— Давно ли проехала здесь дорожная карета? — осведомился мистер Уордль.— Давно ли?— Да.— Вот уж этого я хорошенько не знаю. Не так, чтобы очень давно, но нельзя сказать, что недавно, этак, пожалуй, середка на половину.— Может быть, здесь и вовсе не проезжало никаких карет?— Да нет, проехала одна.— А давно, друг мой? — вмешался мистер Пиквик. Час назад?— Да, пожалуй, что так.— Или два часа? — спросил форейтор, сидевший на задней лошади.— А кто его знает, может и два.— Вперед, ребята, погоняйте! — крикнул вспыльчивый пожилой джентльмен. — Нечего нам тратить здесь время на этого старого идиота!— Идиот! — ухмыляясь, воскликнул старик, стоя посреди дороги перед полуопущенным шлагбаумом и провожая взглядом быстро уносившуюся карету. Э, нет, не такой уж я идиот! Вы тут десять минут потеряли и ничего путного не узнали. Если все сторожа, получив по гинее, постараются ее отработать не хуже, чем я, — не догнать вам, старый пузан, этой кареты до Михайлова Дня!И, еще раз ухмыльнувшись, старик закрыл ворота, вошел в дом и запер за собой дверь на засов.Тем временем карета, не уменьшая скорости, летела к концу перегона. Луна, как и предсказывал мистер Уордль, скоро зашла, тяжелые, темные гряды облаков, постепенно затягивая небо, слились над головой в сплошную темную массу, и крупные дождевые капли, барабанившие в окна кареты, казалось, возвещали путникам приближение ненастной ночи. Ветер, дувший им прямо в лицо, яростно проносился вдоль узкой дороги и уныло завывал, раскачивая окаймлявшие ее деревья. Мистер Пиквик запахнул пальто, примостился поудобнее в углу кареты и заснул крепким сном, от которого очнулся, когда экипаж остановился, зазвенел колокольчик конюха и раздался громкий крик:— Лошадей, живо!Но здесь снова произошла задержка. Форейторы спали таким подозрительно крепким сном, что понадобилось пять минут на каждого, чтобы разбудить их. Конюх затерял ключ от конюшни, а когда его, наконец, нашли, два заспанных помощника перепутали упряжь, и пришлось заново перепрягать лошадей. Будь мистер Пиквик здесь один, эти многочисленные препятствия заставили бы его немедленно прекратить погоню, но не так-то легко было устрашить старого Уордля; он с такой энергией взялся за дело, одного угощая толчком, Другого пинком, тут застегивая пряжку, там подтягивал цепь, что карета была готова значительно раньше, чем можно было надеяться при наличии стольких затруднений.Они продолжали путь, и, разумеется, перспективы были отнюдь не утешительны. До станции оставалось пятнадцать миль, ночь была темная, ветер — сильный, и дождь лил потоками. Невозможно было с достаточной быстротой подвигаться вперед, одолевая столько препятствий. Был уже час ночи. Чтобы добраться до станции, понадобилось почти два часа. Но здесь выяснилось одно обстоятельство, которое вновь пробудило надежду и воскресило бодрость.— Когда приехала эта карета? — закричал старик Уордль, выскакивая из своего экипажа и указывая на облепленную жидкой грязью карету, стоявшую во дворе.— Четверти часа еще не прошло, сэр, — ответил конюх, которому был задан этот вопрос.— Леди и джентльмен? — задыхаясь от нетерпения, спросил мистер Уордль.— Да, сэр.— Высокий джентльмен во фраке, длинноногий, худой?— Да, сэр.— Пожилая леди, худое лицо, костлявая, да?— Да, сэр.— Ей-богу, это наша парочка, Пиквик! — воскликнул пожилой джентльмен.— Они бы раньше здесь были, — сообщил конюх, да у них постромки порвались.— Они! — заявил Уордль. — Клянусь Юпитером, они! Живо карету и четверку! Мы их догоним еще до следующей станции. Ребята, каждому по гинее! Живей! Пошевеливайтесь, молодцы!Выкрикивая такие увещания, пожилой джентльмен метался по двору, суетился и пребывал в таком возбуждении, что оно передалось и мистеру Пиквику; и, заразившись им, сей джентльмен бросился помочь запрягавшим в сложных манипуляциях со сбруей и запутался между лошадьми и колесами экипажа, твердо, веря, что этим он может существенно ускорить приготовления к дальнейшему путешествию.— Влезайте, влезайте! — кричал старик Уордль, забираясь в карету, поднимая подножку и захлопывая за собой дверцу. — Торопитесь! Скорее!И не успел мистер Пиквик сообразить, в чем дело, как почувствовал, что рывок пожилого джентльмена с одной стороны и толчок конюха — с другой вбросили его в карету с противоположной стороны, и они снова помчались.— Ну, уж теперь-то мы не стоим на одном месте! — возликовал пожилой джентльмен.Они и в самом деле не стояли на одном месте, о чем мог засвидетельствовать мистер Пиквик, ежеминутно наталкивавшийся то на твердую стенку кареты, то на своего соседа.— Держитесь! — посоветовал дородный старик, когда мистер Пиквик, нырнув, уткнулся головой в его широкую грудь.— Никогда еще не испытывал я такой встряски, — сообщил мистер Пиквик.— Не беда, — отозвался его спутник, — скоро это кончится. Держитесь крепче.Мистер Пиквик постарался устроиться поплотнее в своем углу; карета неслась еще быстрее.Они проехали таким образом около трех миль, как вдруг мистер Уордль, через каждые две-три минуты высовывавшийся из окна, повернул к мистеру Пиквику забрызганное грязью лицо и, задыхаясь от волнения, воскликнул:— Вот они!Мистер Пиквик высунул голову из своего окна. Да, впереди на небольшом расстоянии от них мчалась галопом четверка лошадей, запряженных в карету!— Вперед, вперед! — завопил пожилой джентльмен. Каждому по две гинеи, ребята! Не упустить их! Догоняйте, догоняйте!Лошади первой кареты пустились во весь опор, а лошади мистера Уордля мчались за ними бешеным галопом.— Я вижу его голову! — рассвирепев, воскликнул старик. — Черт меня возьми, я вижу его голову!— И я вижу, — подтвердил мистер Пиквик, — это он!Мистер Пиквик не ошибся. В окне кареты ясно видна была физиономия мистера Джингля, сплошь покрытая летевшей с колес грязью; а рука его, которой он неистово размахивал, обращаясь к форейторам, призывала их напрячь все силы.Возбуждение дошло до предела. Поля, деревья, изгороди проносились мимо, словно подхваченные вихрем, с такою быстротой летели лошади. Они почти поравнялись с первой каретой. Даже стук колес не мог заглушить голос Джингля, понукавшего форейторов. Старый мистер Уордль бесился от ярости и нетерпения. Он десятки раз выкрикивал «мошенник» и «негодяй», сжимал кулаки и выразительно грозил ими объекту своего негодования, по мистер Джингль отвечал только презрительной улыбкой, а на угрозы отозвался ликующим возгласом, когда его лошади, в ответ на усиленное вмешательство хлыста и шпор, развили еще большую скорость и опередили преследователей.Мистер Пиквик только что втянул голову в карету, а мистер Уордль, устав кричать, последовал его примеру, как вдруг страшный толчок швырнул обоих к передней стенке экипажа. Сотрясение… громкий треск… Колесо отлетело, и карета опрокинулась.После нескольких секунд смятения и растерянности, когда лошади рвались вперед, сыпались стекла и больше ничего нельзя было разобрать, мистер Пиквик почувствовал, что его энергически вытаскивают из разбитой кареты; и как только он встал на ноги и сбросил с головы завернувшиеся полы пальто, которые препятствовали пользоваться очками, ему открылись во всей полноте размеры постигшего их несчастья.Старый мистер Уордль без шляпы, в изорванном костюме стоял около него, а у их ног валялись обломки кареты. Форейторы успели перерезать постромки и стояли теперь возле своих лошадей, облеплепные грязью и взлохмаченные от бешеной езды. Впереди, ярдах в ста, виднелась другая карета — она остановилась, когда раздался треск. Форейторы, ухмыляясь во весь рот, взирали на противников со своих седел, а мистер Джингль с явным удовольствием созерцал картину крушения из окна кареты. Загорался день, и в серых лучах рассвета можно было разглядеть все подробности.— Эй, вы! — крикнул бесстыжий Джингль. — Никто не пострадал? — пожилые джентльмены — немалый вес — опасное предприятие — весьма!— Негодяй! — заревел Уордль.— Ха-ха! — ответил Джингль; затем, многозначительно подмигивая и указывая большим пальцем внутрь кареты, добавил: — Послушайте — она прекрасно себя чувствует — шлет поклон — просит, чтобы вы себя не утруждали — поцелуйте Таппи — не хотите ля влезть на запятки? — Вперед, ребята!Форейторы выпрямились в седлах, и карста загрохотала; мистер Джингль, высунувшись из окна, насмешливо махал белым носовым платочком.Приключение не могло смутить спокойный и уравновешенный дух мистера Пиквика — даже опрокинувшаяся карета. Однако подлость человека, который сначала взял деньги у верного его ученика, а затем позволил себе сократить его фамилию в «Таппи», переполнила чашу терпения. Он с трудом перевел дыхание, покраснел до самых очков и проговорил медленно и выразительно:— Если я еще когда-нибудь встречу этого человека, я…— Да, да, все это прекрасно, — перебил Уордль, — но, пока мы тут стоим да разговариваем, они получат лицензию Лицензия — разрешение на заключение брака без предварительного тройного оглашения в приходской церкви; в эпоху Диккенса (то есть до введения гражданской регистрации брака) эти разрешения в Англии можно было купить в канцеляриях викариев (заместителей) епископов англиканской церкви, а в Лондоне — в канцелярии генерального викария, где побывал Джингль.
и заключат брачный союз в Лондоне.Мистер Пиквик умолк, а жажду мести спрятал в бутылку и закупорил ее.— Далеко ли до станции? — обратился мистер Уордль к одному из форейторов.— Шесть миль. Верно, Том?— Малость побольше.— Малость побольше шести миль, сэр.— Ничего не поделаешь, Пиквик, — сказал Уордль, придется идти пешком.— Ничего не поделаешь! — отозвался сей великий муж.Отправив вперед одного из форейторов верхом на лошади, чтобы вытребовать новый экипаж и лошадей и оставив разбитую карету на попечение второго форейтора, мистер Пиквик и мистер Уордль мужественно продолжали путь пешком, обмотав предварительно шарф вокруг шеи и надвинув шляпу на глаза, чтобы защититься насколько возможно от проливного дождя, который хлынул снова после небольшого перерыва. Глава X, разрешающая все сомнения (если таковые имели место) относительно бескорыстия мистера Джингля
Есть в Лондоне немало старых гостиниц — они служили приютом для прославленных карет в те дни, когда кареты совершали свои путешествия более торжественно и более степенно, чем в наше время; теперь эти гостиницы пришли в упадок и служат лишь для остановок и погрузки прибывающих из провинции возов. Читатель тщетно искал бы один из этих старинных заезжих дворов среди «Золотых Крестов», «Быков и Пастей», которые вздымают свои величественные фасады на парадных улицах Лондона. Чтобы натолкнуться на какое-нибудь из этих древних пристанищ, он должен направить свои стопы в более уединенные кварталы города, и там, в каких-нибудь глухих закоулках, найдет он несколько домов, которые продолжают стоять с мрачным упорством, окруженные современными постройками.В Боро Боро — второе название лондонского приречного района к югу от Темзы Саутуорка; нарицательное имя «боро» (бург) превратилось в собственное, хотя для того же Лондона боро сохраняет и нарицательное значение: так называется в Англии город или местечко, иногда имеющее корпоративное устройство и всегда — право парламентского представительства; в Лондоне около трех десятков таких боро — то есть районы приравниваются к пунктам, имеющим право представительства в парламент.
еще уцелело с полдюжины старых гостиниц, которые сохранили внешние свои черты неизменными и спаслись от муниципальной мании благоустройства и спекулятивной горячки. Огромные, несуразные, странные эти здания, с галереями, коридорами и лестницами, достаточно широкими и ветхими, чтобы доставить материал для сотни рассказов о привидениях, — в случае, если мы будем доведены до прискорбной необходимости измышлять таковые, а мир просуществует достаточно долгий срок, дабы исчерпать бесчисленные правдивые легенды связанные со старым Лондонским мостом и ближайшими его окрестностями на Сарийской стороне.Ранним утром, наступившим вслед за событиями, изложенными в последней главе, во дворе одной из этих славных гостиниц — а именно во дворе знаменитой гостиницы «Белый Олень» — какой-то человек усердно занимался чисткой сапог. На нем был полосатый жилет с синими стеклянными пуговицами и черные коленкоровые нарукавники, серые штаны и гамаши. Ярко-красный платок, завязанный небрежно и неискусно, обвивал его шею, а старая белая шляпа была беззаботно сдвинута набекрень. Перед ним выстроились два ряда сапог, один ряд чистый, другой грязный, и, пополняя первый ряд, он каждый раз отрывался от работы и с явным удовольствием созерцал достигнутые результаты.Во дворе не было и следов той суеты и оживления, какие всегда характерны для гостиницы с большим каретным двором. Три-четыре подводы, нагруженные товарами чуть ли не до второго этажа дома, помещались под высоким навесом, занимавшим один конец двора; да еще одна подвода, которой предстояло, должно быть, отправиться в это же утро, стояла на открытом месте. С двух сторон двора шли вдоль комнат для приезжих два яруса галереи с неуклюжими старыми перилами, и два ряда колокольчиков, защищенных от непогоды маленькой покатой крышей, болтались над дверью, ведущей в буфетную и столовую. Несколько двуколок и дорожных карст были загнаны в маленькие сараи и под навесы; а тяжелый топот ломовой лошади и звяканье цепи, время от времени доносившиеся из дальнего конца двора, возвещали каждому интересующемуся этим вопросом, что именно в той стороне находится конюшня. Если мы добавим, что несколько парней в рабочих блузах спали на громоздких тюках, мешках с шерстью и тому подобных предметах, валявшихся на кучах соломы, мы с достаточной полнотой изобразим общий вид двора гостиницы «Белый Олень» на Хай-стрит в Боро в то утро, о котором идет речь.Громкий звон колокольчика вызвал на верхнюю галерею кокетливую горничную, которая, постучав в дверь одной из комнат и получив оттуда какое-то приказание, крикнула, наклонившись через перила:— Сэм!— Что? — отозвался человек в белой шляпе.— Номеру двадцать второму нужны сапоги.— Спросите номер двадцать второй, хочет он получить их сейчас или подождет, — последовал ответ.— Ну, не дурите, Сэм, — заискивающе сказала девушка. — Сапоги нужны джентльмену сию же минуту.— Ладно, я знаю, вы умеете сладко петь, — сказал чистильщик сапог. Поглядите-ка на эти-вот сапоги: одиннадцать пар сапог да один башмак из номера шестого, с деревянной ногой. Одиннадцать пар должны быть готовы к половине девятого, башмак к девяти. Кто такой номер двадцать второй, чтобы все ему уступали? Э, нет, в порядке очереди, как говорил Джек Кеч Джек Кеч — лондонский палач Джон Кеч (жил во второй половине XVII века, после реставрации Стюартов), чье имя и фамилия («Джек» — уменьшительное от «Джон») стали нарицательными для палача.
, вздергивая людей на виселицу: простите, что заставляю вас ждать, сэр, но сейчас я вами займусь.С этими словами человек в белой шляпе с удвоенным рвением принялся чистить сапог.Раздался другой громкий звонок — и на противоположной галерее появилась выбежавшая впопыхах старая хозяйка «Белого Оленя».— Сэм! — крикнула она. — Где этот лодырь, этот лентяй?.. Ах, вот вы где, Сэм! Почему же вы не отвечаете?— Было бы невежливо отвечать, пока вы не замолчали, — проворчал Сэм.— Сейчас же вычистите эти башмаки для номера семнадцатого и отнесите их в отдельную гостиную, номер пятый, второй этаж.Хозяйка швырнула на двор пару дамских башмаков и улетучилась.— Номер пятый, — сказал Сэм, подбирая башмаки, и, достав из кармана кусок мела, сделал отметку на подошве. — Дамские башмаки и отдельная гостиная! Ну, уж она-то, верно, не на подводе прикатила.— Она приехала сегодня спозаранку! — крикнула девушка, которая еще стояла, перегнувшись через перила галереи. — Приехала с джентльменом в наемной карете, вот ему-то и нужны сапоги, вычистите их поскорей, и конец делу.— Что же вы раньше-то не сказали! — с превеликим негодованием воскликнул Сэм, выуживая вышеупомянутые сапоги из находившейся перед ним кучи. — Я думал, ему регулярная цена три пенса. Отдельная гостиная! И вдобавок леди! Если он хоть сколько-нибудь похож на джентльмена, это ему обойдется шиллинг в день, не считая отдельных поручений.Подхлестываемый утешительными соображениями, мистер Сэмюел столь рьяно работал щеткой, что через несколько минут и сапоги и башмаки, покрытые глянцем, который преисполнил бы завистью душу любезного мистера Уоррена (ибо в «Белом Олене» употребляли ваксу Дэя и Мартина Вакса Дэя и Мартина — Дэй и Мартин — лондонская популярная фирма по производству ваксы; конкурировала с фирмой Уоррена, где Диккенс работал мальчиком, завертывая баночки с ваксой и наклеивая на них ярлыки.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Посмертные записки Пиквикского Клуба'
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
и заключат брачный союз в Лондоне.Мистер Пиквик умолк, а жажду мести спрятал в бутылку и закупорил ее.— Далеко ли до станции? — обратился мистер Уордль к одному из форейторов.— Шесть миль. Верно, Том?— Малость побольше.— Малость побольше шести миль, сэр.— Ничего не поделаешь, Пиквик, — сказал Уордль, придется идти пешком.— Ничего не поделаешь! — отозвался сей великий муж.Отправив вперед одного из форейторов верхом на лошади, чтобы вытребовать новый экипаж и лошадей и оставив разбитую карету на попечение второго форейтора, мистер Пиквик и мистер Уордль мужественно продолжали путь пешком, обмотав предварительно шарф вокруг шеи и надвинув шляпу на глаза, чтобы защититься насколько возможно от проливного дождя, который хлынул снова после небольшого перерыва. Глава X, разрешающая все сомнения (если таковые имели место) относительно бескорыстия мистера Джингля
Есть в Лондоне немало старых гостиниц — они служили приютом для прославленных карет в те дни, когда кареты совершали свои путешествия более торжественно и более степенно, чем в наше время; теперь эти гостиницы пришли в упадок и служат лишь для остановок и погрузки прибывающих из провинции возов. Читатель тщетно искал бы один из этих старинных заезжих дворов среди «Золотых Крестов», «Быков и Пастей», которые вздымают свои величественные фасады на парадных улицах Лондона. Чтобы натолкнуться на какое-нибудь из этих древних пристанищ, он должен направить свои стопы в более уединенные кварталы города, и там, в каких-нибудь глухих закоулках, найдет он несколько домов, которые продолжают стоять с мрачным упорством, окруженные современными постройками.В Боро Боро — второе название лондонского приречного района к югу от Темзы Саутуорка; нарицательное имя «боро» (бург) превратилось в собственное, хотя для того же Лондона боро сохраняет и нарицательное значение: так называется в Англии город или местечко, иногда имеющее корпоративное устройство и всегда — право парламентского представительства; в Лондоне около трех десятков таких боро — то есть районы приравниваются к пунктам, имеющим право представительства в парламент.
еще уцелело с полдюжины старых гостиниц, которые сохранили внешние свои черты неизменными и спаслись от муниципальной мании благоустройства и спекулятивной горячки. Огромные, несуразные, странные эти здания, с галереями, коридорами и лестницами, достаточно широкими и ветхими, чтобы доставить материал для сотни рассказов о привидениях, — в случае, если мы будем доведены до прискорбной необходимости измышлять таковые, а мир просуществует достаточно долгий срок, дабы исчерпать бесчисленные правдивые легенды связанные со старым Лондонским мостом и ближайшими его окрестностями на Сарийской стороне.Ранним утром, наступившим вслед за событиями, изложенными в последней главе, во дворе одной из этих славных гостиниц — а именно во дворе знаменитой гостиницы «Белый Олень» — какой-то человек усердно занимался чисткой сапог. На нем был полосатый жилет с синими стеклянными пуговицами и черные коленкоровые нарукавники, серые штаны и гамаши. Ярко-красный платок, завязанный небрежно и неискусно, обвивал его шею, а старая белая шляпа была беззаботно сдвинута набекрень. Перед ним выстроились два ряда сапог, один ряд чистый, другой грязный, и, пополняя первый ряд, он каждый раз отрывался от работы и с явным удовольствием созерцал достигнутые результаты.Во дворе не было и следов той суеты и оживления, какие всегда характерны для гостиницы с большим каретным двором. Три-четыре подводы, нагруженные товарами чуть ли не до второго этажа дома, помещались под высоким навесом, занимавшим один конец двора; да еще одна подвода, которой предстояло, должно быть, отправиться в это же утро, стояла на открытом месте. С двух сторон двора шли вдоль комнат для приезжих два яруса галереи с неуклюжими старыми перилами, и два ряда колокольчиков, защищенных от непогоды маленькой покатой крышей, болтались над дверью, ведущей в буфетную и столовую. Несколько двуколок и дорожных карст были загнаны в маленькие сараи и под навесы; а тяжелый топот ломовой лошади и звяканье цепи, время от времени доносившиеся из дальнего конца двора, возвещали каждому интересующемуся этим вопросом, что именно в той стороне находится конюшня. Если мы добавим, что несколько парней в рабочих блузах спали на громоздких тюках, мешках с шерстью и тому подобных предметах, валявшихся на кучах соломы, мы с достаточной полнотой изобразим общий вид двора гостиницы «Белый Олень» на Хай-стрит в Боро в то утро, о котором идет речь.Громкий звон колокольчика вызвал на верхнюю галерею кокетливую горничную, которая, постучав в дверь одной из комнат и получив оттуда какое-то приказание, крикнула, наклонившись через перила:— Сэм!— Что? — отозвался человек в белой шляпе.— Номеру двадцать второму нужны сапоги.— Спросите номер двадцать второй, хочет он получить их сейчас или подождет, — последовал ответ.— Ну, не дурите, Сэм, — заискивающе сказала девушка. — Сапоги нужны джентльмену сию же минуту.— Ладно, я знаю, вы умеете сладко петь, — сказал чистильщик сапог. Поглядите-ка на эти-вот сапоги: одиннадцать пар сапог да один башмак из номера шестого, с деревянной ногой. Одиннадцать пар должны быть готовы к половине девятого, башмак к девяти. Кто такой номер двадцать второй, чтобы все ему уступали? Э, нет, в порядке очереди, как говорил Джек Кеч Джек Кеч — лондонский палач Джон Кеч (жил во второй половине XVII века, после реставрации Стюартов), чье имя и фамилия («Джек» — уменьшительное от «Джон») стали нарицательными для палача.
, вздергивая людей на виселицу: простите, что заставляю вас ждать, сэр, но сейчас я вами займусь.С этими словами человек в белой шляпе с удвоенным рвением принялся чистить сапог.Раздался другой громкий звонок — и на противоположной галерее появилась выбежавшая впопыхах старая хозяйка «Белого Оленя».— Сэм! — крикнула она. — Где этот лодырь, этот лентяй?.. Ах, вот вы где, Сэм! Почему же вы не отвечаете?— Было бы невежливо отвечать, пока вы не замолчали, — проворчал Сэм.— Сейчас же вычистите эти башмаки для номера семнадцатого и отнесите их в отдельную гостиную, номер пятый, второй этаж.Хозяйка швырнула на двор пару дамских башмаков и улетучилась.— Номер пятый, — сказал Сэм, подбирая башмаки, и, достав из кармана кусок мела, сделал отметку на подошве. — Дамские башмаки и отдельная гостиная! Ну, уж она-то, верно, не на подводе прикатила.— Она приехала сегодня спозаранку! — крикнула девушка, которая еще стояла, перегнувшись через перила галереи. — Приехала с джентльменом в наемной карете, вот ему-то и нужны сапоги, вычистите их поскорей, и конец делу.— Что же вы раньше-то не сказали! — с превеликим негодованием воскликнул Сэм, выуживая вышеупомянутые сапоги из находившейся перед ним кучи. — Я думал, ему регулярная цена три пенса. Отдельная гостиная! И вдобавок леди! Если он хоть сколько-нибудь похож на джентльмена, это ему обойдется шиллинг в день, не считая отдельных поручений.Подхлестываемый утешительными соображениями, мистер Сэмюел столь рьяно работал щеткой, что через несколько минут и сапоги и башмаки, покрытые глянцем, который преисполнил бы завистью душу любезного мистера Уоррена (ибо в «Белом Олене» употребляли ваксу Дэя и Мартина Вакса Дэя и Мартина — Дэй и Мартин — лондонская популярная фирма по производству ваксы; конкурировала с фирмой Уоррена, где Диккенс работал мальчиком, завертывая баночки с ваксой и наклеивая на них ярлыки.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Посмертные записки Пиквикского Клуба'
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17