— Но... — Маккена посмотрел на него со смесью надежды и подозрения во взгляде. — Вы хотите сказать, что берете меня?
— Ну а как же? Или имеются какие-то причины, почему я должен вам отказать?
И он тихонько рассмеялся — про себя. А может и над собой, как обычно поступает человек, когда ему больше не остается ничего другого.
Глава 2
Имя Маккены было Дэвид, но на самом деле все сызмальства — он и сам уже не помнил, с каких лет, — называли его Багз. В общем-то прозвище вполне подходило ему — неуклюжему увальню, который в десятилетнем возрасте своими габаритами почти не уступал их учителю пятого класса. Соответствовало оно и поступкам сначала испуганного ребенка, позднее неуверенного в себе, встревоженного молодого человека, и наконец, замкнутого, обидчивого мужчины. Казалось, он был наделен уникальным даром делать правильные вещи, но совсем не в то время, когда их надо было совершать. Доверять врагам и сомневаться в искренности друзей, или проявлять удивительную несговорчивость и настырность в пустяках, но при этом совершенно пренебрежительно относиться к тому, что действительно было важно. «Чокнутый какой-то», — говорили про него люди. Шуток он не понимал, дружелюбия к окружающим не проявлял. То и дело лез на дерево, чтобы попасть в неприятную историю, хотя мог спокойно стоять на земле и чувствовать себя в безопасности. Именно это говорили про него окружающие, когда он повзрослел и стал настоящим мужчиной, и следовало признать, что говорили они чистую правду про этого угрюмого, замкнутого, вспыльчивого человека. И только глаза не соответствовали этому описанию — смущенные и одновременно разгневанные. Глаза, которые, казалось, были постоянно полны невыплаканных слез, хотя, возможно, именно так оно и было на самом деле.
Отсидев в тюряге пять лет — а отсидел он их от звонка до звонка, и все из-за разгневанных и оскорбленных членов комиссии по досрочному освобождению, — Багз Маккена подался в Даллас, где устроился в грязную забегаловку ночным мойщиком посуды. Дневные часы он, как правило, просиживал в публичной библиотеке. Ему казалось, что это являлось неплохим способом избегать неприятностей. Библиотека была бесплатная, да и заняться здесь, кроме этого, было в общем-то нечем.
Однако, по мнению библиотекарши, у парня был какой-то вороватый взгляд. Да и потом, как она заявила полицейскому, он попросту не мог всерьез интересоваться теми книгами, которые заказывал. «Боже правый, вы только подумайте: Кафка, Шопенгауэр, Эддисон, Стил!»
Полицейские задали Багзу несколько вопросов, на которые тот, естественно, ответил в своей несносной манере. В итоге все завершилось применением дубинок и взаимным, к тому же не вполне вежливым исследованием отдельных анатомических деталей друг друга.
Впрочем, детали можно здесь опустить. Багза с треском выперли из Далласа, наградив напоследок несколькими шишками на голове и новыми синяками на израненной душе.
Однажды, бредя по предместьям Форт-Уэрта, он увидел маленькую девочку, которая упала со своего трехколесного велосипеда. Он поставил ее на ноги и отряхнул платьице. Потом опустился перед ней на колени, стал нежно подшучивать над ней, стараясь вызвать ответную улыбку. И в этот самый момент к тротуару подкатила полицейская машина...
В тюрьме Форт-Уэрта Багз провел две недели. В Уэзерфорде, следующем городе к западу, отсидел в кутузке еще три дня. В Минерал-Уэллз также пробыл три дня, а на волю вышел, сплевывая кровь, что, однако, отнюдь не смягчило нрав освобожденного. Последним словам, которые он проговорил сопровождавшему его к границам города полицейскому, мог бы позавидовать завсегдатай портового кабака.
Правда, к тому времени он уже понял, что дальше так продолжаться не может и ему нужно передохнуть. Багз смекнул, что ему следует держаться подальше от городов и прочих крупных населенных пунктов, причем с этим следовало поспешить, если он вообще хотел остаться в живых. Удалившись от оживленных шоссе, он останавливал грузовики, пересаживался из одного в другой, и так, незаметно для окружающих, продвигался на запад, в конце концов оказавшись в «Лоскутном городе». Дальше на запад идти было уже некуда — там жили одни лишь дикие кролики да тарантулы.
Через полчаса после прибытия Маккена снова оказался в тюрьме.
Впрочем, как он неохотно признал, в этом была отчасти и его вина. Небольшая, но все-таки. Выбравшись из очередного грузовика, он зашел в туалет придорожной автостоянки, когда туда заглянул мужчина средних лет с задубевшим от ветра и солнца лицом и серебряным значком на клетчатой рубахе. Пояс его украшали кожаный ремень и револьвер с ручкой из слоновой кости. Полицейский склонился над маленьким фонтанчиком и начал пить, когда Маккена в упор уставился на него. Взгляд его был тверд и полон ненависти. Шеф медленно выпрямился, и на его лице стало проступать недоуменно-вежливое выражение.
— Вы не местный? — спросил он. — Что-то замышляете?
— Что вы хотите этим сказать — замышляю? — спросил Багз. — Я не дурак. Вы видели, как я вылезаю из грузовика, и заметили, что я болтаюсь без дела. А потому давайте не будем заниматься ерундой и перейдем к делу. Зовут меня Дэвид Маккена, он же Багз Маккена. Последний постоянный адрес — тюрьма штата Техас; последние временные адреса — далласская городская тюрьма, городские тюрьмы Форт-Уэрта, Уэзерфорда и Минерал-Уэллз...
— Слушай. — Полицейский растерянно взмахнул рукой. — Что за черт?..
— Да будет вам! Хватит! Или думаете, я поверю, что вы шли за мной сюда только для того, чтобы напиться?
Полицейский кивнул. Затем его прищуренные серые глаза подернулись тонким ледком, а голос упал до не менее холодного урчания.
— Что, на неприятности нарываешься? — отрывисто, но все еще довольно мягко проговорил он. — Не живется без них, да? Ну что ж, всегда готов помочь страждущим.
Рука выдернула револьвер из кобуры. Багз вдруг заколебался занервничал, даже устыдился своей постоянной манеры сначала пускать в ход язык и только потом думать.
— Послушайте, — пробормотал он. — Не з-знаю, что это на меня нашло. Я не хотел...
— Нет, это ты меня послушай, — сказал полицейский и взвел курок, — и послушай внимательно. Сейчас ты пойдешь со мной, или хочешь, чтобы я повел тебя?
Багз пошел сам.
Тюрьма располагалась в подвале старого кирпичного здания местного суда. Вентиляция работала плохо, света почти не было, но койки были чистые, а жратва, доставленная из одного из городских ресторанов, просто первоклассная. Каждый заключенный ежедневно получал трехразовое питание, тогда как в большинстве тюрем обычно кормили не чаще двух раз в день. Он также мог получить кисет с табаком или, по своему выбору, пачку жвачки.
Поначалу Багз подумал, что во всей этой затее есть какая-то хитрость. Ну, например, ты должен откупиться от этих придорожных бандитов. Но потом, присмотревшись к обитателям камеры, понял, что сидят здесь такие же бродяги, как и он сам, — какой уж тут выкуп. Значит, дело не в этом.
— Парни, что заправляют здесь, не такие, как везде, — просветил его один рабочий-нефтяник. — Кинут в клетку, но при этом считают, что должны о тебе заботиться. Запросто могут пристрелить кого угодно, но с голоду помереть ни за что не позволят.
— А как насчет этого... ну, крутого обращения? Могут заставить тебя отмыть им уголь добела?
— Угу. Но если ты ничего не сделал, дело шить тоже не станут. И жестокостей не будет, если сам же не напросишься... По крайней мере, — осторожно добавил собеседник Багза, — со мной они всегда вели себя честно. У меня здесь уже пятая отсидка, и все за пьянку и дебоши, но надо признать, что парни всякий раз обращались со мной очень даже мило.
— Сказки прямо какие-то.
— Ну-у, не совсем. Во всяком случае в том, что касается обращения с заключенными. Но то, какие порядки в этом городе... — Он покачал головой. — Как мне представляется, есть здесь по крайней мере один законник, заместитель шерифа Лу Форд, который запросто может пристрелить человека, едва взглянув на него. Место-то это открыто для всех. Тут и игорные дома, и бутлегерские кабаки, и притоны. А заправляют ими ой какие нехорошие детишки. Но с Фордом они предпочитают не пререкаться. Держит их в ежовых рукавицах, все под ним ходят.
— Ты сказал, что он заместитель шерифа. А что сам шериф?
— Стар и болен. Кажется, после выборов я его так ни разу и не увидел. В общем, тут всем заправляет Форд, по-настоящему заправляет. И город, и весь округ у него в кармане, и никто пальцем не шевельнет без его одобрения. Но самое смешное в том, что он вовсе не производит впечатления крутого парня. Молодой, симпатичный, всегда улыбается...
— Но и про револьвер не забывает?
— Не-а. Единственный «законник», который ходит без оружия. Но я... — мужчина беспомощно развел руки, — я и вправду не знаю, как ему это удается. Ну не могу я этого объяснить. Тебе бы лучше самому посмотреть его в деле.
Багза посадили ранним утром. Где-то во второй половине дня в двери заскрежетал ключ и охранник вывел его из камеры. Вместе они поднялись и оказались на первом этаже. Багз смекнул, что сейчас его поведут в суд, но вместо этого страж порядка вручил ему десятидолларовую бумажку и указал на дверь.
— Это от Лу Форда, — пояснил он. — Он хочет поговорить с тобой, но полагает, что сначала тебе надо немного привести себя в порядок.
— Но... а какие обвинения мне предъявлены?
— Да никакие. Лу их все похерил. Как будешь готов, иди к Лу домой. Тебе любой скажет, где он живет.
— Эй, подождите минутку! — ощетинился Багз. — Зачем это я ему понадобился, и что случится, если мне самому вовсе не захочется его видеть?
— А вот это, мистер, вы и сами узнаете. И если повидаете его, и если откажетесь от встречи.
Багз побрился и постригся. Купил белую рубашку и галстук, а поношенный костюм попросил почистить и отгладить. Как и во всяком «городе-выскочке», цены здесь были что надо, а потому от полученной десятки у него почти ничего не осталось. Потратив сдачу на чистильщика обуви и пачку сигарет, он отправился искать дом Лу Форда.
В городе было два района «старожилов». Один представлял из себя традиционное поселение мексиканцев и «белого мусора» — так, лачуги да хибары, — зато второй выглядел иначе. Расположившись на холме, он как бы с высоты взирал на остальной город: несколько кварталов, вытянувшихся вдоль трехполосных дорог, и просторные двухэтажные дома на обочинах. Если не считать различий в цвете — а они были обычно бледно-голубые, просто белые или коричневатые, — все дома были на одно лицо. Удобное сочетание колониального и испано-мавританского архитектурных стилей. У каждого дома было длинное крыльцо (галерея), тянувшееся вдоль всего фасада. Несмотря на регулярные перебои с водой, перед каждым домом росли кусты, а под раскидистыми деревьями простирались тенистые лужайки.
Дом Форда был угловой. На подъездной дорожке стоял новый «кадиллак»-кабриолет. Маккена взошел на крыльцо и постучал в дверь. Ответа не последовало. Нажал на кнопку звонка, но тут же обнаружил, что он не работает. Снова постучал. Чуть пригнувшись, он разглядел прикрепленную к двери потемневшую от времени бронзовую табличку:
"Д-р Эймос Форд.
Входите".
Багз смекнул, что доктор приходился Л у отцом. Добрый сердцем, но недальновидный по части финансов, он умер несколько лет назад, оставив сыну лишь этот дом, да и на него уже была оформлена закладная. Судя по всему, надпись на табличке, призывавшая пациентов беспрепятственно входить в дом, уже не действовала, и ее оставили на двери то ли из сентиментальных соображений, то ли просто не захотели возиться с отвинчиванием. Хотя как посмотреть...
Она ведь по-прежнему была на двери, не так ли? И почему бы прохожему, случайно оказавшемуся в этом городе, не принять написанное на ней за чистую монету? Или что, вот так стоять и до крови сбивать кожу на костяшках пальцев, барабаня в дверь? Ему было сказано — приказано — повидать Форда, да и табличка прямо призывала его войти внутрь.
Багз так и сделал.
Он очутился в узкой и довольно темной прихожей, поскольку двери в комнаты по обе стороны были закрыты. Единственным источником света являлся солнечный луч, струившийся сверху по лестнице — где-то из правой двери на верху ее. От-туда же доносились приглушенные голоса. Похоже, там ругались. Слышался скрип кроватных пружин, мужчина сардоническим тоном, говоря как-то нараспев, пытался успокоить женщину, тогда как та отвечала ему внешне спокойным, но, похоже, разъяренным голосом.
— Ну что ты, Эми... Ты же знаешь, я...
— Да, я знаю тебя! Вот что я знаю, Лу Форд!
— Эми, но она же ровным счетом ничего не значит для меня! Клянусь тебе. Это просто бизнес.
— Ты лжец! Какой еще бизнес?! Ну, чего молчишь, давай продолжай, я слушаю!
— Но, дорогая, я же тебе уже рассказывал! Это весьма щепетильное, конфиденциальное дело, и я не могу распространяться насчет его. Ну почему бы тебе не оставить все как есть, и...
Послышались надрывные, яростные рыдания. Потом резкое «кра-ак» от соприкосновения жесткой ладони с плотью щеки. Затем женщина бросилась вон из комнаты, продолжая всхлипывать от душившего ее гнева и сжимая в руке кучку нижнего белья.
Освещенная бившим из двери солнцем, она принялась натягивать трусики. Наконец, попрыгав с одной ноги на другую, все же справилась с этой задачей, потом свела плечи и стала укладывать груди в чашки бюстгальтера.
Это было все, что видел Багз, — все, что он позволил себе увидеть. Резко развернувшись, он снова вышел на крыльцо, заливаясь краской стыда и смущения от того, что только что лицезрел.
Вот такой он был, ничего не попишешь. Скромняга. Кто-то мог бы назвать его безнадежно старомодным, хотя сам он никогда не рассматривал подобные вещи с позиций моды. Да, он убивал, выполнял грязную, удручающую работу, годами общался с полнейшими дегенератами. Это была среда его обитания — жестокость, грязь, смрад. И все же за всю свою жизнь он видел только трех обнаженных женщин, одна из которых была к тому же его женой.
Как же ему хотелось, чтобы он не видел сейчас эту девушку. По силе это было сродни тому изматывающему чувству голода — только бы не видеть ее в этой постыдной наготе!
Но еще он хотел, просто жаждал снова увидеть ее, боготворить ее и обращаться с ней с должной нежностью и любовью. Потому что — да, Господи, — она же того заслуживала! Независимо от того, что делала и как все это могло быть воспринято со стороны.
При этом он видел не только ее наготу, и сейчас мог бы признать, что она не так уж сильно отличалась от многих других женщин, которых он повидал в своей жизни, хотя бы на картинке. Маленькая, аккуратно сложенная молодая женщина с приятным лицом, песочно-коричневатыми волосами, собранными сзади в пучок. А он стоял там и глазел... Внезапно у него перехватило дыхание от того, что он увидел.
Знаете ведь как бывает. Костюм за триста долларов не привлекает вашего взгляда, ваза эпохи династии Минь не вызывает никакого интереса. Но истинная красота, совершенство — это всегда при них, и вы обязательно их увидите, если будете смотреть достаточно долго. Вы их увидите и распознаете вне зависимости от того, что смогли узреть раньше.
Даже если вам в оба глаза попало столько мусора, что одним вы вообще ничего не видите, а второй различает лишь самую малость, что перед ним...
Багз простоял на крыльце не меньше десяти минут — наполовину одурманенный, чувствующий головокружение, погруженный в свои собственные грустные мысли, — когда до него донесся звук закрываемой задней двери. Звук этот вывел его из забытья, напомнил грустные факты о том, кто он и как здесь оказался. И тогда он снова постучал — поспешно и громко.
Форд отозвался почти сразу же, громко крикнув: «Сейчас, сейчас!» Несколько секунд спустя по коридору застучали каблуки сапог и дверь распахнулась.
— Маккена? Я Лу Форд. Проходите и располагайтесь.
Багз проследовал за ним через прихожую, и вскоре они оказались в помещении, которое, судя по всему, некогда служило доктору чем-то вроде кабинета. Среди нагромождения стеклянных шкафов Форд как-то не смотрелся.
Заместителю шерифа было лет под тридцать. На нем были розовато-бежевая рубаха с черным галстуком-бабочкой и синие брюки из саржи. Манжеты брюк были небрежно заткнуты в сапоги. Как показалось Багзу, по виду — правда, он судил лишь по внешности хозяина дома — тот практически ничем не отличался от клоуна.
Черные, лоснящиеся волосы Форда были зачесаны назад, образуя спереди небольшой кок. Круто изогнутые брови придавали лицу забавное, даже какое-то озорное выражение. Ровные белые зубы сжимали кончик длинной тонкой сигары.
Он указал Багзу рукой на одно из удобных кожаных кресел, а сам уселся за письменный стол.
— Выпить хотите? — вежливо поинтересовался Форд. — Ну, тогда, может, сигару?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23