– Бегом домой! Я сейчас приду.Я зажал ключ в кулаке, вошёл в подъезд. Но только для того, чтоб поставить под почтовые ящики портфель, – и сразу назад.Медленно шёл из-за дома дядя Левон. Еле ноги передвигал. Длинные рейки держал под мышкой, короткие – за шпагат, в руке. Мне казалось, что они клонят его чуть не до самой земли. Я подбежал, забрал те, что короче.– Что это будет, Левон Иванович?Дядя Левон шёл и ничего мне не отвечал. Тогда я опять спросил.– И ты думаешь, мне охота с тобой разговаривать? Абсолютно нет… Потеряли моё доверие – и весь сказ. Хлопца чуть не загубили…Мои рейки показались тяжёлыми-тяжёлыми, будто их сделали из железа…– Недолго же вы походили в «артековцах»… А я-то думал, с этими ребятами можно много сделать, хорошие подобрались мальцы…И тут со мной что-то произошло. Я ткнулся в живот Левона Ивановича и весь затрясся от плача. Я задыхался, словно меня самого завалило землёй, горло сдавило… Слезы лились струями.– Ну-ну-ну… Ну-ну… – поглаживал мне плечи Левон Иванович. – Вишь, как тебя… Да-а, браток… Жизнь – штука серьёзная. Заглянет в глаза смерть, и горюешь: «Эх, не так жил! Мало сделал!» А исправить что-нибудь уже и поздно… Но у вас-то вся жизнь впереди. Будете больше думать – всё будет хорошо. На то и голова человеку дана…Мы поднялись к двери с номером двадцать восемь. Левон Иванович никак не мог отдышаться. В таком состоянии я никогда ещё его не видел.– Спасибо… дружок… Знаешь, что это будет? Ширма для кукольного театра. На том деревообрабатывающем комбинате сделали мне, выстругали… А смастерим сами… Не обижаются они за ту мою проборку… Пойду завтра, если всё будет хорошо, по магазинам. Надо материал для ширмы подобрать… Ага, а с пластилином как у вас? Есть уже? Нужно каждому иметь коробки три…Я хотел внести короткие рейки в квартиру, но Левон Иванович не разрешил.– Не надо сегодня заходить, нездоровится мне что-то… Через день-два я вас всех позову. Пьесу почитаем, куклы придумаем, может, и лепить начнём.Я попрощался.У двери подъезда встретился с заплаканным Павлушей. Что заплаканный, я не удивился. Я сам, наверно, ещё не просох. Удивился другому – почему он не дома?– Ключ потерял… – показал он мне ту леску, что была привязана к поясу. Концы её скручены, как витки пружины. Развязалась…– А ты искал?– Везде искал… И под грушей, и на берегу, и песок разгребал…– Пошли к нам, обождёшь, пока твоя мать придёт.– У… у мамы нет другого ключа, она не откроет квартиру. Последний ключ… Собирались в мастерской заказать, а теперь и заказывать не с чего.Как некрасиво плакал Павлуша! Выпятил нижнюю губу, как будто передразнивает кого-то.– У-у… Уроки не выучу. Портфель в… в квартире…Я вздохнул всей грудью. Ну и день сегодня дурацкий!И что тут посоветуешь, чем поможешь? Позвать разве всех – и Жору, и Серёжу, ещё раз поискать везде?Но хорошо искать, если хоть примерно знаешь, где потерял. А Павлуша и к рабочим бегал, и на грушу лазил, и за Васиной мамой ходил. В овраг только, кажется, не спускался… Нет, был и в овраге! С самого начала, когда ещё совещались, что кому делать. Правда, ключ тогда у него висел на поясе, я хорошо помню.Я положил свой ключ в карманчик рубашки – хоть бы самому не потерять! У нас не последний, но придётся торчать под дверью, пока мама или папа не придёт.Пошли с Павлушей к Серёже на первый этаж. Надо всё-таки всем собраться, надо поискать! Но Серёжу загнали в ванну, и он не смог выйти к нам. Повёл Павлушу на пятый этаж, к Жоре – нет Жоры, послали в магазин за хлебом…– А зачем он вам? Мало ещё сегодня нашкодили? – Жорин отец оглядывал нас, дверь не закрывал. Он был очень похож на Жору! Такое же лицо широкое и глаза узкие.– Павлуша ключ потерял. А у них больше нет ключей, – сказал я. Павлуша не мог говорить, он опять выставил дрожащую губу, зашмыгал носом.– Новый замок есть? Поставим за пять минут. Только дверь жалко – придётся долбить.– Нету!.. – Павлуша повернулся и медленно побрёл вниз, завывая на всю лестницу.Жорин папа постоял немного, глядя вслед. Дверь не закрывал, над чем-то раздумывал.– Моим попробуй, – догнал я Павлушу. – Бывает, что подходит.Я вынимал из кармашка свой ключ и нащупал там что-то хрустящее. Бумажку какую-то… Павлуша начал пробовать отмыкать моим ключом, а я рассмотрел бумажку.Это были деньги! Десять рублей! Тот червонец, что когда-то сунул мне в карманчик Женя Гаркавый. Носил такое богатство и не знал! И все забыли об этих деньгах – и Женя большой, и мой папа. Значит, это уже мои деньги и я могу ими распоряжаться, как хочу?– В щёлочку вошёл, а не поворачивается, – сказал Павлуша и горько вздохнул.– А ну – дай я! Ты мало каши ел.Я и вправо поворачивал ключ и влево – чуть кожу на пальцах не сорвал. Вытащил, спрятал в карман.– Вот, видишь? – показал я Павлуше деньги. – Надо новый замок купить. Ещё магазин не закрыли.– Ну и что, если не закрыли? А в квартиру не залезешь, придётся ломать дверь. У-у-у… – опять завёл он свою песню.Сверху спустился Жорин отец, позвякивая связкой ключей.– Может, наш подойдёт? Жалко дверь портить, придётся заплатку потом ставить.Он выбрал из связки один, попробовал всунуть. Даже в щель не проходил!Снизу поднималась Галка-девятиклассница – из школы возвращалась. Остановилась, прислушалась.– Надо у соседей спросить… Замки сериями выпускают, бывают совпадения, – сказал Жорин отец и позвонил в остальные три двери, что были на Павлушиной площадке.– И я свой принесу и у соседей попрошу! – помчалась вверх по лестнице Галка.– А я в своём подъезде попрошу! – бросился я вниз.Около нашего подъезда стояла бабушка с Маринкой и нервно посматривала по сторонам, кого-то искала. Около них была и профессорша.– Вот где его черти носят! – закричала на весь двор Марина. – Ты что бабушке век укорачиваешь?– Я же послала тебя домой! – начала распекать меня бабушка. – Когда ты будешь учить своё стихотворение?– Я уже немножко знаю! Нате ключ, идите кормить Марину. А я – сейчас! Павлуша последний ключ потерял, квартиру не откроет! – выкрикнул я и юркнул в свой подъезд.– Он потерял, а тебе больше забот, чем ему! – сказала громко бабушка.– Я не хочу есть! – закричала Марина так, что и на лестнице было слышно. – У меня животик ровный с берегами!Куда мне сначала заскочить?К Жене Гаркавому, у них ключ попросить. А с Женей можно и другие квартиры обойти, он до каждой кнопки дотянется. Ему и ключи скорее доверят, чем мне.Я постучал в их дверь. Открыл Женя и тут же хотел щёлкнуть меня по лбу. Я выпалил ему всё, что случилось, и Женя сразу решил помочь в беде: взял свой ключ, позвонил в соседние квартиры на своём этаже, и на третьем, и на четвёртом – нашем, и на пятом, Васином. Во многих квартирах ещё никого не было. Наконец даже Ивану Ивановичу, профессору, позвонили. Слышим, в прихожей шлёпают тапочки, шлёпанье замирает у дверей. С минуту не открывал, рассматривал нас в глазок, как микробов через микроскоп. Наконец щёлк! Дверь открылась меньше чем на пядь – дальше цепочка не пускала.– Вам чего? – выглянул в щель Дервоед.Женя сказал – чего.– Как это можно брать чужие ключи и примерять? Кто вы такие?– Мы в этом подъезде живём, вы разве никогда не видели нас? – объяснил я.– Мой не подойдёт… – показал Иван Иванович длинный, как бурав, ключ. – Ходят тут всякие… – Дверь захлопнулась.Ух, как нахмурил брови Женя Гаркавый! Сразу повернул прочь от двери профессора.– Ходят… А потом галоши пропадают! – сказал громко, чтоб и Дервоед услышал.Из второго подъезда, наверное, ничей ключ не подошёл, потому что все высыпали на улицу: и Жорин отец, и Галка, и сам Павлуша. Подошёл и Жора с обгрызенной буханкой хлеба. Все смотрели на третий этаж, на окна Павлушиной квартиры.– Доску с балкона на балкон положить…– Ну да! Сломается – костей не соберёшь.– А можно на верёвке с верхнего балкона на ихний…– На балконе-то дверь закрыта! Стекло придётся вынимать.– Если б машину пожарную с лестницей…Женя потряс связками ключей:– Обождите стёкла бить – стеклить придётся. Какой номер квартиры?Павлуша сказал, и Женя помчался наверх. Не было его долговато. И все, наверно, подумали, что открыл. Но вдруг он вышел и руками развёл:– Не подходят…Все пошли за угол посмотреть на дом сбоку. Здесь на каждом этаже было по два окна. С половины первого этажа начиналась железная пожарная лестница. Она проходила между окнами до самой крыши и загибалась на крышу.– Форточка в спальне открыта! – закричал вдруг Павлуша.И все увидели ту форточку на третьем этаже. Увидели, что пожарная лестница совсем рядом с окном.– Держи! – бросил мне Гаркавый связки ключей. – Сейчас будем там.– Ну, вот видишь: всё будет хорошо. А ты сырость разводишь, Павлючок… – сказал Жорин папа. – У тебя нет денег с собой? Ещё можно успеть в хозяйственный магазин, замок купить.У Павлуши, конечно, денег не было. И тут я выдернул червонец из кармана. Как фокусник!– Бери, Жора, и бегом, – сказал отец сыну. – Скажешь продавцу – французский замок…– Во-о-о… – протянул Жора. – Я только что был в магазине, и опять беги.– Так надо, сынок. – Отец забрал у него хлеб. – Беги быстрее, а то закроется.Я понял Жору: кому охота идти в магазин, если здесь такое интересное творится!Женя Гаркавый тем временем с выступа фундамента подпрыгнул, выставив вперёд и вверх руки, поймал первую ступеньку лестницы. Круглая железная палка, только намного тоньше, чем у турника. Раскачался – и хвать рукой за вторую перекладину, потом подтянулся – хвать за третью. Это он для форса, чтоб Галку удивить. А она и верно – даже рот разинула.Чудачка, нашла чему удивляться. Я видел в цирке и не такой фокус: дядя на одних руках поднялся по канату под самый купол цирка, а ноги держал сбоку каната под прямым углом. А Женя всего три перекладины одолел, а потом полез нормально.Вот и окно Павлушиной спальни, третий этаж… Женя вытянул ногу как можно дальше, достал носком туфли подоконник. А правой рукой не за что ухватиться. Если бы хоть сантиметров на десять рука длиннее была! Или крюк какой… Зацепился бы тем крюком за раму форточки, и всё!– О боже мой!.. – подошла бабушка с Мариной. – И этот себе погибель ищет!Женя подвигал подошвой по жести, наклонился к окну раз, другой. И не схватился рукой – скользко! Подцепил задником туфли перекладину лестницы…– Ловите! – махнул ногой.Жорин отец не поймал: туфля отскочила от его рук и стукнула Марину по голове. Марина сморщилась, но не заплакала.– Женя так и будет под небом висеть? – спросила она.Никто ей не ответил, все смотрели вверх.Женя попробовал стать на жесть в носке – плохо… Сорвал и носок, протянул босую ногу, пощупал. И отклонился назад решительно, начал слезать.– Несчастный мальчик… – сказала, подойдя, профессорша и посмотрела на Павлушу.– Да-а… Достаётся им одним, без отца, – подтвердила бабушка.– Нога скользит: центр тяжести никак не перенести… – сказал Женя, спустившись.Я подумал, где у человека может быть центр тяжести, и фыркнул от смеха.Галка повсматривалась в лицо Жени и сказала:– Струсил?– Сама попробовала б, если храбрая такая. Ногу не поставишь – скользит… – Женя спрыгнул с последней перекладины прямо на землю.– И пробовать нечего! – Она стремительно забралась на выступ фундамента, взлетела, схватилась за первую поперечину лестницы.– А-а, ты в кедах! Кабы я был в кедах!.. Резина снизу… – Женя прислонился спиной к стене дома и начал натягивать носок.– Ладно, слезай! – крикнул Галке Жорин отец. – Сорвёшься – отвечать за тебя придётся. Лучше продолбим дырку в двери – небольшой урон.Галка не слушала и лезла выше.– Теперешним детям не то что чужим – и своим не укажешь! – говорила Жориному отцу бабушка. – Такие умники все стали, такие умники – хуже дураков.Галка добралась уже до окна. И не примерялась нисколечко: шагнула на жесть подоконника, шатнулась туда всем телом – хвать руками за форточку!
– Хорошо ей, в кедах… – плюнул под ноги Женя Гаркавый.Галка посмотрела вниз, показала Жене «нос» и просунула в форточку руки и голову, плечи… Сверкнули белыми подошвами кеды…Мы с Павлушей бросились в подъезд.– Ключи отдай! – остановил меня Женя, и я швырнул ему все связки.Пока прибежали к Павлушиной квартире, Галка уже открыла дверь, встала на пороге и победно улыбалась. Но пришли мы, поднялся Жорин отец, а Жени Гаркавого не было. И улыбка Гали гасла, гасла, пока совсем не погасла.Пошла Галка вниз хмурая. Павлуша ей даже спасибо забыл сказать.– Схожу за инструментом, – объявил Жорин отец. – Пока принесёт новый замок, выну старый. Вот, Павлючок, сюрприз твоей матери будет, а? Не говори-и-и…Где-то внизу, у подъезда, звали меня на два голоса бабушка и Марина:– Женя, домой! Домой, Женька!Бегу… Мне учить сегодня только одно стихотворение. Лафа!
НЕСЧАСТЛИВЫЙ ЧЕРВОНЕЦ После ужина бабушка повела Марину в свою комнату – укладывать спать. А папа позвал меня в спальню-кабинет:– А ну, давай портфель сюда!Я принёс.– Тэ-эк-с… Ого! Ну, дружок, пора за тебя всерьёз браться… – И шах-шах – порвал тетрадки по математике и письму. Ещё по половине тетрадок было чисто, а уже новые надо заводить!– Не пойду в школу-у-у! – посыпались из моих глаз слезы. – Сами идите!– Пойдёшь, как миленький. И я схожу спрошу, чем ты занимаешься на уроках.– А меня из школы выгонят за порванные тетрадки-и!– Не выгонят! – не совсем уверенно сказал папа. – Иди умывай свои нюни – и за работу.Я пошел, завывая, как недавно Павлуша по лестнице.Общая комната соединена у нас с кабинетом дверью – смежная. В общей комнате стучит швейная машина. Мама продолжает шить, не вмешивается – непедагогично спорить о детях при них же. А как только я вышел в коридор, мама сказала вполголоса:– Иван, какая тебя муха сегодня укусила? Порвал бы хоть по одному письму, если так уж руки чесались. А задачки придётся снова решать, снова намажет.– Если хоть одна помарка будет, ещё раз перепишет… – Папа грохнул стулом: наверно, подвигался ближе к столу.Это была Жорина идея – сделать уроки на переменах, чтоб больше времени осталось на пещеру. Если б я знал, что так всё кончится…Упражнение по письму я переписал хорошо, буква в буквочку. Даже самому понравилось. А папа посмотрел и ничего не сказал.Обидно… Зачем тогда я так старался?Когда я сделал один столбик примеров по математике, кто-то позвонил в дверь.В кабинет через минуту вошла мама.– Друг твой просит, чтоб вышел… Секреты какие-то.Я вышел, и Жора сунул мне в руку пять рублей и пятнадцать копеек – сдачу с десятки.– Вот, видишь, руки в масле… И замок был измазанный, и ключи – еле оттёрли. Четыре рубля и семнадцать копеек стоит.Четыре так четыре… Я сунул деньги в нагрудный карманчик рубашки и захлопнул дверь перед его носом. Некогда с ним болтать. Небось у него целы тетрадки и по письму, и по математике.Интересно всё-таки, сколько стоит новый замок? Ну, предположим, четыре рубля и семнадцать копеек… Так сколько тогда должно быть сдачи? Разве столько, сколько он мне вернул?Я списал в тетрадку ещё один столбец примеров. В нём почему-то на один пример оказалось больше. А как в задачнике? Нет, в задачнике столбики ровные, как подрезанные. Что за чудо?– Уснул? – отложил папа газету. – Что это за «десять р»? А «4,17» откуда взял? Дроби, да ещё десятичные… Во втором классе такого не проходят.– Вот задал работу хлопцу!.. – не выдержала мама. – Ему уже спать пора.Я сразу зевнул во весь рот. Вот видите, спросонок всё написалось. А спросонок не только «десять р» – любую чушь напишешь. Интересно, догадается папа, что Женя Гаркавый оставил тогда ту десятку мне?Тр-р! – вырвал папа страницу из новой тетрадки по математике… Защипало глаза: третий раз надо задачки переписывать! А сколько уже раз за день слезы?Хорошо, что хоть про «десять р» не расспрашивает…– А когда я стих… стихотворение буду учи-и-ить?.. – завёлся я опять.– Ночь впереди. Мы ляжем спать, а ты иди на кухню или залезай в ванную и учи!– Что ты говоришь, Иван! – опять не выдержала мама. – Поучай, наказывай, но не издевайся!Папа промолчал.
Шлёпают тапочки – из ванной выходит бабушка. Ко лбу у неё прилипли пряди волос, мокрые руки отставлены в стороны.– Постирать постирала, а высохнет ли до утра? Это же надо додуматься: ковыряться в земле в школьном костюме! Сними рубаху, простирну заодно…– Я встану пораньше, утюгом досушу. Обормот несчастный… Всей семьёй не можем на него настираться и насушиться, – сказала мама.Стянул быстрее рубашку. Я мог бы и майку снять: меня уже бросало в пот от этих задачек.В ванной, слышно, что-то звенит, падает в воду – тёх! тёх!– О-о, да у него тут настоящая сберегательная касса! – слышится удивлённый голос бабушки.Идёт быстренько сюда – и прямо к папе.– Что это такое, Иван? – разжала она кулак перед его носом. На ладони лежала смятая мокрая пятирублёвка и несколько медяков. – Ты знаешь, я не вмешиваюсь в воспитание. Но если по столько давать ребёнку денег, кто из него вырастет?Папа поводил глазами с денег на меня, с меня на деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17