Ясно, что было что-то родственное в их натуре, что-то таинственно созвучное в их сердцах. Ее имя было первым словом, сорвавшимся с уст мистера Тапмена, когда он, раненый, лежал на траве; и ее истерический смех был первым звуком, коснувшимся его ушей, когда его привели домой. Но проистекало ли ее волнение из милой и женственной чувствительности, неугасимой ни при каких обстоятельствах, или было оно порождено более пылким и страстным чувством, которое мог пробудить только он, единственный из смертных? Эти сомнения терзали его мозг, когда он лежал простертый на диване; эти сомнения он намерен был разрешить немедленно и раз навсегда.Был вечер. Изабелла и Эмили вышли погулять с мистером Трандлем; старая глухая леди заснула в своем кресле; из отдаленной кухни доносилось тихо и монотонно храпенье жирного парня; шустрые служанки вертелись у кухонной двери, наслаждаясь приятным вечером и радостями флирта, проводимого по всем правилам с какими-то увальнями, состоявшими при ферме; а интересная пара сидела всеми забытая, всех забывшая, мечтая лишь друг о друге; короче говоря, они сидели, напоминая пару сложенных лайковых перчаток, прильнув друг к другу.— Я позабыла о моих цветах, — сказала тетушка.— Полейте их сейчас, — настойчиво посоветовал мистер Тапмен.— Вы простудитесь, уже вечер, — нежно возразила незамужняя тетушка.— О нет! — сказал мистер Тапмен, поднимаясь с места. — Мне это пойдет на пользу. Разрешите вас сопровождать.Леди поправила повязку, которая поддерживала левую руку юного кавалера, приняла предложенную ей правую руку и повела его в сад.В дальнем углу сада находилась беседка, заросшая жимолостью, жасмином и вьющимися растениями, — одно из тех приятных убежищ, которые возводятся гуманными людьми для удобства пауков.Незамужняя тетушка взяла валявшуюся в углу большую лейку и хотела выйти из беседки. Мистер Тапмен удержал ее и усадил на скамье рядом с собою.— Мисс Уордль! — сказал он.Незамужняя тетушка затрепетала, а камешки, случайно попавшие в большую лейку, затарахтели, как детская погремушка.— Мисс Уордль, — сказал мистер Тапмен, — вы — ангел!— Мистер Тапмен! — воскликнула Рейчел и сделалась такой же красной, как лейка.— Больше, чем ангел! — сказал красноречивый пиквикист. — Мне это слишком хорошо известно.— Говорят, все женщины — ангелы, — игриво прошептала леди.— Кто же в таком случае вы? И с кем могу я вас сравнить? — возразил мистер Тапмен. — Встречал ли кто-нибудь женщину, похожую на вас? Где еще мог бы я найти столь редкое соединение прекрасных качеств и красоты? Где мог бы я искать… О! — Тут мистер Тапмен умолк и пожал руку, державшую ручку счастливой лейки.Леди отвернулась.— Мужчины такие обманщики, — чуть слышно прошептала она.— Верно! — подхватил мистер Тапмен. — Но не все. На свете есть по крайней мере одно существо, которое никогда не изменится, одно существо, которое радо было бы посвятить всю свою жизнь вашему счастью, которое живет только ради ваших глаз, дышит только ради вашей улыбки, несет тяжкое бремя жизни только ради вас.— Если бы можно было найти такого человека…начала леди.— Но найти его можно, — перебил пылкий мистер Тапмен. — Он уже найден. Мисс Уордль, он здесь.И не успела незамужняя тетушка угадать его намерение, как мистер Тапмеп упал на колени к ее ногам.— Мистер Тапмен, встаньте! — воскликнула Рейчел.— Никогда! — последовал доблестный ответ. — О Рейчел! — Он схватил ее податливую руку и прижал к губам; лейка упала на землю. — О Рейчел, скажите, что любите меня!— Мистер Тапмен, — отвернувшись, прошептала незамужняя тетушка, — я едва могу выговорить эти слова, но… но… я не совсем равнодушна к вам.Едва услышав это признание, мистер Тапмен приступил к совершению того, на что его толкало восторженное чувство и что, насколько нам известно (ибо мы мало осведомлены в такого рода вещах), всегда делают люди при данных обстоятельствах. Он вскочил и, обвив рукой шею незамужней тетушки, запечатлел на ее устах множество поцелуев, каковые она, после требуемых приличием борьбы и сопротивления, принимала так спокойно, что нельзя предугадать, сколько бы еще мог запечатлеть их мистер Тапмен, если бы леди весьма непритворно не вздрогнула и не воскликнула испуганным голосом:— Мистер Тапмен, за нами следят! Нас увидели!Мистер Тапмен оглянулся. Перед ними, не шевелясь, стоял жирный парень и, выпучив большие круглые глаза, смотрел в беседку, но на его лице не отражалось и тени того, что самый опытный физиономист мог бы назвать изумлением, любопытством или каким-либо другим чувством, волнующим человеческое сердце. Мистер Таимся смотрел на жирного парня, а жирный парень уставился на него, и чем дольше созерцал мистер Тапмен безучастную физиономию жирного парня, тем тверже убеждался, что тот либо ничего не видел, либо не понял того, что происходило.Находясь под этим впечатлением, он весьма решительно спросил:— Что вам понадобилось здесь, сэр?— Ужин готов, сэр, — немедленно последовал ответ.— Вы только что явились сюда, сэр? — осведомился мистер Тапмен, пронизывая его взглядом.— Только что, — ответил жирный парень.Мистер Тапмен еще раз посмотрел на него очень пристально, но тот и глазом не моргнул, ни один мускул на его лице не дрогнул.Мистер Тапмен взял под руку незамужнюю тетушку и направился к дому, жирный парень следовал за ними.— Он ничего не заметил! — шепнул мистер Тапмен.— Ничего, — отозвалась незамужняя тетушка.Сзади раздался какой-то звук, напоминающий приглушенное хихиканье. Мистер Тапмен быстро оглянулся. Нет, это не мог быть жирный парень, на его физиономии не было и признака веселья, да и вообще весь его облик ничего, кроме упитанности, не обнаруживал.— Должно быть, он крепко спал, — прошептал мистер Тапмен.— Я в этом нимало не сомневаюсь, — ответила незамужняя тетушка.Оба весело засмеялись.Мистер Тапмен ошибся. Жирный парень на этот раз не спал. Он бодрствовал, бодрствовал в полной мере и видел все, что происходило.За ужином никто не пробовал завязать общую беседу. Старая леди ушла спать. Изабелла Уордль всецело посвятила себя мистеру Трандлю, внимание незамужней тетушки было сосредоточено на мистере Тапмене, а мысли Эмили, казалось, заняты были каким-то далеким предметом, — быть может, они не покидали отсутствующего мистера Снодграсса.Пробило одиннадцать часов, двенадцать, час, а джентльмены не возвращались. На всех лицах отражалась тревога. Что, если их подстерегли и ограбили? Не послать ли людей с фонарями по всем дорогам, какими они могли возвращаться домой? Или, быть может, они… Вот они! Почему они так запоздали? Чужой голос к тому же! Кто это может быть! Все бросились в кухню, куда ввалились гуляки, и подлинное положение дел немедленно выяснилось.Мистер Пиквик, засунув руки в карманы и сдвинув шляпу на левый глаз, стоял, прислонившись к буфету, покачивал из стороны в сторону головой и непрерывно расточал самые ласковые и благосклонные улыбки без всякой видимой причины или повода; старый мистер Уордль с пылающим лицом пожимал руку незнакомому джентльмену, бормоча заверения в вечной дружбе; мистер Уинкль, прислонившись к футляру часов с недельным заводом, слабым голосом призывал кару на голову любого члена семьи, который намекнет на то, что ему не худо бы лечь спать, а мистер Снодграсс опустился на стул, и каждая черта его выразительного лица выдавала самую глубокую и безнадежную печаль, какую только может вообразить человеческий ум.— Что случилось? — осведомились три леди.— Ничего не случилось, — ответил мистер Пиквик. Мы… мы… в порядке. Слышите, Уордль, мы в порядке, да?Ну, еще бы, — отозвался веселый хозяин. — Дорогие мои, вот мой друг мистер Джингль… друг мистера Пиквика, мистер Джингль, случайная встреча… маленький визит.— Сэр, с мистером Снодграссом что-то случилось? — тревожно осведомилась Эмили.— Ничего не случилось, сударыня, — ответил незнакомец. — Обед у крикетистов — чудесная компания — превосходные песни — старый портвейн — кларет — хорошо — весьма хорошо — вино, сударыня, — вино.— Вовсе не вино, — прерывающимся голосом пробормотал мистер Снодграсс, — это семга. (Почему-то в таких случаях вино никогда не бывает виновато.)— Не лучше ли им лечь в постель, сударыня? — спросила Эмма. — Двое слуг отведут джентльменов наверх.— Я спать не лягу, — твердо сказал мистер Уинкль.— Ни один живой человек меня не поведет, — решительно заявил мистер Пиквик все с тою же улыбкой.— Ура! — слабо выкрикнул мистер Уинкль.— Ура! — отозвался мистер Пиквик и, сняв шляпу, бросил ее на пол, а затем словно рехнулся и швырнул очки на середину кухни. После такой остроумной выходки он от души расхохотался.— Разопьем… еще… бутылочку… — провозгласил мистер Уинкль, начав очень громко, а кончив чуть слышно. Голова его свесилась на грудь, и, бормоча свое непреложное решение не ложиться спать, а также кровожадно сожалея о том, что утром не «покончил со старым Тапменом», он погрузился в сон и в таком состоянии был доставлен в свою комнату двумя молодыми великанами, действовавшими под личным надзором жирного парня, чьим заботам доверил свою особу и мистер Снодграсс.Мистер Пиквик принял предложенную ему мистером Тапменом руку и мирно удалился, улыбаясь благодушнее, чем когда бы то ни было; мистер Уордль, трогательно распрощавшись со всей семьей, словно ему предстояло немедленно идти на казнь, удостоил мистера Трандля чести проводить его наверх и вышел, тщетно пытаясь сохранить вид внушительный и торжественный.— Какая неприличная сцена! — промолвила незамужняя тетушка.— Отвратительная! — воскликнули обе юные леди.— Ужасно — ужасно! — подхватил с глубокомысленной миной мистер Джингль; своих товарищей он опередил примерно на полторы бутылки. — Тяжелое зрелище — весьма!— Какой любезный мужчина! — шепнула мистеру Тапмену незамужняя тетушка.— И недурен собой! — добавила Эмили Уордль.— О, несомненно! — согласилась незамужняя тетушка.Мистер Тапмен вспомнил рочестерскую вдову, и его душою овладела тревога. Последовавший затем получасовой разговор отнюдь не мог успокоить его смятенный дух. Новый гость оказался весьма словоохотливым и рассказал почти столько же анекдотов, сколько отпустил комплиментов. Мистер Тапмен чувствовал: по мере того как растет популярность Джингля, он (Тапмен) все дальше отступает в тень. Смех его звучал принужденно, веселость была притворной; и, когда, наконец, пылающая его голова опустилась на подушку, он испытал злорадное наслаждение, подумав о том, как приятно было бы зажать в этот момент голову Джингля между периной и матрацем.На следующее утро неутомимый незнакомец встал рано, и, в то время как его спутники, обессиленные ночным кутежом, еще покоились в постели, он весьма успешно старался поддержать за завтраком веселое расположение духа. Его попытка оказалась столь удачной, что даже старая глухая леди потребовала, чтобы две-три лучших его остроты были ей сообщены в слуховой рожок, и снисходительно поведала незамужней тетушке, что «он (Джингль) сущий повеса». Это мнение целиком разделяли все присутствовавшие члены ее семьи.Ясным летним утром старая леди имела обыкновение удаляться в беседку, в которой отличился мистер Тапмен; ее прогулка совершалась следующим образом: прежде всего жирный парень снимал с гвоздя за дверью, ведущей в спальню старой леди, плотный черный атласный чепец, теплый бумажный платок и толстую палку с массивной ручкой; затем старая леди не спеша надевала чепец и платок, опиралась одной рукой на палку, а другой — на плечо жирного парня, и медленно шла в беседку, где жирный парень предоставлял ей наслаждаться в уединении свежим воздухом в течение получаса, а по прошествии этого срока возвращался и вел ее домой.Старая леди была очень аккуратна и очень пунктуальна, и так как эта церемония, вот уже три года, повторялась каждое лето без малейшего уклонения от установленной формы, то она немало удивилась, заметив в это утро, что жирный парень, вместо того чтобы покинуть беседку, отошел на несколько шагов, внимательно осмотрелся по сторонам и приблизился к ней с величайшими предосторожностями и с видом крайне таинственным.Старая леди была пуглива — как и большинство старых леди, — и в первую минуту у нее мелькнула мысль, что разбухший парень хочет нанести ей какое-нибудь тяжелое повреждение в надежде завладеть ее наличными деньгами. Она готова была крикнуть, позвать на помощь, но старость и недуги давно уже лишили ее возможности кричать, поэтому за каждым его движением она следила с глубоким ужасом, который отнюдь не уменьшился, когда он подошел к ней вплотную и заорал в ухо взволнованным и, как почудилось ей, угрожающим голосом:— Хозяйка!Случилось так, что в этот самый момент мистер Джингль прогуливался по саду неподалеку от беседки. Он услышал возглас; «Хозяйка!» — и остановился, чтобы послушать, что будет дальше. У него было три основания поступить так. Во-первых, он был любопытен, а делать ему было нечего, во-вторых, он не отличался щепетильностью, и, в-третьих (и последних), его заслоняли цветущие кусты. Итак, он стоял и слушал.— Хозяйка! — орал жирный парень.— В чем дело, Джо? — дрожа, спросила старая леди. — Право же, Джо, для тебя я была хорошей хозяйкой. Кроме добра, ты ничего от меня не видел. Тебя никогда не заставляли слишком много работать, и всегда ты ел досыта.Этот последний довод затронул самую чувствительную струну в сердце жирного парня. Казалось, он был растроган и с чувством сказал:— Да, это я знаю.— Ну, так что же ты от меня хочешь? — приободрившись, спросила старая леди.— Я хочу, чтобы у вас мурашки по спине забегали, — ответил жирный парень.Такая манера проявлять благодарность казалась весьма жестокой, а так как старая леди в точности не знала, каким путем можно добиться подобного результата, то ее опасения вернулись.— Как вы думаете, что я видел вчера вечером в этой самой беседке? — осведомился парень.— Господи помилуй! Что же ты видел? — воскликнула старая леди, встревоженная торжественным тоном дородного юноши.— Чужой джентльмен — тот, у которого рука повреждена, — целовал и обнимал…— Кого, Джо? Надеюсь, не служанку?— Хуже! — заорал жирный парень в ухо старой леди.— Неужели одну из моих внучек?— Хуже!— Неужели еще хуже, Джо? — спросила старая леди, считая, что она дошла до крайнего предела злодейства. Кто же это был, Джо? Я должна знать.Жирный парень опасливо огляделся по сторонам и, закончив свой обзор, прокричал в ухо старой леди:— Мисс Рейчел!— Что?! — взвизгнула старая леди. — Говори громче!— Мисс Рейчел! — заревел жирный парень.— Моя дочь?В подтверждение своих слов парень несколько раз кивнул, и его жирные щеки затрепетали, как бланманже.— И она это допустила! — воскликнула старая леди.Жирный парень, ухмыляясь, прокричал:— Я видел, как она сама его целовала. Если бы мистер Джингль из своего укромного уголка увидел, с какой физиономией выслушала это сообщение старая леди, весьма возможно, что неудержимый взрыв хохота выдал бы его присутствие в непосредственной близости к беседке. Он внимательно слушал. До него долетели отрывки гневных фраз, вроде: «Без моего разрешения!», «В ее годы!», «Несчастная я старуха!», «Могла бы подождать моей смерти», а затем он услышал, как заскрипели по песку башмаки жирного парня, когда тот удалялся, оставив старую леди в одиночестве.Быть может, такое совпадение покажется поразительным, но факт остается фактом: накануне вечером, через пять минут после прибытия в Менор Фарм, мистер Джингль решил, не мешкая, повести осаду сердца незамужней тетушки. У него хватило наблюдательности наметить, что его развязные манеры отнюдь не были не приятны прекрасному объекту задуманной атаки, и он не без основания подозревал, что леди обладает качеством, наиболее желанным, — располагает маленьким независимым состоянием. Он мгновенно уловил настоятельную необходимость тем или иным способом вытеснить соперника и решил приступить безотлагательно к действиям, направленным для достижения этой цели. Фильдинг говорит, что мужчина — огонь, а женщина — пучок пеньки, и князь тьмы их соединяет. Мистер Джингль знал, что для незамужних теток молодые люди то же, что для пороха — зажженный газ, и решил, не теряя времени. произвести взрыв.Обдумывая это важное решение, он выбрался из засады и под прикрытием вышеупомянутых кустов приблизился к дому. Казалось, фортуна намерена была покровительствовать его замыслу. Издали он увидел, что мистер Тапмен вместе с другими джентльменами вышел из сада через боковую калитку, а юные леди, как было ему известно, позавтракав, ушли из дому. Путь был свободен.Дверь в гостиную была полуоткрыта. Он заглянул туда. Незамужняя тетушка занималась вязаньем. Он кашлянул; она подняла взор и улыбнулась. Нерешительность была несвойственна характеру мистера Альфреда Джингля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17