Антон Петрович спокойно курил с мужчинами, а те подсмеивались и над ним, и над сыном. Моя мать, Гришина и Витина, и другие женщины перемывали нам косточки: дети теперь пошли и такие и сякие, а непослушные - хоть кол на голове теши! Вспоминали, кто и когда набедокурил, какая была за это кара. Придумывали они, как бы наказать и Витю.
А нам было чертовски весело! Ребятишек сбежалось - с полдеревни! Дурачатся, кувыркаются в пыли, гоняются друг за дружкой. Мы выкрикиваем снизу, даем Вите всяческие советы, пробуем сами лезть на крышу.
- Все! - крикнул наконец Витя.
И стал рядом с трубой, подняв обе руки кверху, в одной - мастерок, в другой - пустое ведро.
Антон Петрович отошел подальше, чтоб лучше разглядеть трубу. Постоял, уперев руки в бока, и сказал:
- Слазь. Картошка простынет...
И никакого наказания!
Пока Витя спускался по лестнице во двор, мы аплодировали ему, как артисту, кричали "ура!".
Теперь у нас Витя признанный авторитет в печных и трубных делах. В прошлом году, когда школьники затеяли сами отремонтировать школу, Хмурец был вроде инструктора и все печки подправил собственноручно. Ему директор за те печки даже руку пожимал, как взрослому, и вручил грамоту-благодарность.
Пионерская газета напечатала об этом заметку и так расписали все ужас! И кто что говорил во время работы, и какие рационализаторские предложения вносил, даже кто больше всех был чумазым от усердия. А внизу стояла подпись: "Петя Горохов, председатель совета отряда".
Витя заступил ему дорогу - шли как раз домой.
- Твоя работа? - сунул ему газету под нос. - Разве я курносый? Разве я "самый малый, да самый удалый" в классе? Разве я хвастался, что могу кирпичный дом сложить?
- Да я... не я... я совсем маленькую заметку написал, на полстранички... Что сделали, перечислил, фамилии назвал... Честное пионерское! - бил себя в грудь пухлым кулачком Горохов.
Ну, кто ему поверит? Хмурец на всякий случай треснул Петю по затылку. Председатель совета отряда сразу забыл о своем чине и бросился на Витю. Мы едва их растащили. Но у Хмурца уже вспыхнули на щеке две красные полосы. Поганая у Горохова привычка: не хватает силенок, он и пускает в ход ногти.
Так между нашей компанией и Петей Гороховым "пробежала черная кошка"...
ДЕД СТАХЕЙ "ЗАГАДЫВАЕТ ЗАГАДКИ"
С каждым днем все дальше и дальше ходить к верхолазам. Они уже натянули и закрепили проволоку на мачтах по эту сторону Мелянки и перевезли свой вагончик к самому Студенцу. Сегодня впервые идем к Володе Поликарову за речку. Мы с Гришей оторвали Витю от любимого занятия - уже, наверное, в сотый раз разбирал, чистил и смазывал своего "Орленка".
Идем тропкой, по кладкам, перекинутым через канавы. По траве напрямик больше не бегаем, на некоторых "картах" скоро будут косить. А к осени запашут и на остальных, посеют культурную траву.
- Ой, смотрите! - вдруг крикнул Хмурец, показывая рукой вдоль канавы. Мы остановились на кладке все втроем, доска прогнулась, запружинила.
Метрах в ста от нас в канаве что-то шевелилось. Черное с белым... Слышно хлюпанье, какие-то вздохи...
- Выдра на бусла напала! - прыгнул на берег Чаратун.
Буслом у нас аиста зовут...
Мы побежали за Гришей. Хмурец несся такими скачками - чуть по спине пятками не колотил.
- Теленок тонет! - закричал Гриша, добежав. - А где же пастух? Э-гей! Э-ге-гей! Дед, теля-я увязла-а-а!
- Э-гей!!! - крикнули втроем, осмотрелись по сторонам.
За Мелянкой, у Студенца, ползет трактор, натягивает проволоку. У реки пасутся телята. А где же пастух, дед Стахей?
У теленка видны из месива только спина и красивая, перепачканная жидким торфом мордочка. Еще несколько минут - и захлебнется.
- Ленька, давай к стаду, зови деда Стахея! - скомандовал Чаратун. Хмурец, поддерживай бычка, чтоб не оседал больше!
А сам бросился к кусту лозы - и шах, шах моим ножиком. Ветки отскакивали с одного раза...
Витя разделся, выдернул из штанов ремень и прыгнул в канаву: "Ух!" Холодная грязюка чуть не до пояса. Сунул руки в болотную жижу, нащупал хвост теленка - раз! - вытащил наверх, привязал к нему ремень. Рационализация!..
- Ленька! Помогай! - подал мне конец ремня.
Сам выбрался на берег, вцепились за ремень в четыре руки. Свись! ремень соскользнул с хвоста, а мы - кувырк!
- Не так привязал... - Хмурец попробовал вытереть с лица грязь и перемазался еще больше. Но мне не до смеха. Полез Витя в черное месиво опять...
- Что ты делаешь, сумасшедший?! Ты так утопишь бычка! - подбежал с охапкой веток Чаратун. - Приподними ему голову!
Витя послушался. Гриша подложил свой веник под мордочку теленку.
- Ты еще стоишь?! - заорал на меня Чаратун. От злости он даже шепелявить перестал.
Бегу, а в глазах разгневанное лицо Гриши. Никогда еще таким его не видел!
- Дед Стахей! Дед Стахей! - почему-то и голос у меня пропал, один писк какой-то.
Около телят пастуха не видно. Обежал стадо вокруг...
- Дед Стахей! Дед Стахей!
А-а, вот он... Сидит у низенького, кучерявого кустика, раскачивается из стороны в сторону. Возле него разбросаны новенькие веники, валяется черная старенькая сумка, бутылка с молоком и другая, поменьше, наверное, с водой... Ворот рубахи расстегнут, на шее какой-то шнурок... Что он нацепил такое? Крестик?
Дед потихоньку раскачивался и... пел. Тоненько, жалобно:
I ўчора араў, i сёння араў,
А хто ж табе, мой сынiку,
Валы паганяў?..
Учора араў, а сёння касiў,
А хто ж табе, мой сынiку,
Снеданне насiў?..
Нет, он, пожалуй, плакал! Тер трясущимися коричневыми кулачками глаза и снова пел-плакал... Откупорил ту небольшую бутылочку, запрокинул голову, хлебнул...
- Деду... - тихо позвал я.
Пастух не услышал, спрятал бутылочку в сумку и затянул другую песню:
Чаму, сынку, дадому не йдзеш?
Дзе ты, сынку, ночку начуеш?
- Дед! - я подошел и тронул старика за плечо. - Дедушка, пойдем быстрее, там теленок... в канаве!
Дед Стахей поднял на меня слезящиеся глаза, он еще не понимал, о чем я говорю.
- Что, внучек, что?.. Садись вот рядышком, побудь со мной...
- Дедуня! - закричал я ему, как глухому. - Ваш теленок в канаве тонет. Вон там... Спасать надо быстрее!
Дед заморгал, пожевал губами, силясь что-то сказать, и начал суетливо подыматься на ноги.
- Святой Микола-угодник... Не покинь...
Схватил сумку и веники, потом бросил и то, и другое, побежал за мной. Бежал мелкими шажками, припадая на одну ногу. Она у него короче, что ли...
Пока он перебирался через канаву, у меня просто терпение лопалось.
Увидев бычка, дед всплеснул руками, заохал:
- А что ж теперь делать? А что председатель скажет?.. Пропал Лысик!
Неожиданно он бросился от нас бежать.
- Что-то придумал... Может, за веревкой побежал? - Витя опять сидел в канаве и обеими руками держал теленка за хвост.
Но почему тогда дед Стахей направился не в нашу деревню? И даже не к своему стаду, а мимо... Бултых с ходу в речку!
- Утопиться захотел!.. Оставайся здесь, Хмурец! - крикнул Чаратун и припустил вслед за дедом.
Я - за ними...
Но дед выбрался на другой берег и побежал к Студенцу.
Гриша остановился.
- Что он - тронулся? - покрутил пальцем у виска Чаратун. - В нашу деревню ведь ближе! Следи за ним, а я - назад...
Пока я перебирался через Мелянку, опять натягивал штаны на мокрые трусы, дед Стахей был уже далековато. Догнал я его возле самых Студенецких телят.
- Деду! Что это вы надумали?
- Сейчас, внучек, сейчас... Тут Адам где-то... В партизанах вместе были... Дружок мой... Ада-а-ам!! - закричал он срывающимся голосом. - Где он запропал? Ада-ам!
Дед Адам поднялся из-за телят неожиданно, словно вырос из-под земли. Стряхнул с одежды стружку - строгал прутья на корзину.
- Адамка, несчастье у меня... Теля в канаву провалилось.
- Э, а у меня и веревки нету... - Адам хотел бежать в Студенец, потом вдруг повернул к тому месту, где сидел, взял кнут, намотал себе на руку. Длинный у него кнут, ременный, плетенный в восьмеро. А кнутовище коротенькое, крепкое, с кисточкой...
- Пусть твой хлопчик побудет около телят.
- Ага... Он посторожит... Оставайся, Левонка! - махнул мне обеими руками Стахей Иванович.
Деды припустили к Мелянке. На каждый шаг Адама дед Стахей делал два или три.
Я - пастух в соседней деревне, не в нашем колхозе. Вот это да!..
Сначала я обежал Адамовых телят, согнал всех вместе. А дальше что? Я места себе не находил: там такое творится, а мне приходится торчать тут! Может, как раз моей помощи и не хватает. Ведь бывает так - одной капельки не достает...
Осмотрел корзинку, которую мастерил Адам. Вплел несколько прутиков... Не работается - бросил.
По стожке, протоптанной от Студенца к Мелянке, идет какая-то девчонка. То приостановится, уткнется в книгу, то захлопнет ее, попрыгает на одной ножке, покружится.
Тропка ведет прямо сюда...
Я прячусь за куст. Только она поравнялась с кустом, я раз! - заступил дорогу.
- Ой! - она выпустила из рук книгу. - Ха-ха, а я думала - собака. Ты куда идешь - в Студенец? Ты грабовский?
- Я не иду, это ты идешь. Я телят пасу.
А сам разглядываю ее во все глаза - кудряшки белые, глазки голубые... Маменькина дочка!
- Ты-ы? Пасе-ешь? Нашего деда теля-я-ат?!
"Ага... соображаю. - Она, значит, внучка Адама".
- Ну и что с того? Вашего или не вашего... Меня попросили!
- А почему тебя, а не меня? Ты чего мне голову морочишь? А где мой дед? - вопросы у нее сыпались, как из порванного мешка.
Рассказал в двух словах, что случилось, - лишь бы отвязалась.
- Меня Людой звать, а тебя? Ты в какой класс перешел? А я в пятый, буду осенью в вашу школу ходить. Я пионерка, а ты? Кто у вас председатель совета отряда, мальчик или девочка?
У меня вспухла голова от ее вопросов.
- Слушай, отвяжись, - поняла? А если ты Адамова внучка, так и паси своих телят. А мне некогда!
- Подумаешь, испугал! Слушай, а ты эти сказки читал? - крикнула мне вслед Люда. - Ты деду Стахею никто - или внук?
Это "никто" меня укололо. Оглянулся, хотел огрызнуться. Но она уже забыла обо мне: присела у тропинки, рассматривала жука. Тот лежал на спинке, беспомощно шевелил лапками, а Люда щекотала ему брюшко травинкой и "понарошке" хохотала-покатывалась от смеха, словно это щекотали ее самую: "У-ха-ха! О-га-га! Ой, умру от смеха!"
Через минуту я опять оглянулся: Люда вынимала что-то из кармана, кормила, гладила телят...
НЕОЖИДАННЫЕ ИТОГИ "СОВЕЩАНИЯ ГОЛЫХ"
На нашем берегу Мелянки сидят голые Гриша и Витя. На ольховом кусте сушатся их черные от торфа майки и трусы - постирали называется... Неподалеку пасутся Стахеевы телята.
- Ну - что с Лысиком? А куда деды подевались? - задаю сразу два вопроса - уже перенял от Люды.
- Вон... пасется... Мы его выкупали. Знаешь, как плавает бычок? Рекордсмен! - сказал Хмурец.
- Деды, наверное, домой к Стахею пошли... Мы за пастухов... - Чаратун повернулся на живот и задумался.
Я тоже сбросил с себя одежду.
Гриша, помолчав, опять заговорил:
- Вы не заметили? Стахей, кажется, был под градусом...
Я ничего не сказал. Говорить о том, как дед сосал из бутылки или нет? Но и промолчать - то же, что и соврать. И я рассказал...
- Ага! - подхватился на коленки Чаратун, сделал выпад рукой в мою сторону, как будто хотел проткнуть шпагой. Живот и грудь у него исполосованы красно-белыми рубцами - отпечаталась каждая травинка. - Так вот почему он проворонил теленка! Фоме Изотовичу надо сказать, председателю.
- А что - язык чешется? На вот, почеши... - Витя бросил ему хворостинку, не переставая выдавливать пяткой в земле ямку.
- Пусть тогда Леня отцу скажет, бригадиру! - наседал Гриша.
- Не буду я ничего говорить! - отказался я. - Плакал дед... Пел и плакал... Вы же знаете, у него сын-летчик с войны не вернулся...
- Пастух он хороший, поискать такого... И человек добрый... - Витя уже закруглил свою ямку, хоть мяч клади.
- Добрый?! - вскочил на ноги Чаратун. - А ты ручаешься, что он и завтра не напьется? Если не теленка утопит, то деревню подожжет!
- Ты мне не размахивай около носа, я тоже могу! - разозлился Хмурец. Он же не бандит какой-нибудь и не разбойник.
- Он партизанским разведчиком был! - добавил я.
"Что это сегодня нашло на Гришку?"
- Дай тебе волю, так ты и в суд на него подать... - Хмурец месил пяткою, разрушал свою ямку. - А ему, может, помочь надо! Шефство над ним взять! Помните, как тимуровцы помогали старикам?
Чаратун с презрительной миной покусывал губу со шрамом.
- Вы - как хотите, а я молчать не буду. Такое прощать нельзя.
Схватил майку, сдернул с ветки трусы. Трусы натянул быстро, а майка сырая, свернулась на спине жгутом.
Я заступил ему дорогу. Витя стал рядом со мной, упирая кулаки в бока.
- Сядь, вояка!..
У Гриши побелели, задрожали губы, кажется, даже глаза побелели. Схватил штаны и рубаху, пошел, набычившись, прямо на нас.
И тут Витя отступил в сторону, я - в другую...
Нет, мы не испугались... Просто не знаю, как это вышло. Смотрим, как удаляется, подергивая плечом, поправляя майку, Чаратун. Дышим - как после борьбы.
- Ты почему не хватал его? - говорит Витя.
- А ты почему?
- Я... Я...
- Я тоже - "я... я..."
И верно - не драться же с Гришкой! Мы еще никогда между собой не дрались, сколько дружим...
Противно на душе...
Еле дождались дедов.
Первый раз возвращались без Гриши.
Мы шли, оглядываясь, и видели, что оба деда все разговаривают и разговаривают, не могут расстаться... Два друга... Потом дед Адам зажал под мышкой торбу с чем-то, пошел к Студенцу.
Мой отец с работы возвращается поздно. Иногда мать ругается с ним из-за этого, упрекает, что скоро и ночевать будет в бригаде. Вот и сегодня просто не дождаться... А как бы хотелось поговорить с ним обо всем! Отец очень уважает Стахея Ивановича, они дружат еще с партизанских времен. Дед Стахей ему и другим партизанам жизнь спас. Только я не знаю подробностей...
Солнце, большое и багровое, в фиолетовой дымке, уже было на горизонте, когда во двор несмело зашел дед Стахей. Стал, мнет в руках картуз, вздыхает.
- Что, Левонка, нету еще батьки дома?
- Нету.
- Ах, Микола-угодник... Это ж надо, а? И приключится такое...
Дед потоптался и уселся на ступеньку крыльца, притих. Только изредка вздыхал...
Из сарая вышла мать - доила корову.
- Ты что же это не вынес деду стул? Ой, где вы так перемазались торфом?
- Не говори, Варвара, не спрашивай... - начал еще глубже вздыхать пастух.
Мать зашла в дом, но вскоре опять выглянула.
- Зайдите в сени, переоденьтесь... Я здесь Алексееву одежду положила. Хоть старая, но чистая... А вашу я постираю, просушу, завтра заберете...
- Зачем тебе, доченька, лишние заботы? Спасибо, и так меня смотришь, как родного... - говорил Стахей Иванович, но все-таки пошел в сени.
Мы еще немного подождали отца и сели ужинать. Дед Стахей выпил только кружку молока и вышел, опять уселся на крыльце. Отцовская рубаха была деду велика, даже пальцев не видать из рукавов. Дед не стал их подворачивать.
Наконец приехал отец.
- Что, Стахей Иванович? Неувязки? - сразу спросил он бодрым голосом.
"Все уже знает... - понял я. - Донес Чаратунище!"
Когда я ставил отцовский велосипед в сенях, с улицы послышался свист Хмурца. Я насторожился, но свист не повторился...
- Неувязки, Алексейка, неувязки - хай их немочь... Кругом я виноватый... Придется, видать, сидеть на пенсии да вьюнов ловить...
- Не выдержите, не усидите... Разве я вас не знаю? - отец устало опустился рядом с дедом на ступеньку, начал закуривать.
Вдруг свист с улицы повторился - и раз, и другой, и третий. Что-то, наверное, важное случилось, если в такую пору... А тут и деда с отцом послушать хочется!
- Как у вас с дровами, Стахей Иванович? А то дал бы кому-нибудь наряд, пусть бы привезли.
Отец усиленно дымит папиросой - со всех сторон атакуют комары.
- Есть дрова, не надо... Лучше другому кому... Спасибо...
А потом и начали - о погоде, о видах на урожай, о телятах... Как будто это самое интересное на свете!
Я убил на ногах, руках и лице сорок одного комара, пока дед засобирался домой.
- Не надо, сынок, ничего мне говорить... - сказал отец, как только за дедом стукнула калитка. - Я знаю Стахея больше, чем кого другого... В блокаду немец прижал нас с той стороны к Неману... И на этом берегу везде посты и засады были... А Стахей Иванович тогда у нас еще связным был, не в отряде... Пробрался ночью на лодке... Ты знаешь тот песчаный островок на Немане? Его заливает весной... Так вот Стахей всех нас перевоз туда. Лежали под кустами в воде по ноздри... Целые сутки! Мне тогда семнадцать было... А каратели лазили вокруг, ломали голову - не могли додуматься, куда мы провалились... Печатали потом в газетке, что всех нас уничтожили... Ну, пошли спать, завтра вставать рано... Клевера начнем косить...
- Я сейчас! - А сам стремглав на улицу.
Витя терпеливо ожидал меня на скамье под забором, играл колечком-подшипником.
- Ты чего свистишь в такое время? Сна на тебя нет...
- Молчи, Лаврушка! - горячо зашептал он. - Только что отец рассказал: на химкомбинате экскаватором выкопали обломки самолета, мотор. И останки летчика нашли... Сохранился его планшет с документами, только истлели бумажки, ничего в них нельзя прочитать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16