Вам нанесут завтра визит?
— Да, возможно, ко мне придут. Если же случайно мне придется отлучиться на некоторое время, за покупками например, то я передам через Жюля, чтобы меня подождали… так или иначе, надолго я никуда выходить не буду…
— Ну, что же, понятно, милочка. А сейчас, спокойной ночи, я пойду к себе…
Расставшись с госпожой Бурра, хозяйкой семейного пансиона, у которой Элизабет Доллон остановилась сразу же после трагических событий, перевернувших ее жизнь, девушка отправилась в свою комнату…
Она закрыла дверь на ключ, зажгла лампу… и вдруг ее улыбающееся лицо приобрело растерянное, испуганное выражение.
— Только бы он пришел, — очень тихо прошептала она, — о, мне страшно, как мне страшно, как мне ужасно страшно…
Девушка неподвижно стояла посередине комнаты, бросая вокруг себя испуганные взгляды…
Да, наверное, в комнате Элизабет Доллон произошло нечто необычное, раз в ней был такой ужасный беспорядок, ведь Элизабет — девушка аккуратная и любящая порядок. Ящики комода были вытащены и сложены в углу комнаты, рядом валялась сброшенная в кучу одежда, чуть дальше стоял заваленный книгами диван. Большой чемодан, сплетенный из ивовых прутьев, в котором Элизабет Доллон хранила бумаги, принадлежащие брату, лежал на полу с открытой крышкой. Документы валялись кипами на полу, разбросанные по всей комнате…
Элизабет Доллон отсутствующим взглядом посмотрела на царивший в ее комнате беспорядок и еще раз повторила:
— Боже! Боже! Только бы он пришел! Что же все это означает?
Правда, девушка быстро взяла себя в руки. Ее лицо вновь приобрело характерное для нее ясное и серьезное выражение.
— Надо спать! — сказала она. — Меня уже давно клонит ко сну. Если я засну, то быстрее наступит завтра…
Элизабет задула лампу, и комната окунулась во мрак.
Прошло лишь несколько минут с того момента, как в комнате Элизабет Доллон погас свет, — было около половины одиннадцатого вечера, — когда входная дверь в маленький особняк открылась вновь…
Бесшумно, озираясь по сторонам и шагая не по дорожке сада, гравий которой скрипел под ногами, а по грядкам вдоль цветников, какой-то человек направился от дома к забору, отделявшему сад от улицы.
Там, оглянувшись, он тихо и протяжно свистнул… Почти сразу же в ответ раздался похожий свист, и голос в темноте спросил:
— Это вы, Жюль?
— Да, патрон…
Человек, только что покинувший дом — слуга Жюль.
Другой, которого Жюль назвал патроном — незнакомец, вот уже больше двух часов терпеливо выжидавший возле дома…
— Все нормально, Жюль?
— Все нормально, патрон.
— Ничего нового?
— Ничего, патрон. Ах, да, она написала письмо!
— Кому?
— Не знаю, я не видел, патрон.
— Рыжий осел…
Слуга Жюль начал горячо возражать:
— Я не виноват, она писала письмо не в гостиной, а у себя в комнате… У меня не было возможности подсмотреть что-нибудь…
— Ладно… Она что-нибудь говорила?
— Нет, ничего.
— У нее был взволнованный вид?
— Немного да.
— Хорошо, никто ни о чем не пронюхал?
— Надеюсь, что нет, патрон… О, упаси Господи, если бы кто-нибудь мог подумать…
Незнакомец повелительным и сухим голосом перебил Жюля:
— Ладно, хватить болтать, у нас нет времени…
— Как? Мы не…
— Да, надо приниматься за работу…
— За работу? Сейчас? Этой ночью! Ах, патрон, вы имеете в виду…
— Да, да! Неужели ты считаешь, что я назначил тебе сегодня встречу ради простого удовольствия поболтать с тобой? Давай, болван, вперед!
— Что нужно делать?
Тот, с которым слуга пансиона разговаривал с подчеркнутым почтением, ответил не сразу:
— Мне не совсем хорошо виден дом из-за деревьев… Горят там где-нибудь окна? Все ли заснули в доме?
— Да, все уже спят…
— Хорошо, а она?
— Конечно, она тоже.
— Ты сделал все, как я сказал?
— Да, патрон…
— А сейчас?
— Что сейчас?
— Я хочу сказать, ты выполнил мой последний приказ?
— Да, да, будьте спокойны! Я зашел в ее комнату и проверил: лампа не горит…
— Ладно! Тогда…
Тут над стеной, окружавшей сад и состоявшей из кирпичного возвышения высотой примерно в человеческий рост, и небольшой железной ограды, укрепленной на нем, едва заметно мелькнула тень… Бесшумно и чрезвычайно ловко перемахнув через забор, незнакомец очутился рядом со слугой Жюлем.
— Гм, через такой забор может перелезть любой ребенок…
При слабом лунном свете слуга рассмотрел перескочившего через забор человека.
Внешность последнего была настолько фантастической и необычной, что у несчастного Жюля задрожали колени… Незнакомец, пробравшийся во владение г-жи Бурра, избавился от своего длинного плаща и широкого сомбреро; теперь он был с ног до головы одет во что-то вроде черного трико, плотно облегавшего его тело и похожего на одежду домушников, мрачное одеяние, позволяющее тем, кто его носит, смешиваться с ночной темнотой и незаметно прятаться в темных углах, где любая другая одежда привлекла бы внимание окружающих… Но загадочная личность, однако, не была похожа на обычного вора-домушника. Лицо незнакомца было спрятано под черным капюшоном с прорезями для глаз, через которые дьявольским пламенем светились глаза…
— Патрон! Патрон! — лепетал Жюль. — Что вы сейчас собираетесь делать?
Таинственный незнакомец, выглядевший как призрак, презрительно усмехнулся.
— Болван! — сказал он. — Иди вперед, хотя нет, стой, пойдешь за мной и чтобы без шума, понял? Иначе заплатишь своей шкурой! Смотри мне!
Мужчины молча двинулись к дому. Но если слуга Жюль прилагал невероятные усилия, чтобы не наделать шуму, то его напарнику, напротив, казалось вполне привычным делом шагать бесшумно по дороге. Он был почти невидим в своем черном одеянии, движения его были просты и естественны…
Вскоре сообщники подошли к дому…
— Открывай! — приказал главный.
Жюль вставил в замок ключ, который захватил с собой, чтобы выйти из дома в сад, и дверь бесшумно открылась.
— Осторожно! — шепнул человек в маске. — Ты останешься стоять на середине лестницы; наверху ты мне не нужен…
— Но…
— Я так сказал! Ты останешься здесь стоять на стреме… Если ты услышишь крик, означающий, что меня обнаружили, быстро спускайся вниз и устрой большой шум. Кричи изо всех сил: «Хватайте его! Хватайте его!» Тогда в первые минуты замешательства каждый бросится к тебе, в твою сторону, и у меня будет время улизнуть…
Несмотря на охвативший его страх, рыжий Жюль, услышав эти распоряжения, не посмел возразить.
— Хорошо, патрон, — прошептал он, — я сделаю, как вы сказали…
— Я надеюсь, — ответил человек в маске.
Оставив своего сообщника на лестнице между первым и вторым этажом, он продолжал подниматься…
Словно человек, знавший все входы и выходы в доме, он, не колеблясь, повернул в коридоре прямо к двери комнаты Элизабет Доллон.
На секунду приложив ухо к двери, он сказал:
— Дышит ровно, значит, спит…
Он вытащил из кармана ключ, попытался вставить его в замочную скважину, но не мог этого сделать.
«Черт, — сказал он себе, — эта девчонка закрылась ключом изнутри… Что же мне делать? Если я с силой протолкну свой ключ, тот, который находится с другой стороны двери, упадет и наделает грохоту, что совсем не входит в мои планы. Да, но как же Жюль недавно заходил в комнату?»
Таинственный посетитель мгновение размышлял, затем стукнул себя по лбу:
«Ну и осел же я! Я забыл, что он открутил болты, которые держат замочную личину… достаточно слегка надавить…»
Незнакомец надавил плечом дверь, и та поддалась…
Чрезвычайно осторожно он закрыл дверь за собой, подошел к окну и задернул занавески.
— Проклятый Жюль, — пробурчал он, — он мог бы подумать об этой мере предосторожности!..
Затем, вытащив из кармана небольшой электрический фонарик, он провел лучом света по всей комнате. Действовал он совершенно спокойно и хладнокровно… При свете фонарика он подошел к дивану, занимавшему один из углов комнаты. На нем, мертвенно-бледная, лежала Элизабет…
— Отличный наркотик! — удовлетворенно проворчал мрачный тип. — Отличный… Стоит только подумать, что она приняла его за ужином, после этого выходила из дому, и все равно он начал действовать, черт возьми! Надо признаться, химик, который продал мне рецепт приготовления этого вещества, не зря получил деньги…
Человек отошел от Элизабет и направился к чемодану, содержимое которого устилало весь пол.
— Проклятые бумаги, — тихо произнес он, — представить только, что…
Но он тут же пожал плечами:
— Впрочем, продолжать поиски уже слишком поздно. Поступим по-другому. Закрыв рот той, которая может говорить, я получу тот же самый результат… Так даже лучше! Итак, за дело!
Без всякого усилия — настолько сильными и крепкими были руки человека в маске — он поднял несчастную Элизабет Доллон…
— Идемте, мадемуазель, будем баиньки! Здесь вам будет удобнее спать, и сон ваш, обещаю вам, будет здесь длиться гораздо дольше.
Он положил несчастную девушку на пол, подошел к небольшой газовой плите и вытащил оттуда резиновый шланг, втиснул конец его между зубами жертвы и открыл кран…
«Отлично! — сказал он себе, поднимаясь с пола. — Завтра утром, проснувшись, достопочтенная г-жа Бурра включит газовый счетчик. Это произойдет часов в восемь, самое позднее, в девять. Наркотик еще будет действовать, и, таким образом, нежная Элизабет перейдет в мир иной без криков и страданий… Но сейчас мешкать нельзя, — встрепенулся он, — надо идти к Жюлю и отдать необходимые распоряжения…»
Незнакомец вышел в коридор и потянул дверь на себя. Свое мрачное дело он продумал до мелочей… Болты, держащие гнездо для замка на дверной раме, вернулись на свое место… Ключ остался в замочной скважине с внутренней стороны… Никому бы не пришла в голову мысль, что достаточно лишь небольшого усилия, чтобы проникнуть в комнату…
— Нужно сделать так, чтобы слуга, подметая завтра пол, случайно не толкнул дверь и не обнаружил фокус.
Человек в маске нагнулся и засунул под дверь подкладной брусок, плотно вставший между полом и дверью. С этого момента дверь, которую подпирал клин, невозможно было открыть, не применив силу…
Бросив напоследок взгляд вдоль коридора и убедившись, что все вокруг спокойно, незнакомец так же бесшумно начал спускаться на первый этаж.
На лестнице его ждал Жюль:
— Ну как, патрон?
Голос Жюля дрожал.
В отличие от слуги, человек в маске говорил совершенно спокойно:
— Готово! Дело сделано! Я подпер дверь клином, будь осторожен завтра, когда будешь подметать рядом пол, понял?
Слуга Жюль опустил голову:
— Да, да… Вы ее…
Окончить фразу он не успел. На его плечо тяжело легла рука главного.
— Слушай! — тихо прошептал человек в маске. — Я не люблю повторять по двадцать раз свои приказы, я тебе уже говорил, что мне не нравится, когда мне задают вопросы… Намотай это себе на ус… Ты хочешь знать, убил ли я ее? Нет, я ее не убил, но я сделал так, что она убьет себя сама! Самоубийство, понимаешь? Больше мне сказать тебе нечего! Ах, да, вот что, завтра сделай так, чтобы в ее комнату попали как можно позже… Если ее будет спрашивать г-жа Бурра или кто-нибудь другой, скажи, что ты видел, как она только что выходила…
— Но, — ответил Жюль, — это невозможно, патрон. Она как раз завтра ждет гостей! Она сказала мне, что останется дома на целый день…
Человек в маске раздраженно скрипнул зубами:
— Болван! Что это меняет! Ты скажешь: «Мадемуазель Элизабет только что вышла, но она меня предупредила, что идет недалеко и что вернется минут через двадцать…» Если потом, опять спросят про нее, ты ответишь, что она еще не возвращалась… А когда все откроется, то покажется совершенно естественным, что человек, решивший покончить с собой, — а она покончит с собой, понимаешь! — сделал так, чтобы ему не помешали осуществить задуманное… Ты ухватил мысль?
— Да, патрон, да…
Они вернулись в сад. Перед тем как перелезть через забор, человек в маске на прощанье сказал:
— Ладно, пока! Исполни все, что я велел, и держи язык за зубами! Ты знаешь, сколько можешь заработать на этом, а также, чем ты рискуешь. Все, давай!
— Вы придете завтра, патрон?
Человек в маске смерил взглядом своего сообщника:
— Я приду тогда, когда мне вздумается!
И ловко, без разбега, одним махом вскочил на верх кирпичной стены, перелез через ограду и исчез в темноте…
Опустив голову, Жюль без сил от пережитого, медленно направился, тревожно озираясь по сторонам, к подъезду дома…
Глава XIII. На улице Раффэ
Маре, один из репортеров «Капиталь», приветствуя, пожал руку Фандору.
— Как сегодня ваше настроение, дорогой?
— Не очень…
— Ну, тогда я уверен, что это поднимет вам настроение: вот для вас письмо от дамы, его по ошибке положили на мой стол.
Фандор усмехнулся:
— От дамы? Вы, наверное, ошиблись. К тому же, как вы узнали, что письмо от дамы?
— Ну, по почерку, бумаге, множеству признаков, и потом, вы же знаете, я никогда не ошибаюсь!
Маре небрежно бросил на письменный стол Фандора небольшой конверт с широкой черной каймой.
— В самом деле, — ответил Фандор, — это письмо от женщины. Но от кого же? Ах, ну конечно!..
Он нервным движением разорвал конверт, в то время как его приятель, уходя, бросил насмешливо на прощание:
— Дорогой друг, оставляю вас наедине с этим нежным посланием, не буду мешать вашим мыслям!
Добрый приятель Жерома Фандора был бы очень удивлен, если бы увидел, какая мрачная тень легла на лицо его коллеги, когда тот начал читать письмо, которое он считал любовным посланием.
Жером сразу бросил взгляд на подпись: «Элизабет Доллон» и невольно вздрогнул:
«Какое у нее ко мне дело?»
Может быть, после необычного происшествия на улице Четвертого Сентября она, поверив версии полиции, вновь начала убеждать себя, что ее брат жив.
Развернув лист, журналист быстро пробежал глазами письмо:
«Уважаемый господин Фандор, Вы были так добры ко мне, когда я сражалась со всеми моими несчастиями, Вы проявили ко мне поистине настоящую симпатию, что я, не колеблясь, решила еще раз просить у Вас помощи. Со мной случилось нечто необычное, чего я не могу объяснить даже себе, но что, однако, заставляет меня по-прежнему верить в то, что мой бедный брат жив, невиновен и удерживается силой теми, кто принуждает его взять на себя ответственность за те ужасные преступления, о которых Вы знаете.
Сегодня, пока я ходила по городу за покупками, какой-то неизвестный, которого никто не заметил в пансионе, проник в мою комнату! Когда я вернулась, все было перевернуто вверх дном, мебель была разворочена, а все бумаги разбросаны по полу.
Представьте себе мое потрясение.
Я не думаю, что те люди, которые проникли в мою комнату, хотели напасть на меня либо обокрасть. Я положила на камин свои скромные драгоценности, и они остались нетронутыми. Целью этих людей было не ограбление. В таком случае, что же?
Вы, возможно, скажете, что у меня разыгралось воображение… Однако, уверяю Вас, я стараюсь быть спокойной, хотя это не совсем мне удается, так как — должна ли я признаваться? — мне очень страшно!
Я только что сказала Вам, что у меня ничего не украли; тем не менее я думаю, что для Вас будет интересным, если я расскажу об одном странном совпадении.
Я совершенно уверена, что в небольшом красном бумажнике оставила листок бумаги, о котором я Вам говорила и который был найден в день смерти г-жи де Вибре в доме моего брата, листок, исписанный, как я вам тогда сказала, зелеными чернилами неизвестным мне почерком. В том хаосе, который я обнаружила в своей комнате, первым делом, не знаю даже почему, я начала искать эту бумагу. Маленький бумажник валялся на полу среди других вещей, но листка там уже не было.
Неужели я ошиблась? Неужели я засунула этот листок в какое-нибудь другое место, или же, когда злоумышленники переворачивали комнату вверх дном, листок случайно затерялся среди остальных бумаг?
Но я почему-то убеждена, что у грабителей, проникших в мою комнату, была лишь одна цель — завладеть этим листком.
Как Вы думаете?
Конечно, я отдаю себе отчет в том, что моя просьба выглядит нескромно, но Вы знаете, насколько я несчастна, и Вы должны понимать, как мало нужно мне в моем положении, чтобы потерять самообладание. Я хотела бы поговорить с Вами обо всем этом и узнать Ваше мнение. Зная Вашу находчивость, я думаю, мы смогли бы вместе отыскать что-нибудь, какую-нибудь деталь, улику, проливающую свет на это странное и непонятное ограбление. Я ничего не трогала в своей комнате.
Я останусь завтра весь день у себя дома и буду ждать Нас; если сможете прийти, приходите. У меня такое ощущение, что меня все покинули и довериться я могу только Вам…»
Жером Фандор читал и перечитывал письмо, написанное дрожащей рукой.
— Бедняжка, — пробормотал журналист, — эта жуткая история еще больше взволнует ее. Мне начинает казаться, что это никогда не кончится и что полиция никогда не найдет ключ ко всем этим загадкам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
— Да, возможно, ко мне придут. Если же случайно мне придется отлучиться на некоторое время, за покупками например, то я передам через Жюля, чтобы меня подождали… так или иначе, надолго я никуда выходить не буду…
— Ну, что же, понятно, милочка. А сейчас, спокойной ночи, я пойду к себе…
Расставшись с госпожой Бурра, хозяйкой семейного пансиона, у которой Элизабет Доллон остановилась сразу же после трагических событий, перевернувших ее жизнь, девушка отправилась в свою комнату…
Она закрыла дверь на ключ, зажгла лампу… и вдруг ее улыбающееся лицо приобрело растерянное, испуганное выражение.
— Только бы он пришел, — очень тихо прошептала она, — о, мне страшно, как мне страшно, как мне ужасно страшно…
Девушка неподвижно стояла посередине комнаты, бросая вокруг себя испуганные взгляды…
Да, наверное, в комнате Элизабет Доллон произошло нечто необычное, раз в ней был такой ужасный беспорядок, ведь Элизабет — девушка аккуратная и любящая порядок. Ящики комода были вытащены и сложены в углу комнаты, рядом валялась сброшенная в кучу одежда, чуть дальше стоял заваленный книгами диван. Большой чемодан, сплетенный из ивовых прутьев, в котором Элизабет Доллон хранила бумаги, принадлежащие брату, лежал на полу с открытой крышкой. Документы валялись кипами на полу, разбросанные по всей комнате…
Элизабет Доллон отсутствующим взглядом посмотрела на царивший в ее комнате беспорядок и еще раз повторила:
— Боже! Боже! Только бы он пришел! Что же все это означает?
Правда, девушка быстро взяла себя в руки. Ее лицо вновь приобрело характерное для нее ясное и серьезное выражение.
— Надо спать! — сказала она. — Меня уже давно клонит ко сну. Если я засну, то быстрее наступит завтра…
Элизабет задула лампу, и комната окунулась во мрак.
Прошло лишь несколько минут с того момента, как в комнате Элизабет Доллон погас свет, — было около половины одиннадцатого вечера, — когда входная дверь в маленький особняк открылась вновь…
Бесшумно, озираясь по сторонам и шагая не по дорожке сада, гравий которой скрипел под ногами, а по грядкам вдоль цветников, какой-то человек направился от дома к забору, отделявшему сад от улицы.
Там, оглянувшись, он тихо и протяжно свистнул… Почти сразу же в ответ раздался похожий свист, и голос в темноте спросил:
— Это вы, Жюль?
— Да, патрон…
Человек, только что покинувший дом — слуга Жюль.
Другой, которого Жюль назвал патроном — незнакомец, вот уже больше двух часов терпеливо выжидавший возле дома…
— Все нормально, Жюль?
— Все нормально, патрон.
— Ничего нового?
— Ничего, патрон. Ах, да, она написала письмо!
— Кому?
— Не знаю, я не видел, патрон.
— Рыжий осел…
Слуга Жюль начал горячо возражать:
— Я не виноват, она писала письмо не в гостиной, а у себя в комнате… У меня не было возможности подсмотреть что-нибудь…
— Ладно… Она что-нибудь говорила?
— Нет, ничего.
— У нее был взволнованный вид?
— Немного да.
— Хорошо, никто ни о чем не пронюхал?
— Надеюсь, что нет, патрон… О, упаси Господи, если бы кто-нибудь мог подумать…
Незнакомец повелительным и сухим голосом перебил Жюля:
— Ладно, хватить болтать, у нас нет времени…
— Как? Мы не…
— Да, надо приниматься за работу…
— За работу? Сейчас? Этой ночью! Ах, патрон, вы имеете в виду…
— Да, да! Неужели ты считаешь, что я назначил тебе сегодня встречу ради простого удовольствия поболтать с тобой? Давай, болван, вперед!
— Что нужно делать?
Тот, с которым слуга пансиона разговаривал с подчеркнутым почтением, ответил не сразу:
— Мне не совсем хорошо виден дом из-за деревьев… Горят там где-нибудь окна? Все ли заснули в доме?
— Да, все уже спят…
— Хорошо, а она?
— Конечно, она тоже.
— Ты сделал все, как я сказал?
— Да, патрон…
— А сейчас?
— Что сейчас?
— Я хочу сказать, ты выполнил мой последний приказ?
— Да, да, будьте спокойны! Я зашел в ее комнату и проверил: лампа не горит…
— Ладно! Тогда…
Тут над стеной, окружавшей сад и состоявшей из кирпичного возвышения высотой примерно в человеческий рост, и небольшой железной ограды, укрепленной на нем, едва заметно мелькнула тень… Бесшумно и чрезвычайно ловко перемахнув через забор, незнакомец очутился рядом со слугой Жюлем.
— Гм, через такой забор может перелезть любой ребенок…
При слабом лунном свете слуга рассмотрел перескочившего через забор человека.
Внешность последнего была настолько фантастической и необычной, что у несчастного Жюля задрожали колени… Незнакомец, пробравшийся во владение г-жи Бурра, избавился от своего длинного плаща и широкого сомбреро; теперь он был с ног до головы одет во что-то вроде черного трико, плотно облегавшего его тело и похожего на одежду домушников, мрачное одеяние, позволяющее тем, кто его носит, смешиваться с ночной темнотой и незаметно прятаться в темных углах, где любая другая одежда привлекла бы внимание окружающих… Но загадочная личность, однако, не была похожа на обычного вора-домушника. Лицо незнакомца было спрятано под черным капюшоном с прорезями для глаз, через которые дьявольским пламенем светились глаза…
— Патрон! Патрон! — лепетал Жюль. — Что вы сейчас собираетесь делать?
Таинственный незнакомец, выглядевший как призрак, презрительно усмехнулся.
— Болван! — сказал он. — Иди вперед, хотя нет, стой, пойдешь за мной и чтобы без шума, понял? Иначе заплатишь своей шкурой! Смотри мне!
Мужчины молча двинулись к дому. Но если слуга Жюль прилагал невероятные усилия, чтобы не наделать шуму, то его напарнику, напротив, казалось вполне привычным делом шагать бесшумно по дороге. Он был почти невидим в своем черном одеянии, движения его были просты и естественны…
Вскоре сообщники подошли к дому…
— Открывай! — приказал главный.
Жюль вставил в замок ключ, который захватил с собой, чтобы выйти из дома в сад, и дверь бесшумно открылась.
— Осторожно! — шепнул человек в маске. — Ты останешься стоять на середине лестницы; наверху ты мне не нужен…
— Но…
— Я так сказал! Ты останешься здесь стоять на стреме… Если ты услышишь крик, означающий, что меня обнаружили, быстро спускайся вниз и устрой большой шум. Кричи изо всех сил: «Хватайте его! Хватайте его!» Тогда в первые минуты замешательства каждый бросится к тебе, в твою сторону, и у меня будет время улизнуть…
Несмотря на охвативший его страх, рыжий Жюль, услышав эти распоряжения, не посмел возразить.
— Хорошо, патрон, — прошептал он, — я сделаю, как вы сказали…
— Я надеюсь, — ответил человек в маске.
Оставив своего сообщника на лестнице между первым и вторым этажом, он продолжал подниматься…
Словно человек, знавший все входы и выходы в доме, он, не колеблясь, повернул в коридоре прямо к двери комнаты Элизабет Доллон.
На секунду приложив ухо к двери, он сказал:
— Дышит ровно, значит, спит…
Он вытащил из кармана ключ, попытался вставить его в замочную скважину, но не мог этого сделать.
«Черт, — сказал он себе, — эта девчонка закрылась ключом изнутри… Что же мне делать? Если я с силой протолкну свой ключ, тот, который находится с другой стороны двери, упадет и наделает грохоту, что совсем не входит в мои планы. Да, но как же Жюль недавно заходил в комнату?»
Таинственный посетитель мгновение размышлял, затем стукнул себя по лбу:
«Ну и осел же я! Я забыл, что он открутил болты, которые держат замочную личину… достаточно слегка надавить…»
Незнакомец надавил плечом дверь, и та поддалась…
Чрезвычайно осторожно он закрыл дверь за собой, подошел к окну и задернул занавески.
— Проклятый Жюль, — пробурчал он, — он мог бы подумать об этой мере предосторожности!..
Затем, вытащив из кармана небольшой электрический фонарик, он провел лучом света по всей комнате. Действовал он совершенно спокойно и хладнокровно… При свете фонарика он подошел к дивану, занимавшему один из углов комнаты. На нем, мертвенно-бледная, лежала Элизабет…
— Отличный наркотик! — удовлетворенно проворчал мрачный тип. — Отличный… Стоит только подумать, что она приняла его за ужином, после этого выходила из дому, и все равно он начал действовать, черт возьми! Надо признаться, химик, который продал мне рецепт приготовления этого вещества, не зря получил деньги…
Человек отошел от Элизабет и направился к чемодану, содержимое которого устилало весь пол.
— Проклятые бумаги, — тихо произнес он, — представить только, что…
Но он тут же пожал плечами:
— Впрочем, продолжать поиски уже слишком поздно. Поступим по-другому. Закрыв рот той, которая может говорить, я получу тот же самый результат… Так даже лучше! Итак, за дело!
Без всякого усилия — настолько сильными и крепкими были руки человека в маске — он поднял несчастную Элизабет Доллон…
— Идемте, мадемуазель, будем баиньки! Здесь вам будет удобнее спать, и сон ваш, обещаю вам, будет здесь длиться гораздо дольше.
Он положил несчастную девушку на пол, подошел к небольшой газовой плите и вытащил оттуда резиновый шланг, втиснул конец его между зубами жертвы и открыл кран…
«Отлично! — сказал он себе, поднимаясь с пола. — Завтра утром, проснувшись, достопочтенная г-жа Бурра включит газовый счетчик. Это произойдет часов в восемь, самое позднее, в девять. Наркотик еще будет действовать, и, таким образом, нежная Элизабет перейдет в мир иной без криков и страданий… Но сейчас мешкать нельзя, — встрепенулся он, — надо идти к Жюлю и отдать необходимые распоряжения…»
Незнакомец вышел в коридор и потянул дверь на себя. Свое мрачное дело он продумал до мелочей… Болты, держащие гнездо для замка на дверной раме, вернулись на свое место… Ключ остался в замочной скважине с внутренней стороны… Никому бы не пришла в голову мысль, что достаточно лишь небольшого усилия, чтобы проникнуть в комнату…
— Нужно сделать так, чтобы слуга, подметая завтра пол, случайно не толкнул дверь и не обнаружил фокус.
Человек в маске нагнулся и засунул под дверь подкладной брусок, плотно вставший между полом и дверью. С этого момента дверь, которую подпирал клин, невозможно было открыть, не применив силу…
Бросив напоследок взгляд вдоль коридора и убедившись, что все вокруг спокойно, незнакомец так же бесшумно начал спускаться на первый этаж.
На лестнице его ждал Жюль:
— Ну как, патрон?
Голос Жюля дрожал.
В отличие от слуги, человек в маске говорил совершенно спокойно:
— Готово! Дело сделано! Я подпер дверь клином, будь осторожен завтра, когда будешь подметать рядом пол, понял?
Слуга Жюль опустил голову:
— Да, да… Вы ее…
Окончить фразу он не успел. На его плечо тяжело легла рука главного.
— Слушай! — тихо прошептал человек в маске. — Я не люблю повторять по двадцать раз свои приказы, я тебе уже говорил, что мне не нравится, когда мне задают вопросы… Намотай это себе на ус… Ты хочешь знать, убил ли я ее? Нет, я ее не убил, но я сделал так, что она убьет себя сама! Самоубийство, понимаешь? Больше мне сказать тебе нечего! Ах, да, вот что, завтра сделай так, чтобы в ее комнату попали как можно позже… Если ее будет спрашивать г-жа Бурра или кто-нибудь другой, скажи, что ты видел, как она только что выходила…
— Но, — ответил Жюль, — это невозможно, патрон. Она как раз завтра ждет гостей! Она сказала мне, что останется дома на целый день…
Человек в маске раздраженно скрипнул зубами:
— Болван! Что это меняет! Ты скажешь: «Мадемуазель Элизабет только что вышла, но она меня предупредила, что идет недалеко и что вернется минут через двадцать…» Если потом, опять спросят про нее, ты ответишь, что она еще не возвращалась… А когда все откроется, то покажется совершенно естественным, что человек, решивший покончить с собой, — а она покончит с собой, понимаешь! — сделал так, чтобы ему не помешали осуществить задуманное… Ты ухватил мысль?
— Да, патрон, да…
Они вернулись в сад. Перед тем как перелезть через забор, человек в маске на прощанье сказал:
— Ладно, пока! Исполни все, что я велел, и держи язык за зубами! Ты знаешь, сколько можешь заработать на этом, а также, чем ты рискуешь. Все, давай!
— Вы придете завтра, патрон?
Человек в маске смерил взглядом своего сообщника:
— Я приду тогда, когда мне вздумается!
И ловко, без разбега, одним махом вскочил на верх кирпичной стены, перелез через ограду и исчез в темноте…
Опустив голову, Жюль без сил от пережитого, медленно направился, тревожно озираясь по сторонам, к подъезду дома…
Глава XIII. На улице Раффэ
Маре, один из репортеров «Капиталь», приветствуя, пожал руку Фандору.
— Как сегодня ваше настроение, дорогой?
— Не очень…
— Ну, тогда я уверен, что это поднимет вам настроение: вот для вас письмо от дамы, его по ошибке положили на мой стол.
Фандор усмехнулся:
— От дамы? Вы, наверное, ошиблись. К тому же, как вы узнали, что письмо от дамы?
— Ну, по почерку, бумаге, множеству признаков, и потом, вы же знаете, я никогда не ошибаюсь!
Маре небрежно бросил на письменный стол Фандора небольшой конверт с широкой черной каймой.
— В самом деле, — ответил Фандор, — это письмо от женщины. Но от кого же? Ах, ну конечно!..
Он нервным движением разорвал конверт, в то время как его приятель, уходя, бросил насмешливо на прощание:
— Дорогой друг, оставляю вас наедине с этим нежным посланием, не буду мешать вашим мыслям!
Добрый приятель Жерома Фандора был бы очень удивлен, если бы увидел, какая мрачная тень легла на лицо его коллеги, когда тот начал читать письмо, которое он считал любовным посланием.
Жером сразу бросил взгляд на подпись: «Элизабет Доллон» и невольно вздрогнул:
«Какое у нее ко мне дело?»
Может быть, после необычного происшествия на улице Четвертого Сентября она, поверив версии полиции, вновь начала убеждать себя, что ее брат жив.
Развернув лист, журналист быстро пробежал глазами письмо:
«Уважаемый господин Фандор, Вы были так добры ко мне, когда я сражалась со всеми моими несчастиями, Вы проявили ко мне поистине настоящую симпатию, что я, не колеблясь, решила еще раз просить у Вас помощи. Со мной случилось нечто необычное, чего я не могу объяснить даже себе, но что, однако, заставляет меня по-прежнему верить в то, что мой бедный брат жив, невиновен и удерживается силой теми, кто принуждает его взять на себя ответственность за те ужасные преступления, о которых Вы знаете.
Сегодня, пока я ходила по городу за покупками, какой-то неизвестный, которого никто не заметил в пансионе, проник в мою комнату! Когда я вернулась, все было перевернуто вверх дном, мебель была разворочена, а все бумаги разбросаны по полу.
Представьте себе мое потрясение.
Я не думаю, что те люди, которые проникли в мою комнату, хотели напасть на меня либо обокрасть. Я положила на камин свои скромные драгоценности, и они остались нетронутыми. Целью этих людей было не ограбление. В таком случае, что же?
Вы, возможно, скажете, что у меня разыгралось воображение… Однако, уверяю Вас, я стараюсь быть спокойной, хотя это не совсем мне удается, так как — должна ли я признаваться? — мне очень страшно!
Я только что сказала Вам, что у меня ничего не украли; тем не менее я думаю, что для Вас будет интересным, если я расскажу об одном странном совпадении.
Я совершенно уверена, что в небольшом красном бумажнике оставила листок бумаги, о котором я Вам говорила и который был найден в день смерти г-жи де Вибре в доме моего брата, листок, исписанный, как я вам тогда сказала, зелеными чернилами неизвестным мне почерком. В том хаосе, который я обнаружила в своей комнате, первым делом, не знаю даже почему, я начала искать эту бумагу. Маленький бумажник валялся на полу среди других вещей, но листка там уже не было.
Неужели я ошиблась? Неужели я засунула этот листок в какое-нибудь другое место, или же, когда злоумышленники переворачивали комнату вверх дном, листок случайно затерялся среди остальных бумаг?
Но я почему-то убеждена, что у грабителей, проникших в мою комнату, была лишь одна цель — завладеть этим листком.
Как Вы думаете?
Конечно, я отдаю себе отчет в том, что моя просьба выглядит нескромно, но Вы знаете, насколько я несчастна, и Вы должны понимать, как мало нужно мне в моем положении, чтобы потерять самообладание. Я хотела бы поговорить с Вами обо всем этом и узнать Ваше мнение. Зная Вашу находчивость, я думаю, мы смогли бы вместе отыскать что-нибудь, какую-нибудь деталь, улику, проливающую свет на это странное и непонятное ограбление. Я ничего не трогала в своей комнате.
Я останусь завтра весь день у себя дома и буду ждать Нас; если сможете прийти, приходите. У меня такое ощущение, что меня все покинули и довериться я могу только Вам…»
Жером Фандор читал и перечитывал письмо, написанное дрожащей рукой.
— Бедняжка, — пробормотал журналист, — эта жуткая история еще больше взволнует ее. Мне начинает казаться, что это никогда не кончится и что полиция никогда не найдет ключ ко всем этим загадкам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34