— Порой я думаю, что умирающие люди улавливают суть вещей. Он был обеспокоен, и я не думаю, что он беспокоился об обычных семейных неурядицах.
— Это не обычные.
— Я знаю историю этого. — Глаза монаха обратились к нему. — Если тебе когда-нибудь потребуются уши, чтобы вложить в них свои слова, то мои так же хороши для этого, как глухая стена.
Мюртах пожал плечами:
— Я думаю, что теперь уже все улажено.
— Хорошо.
Он вернулся обратно к Эйр с ее куклой. Мюртах глядел ему вслед. Спустя некоторое время подошла Од и заставила его сесть на скамью, и когда делала это, то слегка встряхнула его. И эта встряска, и то, что сказал ему монах, вынудили его осознать, что Финнлэйт мертв не в том смысле, какой заключался в словах Эгона.
Они съели ужин, и Од разложила одеяла на полу возле очага. Четверо мужчин, Мюртах и Эгон поднялись в лофт и перенесли тело Финнлэйта вниз и положили на одеяло. Люди из других ограждений вошли в дом; Од посылала туда двух мужчин сказать им, что Финнлэйт мертв, почти перед тем, как монах спустился по лестнице вниз сообщить ей об этом. Тут же женщины обмыли Финнлэйта, причесали и облачили в его лучшую рубашку.
Мюртах сидел рядом с Эгоном возле огня, ему очень хотелось, чтобы Сирбхолл пришел домой. Когда Финнлэйт был аккуратно уложен, все, разбившись на группы, начали выпивать и разговаривать. В лофте нельзя было спать в течение трех дней, и Од уложила младших детей в постель в своей с Мюртахом комнате; Эгон и монах должны были спать в соседней. Мюртах дал Эгону выпить большую чашку аскуибха, мальчик сразу размяк и безропотно отправился в постель.
Как только он смог незаметно уйти, Мюртах оставил дом и вышел, направляясь в сторону конюшни. Было глупо верить, что Финнлэйт предвидел что-то, потому что так решил монах, который мог понять его неправильно. Умирающие люди часто остро воспринимают мелочи, а Финнлэйт находился в лихорадке.
Стоя возле конюшни, он внезапно ощутил себя сдавленным, словно невидимое движение роилось вокруг него. Он напрягся, но это состояние продолжалось. Воздух был до того густой, что почти толкал его. Словно кто-то хлопал его по плечу, бил локтем под ребра, толкал его. У него свело желудок. Он закрыл глаза в страхе увидеть что-то и сделал шаг в сторону дома. Потом сделал еще один шаг. Чувство сдавленности обуревало его мозг, отключило все его возражения. Что-то словно смеялось над ним. Он внезапно открыл глаза, но не увидел ничего, кроме странной светящейся темноты. Когда он взглянул на небо, то увидел луну, взиравшую на него, словно одинокое злорадное око.
Он сделал еще три шага в направлении к дому, взглянул на небо в северной стороне и увидел там, сразу за холмом, слабые отблески будто пляшущих сполохов. Они исчезали, снова ярко сверкали и снова исчезали. Он бросился к дому и едва удержался, чтобы не хлопнуть дверью.
Все уже были в кроватях. Гости из других ограждений лежали на полу вокруг очага. В тот момент, когда на свету он ничего не видел, ему казалось, что он провел в темноте полночи и что ощущение толпы и огней будет держать его в таком состоянии вторую половину ночи. Но тут вышла Од и кивнула ему, она еще не раздевалась. Он вообразил их всех, разговаривающих и выпивающих, веселых, разгоряченных, когда он бывал охвачен хозяйскими заботами, принимая рождественских гостей в своем собственном доме, но это было не так. Од должна была сама подойти к нему.
— Все заснули, — сказала она, закрывая за ним дверь.
Он присел на кровать, расшнуровал обувь и тихо положил вниз, чтобы трое детей, спящих в кровати, не проснулись. Од повесила свои одежды на вешалку, она скользнула в постель из простой соломы. Он мог слышать, как она бормочет свои молитвы.
Когда он поднял руки, чтобы снять свою тунику, его мышцы отозвались болью. Он кинул тунику вниз и улегся возле Од.
— Спокойной ночи, — прошептал он и начал читать молитву.
— Мама.
— Спи, Эйр, — сказал Мюртах. Им пятерым было тесно в кровати.
— Нил лягает меня.
Мюртах погрузил голову в матрас. Од сказала:
— Засыпай, и он перестанет.
Солома заскрипела и зашуршала. Эйр перелезла через Од и улеглась между ней и Мюртахом. «Это не иначе, как воля Божья, что мы всегда имели больше, чем одного», — подумал он. До него дошло, что теперь он самый старший мужчина в его семье. Он закрыл глаза. Вокруг слышалось дружное дыхание спящих. Вся комната была заполнена звуками. Когда Мюртах уверился, что Од заснула, он встал, снял плащ с вешалки и вышел в большую комнату, чтобы лечь там спать на полу.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
На следующее утро они перенесли Финнлэйта в его саване на площадку для захоронения. Саван был из полотна — Од сама соткала его. Положенный на деревянные козлы, Финнлэйт дожидался под небом, пока Мюртах копал ему могилу, пока люди проходили мимо, глядели на него и молились. Небо было синим, а воздух холодным.
Эгон вышел из дома и сел рядом, наблюдая, как Мюртах копает могилу. Земля промерзла и стала твердой неглубоко под травой. Тут Мюртах использовал топор, остерегаясь камней, чтобы прорубить могилу. Эгон сидел, скрестив ноги, немного в стороне и рассеянно глядел, ничего не видя. Мюртах выпрямился, отряхнул руки и взглянул вниз на яму, которую сделал. Для зимней могилы она была достаточно глубока.
— Папа!
— Угу, — он спрыгнул в могилу и стал выравнивать ее лопатой.
— Я тоже умру, да?
— Мы все умрем, Эгон.
Мальчик ничего не сказал. Мюртах закончил могилу и вылез из нее. Две самые старые женщины молились возле тела Финнлэйта. Мюртах собрал свои инструменты, взял их в одну руку и нагнулся, чтобы поднять Эгона. Эгон вскочил, схватил Мюртаха руками и прижался лицом к его плечу. Мюртах взлохматил его волосы. Обнимая Эгона рукой, он пошел прочь, полуведя, полутащя мальчика рядом с собой. Они прошли мимо молящихся женщин, и женщины начали причитать.
Сирбхолл вернулся ранним утром, в тумане таком густом, словно дым лесного пожара с ним прибыл еще один человек на большом жеребце. Мюртах, услышав оклик часового, вышел и стал ожидать возле дверей. Два всадника, с гнедой кобылой на поводу, въехали во двор. Капюшон Сирбхолла был откинут на спину, но незнакомец был укрыт капюшоном, словно колдун. Мюртах подошел к ним.
— Я доставил к тебе гостя, — сказал Сирбхолл. — Вождь О'Руэйрк имеет несколько сообщений для тебя. Как Финнлэйт?
— Мы похоронили его три дня назад, — Мюртах бросил взгляд на человека в капюшоне. Он мог видеть только слабый блеск глаз, но взглянув на длинные пальцы, он узнал его: — Почему ты молчишь, Мелмордха? Ты второй необычный посетитель, который появился у меня после Кэтхэйр.
Мелмордха засмеялся. Откинув назад свой капюшон, он сказал:
— Твои глаза нечеловечески проницательны. Я был в клане О'Руэйрк, и когда явился твой брат, решил поехать вместе с ним.
— Ты направляешься в Лейнстер?
— Туда, что мне осталось от Лейнстера.
— Тебе не стоило бы особенно задерживаться, тем более со мной. Сирбхолл, укрой лошадей, холодно.
Мюртах принял поводья от Мелмордхи. Сирбхолл спрыгнул на землю и повел лошадей в сторону. Мюртах, не сводя глаз с гнедой кобылы, направился к двери.
— Ты настолько не чувствуешь себя в безопасности? — сказал Мелмордха.
— Пф-ф… Люди короля вьются вокруг меня, словно мухи над глазами дохлой коровы. Можно подумать, что я командую тысячью людьми и у всех у них такие же сильные руки, как у моего брата.
— Я слышал, что они своими глазами убедились, что ты готовишь заговор, тогда, в Кэтхэйре.
— Это не я ответственен за это, это они так решили. — Он взглянул на лошадь Мелмордхи, которую Сирбхолл брал под уздцы. — Ты выглядишь на ней хорошо, О'Руэйрк, должно быть, кусает себе локти.
— Он предложил мне за нее десять коров, пять жеребцов и двух жеребых кобыл — одна из них, я думаю, была твоя. Это хорошая лошадь, но уж очень влияет на настроение своего хозяина.
— А! У меня есть вороной пони, который я могу продать ему, если ты добавишь лужок, на котором можно выпасывать его. Говорят, что производительница у О'Руэйрка рыжая кобыла и что он предпочитает иметь хорошую лошадь, чем попасть в рай после смерти.
— Честно говоря, сейчас я бы взял твоего вороного пони для моей сестры.
— Гормфлэйт?
— А какая из моих сестер доставляет мне заботы, кроме Гормфлэйт?
— Од мне не позволит. Я хочу сказать, пригласи ее принять участие в этой торговле. Заходи в дом.
Они вошли. Од и дети уже встали, и Конэлл полз к борзым. Не заметив его, Мюртах едва не споткнулся и не упал на него.
— Од, убери этого детеныша.
Од подхватила Конэлла, свистнула собакам и собрала их всех возле очага. Эйр и Нил сидели на скамье, разглядывая Мелмордху, а Од кидала на него взгляды искоса.
— Эгон, — сказал Мюртах, — уведи своих братьев и сестру и поиграй с ними во дворе. Или займитесь своей домашней работой. Это будет лучше.
Минуя хоровод детишек, вошел и сел Сирбхолл.
— Это была трудная поездка.
— Особенно ночью, — сказал Мюртах. Вошла Од, держа в руках тарелку с мясом на завтрак.
— Ты хочешь, чтобы я ушла? — тихо спросила она.
— Пожалуй, ты должна покормить детей.
Она что-то пробормотала. Едва не швырнув тарелку на стол, Од пересекла комнату, дверь спальни захлопнулась за ней. Мелмордха и Сирбхолл взяли мясо с тарелки, отрезали по куску хлеба. Мюртах встал.
— Вы вытащили меня из постели, ночные наездники, я должен надеть башмаки. Сирбхолл, достань вина для — для него. И скажи Эгону, что они все могут поесть в доме Брендэна.
Он вернулся в спальню; дверь была не совсем закрыта. Сидя на кровати, он надел свои башмаки и зашнуровал их. Од с младенцем у груди игнорировала его. Уже выходя, он обернулся у двери и сказал:
— Когда угомонишься, сообщи мне об этом.
Она сверкнула глазами. Он захлопнул дверь и вернулся обратно к столу.
— Ты сказал, что твой дедушка умер? — спросил Мелмордха.
Мюртах кивнул:
— Он очень ослаб, я полагаю. Он не был настолько крепок, чтобы я мог надеяться, что он в любом случае переживет эту зиму.
— Я очень сожалею. Мне бы хотелось поговорить с ним.
— Ты из-за этого и приехал? Для серьезного разговора? Сирбхолл, прихлебывая вино, пристально смотрел на них.
— Ладно, — сказал Мелмордха. Он откинулся на спинку, положив на стол свои длинные темные руки. — Я слышал кое-что о том, что ты сделал в Кэтхэйр-бай-Таре. Я бы должен был быть с тобой, если бы ты пошел.
— Не с датчанами, — сказал Сирбхолл.
Мелмордха не обратил на него внимания. Глядя на Мюртаха, он сказал:
— Ты уже располагаешь всеми аргументами для этого.
— Мюртах…
— Сирбхолл, успокойся. — Он взглянул на Мелмордху. — Я не могу. Ты тоже знаешь все аргументы по этому поводу.
— Я не знал, когда они, Сигтругг и Гормфлэйт, говорили со мной, что они имели в виду представить ярлу Оркнею. Клянусь в этом.
— Мелмордха, ты всегда смущаешься, как любой другой человек. Ты просто невезучий, только и всего.
Выразительный рот Мелмордхи выгнулся в улыбке, его глаза перебежали на Сирбхолла и снова на Мюртаха.
— Ты должен признать, — сказал он кротко, — что я, по крайней мере, дал ирландский совет датчанам.
Мюртах засмеялся:
— И ты плохо играешь в шахматы. Об этих двух случаях с тобой в Ирландии знает каждый.
— Что ты им должен, что ты не хочешь идти со мной? Верность?
— Я не должен им ничего. Не думай, что я настолько кроток, что я не думал о том, как содрать с них шкуру за это.
— Я знаю. Мы говорили об этом однажды, помнишь? Тогда я подумал, что ты благоразумен и выдержан, но теперь… Как думает человек с мечом в руке. — Мелмордха улыбнулся. — Я был удивлен, что они держали совет в Таре. Мелсечлэйн явно в это дело залез по уши.
— Нет. Не заблуждайся. Это не имеет никакого отношения к Мелсечлэйну. Он там из-за иностранцев, которые придут, чтобы помочь тебе, и если бы это не касалось ярла Оркнея и остальных, он был бы где-нибудь еще. Он намерен помогать Верховному королю не больше, чем я, и это раздражает его.
— У меня другое впечатление.
— Что ж, я это вижу так, и у меня нет руки с мечом, которая бы думала о чем-то.
— Это так. Это так, — Мелмордха скривил рот. — Или это рука с тетивой такая благоразумная?
— Еще разумнее. Тетиву натягивают только два пальца, а остальные остаются целиком для того, чтобы думать.
Мелмордха засмеялся.
— Если бы Мелсечлэйн играл в этом главную роль, то даже если бы ты привел всю Данию и Норвегию сюда на нас, я бы пальцем не шелохнул, чтобы помочь ему. Я сделаю то, что сделал в последней войне, ты знаешь, позаботился бы о стадах своих и…
— Пустил нас к себе, — грубо сказал Мелмордха, — накормил нас и выбросил своих детей из кроватей, чтобы мы могли спать.
У Сирбхолла дернулась голова.
— Но это был Верховный король, и он побеспокоился, чтобы найти меня и позвать на этот совет, — Мюртах выбросил свои ладони на стол. — Ты понимаешь, что это такое.
— Да, — длинное темное лицо Мелмордхи помрачнело. — Ты до сих пор все еще не понимаешь. Они не хотят оставить тебя одного в стороне. Мелсечлэйн может это позволить. Но мелкие кланы, мак Махон и другие, они не хотят того, что ты пытаешься сделать. Господи, ты представил их как преступников!
— Они признают это или будут задавлены до смерти. Одно из двух.
Сирбхолл отрезал кусок мяса и сунул его в рот. Мюртах взглянул на него.
— Что они могут сделать против меня? Снова устроить нам резню? Нет, для этого им потребуется король, как это они сделали в последний раз. Мелсечлэйн воздержится от этого. Я не беспокою Мелсечлэйна.
— Беспокоишь.
— Нет.
— Не знаю, не знаю.
— Если ты поразмыслишь об этом, то увидишь, что я прав.
Мелмордха посмотрел на свое вино, потом перевел взгляд на сидящего напротив Сирбхолла и долго смотрел на него.
— Он сохраняет молчание, — сказал Мюртах. — Мы все это выяснили некоторое время назад.
— Он говорил мне.
Мюртах взглянул на Сирбхолла, который отказывался глядеть куда-либо, кроме своего кубка с вином.
— Ого, — сказал Мюртах. — Сейчас я это вижу. Мелмордха ничего не сказал, только улыбнулся.
— Ладно, я предоставлю тебе в полное распоряжение свою лучшую спальню, и мы можем разговаривать всю ночь, но ради блага нас обоих, я думаю, ты должен выспаться и уехать.
— Ты так нервничаешь.
— Я не могу держать моих домочадцев все время за дверью. А они знают, что ты имеешь привычку разъезжать по округе? Я имею в виду королей. Если нет, то, я думаю, лучше им и не знать.
— Да. — Мелмордха встал. — Я устал. Мюртах поднялся.
— Я полагаю, что это так же для моего блага, как и для твоего. Но это все же необычно для тебя — странствовать так.
— Я должен знать, что происходит.
— И ты не мог для этого кого-нибудь послать?
— Король Лейнстера должен выполнять работу короля Лейнстера.
Мюртах внимательно посмотрел на него и улыбнулся:
— Если когда-нибудь наступит день, когда тебе придется бежать и Лейнстер закроется для тебя, приходи сюда.
Они вошли в пустую спальную комнату, и Мюртах затворил дверь.
Лампа в комнате светила тускло, и Мюртах едва мог разглядеть лицо Мелмордхи.
— Ради твоего блага я бы никогда не приехал сюда, если бы все не складывалось так плохо, — сказал Мелмордха, — и я приехал к тебе, потому что ты никогда не был моей жертвой. Но если времена так сложатся, что тебе придется бежать, Мюртах, приходи ко мне.
Мюртах улыбнулся:
— Ты слишком много думаешь обо всем этом, чем следовало бы. Выспись хорошенько. Если тебе что-нибудь потребуется, позови меня.
Он вышел. Сирбхолл поджидал его и, когда он достиг входной двери, прошипел:
— Почему ты вообще слушаешь его?
— Мы были друзьями еще до того, как ты родился. И если я захотел выслушать его, когда он вне себя от мысли, что потерпит поражение, то это мне решать.
— Ты думаешь, он…
— О, мне кажется, он предпочтет быть побитым нами, чем датчанами. Если он и датчане побьют королей, то датчане повернут на него, и он понимает это.
— Тогда почему он в союзе с ними?
— Ты слышал его. Сигтругг его племянник, и Сигтругг король Дублина, если не ирландский король, то, по крайней мере, король в Ирландии. Он сказал, что не знал, что они позвали ярла Оркнея и других.
— А как ты думаешь, кого других они приведут? Мюртах стоял под ранним солнечным светом. Туман рассеивался.
— Все мечи и топоры Южных Островов. Каждый корабль на побережье Ирландии и Англии, каждого исландца, которому надоело быть фермером, каждого…
— У тебя так звучит, словно весь мир.
— У ярла Оркнея великое имя.
Эгон улыбался перед ними, ожидая, когда Мюртах закончит.
— Папа, мы сможем пускать стрелы сегодня?
— Амбар очищен?
— Да, отец.
— И лошади вычищены, и весь мусор из дома выметен, и ты вынес всю листву к стене за амбаром?
— Все, все… кроме листьев.
— Хорошо. Мы немного постреляем.
— Я пойду и взгляну на могилу Финнлэйта, — сказал Сирбхолл.
— Как ты сходишь, там нападала листва…
— Я займусь этим, — Сирбхолл улыбнулся и зашагал.
— А кто был тот другой человек, папа?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21