градусов. Казалось, он был уверен в победе, когда Йоши, вынув меч, опустил его к покрытой снегом земле. С мощным выдохом, в котором сконцентрировалась его внутренняя сила, Шигей сделал выпад, направив острие на Йоши, а тот легко отступил влево и одним ударом пронзил грудь Шигея. Инерция движения Шигея вперед усилила быстроту и силу меча Йоши и вогнала острое лезвие сквозь платье глубоко в ребра и внутренние органы. Он застыл на месте, с мечом, еще нацеленным туда, где только что был его противник, потом медленно согнулся и упал в снег вниз лицом.Йоши перевернул тело; он встал на колени и печально прочел молитву, вручая Будде душу юноши. Он поправил платье Шигея так, чтобы закрыть зияющую рану и отправился в долгий одинокий путь с горы Хией.
О профессии Йоши узнали все; внезапно оказалось, что никто больше не собирается вызывать его на поединок, и он смог сосредоточить внимание на канцелярской работе, занимавшей все его время. При первой возможности он послал Нами записку с просьбой позволить навестить ее. Он вставил в нее стихи, напоминавшие о тех, которые он сложил однажды, гуляя с Нами в садах дворца Кийомори в Фукухаре. Ссылаясь на тот же сюжет, он написал: Лебеди, все еще плавающиеСреди цветов лилии,Не забыли,Что они когда-то напомнилиО радости бедному путнику. Он получил ответ на следующий день в свитке, закрытом шелковой лентой. Он сорвал ленту дрожащими пальцами. Там были стихи, написанные изящными каллиграфическими знаками на толстой красной бумаге: Лист лилии плавает,На его поверхности небольшой груз:Терпеливая зеленая лягушечкаВсе еще плавает на голубой водеВ ожидании ее прекрасного Принца. Какая умная, прекрасная, по-настоящему талантливая женщина! .Он глубоко любит ее. Он отправится к ней сегодня же вечером.В то время, когда Йоши читал письмо Нами, в местной гостинице в северо-восточном квартале встретились шесть человек. Комната, с четырех сторон занавешенная бамбуковыми занавесями, была пуста, если не считать две свечи в высоких подсвечниках, нескольких разбросанных подушек и жаровни, шипевшей и потрескивавшей в бесплодной попытке нагреть холодное помещение.— Он должен умереть, — сказал возглавляющий шестерку.— Никакого сомнения. Мы все согласны. Когда и как нам это сделать?— Надеюсь, мы не совершаем ошибку. Мы выходим за пределы наших прав, принимая это решение тайком от Чикары, — сказал один, значительно старше других.— Чикара стал слишком осторожным. Не можем же мы ждать, пока он решит действовать. — Вожак был придворным с мягкими неопределенными чертами лица. Его дыхание со свистом проходило сквозь зубы. Он говорил убежденно, и его молодые собеседники кивали в знак согласия.Только самый старший колебался:— Все-таки, это будет неповиновением тем, кто стоит во главе нас, — задумчиво сказал он, посмотрел на других, затем глубоко вздохнул. — А если у нас дело кончится неудачей?— Нас шесть, а он один. Неудачи не может быть. Я знаю через шпиона, что он послал письмо жене Чикары. Мы обязаны его убить и оградить министра от сплетен. Йоши пойдет к ней в Имперский град. Вероятно, сегодня. Когда он выйдет, мы будем его ждать.— Рассчитывайте на меня.— И на меня…— И на меня…— Что, если…— Хватит! Мы все действуем вместе. Вы или с нами, или против нас. Что вы выбираете? — спросил вожак.— Я с вами… конечно.Подчиняясь нажиму со стороны более агрессивно настроенных товарищей, пожилой человек согласился, хотя на лбу у него выступили капли пота, несмотря на холод.— Значит, сегодня вечером. Мы встретимся у восточных ворот дворца. Он там проходит по пути домой. Все, кто не живет внутри ограды, обязаны уйти до рассвета. Будьте готовы к долгому ожиданию ночью. Когда замерзнете и замучитесь, подумайте о том, как завтра нас будут приветствовать друзья. Мы совершим то, на что у других не хватило храбрости, и мы будем хорошо вознаграждены. ГЛАВА 61 Йоши прошел к воротам дома Чикары в час птицы. Солнце уже село. Территория внутри Имперской ограды была покрыта густым снегом; там было тихо. Дворцовые дела закончились несколькими часами ранее; на заснеженных улицах не было никого. Ворота открыла служанка и осторожно провела его в центральную комнату, где Нами ожидала за ширмой.Йоши встал на колени перед ширмой.— Мы опять ведем себя как чужие, — сказал он, поправляя платье вокруг колен.— Это необходимо в Киото. Мое поведение в прошлом вызвало много неприятностей. Я стараюсь только подчиняться правилам двора. — Ширма заглушала голос Нами. Он звучал холодно и сдержанно. Совсем не так, каким надеялся его услышать Йоши после радостного приветствия в Императорском павильоне.— Я разочарован. После того как мы много месяцев не виделись, я надеялся на более теплый прием. — Йоши наклонился ближе. — Помнишь, как мы проводили время в Фукухаре? — Он старался увидеть ее сквозь ширму.Она сидела, откинувшись назад, избегая его взгляда. — Мы не в Фукухаре, — сказала она. — Мы в столице, и я веду себя иначе. Я должна угождать моему мужу и следовать его велениям.— Эта показная манера раздражает меня. Это совсем не нужно. Я тебя слишком давно знаю, чтобы тебе надо было прятаться за ширмой. Я хочу разговаривать свободно. Ширма стесняет меня.— Йоши, дорогой брат, я не могу позволить себе то независимое поведение, какое я когда-то позволяла себе. Я всегда радовалась моей свободе, и мне обидно, что я должна прятаться за ширмой, но Чикара настаивает на этом. Это его право, и я обязана повиноваться.Не послышалось ли ему, что она всхлипнула, говоря это?— Итак, ты сидишь за ширмой…— Да! Пойми, пожалуйста, это не дает мне счастья. Когда-то я надеялась, что у меня по-другому сложится жизнь… этому не суждено было сбыться.Нами вздохнула.— Может быть, еще не поздно найти счастье. Я много думал последние дни… Эти мысли меня волновали… Я думал о моей одинокой жизни учителя фехтования. — Йоши откашлялся и продолжал едва слышно: — Я горжусь своим умением, и я живу честно по правилам чести фехтовальщика, — но гордость и честь — этого недостаточно. И все же мне недостает очень важного. Я живу неполной жизнью. — Йоши снова помолчал. Потом продолжал: — Я много думал, и мои мысли касаются тебя.— Какое отношение могут иметь твои мысли ко мне?— Нами, я люблю тебя. Я любил тебя много лет. Я был слеп, я не понимал, что и ты любишь меня. Как я мог быть таким глупым? Из-за твоего замужества я скрывал свои чувства даже от себя. Больше я не могу терять время. Если ты меня любишь так же, как я тебя, я хочу, чтобы ты ушла от Чикары. Будь моей женой. Роди мне детей. Живи в моем доме. Я хочу, чтобы ты всегда была со мной.— Йоши! — В голосе Нами слышалось сильное волнение. — Ты никогда не давал мне основания думать, что ты любишь меня. И ты внезапно задаешь вопросы, на которые у меня нет ответа. Уйти от Чикары? Ты же знаешь, что я не могу так сделать. Он меня никогда не простит и отплатит тем, что погубит дядю Фумио и всю нашу семью. Быть твоей женой? Дети? Йоши, дорогой мой, то, что ты предлагаешь, невозможно, но я счастлива, что ты мне это сказал. А я думала, это совершенно очевидно, что я люблю тебя. Когда ты был болен, во власти злого духа, в Окитсу… когда ты приехал в Фукухару… Я думала, что ты видишь, как я люблю тебя, и что моя любовь тебе не нужна. — Голос Нами стал таким тихим, что Йоши пришлось наклониться, чтобы разобрать то, что она говорила. — Я люблю тебя больше жизни, но то, что ты предлагаешь, невозможно.— Невозможно? Не говори, что это не возможно. У нас впереди вся жизнь.— Нет, нет, это правда невозможно, — сказала Нами. Йоши слышал, что она плачет.— У меня сердце разрывается. И все-таки я буду считаться с желаниями Чикары. Ты не должен никогда больше приходить в этот дом. Если бы мой муж узнал, что ты здесь у меня, это стоило бы жизни и тебе и мне. Я рискнула позвать тебя сюда на этот раз, потому что Чикара уехал. Больше мы никогда не сможем так встречаться.— К черту риск! Ты сказала, что любишь меня. Разве я могу это забыть?— Это останется нашей тайной.— Нет, — сказал Йоши. — Я разобрался в себе за эти дни. Ты нужна мне, чтобы моя жизнь стала полной. Теперь, когда я знаю, что ты тоже любишь меня, у меня будет вызывать ревность каждая минута, которую ты проводишь с ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36