Спустя минуту мальчишка вернулся вместе с оглоедовским портфелем.
Эх, неплохо было бы ментов натравить. Но сейчас это только лишний менингит на мою и без того больную голову. Совершив обмен, главный редактор вернулся в машину.
— Вот. — Он передал мне портфель и пятьдесят долларов. — Удалось дешевле сторговаться. Думаю, свой ужин я честно отработал.
— Еще полтинник, и вы бы почти отработали мое платье, — не удержалась я, чтобы не сбить с него спесь.
— Может, еще и краны в квартире вам отремонтировать?
— Спасибо, у меня краны исправны. Но, если сломаются, буду знать, к кому обращаться.
Я проверила содержимое портфеля. Пакет документов находился внутри в полной целости и сохранности. Мое настроение заметно улучшилось.
— Где желаете отужинать? — обратилась я к главному редактору почти по-дружески.
— По вашему усмотрению, — не стал выкаблучиваться тот, и мы покинули стоянку.
Я углядела небольшой уютный ресторанчик на Майском бульваре, не столько потому что там хорошая кухня, сколько по причине его близости к оперному театру. Припарковавшись возле заведения, я набрала номер Оглоедова.
— Толик! С тебя причитается! Портфель у меня, документы — целы!
— Здорово! Ты скоро будешь? Мы с Тоней тебя ждем.
— Я немного задерживаюсь. Ты вот что, завези Антонину ко мне. Вторые ключи от коттеджа должны были у нее со вчера остаться.
Юрист на секунду отвлекся и уточнил про ключи.
— Да, все нормально, завезу, — после чего шепотом добавил:
— Только скажу, что сначала ты дала команду накормить ее ужином.
— Заметано. Но ты там, смотри, веди себя прилично. Сам знаешь, где живут, там не гадят.
— Да за кого ты меня держишь? — возмущенно прошипел он.
— За безалаберного юриста. Не пей за рулем!
— Рабочее время уже час как закончилось! Нечего тут раздавать указания.
— Дрючить подчиненных можно и в нерабочее время. И чтобы Антонина к десяти была дома!
— Как прикажете, ваше превосходительство, — съязвил Оглоедов и отключился.
— Мне почему-то очень хочется поставить свечку за здоровье вашего Оглоедова, — изрек главный редактор, выбираясь из машины. — Вы так печетесь о чести своей сестры?
Я недоуменно уставилась на него.
— Ну, эта Антонина, которую надо доставить домой не позже десяти.
— Антонина — моя секретарша. Она пока живет у меня. У нее сбежал муж, и оттого наметилась депрессия…
— Мужчина — лучшее лекарство от женской депрессии. Мой совет — не мешайте Оглоедову.
— Бюро советов! — вознегодовала я. — Мы ужинать будем?
В зале посетителей было немного, что, впрочем, неудивительно. Толпа хлынет ужинать ближе к девяти. Мы облюбовали уединенный столик в углу и сделали заказ.
Беседа с главным редактором протекала вяло. В плане поддержания разговора я подробно поведала страшную историю о том, как мы перепутали дома и наткнулись на горящую квартиру. Пришлось живописать оглоедовский подвиг по спасению удавленного трупа, босую Антонину и мою истерзанную котярой грудь.
— А что по этому поводу думает ваш бывший муж? — не к месту спросил Генералов, а я, в свою очередь, озадачилась, откуда ему известно, что муж у меня уже бывший. Хотя какой теперь спрос с безумной Эсмеральды?
— Бывший муж думает сейчас о том, как сохранить свой «Мерседес».
— Вы решили оставить его без портков?
— Нет, его портки мне без надобности. А вот «Мерседес»… Представляете, он выкопал с моего участка голубые елочки!
— Зачем?
— Генка финансировал когда-то работы по озеленению и таким образом решил теперь разделить имущество.
— Бедный мужик, — трагикомично произнес главный редактор, а я взбунтовалась:
— Почему это он бедный?
— Потому что удивительно, как он с такой женой вообще жив остался.
— У него надежный ангел-хранитель. Но, боюсь, даже тот не сможет уберечь «Мерседес». Нечего было на моей машине по бабам шастать.
— Да… имелась, видно, у мужика хоть какая-то отрада. И нечего тут мой галстук гипнотизировать. Хватит с вас и одного удавленника.
Кретин! Мне захотелось запустить в него блюдом с салатом, но он, понятное дело, ни за что не оставит мой выпад без ответа. А драка в общественном месте — это уже не банальная потасовка за закрытыми дверями кабинета, так можно и в милицию загреметь за мелкое хулиганство. Пришлось стоически подавить соблазн.
— Кажется, вы уже доели свой бефстроганов? И пиво тоже выпили. — Хмурясь, я подозвала официанта.
— Вы любите вареные яйца? — ни с того ни с сего поинтересовался Генералов.
— Вообще-то люблю. А что?
— Просто в моем холостяцком холодильнике другой еды нет. А вас утром придется завтраком кормить! — противно хихикнул он.
— Свои яйца будете лопать в одиночестве, — гаркнула я со злостью и тут же прикусила язык, переварив двусмысленность брошенной фразы.
Главный редактор в голос рассмеялся, а я спешно заплатила по счету и заторопилась на выход.
По дороге к его дому мы перебросились лишь парой-тройкой предложений. Высадив наглеца возле подъезда, я пожелала ему подобрать к своему завтраку другую кандидатуру, а в отместку получила рекомендацию разнообразить свой гардеробчик парой синих чулок.
Лишь подъезжая к своему дому, я сообразила, что так и не отдала Генералову его сто долларов. Невезуха, хоть плачь! Ведь я даже номер его квартиры не знаю. Так бы обошлась почтовым переводом. А так придется на днях завозить ему денежки, если, конечно, он к тому моменту не обожрется своими вареными яйцами!
Рабочий день начался с приятной неожиданности. У главной бухгалтерши дочка преждевременно родила семимесячного и абсолютно здорового мальчика. Третья часть коллектива немедленно командировалась по магазинам в целях организовать поляну, а я велела выписать бухгалтерше материальную помощь. При этом мне припомнилась сердобольная Антонина, оставшаяся без мебели и прочей домашней утвари. По этой причине Оглоедов получил указание оформить ей беспроцентный кредит. Вопреки моим ожиданиям юрист не обрадовался.
— Может, не надо? — уточнил он понуро.
— Я понимаю, конечно, что Антонина — новый сотрудник и особых заслуг перед нашей компанией не имеет, но считаю личным долгом прийти на помощь ближнему. — Странная реакция Толика по поводу кредита, признаться, поставила меня в тупик. — Пускай я не могу накормить всех голодных в Зимбабве, но помочь отдельно взятому человеку вполне реально.
— Да я не о том, — мечтательно произнес Оглоедов. — Как ты думаешь, я очень жирный?
— Ну, я бы сказала, что десяток лишних килограммов в тебе имеется. — Мне пришлось покривить душой, поскольку, по моему глубокому убеждению, в Толике никак не меньше двух дюжин лишнего веса.
— Может, без мебели она согласилась бы ко мне переехать?
— Окстись! Люби лучше свою «Тойоту»! Антонину только-только муж бросил, а тут еще ты не вовремя кавалеришь.
— У меня все серьезно, — надулся юрист.
— Ну, если серьезно… Нет, все равно! Зачем тебе женщина в состоянии нищей безысходности? Решится, например, с горя пожить у тебя месяц-другой. Но это же не выход. Давай ей мебель купим, а там она — свободная девушка. Или пан, или пропал! Уверена, не стоит разжигать в Антонине меркантильные интересы.
— Нет в тебе романтики. Только собрался пригреть на груди сиротку…
— Я беспокоюсь, чтобы ты змею на груди не пригрел. О тебе же пекусь. Будет ей и мебель, и свобода выбора. Иди оформляй кредит. Если ты ей небезразличен, то мебель совсем не помеха вашему счастью.
На этой жизнеутверждающей ноте я отправила Толика в бухгалтерию, напомнив, что обретенные документы по сахарному заводу уже должны лежать в тендерном комитете.
Раздав указания, я залезла в Интернет и погрузилась в изучение последних котировок на фондовом рынке. Бесконечные столбики цифр с головой поглотили меня и мое рабочее время до самого обеда.
В перерыве пришлось присоединиться к праздничному столу, накрытому по поводу новорожденного внука. Когда народ понесся докупать ящик шампанского, стало ясно, что на сегодня работы в конторе уже не будет, и поэтому я потихоньку улизнула с банкета. Почему бы, собственно, не наведаться на Салютную и не потолковать с соседями Киселевой?
Хотя, по правде говоря, зачем мне теперь информация об этой женщине? Если статейка про мост — всего лишь глупая выдумка мальчишки-практиканта, то мое расследование теряет всякий смысл. Но, с другой стороны, кто-то же пригласил меня и Верещагина на квартиру к убитой. Спрашивается, зачем?
В дневное время добраться до Пролетарского массива удалось без проблем. Возле подъезда уже знакомой мне хрущевки толпились люди. У многих в руках пестрели сиротливые букетики, а у скамейки прислонились три неказистых похоронных веночка. Этого как раз мне и не хватало! Угодила прямо на похороны. С какой стати ее хоронят только сегодня, если умерла она еще в пятницу? Хотя, наверное, тело не выдавали из-за разных милицейских формальностей. Убийство все-таки…
Ненавижу похороны. Они всегда нагоняют на меня тоску и портят настроение на ближайшие несколько дней. Но нет худа без добра. Здесь сейчас собрались ее друзья-приятели, может, какие-то дальние родственники, коллеги по работе… На таких мероприятиях люди, как правило, друг друга знают плохо, и наверняка все будут потихоньку обсуждать покойницу. Плохо только, что придется выдержать погребальную церемонию до конца. Основные пересуды, как водится, происходят за поминальным столом.
Вскоре подъехал замызганный похоронный автобус. Дешевый, обитый черным сатином гробик. Несколько скупых фраз о тяжелом жизненном пути усопшей, сказанные кем-то из бывших коллег. Ни попа, ни музыки. Немного всплакнули лишь две сухонькие старушки, и то не потому, что были сильно убиты горем, а скорее оттого, что посчитали рыдания неотъемлемым атрибутом любых похорон.
Покойница выглядела неважно. Распухшее лицо застыло в противоестественной гримасе. Жидкие седые прядки выбились из-под косынки. Куцый воротничок платья едва прикрывает след от удавки, обезобразившей шею. Близких родственников, если верить милицейским записям, у нее нет. Хоронят за государственный счет, плюс, возможно, убогие копейки, собранные соседями. Что, если поминок вообще не будет и после кладбища все разъедутся по своим делам? Я забеспокоилась. Квартира после пожара для поминок точно не годится, а за любое плохонькое кафе платить нужно.
Но мои сомнения вскоре развеялись. Несколько мужичков принялись бодро выносить столики из ближайшего детского садика и расставлять их в тенечке под липами. Несколько теток в черных платочках крикливо руководили процессом. Похоже, поминки состоятся. Простой люд свято чтит народные традиции. Надо бы и мне внести свою лепту в поминальный стол.
Похоронная процессия двинулась к автобусу, а я направилась к теткам, занимавшимся организацией застолья.
— Простите, — обратилась я к одной из них, достав из кошелька тысячу рублей, — вот, возьмите деньги на продукты.
Тетка с крупным носом, на котором проступила уродливая сетка лопнувших сосудов, недоверчиво покосилась на протянутую купюру. Судя по выражению ее физиономии, сумма показалась ей не правдоподобно большой.
— А вы кто ей будете? — Она изо всех сил старалась понять, потребует ли прилично одетая девица сдачу.
— Ой, а я ее знаю! — К нам подлетела другая тетка, и я без труда узнала в ней толстую мамашу, чей малолетний отпрыск засек на месте преступления помощника депутата. — Это она труп обнаружила. С ней менты еще долго во дворе разговаривали.
Я кивнула, подтверждая ее слова.
— Вы знали Оксану Тихоновну? — продолжила любопытствовать тетка с носом.
Мне потребовалась пара секунд, чтобы сообразить: Оксана Тихоновна и есть та самая убитая Киселева. Вот ведь нет никакой памяти на имена-отчества!
— Нет, мне не приходилось с ней встречаться… при жизни, я имею в виду, — выдала я чистую правду. — Мы случайно оказались на ее этаже, дверь приоткрыта, внутри пожар… И еще кот орал благим матом, мы даже решили, что в квартире ребенок.
— Да, кот… Интересно, куда Бандит подевался? Он был для покойницы единственной самой родной душой, — шмыгнула носом жирная мамаша.
— Кот пока у меня, — пришлось признаться мне. — Он забрался на заднее сиденье машины, и я обнаружила его уже возле своего дома. Впрочем, я готова привезти его в любой момент кому-нибудь из родственников умершей.
— Да какие у нее родственники?! — отмахнулась носатая. — Она же детдомовская.
— Может, кто-то из соседей хочет приютить кота? — не унималась я.
— Нам своих дармоедов хватает, — отрезала жирная, — можете выгнать его на улицу!
Тетки, взяв у меня деньги, поспешили застелить столы застиранными скатертями, а я забралась в машину и двинулась следом за похоронным автобусом.
Поездка была долгая и утомительная. Кладбища в черте города давно закрыты для погребений. То есть «подселить» умершего к почившим родственникам, конечно же, разрешают. Кроме того, можно дать взятку в две-три тысячи долларов и получить свои два квадрата на приличном кладбище, но такая роскошь по карману единицам. Простые смертные отправляются в последний путь за сорок-пятьдесят километров от города. На «Мазде» я бы без труда преодолела это расстояние максимум за полчаса. Но, не зная дороги, пришлось тащиться почти шагом за раздолбанным катафалком.
Представляю, каково в такую жарищу пассажирам самого автобуса! А труп наверняка плохо забальзамировали, страшно даже подумать, какая внутри сейчас вонь стоит.
На кладбище над свежевырытой могилой усталая женщина с изрезанным глубокими морщинами лицом, вероятно распорядитель из похоронного бюро, толкнула короткую прощальную речь. Гроб заколотили и опустили в яму. Горстка людей, состоявшая в основном из старушек, побросала в могилу по горстке земли. Повинуясь стадному чувству, я тоже наклонилась и взяла в ладонь несколько комьев высушенного солнцем грунта. Внезапно сердце сжалось, и на глаза сами собой накатились слезы.
Чего это я, собственно? Нервы совсем на пределе. Видно, прав-таки Оглоедов: следует все бросить и махнуть на недельку на какие-нибудь экзотические острова. Документы по сахарному заводу готовы, а других неотложных дел по причине летнего спада деловой активности пока нет. Вполне можно выкроить время для отдыха. Поплаваю в море, покроюсь золотистым загаром, заведу бурный курортный роман… Хотя нет, с курортным романом я погорячилась. Еще свежи в памяти хламидии вместе с продолжительной и обременительной во всех отношениях терапией.
Бросив горсть земли в яму, я решительным шагом направилась назад в машину, испугавшись, что процесс погребения доконает мою расшатанную психику. На душе и без того скребли кошки. Надо же: был человек и нет человека. И никто не убивается над гробом, не орошает безутешными слезами могилку…
Одинокая жизнь, страшная смерть. Пожалуй, один лишь Бандит искренне тоскует по хозяйке. Недаром котище совсем обнаглел и по ночам пытается примоститься у меня под боком. Что мне теперь с ним делать? Не хватало только, чтобы он зимой завонял мне городскую квартиру. Терпеть не могу кошачий дух.
С такими невеселыми мыслями я вкатила назад в хрущевский дворик. Поминки под липами уже шли полным ходом. Не стоило мне горячиться и ехать на кладбище.
Десятка два потных и раскрасневшихся на жаре людей самозабвенно хлебали теплую водяру из пластиковых стаканчиков, закусывая ее малосольными огурцами, квашеной капустой и салом. Песни, правда, еще не пели, но, судя по возбужденному состоянию собутыльников, за этим дело не станет.
Я пристроилась за стол поближе к знакомым мне теткам.
— Уже похоронили, — громко сообщила я собравшимся. Мне тут же плеснули водки, но я благоразумно отказалась от дешевого пойла, жестом указав на оставленную неподалеку «Мазду».
— Напрасно вы в такую жару на кладбище поперлись, — посочувствовала тетка с носом, который по причине принятого алкоголя из красного стал синюшным и даже несколько увеличился в размерах.
— Жалко ее, — задумчиво произнесла я, — умер человек, а никому и горя нету.
— Так сама виновата. Нечего было деток своих в роддоме бросать. — Бабениия прищурила злые глазки, смахнув каплю пота с синего шнобеля. — Сама — детдомовка, а ребятишек не пожалела, бросила на казенные харчи. Вот и жила бобылем на старости.
— Брось, Верка, — осерчала на нее толстуха, — о покойниках плохо не говорят. — Размашистым жестом она шлепнула ложку капусты в мою тарелку.
— Постойте-ка, разве у Киселевой были дети? — Поданным Никиты Когтева, никаких детей у убитой не было, это я точно помню.
— Были, как же не быть, — кивнула носатая Верка. — Только давно это было, я еще в школе училась. Родила байстрюков не знамо от кого. С мужем-то они всего ничего пожили, зашибал тот крепко. А Оксана младенцев своих прямо в роддоме и бросила. Вот ведь сердца не было… — При этих словах тетка опрокинула в себя полстакана и захрустела соленым огурцом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29