А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Теперь даже невозможно сообщить ему об уважительной причине. Илья вынул визитку, набрал номер Романа, с которым так и не успел познакомиться. Может быть, тот согласится подождать несколько дней со своим товаром. Тоже тишина. Вот так, по одной простой причине сделка может не состояться. Правда, причина серьезная и вполне достаточная для того, чтобы оправдать его неспособность эту сделку провернуть. Эта причина — его отец. Жизнь которого, конечно, важнее всех сделок вместе взятых.И Илья швырнул трубку на телефон. Потом пошел на кухню, быстро перекусил парой бутербродов, взял деньги и паспорт, оделся и отправился на вокзал в надежде уехать вечерним поездом, если таковой вообще есть.
Поезд, к счастью, был, Илья, к счастью, на него успел, и даже с билетом не было проблем. И сейчас он сидел у вагонного окна и смотрел на проплывающие мимо пейзажи. Было раннее утро. В утреннем тумане мелькали голые деревья и перепаханные поля. Это навевало смертельную тоску. Илья ехал всю ночь в этом плацкартном вагоне и уже подъезжал к райцентру Клязмино. От него до деревни Тучково, где живет отец, рукой подать. Или уже правильней сказать: «жил». От этой мысли у него становилось невыносимо скверно на душе.Да ещё дело развалилось на корню. Ни до Феди, ни до Романа он так и не дозвонился. Станет ли этот неведомый Колобродов его ждать, ведь на похороны, если они действительно понадобятся, уйдет дня три. Скорее всего, тот отдаст товар кому-нибудь другому, ведь бизнесмены — люди торопливые, все им надо побыстрее и без задержки. И Илья опять окажется не у дел, в своем магазинчике, с которым хлопот уйма, а прибыли никакой. Да, он бросил все ради отца — с таким трудом налаженный контакт и возможность получения серьезной работы. А что, не ехать? Может, отец и вправду при смерти. Если Илья не успеет застать его в живых, он себе этого никогда не простит.Сколько лет прошло, как отец ушел от них? Лет двадцать пять? Нет, больше. Двадцать шесть. Тогда он купил дом в деревне и поселился там навсегда. Иногда приезжал к ним в Белокаменск, но очень редко, иногда Илья отправлял к нему на лето дочь. Уже года два он не видел отца. В каком он сейчас состоянии? Илья откинул голову на спинку сиденья, закрыл глаза и почти сразу увидел свой сон.Лазерный луч проходил через фильтры и решетки, отражался от зеркал, рассеивался и падал на экран фантастическим рисунком. Вдруг заработал проектор, и на экране возникло хорошо различимое голографическое изображение фигурок людей. Они двигались, перемещались в кадре, поворачивались и махали руками. При этом фигурки были объемными, но все же лица людей ещё казались размытыми и нечеткими.Сон сразу пропал, как только поезд остановился.Илья вышел на перрон, потом быстро протопал на привокзальную площадь, нанял скучающего частника и через двадцать минут был уже в сельской местности с её утренней звенящей тишиной, легким обволакивающим туманом и далеким лаем собак. Деревенька Тучково, где жил отец, была небольшая, домов двадцать, сгрудившихся вокруг магазина и почты. Но что-то в ней было уютное и умиротворяющее, то, чего напрочь лишен любой город с его бестолковой суетой и грязью.Они доехали прямо до дома. Илья расплатился, отпустил машину, шагнул через канаву к невысокому забору из штакетника, повернул изнутри деревянную вертушку и открыл калитку.Одноэтажный рубленый домик с продавленной крышей в три окна на фасаде красовался за жалкими деревцами и пугал своей мертвой тишиной. Илье даже показалось, что в доме не живут уже как минимум год, до того он мрачен и безмолвен.Илья прошел по садовой дорожке, поднялся на крыльцо, ведущее на застекленную веранду, постоял в нерешительности, прислушиваясь к возможным звукам изнутри дома. Но ничего не услышал, потянул ручку и дернул дверь на себя.С веранды пахнуло резким запахом старых валенок и лежалой пыли. Среди всевозможного садового инвентаря стояла себе в углу прислоненная к стеночке крышка от гроба в голубой материи. Так, ненавязчиво стояла, но от её вида у Ильи все сжалось внутри, и он, не отрывая взгляда от крышки, стал нащупывать ручку двери, ведущую в комнату. Наконец, так и не найдя её, ухватился за выпирающую штакетину и со всей силы толкнул дверь внутрь.В передней комнате посередине стоял круглый обеденный стол с двумя стульями по бокам, на столе блюдо с яблоками, по стенам тумбочка с телевизором, шкаф с посудой, комод с часами. В углу русская беленая печка с наваленными под ней дровишками. Довольно милая уютная обстановочка. Только вот не очень светло — два маленьких окошка совсем не освещают комнату, а только наводят мрак.Илья шагнул к столу и заглянул в открытую дверь, которая вела в дальнюю комнату. Там на металлической кровати с круглыми шишечками, отвернувшись к стене, лежал на боку человек. Его седая голова торчала из-под драного одеяла. Скорее всего, человек был жив, поскольку спал без задних ног. По комнате разносился мощный храп.— Отец! — громко сказал Илья.Человек никак не отреагировал, словно не спал перед этим трое суток и сейчас наверстывал упущенное.Илья быстро направился в спальню, подошел к кровати, потряс спящего за плечо.Отец вскрикнул, разлепил глаза и повернул голову, силясь узнать того, кто посмел нарушить барственный сон. Похоже, если бы это был не родной сын, а чужак, тому бы крепко досталось за такое хамство.— А, это ты, Илья! Чего в такую рань?— Как чего?! — удивился Илья. — Так ты же телеграмму прислал! Помираю! Приезжай! Я и лечу сюда! Всю ночь на колесах, даже глаз не сомкнул. А ты тут дрыхнешь, как ни в чем не бывало!Отец спустил босые ноги на пол, поднялся с кровати. Встряхнул седой головой и был уже как огурчик. Его мощный торс облегала драная майка. На груди, покрытой седым пушком, виднелся коллективный портрет вождей, выполненный в манере чернильной графики. Белые потертые кальсоны на завязках обтягивали мускулистые ноги.— Да, было дело. Вчерась с утра как кольнуло вот тут. — Отец показал на сердце. — Ну, все, думаю, помираю. Я бегом на почту. Мало ли что!Илья отошел к обеденному столу, отодвинул стул и сел. Он был вне себя. Похоже, папаня и не собирается помирать, а уже телеграмму шлет с приветом от покойника.— Бегом… — сказал обиженно. — Бегом не помирают. Я все бросил, мчусь…— Вот и прекрасно! — обрадовался отец. — Давно надо было приехать. Тебя ж не дождешься!Илья возмущенно вздохнул. Каким же он был дураком, что поддался на провокацию этого старого валенка! Ведь знал, знал, что отцу верить нельзя ни на грош, и все равно поехал. Да если бы старик действительно был при смерти, он бы не о телеграмме думал, а о больнице. Небось, в этой глуши нет ни одного завалящего врача! Дай бог, нашлась бы хоть одна сердобольная соседка, вызвала бы скорую из районной поликлиники. И, только когда все усилия врачей были бы напрасны, вот тогда и отправила бы телеграмму. Приезжайте, мол, хороните! Ну, папаня! И он ему поверил! Вот что делают сыновние чувства! Лишают покоя, сна, работы…— Я работаю, пап, — с укором сказал он. — Понимаешь? Семью кормлю. Кручусь, как могу. Не вырваться! А ты мне тут…— Так вырвался же! — отец радостно хлопнул его по плечу и заходил по комнате, пытаясь отыскать брюки.Илья чуть не свалился со стула. Потер ладонью плечо. Надо же, у папани рука какая тяжелая, раз так приложил. Если бы был при смерти, с постели бы встать не смог, не то что по плечу бить.— Вырвался… — проворчал Илья. — А что это там за крышка стоит, интересно?— Какая крышка?— От гроба.— А, эта. — Отец отмахнулся. Нашел старые офицерские брюки с красной каймой, натянул на себя, заправил ремень в пряжку, всунул ноги в раздолбанные офицерские ботинки. — Так я это, готовлюсь. Пенсия-то у меня маленькая. На крышку накопил, а на большее не хватило. Вот поднакоплю еще…Илья что есть силы вздохнул и возмущенно покачал головой. Надо же, готовится он! Гробами запасается! Думает, что похоронить некому будет? Ничего, найдется, кому похоронить! Да и не похоже, чтоб к этому шло. Здоровье из него так и прет! Вон ручищи какие! Такой бык кого хочешь переживет. На свежем воздухе и без всяких стрессовых ситуаций. Сердце у него кольнуло! Да если бы сердце, сейчас бы пластом лежал. А у него, похоже, сердце стучит, как кварцевые часы, с отставанием — одна секунда в год. Ведь специально, гад, телеграмму послал, знал, что приедут. Хитрая морда!— Рановато тебе готовится. Поживешь ещё свое.Отец посмотрел серьезно на сына и сказал нравоучительно:— К этому всегда надо готовиться. Каждый день. Чтоб не застало врасплох. Плохо, когда неожиданно…Они вышли во двор. Утренний туман рассеялся. Уже светило солнце. Пели птички. Потеплело. Хоть и конец осени, а зимой ещё и не пахнет. Или она в этих краях гораздо позже приходит, чем у них в городе. Там, дома, одна сырость и промозглый ветрище, а здесь просто райское блаженство. Живи, не хочу!— Эх, погодка! Благодать! — удовлетворенно сказал отец. — Хоть и к зиме идет.— Прохладно уже, — сказал Илья. — Оделся бы.Отец налил воду в рукомойник, стал умываться, брызгая во все стороны водой. Илья отодвинулся подальше, холодные капли попадали на лицо, от них становилось сыро и противно. Но папаня, видно, находил удовольствие в обливании ледяной водой. Ежу понятно, со здоровьем у него никаких проблем. Врать только горазд!— Самое удовольствие, когда такая погодка, — пробурчал отец. — Не жарко и не мороз. Как в холодильнике! А что ты там говорил про работу? Кем сейчас трудишься?— Да так, — Илья замялся. — Работы хватает. Времени нет.— Так кем работаешь? Физиком-шизиком? Или пошел на повышение?Илья покачал головой, сказал в сторону, словно самому было неприятно признаваться:— Этим… перекупщиком.— Перекупщиком? — удивился отец. — Это что, профессия такая?Он схватил полотенце, начал бодро вытирать лицо и шею. Лицо стало красное, румяное, несмотря на глубокие морщины. О каком сердце он ещё говорит! Точно, здоровья у него, хоть отбавляй! Еще лет тридцать протянет за милую душу. Если войны не будет.— Скорее занятие, — грустно заметил Илья. — Для бывших кандидатов наук.— В госаппарате, что ли?— Ну что ты! Частным образом.— Жаль, — искренне расстроился отец. — Я думал, в госаппарате бюрократом. Хотел порадоваться. Я всю жизнь мечтал бюрократом работать.— Почему бюрократом-то?— Как почему? — удивился отец. — Деньги большие платят, и делать ничего не надо. Не жизнь, а малина! А мне пришлось всю жизнь в строю отшагать! Сам министр обороны лично для меня ввел новое звание — старший капитан! Так и сказал мне: «Если б ты, Николай Терентич, училище закончил, был бы майором. А так, будьте любезны, старший капитан!» Я вот, когда мне было семнадцать…— Да слышал уже сто раз… — пробормотал Илья и посмотрел на часы. Все, если папаня завелся, это надолго. Пока всю свою биографию не расскажет, не успокоится. Надо завязывать с этим и по быстрому мотать обратно. Дела ждут. Если сейчас выехать, к вечеру он будет дома. Еще успеет созвониться с бизнесменами. Ни с тем, так с другим. Ага, дома! Так папаня и отпустил! Наверняка заставит погостить дня два. А есть они у него, эти два дня? Нет этих двух дней. Бизнес ждать не будет. Там все делается молниеносно. Не успел, значит, проиграл. Значит, твои деньги получил другой. Так что надо вырываться отсюда любой ценой. Только вот ценой чего?— Ну вот, — закончил отец свой монолог. — А под конец жизни понял, надо было на земле работать. Такое удовольствие. Никаких денег не надо.Отец показал на свои угодья. Сад восхищал своей широтой. Ни конца, ни края. Только изредка за кустами виднелся забор, и то далеко. Возделанный участок благоухал жухлой травой. Фруктовые деревья скидывали последние листья на землю.— У нас другая жизнь, отец, — пробубнил Илья. — Пойдешь и перекупщиком, и бюрократом, и хрен знает кем. У меня семья, отец, её кормить надо. Если на земле работать, с голоду подохнешь.— Ты ничего не понимаешь! — обиделся отец. — Земля, это…— Ты зато много понял за свою жизнь! — саркастически заметил Илья. — Ладно! Мне тут у тебя рассиживаться некогда, я поехал.— Куда поехал? — не понял его отец.— Домой! Меня дела ждут. Бизнес. Я все бросил, думал, ты тут при смерти…А у тебя здоровья, оказывается, вагон!— Как это домой? — прошипел отец. — Вот так сразу домой!? Да ты что!Илья увидел, как глаза отца медленно наливаются ненавистью. Он знал ещё с детства, что такие глаза появляются, когда отец из-за чего-то страшно разозлится. А в гневе он бывает буен. Может сломать что-нибудь или разбить. О чью-нибудь голову. И Илья пошел на попятную. Если остаться нельзя, то можно попробовать уговорить отца поехать погостить. В конце концов, лучшего способа поскорее оказаться дома, нет. И он сказал примирительно.— Слушай, давай-ка ты собирайся, а? Вместе поедем.— Куда?— К нам. Погостишь у нас. Мать навестишь. Она тебя ждет.Отец немного успокоился. Он вообще мгновенно вскипал в моменты раздражения, и так же мгновенно отходил. И контролировал себя с трудом. Видно, за годы службы так и не научился не поддаваться эмоциям. Он прошелся по дорожке, поправил покосившуюся палку, поддерживающую тонкое деревце. Поднял с земли валяющуюся лопату, приставил к стене сарая. Обернулся к сыну.— Нет, не поеду я. И не упрашивай! Она меня не ждет. Врешь ты все!Илья был вне себя. Так, теперь отец будет капризничать и ломаться, как красна девица. Никогда не согласится на приглашение сразу, никогда не поблагодарит и не обрадуется. Что ему не предложи! Но ведь не в горы его зовут, в конце концов, все лишь погостить у сына недельку, встретиться с родными. Так нет, упрется как бык, и ни за что не согласиться.— Да говорю тебе, ждет. Она мне сама сказала, что ждет. Поехали.Отец с недоверием уставился на него, прощупывая колючим взглядом до самых внутренностей.— Думаешь, она меня простила?— Конечно, простила! Давно простила. Давай, собирайся!Отец молчал и думал, наконец, покачал головой.— Да куда мне! Нет, не поеду. Я уж лучше здесь доживу.— Доживешь еще! А погостить-то можно, — уговаривал Илья. Он начал терять терпение. Из-за капризов папани опять все срывается. Ну что ж, остается только два варианта. — В общем, так, отец, либо мы едем вдвоем, либо я уезжаю один. Сейчас же!Отец был непреклонен.— Нет. И не упрашивай. Ни за что не поеду!Но он все же поехал. Поломался для виду и поехал. Для этого и послал телеграмму, что хотел съездить в город к сыну. Чтоб сын приехал и упросил его навестить. Все работы в саду-огороде были закончены, и он изнывал от скуки. И решил съездить. Но ведь не самому же напрашиваться в гости или являться, как снег на голову! Надо, чтоб приехали за ним, слезно упросили и отвезли. И когда Илья уже плюнул на церемонии, распрощался и двинул в сторону калитки, отец дал согласие. За пятнадцать минут собрался, по-военному, вытряхнул из шкафа лучший костюм, наверное, ещё свадьбишный, надел свою видавшую виды лётную куртку с цигейковым воротником, потертую кепку, запер дверь дома на ключ, сунул его под коврик на крылечке и пошел к калитке.Но на станцию не стал торопиться, а заглянул в соседней дом к дородной женщине Катерине Иванне, показал ей сына и сообщил, что вот, сын приехал забрать его, старика, к себе домой в город на неопределенное время. Уж как он отказывался, как отказывался, но сын все-таки упросил его погостить. Внучка, мол, слезно умоляла дедушку приехать, так вот он только ради внучки и едет.— Не скучай тут без меня, — сказал на прощанье отец, хлопнув Катерину Иванну по пышному заду. — Я скоро приеду. Погляжу на внучку и приеду.— Да ладно уж, не торопись, — вздохнула она и смахнула слезу. — Хоть, наконец, отдохну от тебя. Надоел до смерти!Через час они уже сидели в вагоне поезда. Отец был невесел и с тоской смотрел в окно на мелькающие однообразные пейзажи, от которых одна тоска. Илья усмехнулся и толкнул его в бок.— Вот мать обрадуется!Отец повернулся, мрачно посмотрел на улыбающегося сына.— Чему?— Как это чему? Тебя, наконец, увидит. Давно хотела.Отец помотал головой и мрачно сказал.— Я не пойду к ней. Лучше у тебя поживу.— Да чего ты её боишься? — засмеялся Илья. — Она тебя ждет. Встретит с распростертыми объятиями. Можешь быть уверен.— А-а, — отец махнул рукой и отвернулся к окну. Немного попялился в грязное стекло. — Всю жизнь себя проклинаю. Зачем её бросил? Такая женщина! Я таких потом не встречал.— А зачем бросил-то? — Илья давно уже знал, зачем и почему, давно они уже с этим всем разобрались, но ему хотелось отца как-то поддеть. Отец расчувствуется и расскажет в двухсотый раз историю своей жизни. Все-таки веселей ехать.— Дурак был, — откровенно признался Терентич. — Другую встретил, думал, лучше. Какой лучше! Такая мегера! Страшно вспомнить. А твоя мать — ангел! Золотая женщина.Илья аж подскочил. Вот до такой откровенности отец ещё никогда не доходил в своих воспоминаниях! Про все рассказывал, но чтоб вторую жену мегерой назвать! А уж такого признания, что первая намного лучше, никогда не слышал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47