– Форд, вы видите там след? Вам известно, от чего он?
– Ну, наверное, – ответил я, – от спущенного колеса.
– Вы признаете это? Вы допускаете, что остался бы именно такой след, если бы у вас действительно было спущено колесо?
Я сдвинул «стетсон» на затылок и почесал темечко. Потом свел брови на переносице и взглянул на Боба.
– Вообще-то, ребята, я не совсем понимаю, к чему вы ведете, – сказал я. – В чем дело, Боб?
Естественно, я все понимал. Я видел, что сделал страшную ошибку. Я понял это, как только увидел в траве след от колеса. У меня уже был готов ответ, однако я должен был выждать, прежде чем выдавать его. Я должен создать видимость, что меня легко сбить с толку.
– Это дело ведет Говард, – сказал шериф. – Думаю, тебе лучше ответить ему, Лу.
– Ладно, – пожал я плечами. – Я уже ответил. Такой след оставляет спущенное колесо.
– Вам известно, – медленно проговорил Хендрикс, – когда был оставлен этот след?
– Не имею ни малейшего представления, – ответил я. – Знаю только, что это след не от моей машины.
– Ах ты, чертов лж... Э? – У Хендрикса отвисла челюсть, и он выглядел ужасно глупо. – Н-но...
– Когда я сворачивал с дороги, колесо было целым.
– Эй, подождите минутку! Вы...
– Может, лучше тебе подождать, – вмешался шериф Боб. – Что-то не помню, чтобы Лу говорил нам, что его колесо спустило здесь, на Деррик-Род. Не помню, чтобы он говорил что-нибудь в этом роде.
– Если я и говорил это, – сказал я, – то наверняка имел в виду другое. Я знаю, что проколол колесо. Я почувствовал, как машина загуляла. Но я свернул с дороги до того, как колесо спустило полностью.
Боб кивнул и посмотрел на Хендрикса. Окружной прокурор вдруг принялся суетливо раскуривать сигарету. Не знаю, что было краснее: его физиономия или восходящее солнце.
Я снова почесал темечко.
– Думаю, – сказал я, – это не мое дело. Но я очень надеюсь, что вы, ребята, не до конца сжевали хорошую покрышку, когда делали этот след.
У Хендрикса зашевелились губы. У Боба заблестели глаза. Где-то вдалеке, примерно в трех-четырех милях, заурчал буровой насос. Внезапно шериф запыхтел, закашлялся и разразился громовым хохотом.
– Ха-ха-ха! – рокотал он. – Будь я проклят, Говард, если это не лучшая... ха-ха-ха...
Вслед за ним начал смеяться и Хендрикс. Сначала сдержанно, напряженно, а потом откровенно, во всю мощь легких. Я стоял и смотрел на них, озадаченно улыбаясь, как будто хотел присоединиться к их веселью, но не понимал, в чем его причина.
Сейчас я уже радовался тому, что совершил ту чертову ошибку. Когда брошенная петля соскальзывает с жертвы, в следующий раз человек действует более осторожно.
Хендрикс хлопнул меня по спине.
– Какой же я дурак, Лу. Надо было действовать хитрее.
– Эй, – сказал я, притворившись, будто меня наконец-то осенило, – неужели вы думали, что я...
– Естественно, нет, – сердечно заверил меня Боб. – Ничего подобного.
– Просто это было то, в чем требовалось разобраться, – пояснил Хендрикс. – Нам нужен был ответ на этот вопрос. Кстати, вчера вечером вы с Конвеем беседовали недолго, верно?
– Верно, – подтвердил я. – Мне казалось, что время для беседы было неподходящее.
– Я разговаривал с ним, Боб, да. Вернее, он поговорил с нами. Он рвет и мечет. Эта женщина – как ее зовут, Лейкленд? – в плохом состоянии. Врачи сомневаются, что она придет в сознание. Конвею вряд ли удастся свалить вину на нее, и он будет пытаться найти кого-нибудь на роль козла отпущения. Он будет хвататься за соломинку. Поэтому мы должны отвлечь его внимание чем-то – э-э – особенным.
– Послушайте, – сказал я, – да ведь любому видно, что случилось. Элмер был пьян, попытался «наехать» на нее, и...
– Конечно. Но Конвей не хочет признавать этого. И не признает.
На обратном пути в город мы все ехали на переднем сиденье. Я оказался в середине, зажатый между шерифом и Хендриксом. Внезапно в голову пришла безумная мысль: а вдруг мне так и не удалось обвести их вокруг пальца? А вдруг они просто играют спектакль, как и я? А вдруг именно поэтому они посадили меня посередине, чтобы я не мог выпрыгнуть из машины?
Естественно, мысль была безумной, и она через минуту исчезла. Однако я все же успел испугаться и не сразу пришел в себя.
– Что дрожишь? Нервничаешь? – спросил Боб.
– Просто желудок сводит от голода, – усмехнулся я. – Последний раз я ел вчера после полудня.
– Я бы тоже не отказался что-нибудь укусить, – согласился со мной Боб. – А ты, Говард?
– Неплохая идея. Только давайте сначала остановимся у здания суда, ладно?
– Да ну, – сказал Боб. – Мы сразу едем есть и засядем там надолго. Можешь позвонить из ресторана. Кстати, позвони и в мой офис.
Слух о том, что произошло, распространился по всему городу, и когда мы остановились у ресторана, люди оглядывались на нас и перешептывались. Я имею в виду, что оглядывались и перешептывались приезжие – нефтяники и все в таком роде. Старожилы лишь кивали и продолжали заниматься своими делами.
Хендрикс задержался, чтобы поговорить по телефону, а мы с Бобом устроились в кабинке. Мы заказали яичницу с ветчиной для всех. Вскоре пришел Хендрикс.
– Этот Конвей! – раздраженно сказал он, усаживаясь напротив нас. – Теперь он хочет переправить эту женщину в Форт-Уорт. Утверждает, что здесь она не получает должного медицинского ухода.
– Да? – небрежно протянул Боб, разглядывая меню. – И когда же он ее забирает?
– Я не уверен, что он заберет ее! Я тот, кто в данном расследовании представляет власть. Мы же еще не допросили ее и тем более не предъявили обвинение.
– Какая разница, – сказал Боб, – ведь она все равно умрет.
– Суть не в этом! Суть в том...
– Да, естественно, – согласился Боб. – Лу, тебе бы хотелось совершить небольшое путешествие в Форт-Уорт? А может, я тоже поеду.
– Ну почему же, можно, – сказал я.
– Тогда мы так и сделаем. Договорились, Говард? Ради тебя мы возьмем на себя техническую сторону дела.
Официантка поставила перед нами тарелки, и Боб взял в руки нож и вилку. Я почувствовал, как он под столом толкнул меня ногой. Хендрикс знал, как обстоят дела, однако он был слишком большим снобом, чтобы признать это. Он вынужден был изображать из себя героя – окружного прокурора, который не подчиняется ничьим приказам.
– Вот что, Боб. Возможно, я здесь новичок, как ты выразился, возможно, мне нужно многому научиться, но, господи боже мой, я знаю закон...
– Я тоже, – кивнул шериф. – Тот, который не записан в книгах. Конвей не спросил у тебя, может ли он забрать ее в Форт-Уорт. Он просто поставил тебя в известность. Он сказал, в котором часу?
– Ну, – Хендрикс тяжело сглотнул, – он думает, что сегодня в десять утра. Он хотел... он зафрахтовал двухмоторный самолет и велел доверху забить его кислородом и...
– Угу. Тогда все в порядке. У нас с Лу есть время, чтобы помыться и упаковаться. Лу, я заброшу тебя домой, как только мы поедим.
– Отлично, – сказал я.
Хендрикс ничего не сказал.
Примерно через минуту Боб посмотрел на него и многозначительно поднял брови.
– Что-то не так с яичницей, сынок? Ешь, пока не остыло.
Хендрикс вздохнул и принялся за еду.
9
Мы с Бобом приехали в аэропорт задолго до вылета, сразу поднялись в самолет и устроились поудобнее. Несколько рабочих суетились в багажном отделении, что-то закрепляя в соответствии с указаниями врача. Мы так устали, что даже этот шум не помешал нам заснуть. Первым задремал Боб. Я просто закрыл глаза, решив дать им отдохнуть. Очевидно, я тоже заснул, потому что не заметил, как мы взлетели.
Когда Боб потряс меня за плечо, указывая на иллюминатор, мне показалось, что я только что закрыл глаза.
– Вон он, Лу. Наш центр животноводства.
Я посмотрел вниз. И почувствовал разочарование. Раньше я никогда не выезжал за пределы округа, и сейчас, уверенный в том, что Джойс не выживет, я мог бы насладиться интересным зрелищем. А зрелище действительно было интересным – я такого никогда не видел. Жаль, что я так долго спал.
– Где мистер Конвей? – спросил я.
– В багажном отделении. Я только что оттуда.
– Она... она все еще без сознания?
– Гм, если хочешь знать мое мнение, она никогда не придет в сознание. – Боб мрачно покачал головой. – Конвей не знает, повезет ли ему. Если бы этот никудышный Элмер не был бы мертв, он сейчас уже качался бы на суку.
– Да-а, – протянул я, – хреново.
– Не представляю, что может заставить человека пойти на такое. Не представляю, хоть тресни! Не представляю, до какой степени нужно напиться или разозлиться, чтобы сделать такое.
– Наверное, это моя вина, – сказал я. – Зря я разрешил ей остаться в городе.
– Ну-у... я просил тебя самому принять решение. Судя по тому, что я слышал, она была привлекательной штучкой. Будь я на твоем месте, я, возможно, тоже разрешил бы ей остаться.
– Я очень сожалею, Боб, – сказал я. – И еще я жалею о том, что не пришел к тебе с этим шантажом, а попытался сам решить дело.
– Да, – медленно кивнул Боб, – мы уже достаточно говорили на эту тему Что сделано, то сделано, и никуда не денешься. Сокрушаться и жалеть о всяких «бы» бесполезно, это ни к чему не приведет.
– Верно, – согласился я. – По пролитому молоку не плачут.
Самолет начал поворачивать и снижаться. Мы застегнули ремни. Через пару минут самолет уже катил по полосе, а рядом с ним ехали скорая и полицейская машина.
Самолет остановился, пилот вышел из кабины и отпер люк. Мы с Бобом спустились вниз и наблюдали, как под руководством доктора из самолета выгружают носилки. Верхняя часть носилок была накрыта чем-то вроде тента, и я мог видеть только очертания ее тела под простыней. А потом я не мог видеть и этого: носилки быстро покатили к скорой. Кто-то сильно ударил меня по плечу.
– Лу, – сказал Честер Конвей, – ты поедешь со мной в полицейской машине.
– Да, но, – проговорил я, глядя на Боба, – я считал...
– Ты поедешь со мной, – повторил Конвей. – Шериф, вы поедете в скорой. Встретимся в больнице.
Боб сдвинул на затылок «стетсон» и мрачно посмотрел на Конвея. Мне на мгновение показалось, что у него обвисли щеки. Резко повернувшись, он зашагал прочь, шаркая ботинками по плитам.
Я никогда не знал, как вести себя в присутствии Конвея. Сейчас, увидев, как он отшил Боба Мейплза, я разозлился. Я вывернулся из-под его руки, сел в полицейскую машину и отвернулся к окну. Я не поворачивался все то время, пока Конвей усаживался в машину.
Скорая тронулась с места и поехала по полю. Мы двинулись за ней. Конвей закрыл стеклянную перегородку между передним и задним сиденьями.
– Не очень-то тебе это нравится, верно? – усмехнулся он. – Да, пока все закончится, будет много того, что не нравится. На карту поставлена репутация моего бедного мальчика, понимаешь? Это и моя репутация. И я помню об этом – и только об этом – и не придерживаюсь общепринятых правил. Я не допущу, чтобы чьи-то нежные чувства стояли у меня на пути.
– Я так и не думал, – сказал я. – Трудно начинать все с начала в вашем возрасте.
Я уже жалел, что сказал это. Понимаете ли, этим я мог выдать себя. Но он, кажется, не услышал меня. Как всегда, он не услышал то, что не желал слышать.
– Эту женщину прооперируют, как только ее доставят в больницу, – продолжал он. – Если она не помрет во время операции, то к вечеру заговорит. Я хочу, чтобы к этому моменту – когда она выйдет из наркоза – ты был рядом.
– Я? – удивился я.
– Я не имею ничего против Боба Мейплза, просто он слишком стар для такой нагрузки. Он способен провалить любое дело, как раз когда ты больше всего в нем нуждаешься. Поэтому сейчас, когда нет надобности в опытном специалисте, я оставлю его в покое.
– Кажется, я вас не понимаю, – сказал я. – Вы имеете в виду...
– Я забронировал номер в гостинице. Я заброшу тебя, и ты будешь сидеть в комнате, пока я не позвоню. Отдохни, понимаешь? Хорошенько отдохни, наберись сил, чтобы потом, когда придет время, продемонстрировать исключительную работоспособность.
– Ладно, – пожал я плечами. – Только всю дорогу сюда я проспал в самолете.
– А ты еще поспи. Вдруг ночь будет тяжелой, и ты не присядешь ни на минутку.
Гостиница находилась на Западной седьмой улице, в нескольких кварталах от больницы. Конвей забронировал огромный номер-люкс из нескольких комнат. Помощник управляющего и коридорный проводили нас наверх, и через пару минут после их ухода официант принес поднос с виски и льдом. Позади него стоял еще один официант с кофе и целой горой сэндвичей.
Я налил себе выпить и подошел к окну. Сев в удобное кресло, я положил ноги на батарею и откинулся на спинку, ухмыляясь.
Конвей – большая «шишка». Он может послать тебя и сделать так, что ты от этого будешь только счастлив. Он может жить в таких люксах, а служащие гостиницы будут скакать вокруг него и из кожи вон лезть, чтобы обслужить его. Он может иметь все, что хочет, кроме двух вещей: сына и доброго имени.
Его сын до смерти забил проститутку, а та убила его. И Конвею никогда не исправить этого. Даже через сто лет – надеюсь, что он столько не проживет.
Я съел половину сэндвича, но лучше мне от этого не стало. Я налил себе еще виски и опять устроился у окна. Я чувствовал странное беспокойство и тревогу. Мне хотелось побродить по городу, и я страшно жалел, что мне нельзя выходить из гостиницы.
Форт-Уорт – это начало Западного Техаса, и я, одетый так, как принято одеваться в Далласе или Хьюстоне, не очень бросался бы в глаза. Я бы отлично провел время – ради разнообразия, взглянул бы на что-нибудь новое. А вместо этого я вынужден сидеть здесь, бездельничать и мусолить все те же мысли.
У меня создавалось впечатление, будто вокруг меня плетется заговор. Будто я что-то сделал не так, еще когда был ребенком, и мне уже никогда не выбраться из этого. Будто изо дня вдень меня тычут в это носом и будут тыкать до тех пор, пока я, как передрессированная собака, не испугаюсь и не убегу. Вот такая ситуация...
Я налил себе еще одну порцию.
...Такая ситуация, только она долго не протянется. Джойс умрет, если уже не умерла. Я избавлюсь от нее, а потом и от «этого» - от болезни. Как только суета уляжется, я уволюсь, продам дом и отцовскую практику и уеду.
Эми Стентон? Ну, – я отрицательно покачал головой, – уж ей-то меня не остановить. Ей не удастся опутать меня цепями и приковать к Сентрал-сити. Я не знал, как мне от нее отделаться, но был уверен в том, что отделаюсь.
Как-нибудь.
Чтобы убить время, я долго нежился в горячей ванне. После этого я попытался развлечь себя едой. Жуя сэндвич и прихлебывая кофе, я ходил от одного окна к другому И жалел, что нас разместили так низко, – был бы этаж повыше, можно было бы увидеть еще что-нибудь.
Я решил вздремнуть, но это только испортило дело. Тогда я взял из ванной специальную тряпочку и принялся полировать свои ботинки. Я уже закончил с одним, начистив его до зеркального блеска, и собирался приступить к другому, когда пришел Боб Мейплз.
Он небрежно бросил: «Привет» – и налил себе выпить. Потом сел, уставился в свои стакан и стал гонять кусочки льда по кругу.
– Боб, я искренне сожалею о том, что произошло в аэропорту, – сказал я. – Думаю, ты знаешь, что я хотел держаться рядом с тобой.
– Да, – коротко проговорил он.
– Я дал понять Конвею, что мне это не нравится, – добавил я.
– Да, – снова произнес он. – Забудь об этом. Просто забудь, ладно?
– Конечно, – кивнул я. – Как скажешь, Боб.
Я искоса наблюдал за ним, продолжая начищать ботинок. Боб вел себя так, будто был чем-то рассержен и встревожен и даже испытывал к чему-то отвращение, если можно так выразиться. Только я был уверен в том, что это не имеет отношения ко мне. Да и Конвею вряд ли бы удалось расстроить его до такой степени.
– Тебя снова мучает ревматизм? – спросил я. – Давай, сядь на стул задом наперед, и я помассирую тебе плечи, я...
Боб поднял голову и посмотрел на меня. Его взгляд был ясным, но мне показалось, что в глазах блеснули слезы. Медленно, будто разговаривая с самим собой, он сказал:
– Я знаю, что ты собой представляешь, правда, Лу? Знаю твое прошлое и будущее. Я знаю тебя с тех пор, как ты пешком под стол ходил, и я никогда не слышал о тебе ничего плохого. Я всегда знал, что ты скажешь или сделаешь, – не важно, с чем ты сталкивался. Например, как сегодня в аэропорту, когда ты увидел, как Конвей мне приказывает. Большинство на твоем месте воспользовалось бы такой ситуацией к собственной выгоде. Я знал, что ты не будешь. Я знал, что тебе будет гораздо больнее, чем мне. Вот что ты собой представляешь, и ты не умеешь быть другим...
– Боб, – сказал я, – у тебя что-то на уме, а, Боб?
– Это подождет, – ответил он. – Это подождет некоторое время. Я просто хотел, чтобы ты знал, что я...
– Да, Боб?
– Это подождет, – повторил он. – Я уже сказал, что это подождет. – Опустив взгляд в стакан, он дернул рукой, и льдинки звякнули о стекло. – Этот Говард Хендрикс, – продолжал Боб, – он должен был сначала подумать, прежде чем устраивать тебе тот дурацкий спектакль сегодня утром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19