— Что было, то прошло, а что есть — то есть! А посему не мешкая гони их прочь с острова Кюсю! — И вскоре пронесся слух, что Корэёси уже собирает войско для изгнания Тайра.
— Отныне мы стыдимся числить его среди наших соратников! — воскликнули вассалы Тайра, самураи Суэсада и Моридзу-ми. — Надо схватить его и взять в плен! — И, собрав три тысячи воинов, они поскакали в край Тикуго, в селение Такано. Напав на Корэёси, бились они весь день и всю ночь, но у Корэёси воинов было великое множество, и пришлось Суэсаде и Моридзуми ни с чем отступить обратно.
Услыхали Тайра, что Корэёси вот-вот нагрянет в Дадзайфу, что в войске у него больше тридцати тысяч всадников, и вновь сломя голову обратились в бегство. Тревога охватила сердца, когда покинули они обитель бога Тэммана 16, на которого возлагали все свои упования!
Не было у них ни карет, ни паланкинов. Фениксов паланкин только по названию мог таковым считаться, — государь ехал в простых носилках. А нежные дамы, начиная с Матери страны — государыни, и все вельможи и царедворцы, подвернув края хакама и сасинуки, миновали плотину Мидзуки и пешком устремились к заливу Хакодзаки, торопясь обогнать друг друга. На беду, как раз в это время хлынул проливной дождь, ветер вздымал песок. Проходя мимо храмов Сумиёси, Хакодзаки, Касии и Мунака-ты, они преклоняли колени и молились лишь об одном — чтобы государь снова возвратился в столицу. Наконец, преодолев крутые скалы Тарумиямы и Улзурахамы, вышли они к бескрайней песчаной равнине. Непривычные столь долго ходить пешком, °ни поранили ноги, и алые капли крови запятнали песок. Еще краснее стали кромки алых хакама, а белые окаймились алой полоской... Поистине Сюань Цзан, монах из Танского царства'7, преодолевший пески и горы на пути в Индию, терпел не большие муки! Но Сюань Цзан страдал во имя постижения законов Будды, и, стало быть, те страдания пошли на благо и ему, и всем людям; а Тайра терпели муку из-за врагов, дышавших лютою злобой! Увы, еще при жизни довелось им познать мучения, уготованные грешникам на том свете!
Танэнао, житель Харады, выступил было на помощь Тайра с дружиной в две тысячи всадников. Хидэто из Ямаги тоже поспешил на подмогу с дружиной в несколько тысяч воинов. Но Танэнао и Хидэто враждовали между собой. «Если здесь Хидэто, значит, мне тут нечего делать!» — решил Танэнао и с полпути повернул обратно.
Когда Тайра проходили через селение Асия, вспомнилось им, как, бывало, по дороге из столицы в вотчину свою Фукухару проезжали они мимо селения с тем же названием, — и еще горше стало на сердце при этом воспоминании. Они готовы были бежать на край света — в Силлу, в Пэкче, в Когуре, хоть в Кидань, но, увы, встречные ветры, буйные волны преграждали дорогу... Наконец, в сопровождении Хидэто, укрылись они в его укрепленной усадьбе, в Ямаге, но вскоре пронесся слух, что и сюда вот-вот нагрянут враги. Тогда, разместившись в жалких маленьких суденышках-лодках, пустились Тайра в море, плыли всю ночь и добрались наконец до Ивовой бухты, что в краю Бунго. Здесь собирались они когда-то строить дворец для государя Антоку, но, не получив земли для постройки, так и не сумели ничего сделать... Тут снова пронесся слух, что из Нагато готовится выступить против них отряд Минамото, и снова пришлось им пуститься вплавь по волнам в утлых рыбачьих челнах.
Киёцунэ, третий сын покойного князя Сигэмори, офицер Левой стражи, от рождения обладал нежной душой и все невзгоды принимал близко к сердцу.
— Из столицы прогнали нас Минамото, с острова Кюсю пришлось бежать из-за Корэёси... Мы уподобились рыбе, попавшей в сети! — сказал он. — Где же искать нам теперь спасения? Куда бы мы ни пристали, нигде не обрести нам убежища и не укрыться от бедствий! — И вот лунной ночью выйдя из-под навеса, устроенного на лодке, он долго с просветленной душой утешался пением стихов, играя на флейте, а потом, вполголоса прочитав слова святой сутры, вознес моление Будде и бросился в море. Горевали и плакали женщины и мужчины, но помочь горю уже были бессильны.
Край Нагато был владением князя Томомори. Наместником служил там некий Митискэ из края Кии. Услыхав, что Тайра плывут на лодках, он собрал и прислал им сотни больших судов. Пересев на эти корабли, Тайра прибыли на остров Сикоку, в Ясиму. Здесь по указанию Сигэёси из Авы собрали людей Сикоку и принялись на скорую руку возводить дворец для государя и помещения для его свиты. Пока же, поскольку невозможно было поселить императора в хижине смерда, дворцом для него временно остался корабль.
Тайра вельможная знать,
сам сиятельный князь Мунэмори
Долгие ночи и дни
коротали у берега моря —
Кто на борту корабля,
кто в обители простолюдина,
В утлом рыбачьем дому,
под навесом у ветхого тына.
Судно же, где государь
разместился со свитою полной,
Не подходя к берегам,
бороздило без устали волны.
Было величью под стать
на носу украшенье резное —
Феникса гордый изгиб
и дракон с величавой главою.
Так, созерцая луну,
отраженную в водах прилива,
Тайра копили печаль
и лелеяли грусть молчаливо,
Ибо казалась им жизнь
не прочнее поникшей осоки,
Что с наступленьем зимы
преступает последние сроки.
С отмели клич куликов,
гомон чаек в рассветном тумане
Горькую сеют тоску
и унынье в их бедственном стане.
Весла ли плещут в ночи,
раздается ли скрежет уключин, —
Лагерь огромный не спит,
непрестанной тревогой измучен.
В соснах на дальнем мысу
белых цапель опустится стая —
Мнится, то вражьих дружин
реют стяги, как лес вырастая.
С криком протяжным летят
в поднебесье гусей вереницы —
Скрип корабельных снастей
беглецам обессиленным мнится.
Страх проникает в сердца,
гложет души одна лишь забота —
Чтоб не ударили вдруг,
не напали врасплох Минамото.
Злобным открыты ветрам,
загрубели под солнцем ланиты.
Тушь и румяна сошли,
беспощадными брызгами смыты
Моря зеркальная синь
непривычные очи слепила,
И удержаться от слез
у изгнанников не было силы.
Вместо парчовых завес
и постелей, что с царскими схожи,
В мазанке из тростника
на циновке убогое ложе.
Вместо курящихся смол —
смрадный дым от чадящей соломы
Вот он, удел беглецов,
что дорогою кармы ведомы!
Тяжко стенали они,
вспоминая о радостных годах.
Краска с ресниц и бровей
оплывала в унылых разводах...
ВЕЛИКИЙ СЁГУН, ПОКОРИТЕЛЬ ВАРВАРОВ
Меж тем указ государя-инока Го-Сиракавы князю Ёритомо пожаловали титул сё'гуна, великого полководца, — покорителя вар-
варов, хотя князь никуда из Камакуры не отлучался и в столицу так и не прибыл. Вручить приказ поручено было Ясусаде Накаха-ре, письмоводителю Государственного совета. В четырнадцатый день десятой луны Ясусада прибыл в Камакуру.
— В былые годы император покарал меня, — сказал князь Ёритомо. — Ныне же далеко прогремели наши подвиги и военная слава, благодаря чему удостоился я звания полководца — покорителя варваров! Не подобает получать столь высокий указ в обычном жилище. Я приму его в новом храме бога Хатимана!
Храм бога Хатимана находился на Журавлином холме, Цуру-гаоке18. Обширные галереи и двухъярусные ворота были точь-в-точь такие же, как в храме Ивасимидзу на горе Мужей, Отокояме, в столице. Вымощенная камнем дорога длиной почти в десять те вела от ворот к Главному храму.
Был созван совет, чтобы решить, кто примет указ от посла. Выбор пал на Ёсидзуми Миуру, ибо он был потомком Тамэцугу Миуры, искусного стрелка из лука, прославленного во всех Восьми землях востока, а также и потому, что отец его, Ёсиаки Миура, пал в битве, сражаясь за князя Ёритомо, своего господина. И вот, чтобы утешить мертвый дух павшего воина, решено было оказать честь его сыну.
Посла Ясусаду сопровождали два потомственных вассала и десять воинов-самураев. Указ хранился в парчовом футляре, висевшем на груди у пажа. Ёсидзуми Миура тоже вышел навстречу в сопровождении двух вассалов, связанных с ним кровными узами, — звали их Мунэдзанэ и Ёсикадзу, — и десяти самураев. Этих самураев прислали ему нарочно на этот случай местные владетельные господа. Чтобы достойно принять указ, Ёсидзуми облачился в коричневый кафтан и панцирь, скрепленный черным шелковым шнуром, опоясался мечом в черных лаковых ножнах. Двадцать четыре стрелы в его колчане имели белое оперение с черной полосой посредине. Под мышкой он держал боевой лук, оплетенный пальмовым волокном и крытый лаком, а шлем снял и повесил на шнурах через плечо. Склонившись в поклоне, принял он указ.
— Кто принимает государев указ? — спросил посол Ясусада. — Пусть назовет имя свое и звание!
Миура был вторым сыном, но, чтобы не произносить слово «младший», он назвался Арадзиро Миурой — Могучим Вторым сыном из рода Миуры. Положив указ в предназначенный для этого ларец, он отнес его к Ёритомо. Спустя короткое время ларец вернули Ясусаде. Почувствовав, что он стал необычно тяжелым,
Ясусада приподнял крышку, оказалось, что в ларце лежат сто рё золотого песка. Затем Ясусаде предложили подкрепиться в одном из залов храма. Тикаёси, помощник настоятеля храма, наливал ему сакэ, за трапезой прислуживал придворный пятого ранга. Угощение было обильным, убранство — изысканным.
Сверх того, Ясусада получил в дар трех коней. Один был оседлан, и вел этого коня самурай Сукэцунэ, прежде служивший в страже вдовствующей императрицы. Резиденцию Ясусады устроили в старом доме под камышовой кровлей, который заранее поправили и убрали. Там он нашел новые подарки — два длинных ватных стеганых кимоно и десять с короткими рукавами — все в лакированном ящике. Рядом горой громоздились ткани — тысяча танъов белой и узорчатой синей...
На другой день Ясусада посетил князя Ёритомо в его усадьбе. Там он увидел два просторных строения для самураев, каждое длиной не меньше шестнадцати кэн, одно здание за воротами, другое внутри ограды. В первом, скрестив ноги, сидели рядами, плечом к плечу, самураи — вассалы Ёритомо. В другом на верхних местах восседали родичи Минамото, а пониже — местная знать. Ясусаде отвели место выше всех господ Минамото. Спустя недолгое время его провели во внутренние покои, выложенные циновками, окаймленными полосой из парчи с черным узором. Примыкающий к покоям открытый помост был устлан циновками, окаймленными парчой пурпурного цвета. Не успел Ясусада усесться, как драгоценная завеса в верхней части зала приподнялась и Ясусада увидел сидящего перед ним Ёритомо. Он был в коричневом кафтане и высокой лакированной шапке. Голова казалась непомерно большой для короткого туловища. Ликом был он очень красив, и речь звучала изящно.
— Тайра бежали из столицы, устрашенные моей силой, — сказал он. — На их место в столицу вторглись Ёсинака и Юкииэ. Но обоих обуяла гордыня, они слишком много о себе возомнили, потребовали больше, чем заслужили... Мало того, осмелились привередничать, когда им пожаловали земли... Это великая дерзость! Хидэхиру из Осю они назначили правителем земли Муцу, Такаёси Сатакэ — правителем земли Хитати, и теперь и тот и другой не повинуются моим приказаниям... Я хотел бы незамедлительно получить от государя-инока августейший указ об их истреблении!
— Со своей стороны, — отвечал Ясусада, — я был бы счастлив занести свое имя в список ваших вассалов, но, будучи государевым посланцем, обязан сперва вернуться в столицу, а уж оттуда немедленно пришлю вам свое прошение в письменном виде. Мой младший брат, чиновник Государственного совета, тоже хочет просить о том же!
Князь Ёритомо улыбнулся:
— В моем нынешнем положении я и не помышляю о такой чести... Но если вы говорите правду, я этого не забуду!
Ясусада сказал, что хочет сегодня же пуститься в обратный путь, но князь уговорил его погостить еще хотя бы денек и не позволил уехать.
На другой день Ясусада снова побывал у Ёритомо в усадьбе. Князь подарил ему легкий панцирь зеленовато-желтого цвета, меч, украшенный серебром, лук, крытый лаком, и к нему охотничьи стрелы. Вдобавок Ясусада получил тринадцать коней, в том числе трех — под седлами. Сопровождавших Ясусаду вассалов и стражников тоже одарили разнообразной одеждой и даже оседланными конями. Понадобилось тридцать лошадей, чтобы навьючить все эти подарки. Когда же Ясусада покинул Камакуру, то на обратном пути в столицу на каждом постоялом дворе вплоть до местечка Кагами, что в краю Оми, был заготовлен для него рис — ровно по десять коку. И так много было этого риса, что, говорят, путники творили добро, раздавая излишки нищим и странствующим монахам.
КОШАЧЬИ ПОКОИ
Возвратившись в столицу, Ясусада проследовал во дворец государя-инока Го-Сиракавы и подробно доложил обо всем, что довелось ему увидеть в Камакуре. Государь-инок остался как нельзя более доволен его рассказом. Вместе с государем радовались все вельможи и царедворцы. Да, князь Ёритомо показал себя и великодушным, и обходительным, зато Ёсинака из Кисо, Левый конюший, ныне охранявший столицу, был вовсе на него не похож — словами не описать грубость его речей и деревенское обхождение! Оно и неудивительно — с двухлетнего возраста и вплоть до тридцати лет жил он в глухом селении Кисо, в горном краю Синано, где же ему было научиться подобающему светскому обхождению?
Как-то раз по какому-то делу навестил его тюнагон Мицутака Из усадьбы Нэкома, Кошачьи Покои.
Слуги доложили Кисо:
— Пожаловал вельможа из Кошачьих Покоев, желает побеседовать с господином по какому-то делу!
Кисо громко расхохотался.
— Что такое? Кот пожаловал в гости к человеку?
— Нет, это тюнагон Мицутака, вельможа из Кошачьих Покоев. Очевидно, таково его фамильное имя, по названию его усадьбы! — ответили слуги, и тогда Кисо, сказав: «Пусть войдет!» — вышел навстречу гостю. Но и тут, не умея правильно произнести имя гостя, он сказал:
— Так, так... Значит, прибыл вельможа Кот! Такой гость — большая редкость! Эй, подать сюда угощение!
— Не надо, благодарю вас, я не голоден! — сказал тюнагон, услышав подобное приветствие, но Кисо возразил:
— Да ведь сейчас время обеда, значит, обойтись без еды никак невозможно! У меня как раз имеются пресные грибы... Эй подать сюда, живо! — добавил он, ибо воображал, что всякая свежая пища называется пресной.
Коята Нэнои, вассал Кисо, принес угощение в огромной деревянной посудине с крышкой. Чашка была очень глубокой, тем не менее рис был навален горой до самого верха и полит грибным наваром. Подали и закуску трех сортов. Такое же угощение на таком же низеньком столике поставили и перед Кисо. Он взял палочки и принялся за еду. Но у тюнагона при виде неаппетитной чашки пропало всякое желание даже отведать блюдо.
— Это мои чашки для постной пищи! — пояснил Кисо.
Тогда тюнагон, подумав, что невежливо будет совсем не притронуться к еде, взял палочки и сделал вид, будто ест. Кисо заметил это.
— А господин Кот, видать, малоежка! — сказал он. — Правду говорят, что кошки никогда не съедают все до конца... Да ты ешь, бери вторую чашку!
При таком обороте дел настроение у тюнагона совсем упало, и он удалился, так и не сказав ни слова о том, ради чего приезжал к Кисо.
Услышав, что вельможам высоких рангов не подобает являться ко двору в будничном платье, Кисо впервые в жизни облачился в придворное одеяние, но все, от парадной шапки до шаровар сасинуки, сидело на нем поистине неуклюже. Зато ему очень нравилось ездить в карете. Но и тут выглядел он не в пример хуже, чем верхом на коне, в панцире, с боевым луком и колчаном, полным стрел, за спиной. Его карета и вол раньше принадлежали князю Мунэмори, ныне пребывавшему в Ясиме. Погонщик тоже был прежний. Оставшись в столице, пришлось ему против воли служить у Кисо, ибо так уж повелось в нашем мире, что силе приходится подчиняться... Но в душе у него все кипело, и потому, как только карета выкатилась за ворота, он разок-другой поддал волу хлыста, а тот и без того был известный резвостью скороход... Ясно, что добром это окончиться не могло! Вол пустился вскачь, и Кисо повалился в карете навзничь. Раскинув в обе стороны широкие рукава, наподобие бабочки, распластавшей крылья, он тщетно пытался подняться, да не тут-то было!
— Эй, погоняйщик! — закричал Кисо, не умевший правильно произнести слово «погонщик». А тому послышалось: «Эй, погоняй-ка!» — и он еще пуще пустил карету, так что добрых несколько те она неслась, вздымая целые клубы пыли. Канэхира Имаи, молочный брат Кисо, нахлестывая коня бичом, колотя его стременами; догнал карету и гневно крикнул:
— Как смеешь ты так непочтительно обращаться с каретой господина!
— Вол взбесился! — отозвался погонщик, но, верно, подумав, что хорошего понемножку, добавил: — Там есть поручни, за них можно держаться!
— Замечательное устройство! — воскликнул Кисо, изо всех сил уцепившись за поручни. — Это ты, погоняйщик, сам такое придумал или так завел твой прежний хозяин, бывший вельможа?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81