— Я хочу сказать, что в старину люди желали себе вещей самых солидных и определенных: мамонтов, мегатериев и тому подобных, которые могли и окаменеть. А теперь все желания стали какие-то легкомысленные и фантастические. «Хотим быть прекрасными, как майское утро! Хотим, чтобы ребенка каждый хотел взять к себе!» — передразнил Чудозавр. — Ну, чему тут каменеть? А всякий дар Псаммиада может существовать только до захода солнца, это закон вечный и непреложный. Поэтому-то теперь все мои дары не каменеют, а только исчезают. Если бы, например, красота могла окаменеть, то она сохранилась бы на очень долгое время. Посмотри хоть на статуи древних греков: в них красота, вложенная в камень, сохранилась на тысячи лет. Однако прощай! Мне страсть как спать хочется.
Чудозавр соскочил с коленей, проворно принялся копать песок и исчез.
К завтраку Антея опоздала. А без нее за столом вышло происшествие: Роберт совершенно спокойно вылил на платьице Ягненка целую ложку варенья, так что Ягненка пришлось всего мыть. Конечно, такой поступок был совсем не красив, но он, во-первых, доставил очень большое удовольствие Ягненку, который больше всего на свете любил перемазаться в чем-нибудь липком, и, во-вторых, отвлек внимание Марты, так что вся компания могла улизнуть к песчаным ямам без Ягненка.
Когда все прибежали в яму, запыхавшаяся Антея поспешила сказать:
— Вот что я вам предложу: давайте придумывать желания по очереди. Только никто не должен говорить своего желания Чудозавру, если другим оно не понравится. Идет?
— А кто первый будет придумывать? — спросил осторожный Роберт.
— Я, если вы ничего не имеете против, — отвечала Антея. — И я уже думала и придумала — крылья!
Наступило молчание. Другим хотелось бы что-нибудь возразить, но было трудно, потому что при слове «крылья» все почувствовали радостное возбуждение.
— Это не такая уж дрянь, — великодушно одобрил Кирилл. А Роберт добавил:
— Право, Пантера, ты совсем не так глупа, как порой кажешься.
— Это будет прелесть как хорошо! — воскликнула Джейн. — Мы будем летать, словно во сне.
Чудозавра вскоре нашли, и Антея тотчас же объявила ему:
— Я хочу, чтобы у нас появились крылья и мы стали бы летать, как птицы!
Чудозавр надулся, затем выпустил воздух, и в ту же минуту каждый из детей почувствовал какое-то странное ощущение на своих плечах: там стало как-то тяжело и вместе с тем легко. Чудозавр склонил голову набок и заворочал глазами, поглядывая на детей.
— Не такая уж дрянь! — оценил он. — Хотя, право, Роберт, ты совсем не такой ангел, как кажешься.
Мальчики едва не покраснели.
Крылья были большие и гораздо более красивые, чем вы можете себе вообразить: гладкие, мягкие, перышко к перышку и переливались всеми цветами радуги.
— Ох, как хорошо! А можем ли мы летать? — выдала нетерпение Джейн, беспокойно переступая с ноги на ногу.
— Осторожнее, ты мне на крылья наступаешь, — остановил ее Кирилл.
— А это больно? — спросила Антея с любопытством. Но никто ей не ответил, так как Роберт в это время распустил крылья, подпрыгнул и стал медленно подниматься в воздух. Вид у него был не очень красивый: к крыльям плохо шли его курточка и короткие штанишки, а особенно башмаки, которые как-то нелепо болтались в воздухе и казались огромными и неуклюжими. Но остальным недосуг было обращать внимание на его внешний вид, да и на свой тоже. Они распустили крылья, вспорхнули и полетели.
Конечно, вы знаете, как приятно летать. Каждый видел во сне, что он летает. И это было так легко и просто, только вот потом трудно припомнить, как именно это делается.
Дети, все четверо, отделившись от земли, плавно реяли над нею, свежий ветерок струился и мягко обвевал их лица. Крылья, когда их расправишь, были такие большие, что приходилось держаться друг от друга поодаль, чтобы не мешать полету. Но таким пустякам легко обучаешься.
Ни в одном словаре нет таких слов, которыми можно было бы передать, что человек чувствует, когда он летает. Я уж лучше не стану и пытаться передать это удивительное ощущение. Скажу только, что, когда смотришь на поля и леса не с земли, а сверху, то они становятся похожи на географическую карту, но без тех нелепых красот, что бывают на бумаге. А здесь вы видите живые краски самой природы: яркую зелень лугов, покрытые зрелым хлебом желтые поля, переливающиеся под ветром, как волны, леса, освещенные солнцем. Из всех приключений этот полет над землею больше всего был похож на какое-то волшебство. Легко помахивая своими радужными крыльями, дети плавали между зеленью лугов и темно-голубым небом.
Пролетев над железной дорогой, по которой бежали поезда, над широкой рекой, где скользили парусные суда и пароходы, и над шумным городом Рочестером, дети спустились ниже и вдруг поняли, что им очень хочется есть. Странно, что голод они почувствовали как раз в тот момент, когда пролетали над большим фруктовым садом, где были видны спелые сливы.
— Да, конечно! — сказал вдруг Кирилл, хотя до сих пор никто не говорил ему ни слова. — А кража все-таки кража, даже если у тебя есть крылья.
— Ты вправду так думаешь? — отозвалась ему Джейн. — Если у нас есть крылья, значит, мы птицы. А если птицы нарушают заповеди, на это никто не обращает внимания. Ну, быть может, и обращают, а все-таки никто их не бранит и в тюрьму их не сажают.
Опуститься и сесть на деревья было не так-то легко: крылья были очень велики. Но кое-как дети устроились, а сливы и в правду оказались превкусными.
Летуны успели уже съесть немало слив, как вдруг в саду показался толстый человек с палкой, бежавший прямо туда, где они сидели. По всем признакам это был хозяин. Завидев его, дети вспорхнули с веток.
Садовник разом остановился и даже рот разинул от удивления. Издали он заметил, что в одном углу сада деревья качаются как-то неестественно. «Опять эти безобразники! Ну, я уж им задам!» — сказал он сам себе и тотчас же схватился за палку. (В прошлом году мальчишки из соседней деревни напомнили ему, что за спелыми сливами надо смотреть в оба). Но теперь, увидав радужные крылья, вспорхнувшие с деревьев, садовник подумал, что он сходит с ума, и это ему совсем не понравилось.
Антея, взглянув вниз, заметила, что хозяин слив стоит с открытым ртом и вытаращенными глазами, а лицо его становится желто-зеленым с пятнами.
— Не бойтесь! — крикнула она ему и тотчас, запустив руку в свой карман, отыскала там монету в три пенса. Монета была с дырочкой, и Антея раньше собиралась надеть ее на ленточку и носить на шее «на счастье». Но теперь, спустившись поближе к садовнику и порхая вокруг него, Антея сказала ему:
— Извините, мы ели ваши сливы. Нам казалось, это не будет кражей, но теперь я в этом не совсем уверена. Так вот вам деньги за них!
С этими словами она подлетела совсем близко к перепуганному владельцу сада, положила монету в карман его куртки, потом взмахнула крыльями и присоединилась к своей компании.
Толстяк грузно опустился на землю.
— Господи, прости! — шептал он. — Это не иначе, как видение мне было. Ну, а три пенса-то? Вот ведь они! — Вытащив из кармана монету, он куснул ее зубом. Это уж не видение! — Нет, с нынешнего дня довольно мне грешить. От такой штуки на век отрезвеешь. Ладно еще, привиделось мне только что-то вроде птиц, хоть они и говорили человечьим голосом, а кабы что похуже?!
Тяжело и медленно поднялся он с земли, поплелся домой и так хорошо весь этот день обращался со своей женою, что та совсем повеселела и шептала про себя: «Господи, что это с ним приключилось?!» Она принарядилась, надела голубую ленточку на шею и стала такой хорошенькой, что садовник сделался еще добрее. Таким образом крылатые дети сделали, быть может, хоть одно хорошее дело в этот день.
Но если так, то это хорошее дело и осталось единственным: ведь с крыльями так легко влететь во всякую неприятность; хотя, с другой стороны, если уже вы попали в скверную историю, то и выбраться из нее легче всего на крыльях.
Так, благодаря крыльям, дети благополучно выпутались из приключения со злой собакой. Подлетев к какому-то хутору, они спустились на землю, прижав крылья так, чтобы их по возможности не было видно, пошли попросить хлеба и молока (сливы-то оказались не очень сытными). Вдруг во дворе хутора на них набросилась огромная собака. Не будь крыльев, дело плохо бы кончилось. Но при первом же рычании крылья были распущены, дети поднялись в воздух, а собака с яростным лаем принялась метаться и прыгать по двору, как будто тоже стараясь полететь.
Пробовали дети заглядывать и на другие хутора. Но где и собак не было, там тоже никакого толку не выходило: при виде крыльев за плечами детей люди так пугались, что могли только кричать от страха и ничего от них добиться было нельзя. Было уже около четырех часов дня, когда дети, усталые и голодные, взлетели на плоскую крышу церковной башни и там устроили военный совет.
— Нельзя нам лететь домой, если мы где-нибудь не пообедаем или хоть не перекусим чего-нибудь, — говорил Роберт уныло.
— Да, только никто нам ничего н% даст, — возражал ему Кирилл.
— А может быть, здешний пастор нас покормит? — пришло в голову Антее. — Он нас не испугается: ему ведь известно все об ангелах.
— Он сразу увидит, что мы не ангелы, — печально ответила Джейн. — Посмотри на Робертовы старые башмаки или на этот мятый галстук у Кирилла.
— Вот что! — сказал Кирилл решительно. — Если находишься в стране, где нельзя купить провиант, то его берут силой. Так всегда бывает на войне, я это хорошо знаю. Да и ни в одной повести хороший брат не заставит своих маленьких сестер умирать с голоду, когда кругом такое изобилие.
— Изобилие? — удивленно переспросил Роберт. Девочки тоже с недоумением оглядели кругом голую свинцовую крышу церковной башни.
— Да! — отвечал Кирилл твердо. — Возле дома пастора я видел окно кладовой, заглянул в него, а там чего только нет: пудинг, цыплята жареные, язык, пирожки, варенье. Правда окно довольно высоко, но ведь мы с крыльями…
— Какой ты умный! — воскликнула с умилением Джейн.
— Совсем нет, — скромно ответил Кирилл. — Всякий хороший главнокомандующий — Наполеон, например, или герцог Мальборо — заметил бы то же самое.
— Это будет совсем не хорошо, — задумчиво сказала Антея.
— Пустяки! — возразил Кирилл. — Ну, что же нам делать, если мы оказались как будто во вражеской стране?
— По крайней мере мы сложим все наши деньги и оставим их в уплату, — убеждала Антея чуть не со слезами. Ведь нелегко чувствовать себя и страшно голодной, и великой преступницей в одно и то же время.
— Не все деньги, а часть их, — был осторожный ответ.
И вот каждый вывернул свои карманы и высыпал все их содержимое на свинцовые листы крыши, на которых в течение последних полутораста лет посетители вырезали имена. Всех денег оказалось 5 шиллингов и 7 1/2 пенса, а потому даже справедливая Антея согласилась, что в уплату за обед для четверых этого, пожалуй, будет слишком много. Роберт полагал, что будет довольно полтора шиллинга, в конце концов решили оставить два.
В кармане Антеи оказался школьный листок с ее баллами за последнюю четверть. Оторвав название школы и свою фамилию, она написала на нем такое письмо:
«Милый глубокоуважаемый Пастор, мы, право, очень голодны, потому что целый день летали по небу, и мы думаем, что когда умираешь с голоду, то это не будет кражей. Мы боялись попросить у вас, думая, что вы скажете „нет“, потому что вы, конечно, все знаете об ангелах, но вы бы не подумали, что мы ангелы. Мы не тронем ни пудинга, ни печенья, а возьмем только самые необходимые жизненные продукты, чтобы показать вам, что мы опустошили кладовую не из жадности, а только от самого настоящего голода. Но мы совсем не настоящие разбойники ».
— Кончай уж скорее! — потребовали остальные. И Антея наскоро приписала:
«Наши намерения вполне честны, если бы вы только знали. И вот здесь два шиллинга, чтобы показать вам, что мы искренно благодарны. Благодарим за ваше доброе гостеприимство.
От нас четверых ».
Деньги были завернуты в записку, и на душе у детей стало совсем легко: когда пастор записку прочитает, он, конечно, все сразу поймет.
— Теперь, — сказал Кирилл, — есть некоторая опасность; лучше всего, спустимся вниз по ту сторону башни и проберемся по кустарнику. Окно выходит в сторону кустарника и все обросло плющом. Я заберусь внутрь и буду подавать из окна. Антея с Робертом пусть принимают от меня, а Джейн будет на страже: глаза у нее острые, и, если она заметит какую-нибудь опасность, то засвистит. Молчи, Роберт, для этого она достаточно хорошо свистит, и даже лучше, что не очень громко: больше будет похоже на птицу. Ну, теперь идем!
Я не могу сказать, что таскать чужие вещи хорошо. Но для детей это нападение на чужую кладовую казалось теперь совсем не воровством, а вполне добросовестным деловым предприятием. Они еще не знали, что почти целый копченый язык, полтора цыпленка, большой белый хлеб и сифон содовой волы стоят много дороже двух шиллингов. Таковы именно были те «жизненные потребности», которые Кирилл, никем не замеченный, и без всякой помехи передал из окна кладовой. Он чувствовал, что не тронуть ни варенья, ни пирога с яблоками, ни сушеных фруктов было немалым геройством с его стороны. И я с ним согласен. Немало он гордился также и тем, что оставил в покое простоквашу: но тут уж я с ним не могу согласиться, потому что простоквашу можно было взять только вместе с посудой, а ее потом трудно было бы вернуть. Таскать же чужие фарфоровые кувшины с розовыми цветочками даже и голодный не имеет права. Другое дело сифон: без питья нельзя было обойтись, а на сифоне был ярлык того аптекарского магазина, котором) он принадлежал, и дети были уверены, что где бы они ни оставили сифон, его кто-нибудь вернет хозяину. Они предполагали, что при первом же удобном случае даже сами вернут его, так как магазин был недалеко, в Рочестере.
Все продукты были унесены на крышу башни и разложены на листе оберточной бумаги, которую Кирилл нашел на верхней полке в кладовой. Когда он стал развертывать бумагу, Антея заметила:
— Мне кажется, уж это не жизненная потребность?
— Нет, это тоже необходимая вещь, — возразил Кирилл. — Надо же на чем-нибудь разложить всю провизию, чтобы разрезать ее, а я читал недавно, что люди где-то заболели, напившись дождевой воды из лужицы, потому что в этой воде живут микробии. Здесь на крышу часто льет дождик, потом вода высыхает, а микробии остаются: тут их должно быть великое множество. И если мы разложим всю еду прямо на крыше, микробии попадут и на хлеб, и на цыплят, и мы все заболеем и умрем от скарлатины.
— А что это такое — микробии?
— Такие маленькие козявки, видимые только в увеличительное стекло, — объяснял Кирилл с видом ученого, — от них всякие болезни бывают. Нет, я положительно уверен, что бумага так же необходима, как и все остальное. Ну, будем же скорее есть. Ох, и голоден же я!
Дети не могли не одобрить заботливой предусмотрительности Кирилла. Девочки даже с некоторым страхом поглядывали на свинцовые листы крыши, где водилось такое множество ужасных микробий. Но вскоре они совершенно позабыли об этой опасности и усердно принялись за еду.
Не хочу подробно описывать вам пикник на церковной башне. Вы сами можете вообразить, каково было разрезать язык и цыпленка перочинным ножичком, у которого оказался единственный клинок, да и тот обломанный. Но кое-как разрезали. Есть при помощи пальцев тоже не очень удобно: руки делаются жирные, а клочки бумаги, служащие тарелками, очень быстро покрываются пятнами и приобретают совсем не привлекательный вид. Но вот что вы, вероятно, не можете себе представить — это то, как ведет себя содовая вода, если ее пьют прямо из сифона, особенно из полного. Впрочем, если воображение вам не поможет, то вы сами можете легко произвести этот опыт, если только взрослые дадут вам сифон. Однако лучше будет производить такой опыт где-нибудь не в комнатах.
Язык, цыплята и свежий хлеб, с какими бы неудобствами их есть не приходилось, — все-таки хорошие вещи, а если в жаркий летний день вас немножко забрызгает содовая вода — это беда небольшая. Итак, обед прошел очень весело, и каждый постарался съесть как можно больше — во первых, потому, что все были очень голодны, а во-вторых, потому, что и язык, и цыплята, и хлеб оказались необыкновенно вкусными.
Вам, быть может, приходилось замечать, что, когда долго ждешь обед, сильно проголодаешься, а потому съешь больше, чем следует. Да если еще после этого посидишь под горячими лучами летнего солнца на крыше церковной башни, то вдруг как-то странно захочется спать. Антея и Джейн, Кирилл и Роберт во многих отношениях очень на вас похожи, и вот с ними случилось то же самое. Съев и выпив все, что можно, они вдруг захотели спать, особенно Антея, которая в этот день встала очень рано. Один за другим дети умолкали, потягивались, потирали глаза, и не прошло после обеда и четверти часа, как каждый из них устроился поудобнее на одном из своих мягких крыльев, прикрылся другим крылом и крепко-крепко уснул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18