OCR Денис
«Джим Томпсон. Дикий город»: Центрполиграф; Москва; 2000
ISBN 5-227-00761-6
Оригинал: Jim Thompson, “Wild Town”
Перевод: В. Акимов
Джим Томпсон
Дикий город
Глава 1
Поначалу это был даже не город, а просто большой загон для скота, которых полно на западе и дальнем западе Техаса. Так, очередная площадка у пыльной дороги, пропекшаяся на солнце свалка строений с фальшивыми фасадами и жестяными навесами, протянутыми аж до самых краев тротуара. Но однажды в этих местах объявился человек с допотопной бурильной установкой — определенно ловец удачи, действующий чаще всего наугад. Он заключил договора на аренду нескольких земельных участков для последующего бурения, оплатив их займами, взятыми под довольно высокий процент. А потом пошла череда активных действий — где мошенничеством, где увещеванием, кое-где выдачей фальшивых чеков, интригами, а где-то и выкачиванием денег из больших компаний, которым хотелось обследовать эту территорию. Но, как бы то ни было, в один прекрасный день он все же пробурил свою первую скважину.
В день она выбрасывала ввысь три тысячи баррелей высококачественной нефти на парафиновой основе. Чуть ли не за одну ночь городок разбух, как живот женщины на восьмом месяце беременности. Причем женщина эта определенно ожидала тройню и ей было наплевать на то, как она выглядит. Мгновенно подскочил спрос на жилье, хотя со стройматериалами в этой глухомани всегда была напряженка. Сказывалось и предубеждение против вкладывания больших денег в подобные «города-выскочки». Как свидетельствовал опыт, резкие взлеты частенько оборачивались столь же стремительными спадами — ведь нефтяное озеро может высохнуть точно так же, как любое другое.
Именно поэтому все постройки в городке были, по сути дела, времянками, созданными по принципу «чем быстрее и дешевле, тем лучше». Тесные лачуги, покрытые сухой штукатуркой, недостроенные и некрашеные сараи из неструганой доски. Дома — а именно они доминировали в этих новоявленных жилищных джунглях — обычно являли собой смесь недоделанного каркаса и натянутой поверх него холстины. Их так и называли — «дома-палатки», а чаще — «лоскутные дома». Разъедаемые серой и соляными испарениями, они и в самом деле казались обшитыми лохмотьями. Постройки разметались по всей прерии, где прижимаясь к земле, а где с трудом вклинившись в лес буровых вышек. Ветхие, грязные, поскрипывающие на непрекращающихся ветрах, безвременно одряхлевшие — все это был город лачуг, фонтанирующий — вот ведь парадокс! — на гребне грандиозного богатства.
Такова была общая картина, на фоне которой единственным — и к тому же весьма значительным — исключением являлся отель «Хэнлон», построенный, принадлежавший и названный в честь того самого бурильщика, который привез в город свою прославленную установку. Большинство жителей городка смотрели на отель как на очередное красноречивое доказательство того, что все «дикие бурильщики» — сумасшедшие люди, степень безумия которых прямо пропорциональна их процветанию. Жители особо напирали на тот факт, что первый мощный выброс нефти подбросил Хэнлона ввысь аж на восемнадцать футов, и последующее падение с этой высоты оказалось пагубным не только для его тела, но, вне всякого сомнения, и для мозгов также.
Возможно, в чем-то они были правы; сам Майк Хэнлон порой соглашался с ними, особенно когда испытывал приступы головной боли. Но он всегда был отчаянным парнем, готовым нестись во весь опор куда глаза глядят и не замечая ничего вокруг. Так и свой недуг он старался не замечать, хотя от активных дел давно отошел. Смерть уже приглядела себе в жертву его ноги, и теперь медленно, но неумолимо ползла вверх. Но ему все равно хотелось находиться поближе к нефти, к своей нефти, той самой нефти, которой, как болтали все эти дурни чертовы, здесь просто быть не может. И жить ему хотелось отнюдь не в грязной, кишащей блохами коробке или доме, похожем на свинарник.
Вот Хэнлон и построил этот отель — просто ему так захотелось, ну а еще, наверное, потому, что понимал: всех денег ему при всем желании за оставшуюся жизнь не потратить. По той же причине он и женой обзавелся — смазливой девицей, на которую легла обязанность быть хозяйкой в этом отеле. Майк Хэнлон прекрасно понимал, что на самом деле никакая она не певица, причем давно уже. Мужчины и женщины, все как один, грешники, наперебой пытались устроиться на работу в отель этого «города лачуг». Что же до Джойс — давайте назовем ее так, — то она, похоже, могла лежа на спине проелозить дальше, чем Хэнлон проковылял бы на своих увечных ногах.
«Ну и что в этом такого особенного?» — спрашивал себя Майк, который сам переспал едва ли не с каждой бабенкой, которую был способен догнать. После печального несчастного случая все эти игрища пришлось прекратить, однако он не видел причин, почему Джойс должна была обрекать себя на подобные самоограничения. Единственное условие с его стороны — чтобы она была достаточно благоразумна, то бишь осторожна, чтобы по поводу ее поведения не чесали в округе языки, а его самого не выставляли при этом круглым идиотом.
Большего он от нее не просил и не ожидал. Только этого, ну и еще, конечно, чтобы хорошо выглядела и ласково с ним обходилась. Жевала бы на пару с ним солонину, а когда накатывала хандра, вместе с ним колотила бы посуду. Разумеется, чтобы катала его в инвалидном кресле по отелю, и он мог бы воочию видеть, как растаскивают его добро эти чертовы воришки, служащие... Вот уже кого Майк по-настоящему ненавидел, так это ворье, и можно считать, им здорово повезло, что он пока никого не схватил за руку. Будучи и сам в прошлом башковитым мошенником, он прекрасно понимал, какой серьезный урон могут нанести его собственности подобные типы.
Но вернемся к Джойс. Ожидал он от нее немногого, а просил и того меньше; даже не настаивал, чтобы она спала в одних с ним апартаментах. Предполагалось, что в перспективе — судя по всему, не столь уж отдаленной — она унаследует все его имущество. Именно это обстоятельство вселяло в него надежду на то, что их отношения будут складываться как нельзя лучше. «А почему бы им не быть такими? — спрашивал он себя. — С какой стати ей не чувствовать себя удовлетворенной?»
Причин тому вроде бы не было, считал он. Джойс оседлала добрую лошадку и вполне могла бы в свое удовольствие скакать на ней далеко-далеко. Однако постепенно Майк стал замечать, что удовольствия этого его женушка как раз и не чувствует. Нельзя сказать, чтобы она переживала из-за какой-то своей демонстративной выходки — нет, не было ничего такого, в чем ее можно было бы упрекнуть, — и все же он был неспокоен, постоянно мучило некое тревожное предчувствие, а жизнь научила его верить в предчувствия.
Майк попытался было умерить свои и без того скудные претензии — не помогло. Тогда, наоборот, решил закрутить гайки, в первую очередь денежные, но инстинкт — все то же предчувствие — подсказывал ему, что и это не поможет. Но и он не мог мириться с этими ее вспышками нетерпимости, откровенной озлобленности или чего там еще, что откровенно подталкивало к убийству. Но и вышвырнуть ее вон тоже было нельзя. Точнее, можно было бы, но при этом пришлось бы отдать ей половину всего состояния — именно это было предусмотрено их брачным контрактом, и нарушать его не позволялось никому.
Таким образом, если он разведется с ней — пятьдесят на пятьдесят. Если же она подаст на развод или «иным cnoco6ojvi сменит постоянное место жительства», то ей не полагалось ни цента, ибо те расходы, которые Майк понес в ходе их супружеской жизни, засчитывались как «полная доля причитавшейся ей собственности».
Впрочем, мысль о том, чтобы как-то откупиться от Джойс, ему даже в голову не приходила. Он и раньше не занимался подобными делами, и сейчас не собирался начинать, тем более в своем-то возрасте. Да и сама Джойс, с горечью думал Майк, тоже едва ли согласилась бы на половину наследства. Нет, эта дамочка явно нацелилась на весь пирог, и если он предложит ей меньшую долю или хотя бы даст основания думать, что так оно и будет, Джойс наверняка тут же опрокинет на него буровую установку. Так он и катался по дому в своем кресле, погруженный в раздумья и встревоженный, вздрагивая и дергаясь от каждого шороха.
В конце концов он решил выдумать некоего «приятеля» и от его имени поделиться проблемой со старшим помощником шерифа, который фактически являлся шерифом и олицетворял собой власть во всем округе. Беседа получилась не особо обнадеживающая.
Шеф происходил из «старой семьи» жителей западного Техаса и звали его Лу Форд. Несмотря на то, что Лу почти всегда улыбался, Хэнлон считал его едва ли не самым говнистым и занудистым сукиным сыном из всех сукиных сынов, которых он когда-либо знал.
— Итак, что мы имеем, — чуть ли не нараспев проговорил Лу. — По вашим словам, жена этого парня что-то замышляет против него. Однако пока она ничего конкретного против него не совершила, и у него нет никаких доказательств того, что она что-то замышляет. Что же он может в этой ситуации сделать? Я правильно вас понял, мистер Хэнлон?
— Именно так.
Форд нахмурился, пожал плечами и с беспомощной улыбкой на лице покачал головой.
— Я хотел задать вам один вопрос, мистер Хэнлон. Как вы считаете, если волчица время от времени спаривается с псом, то сколько времени ей понадобится, чтобы в период течки прибежать к нему дождливым утром?
— А? Что-о-о! — взревел Хэнлон. — Да ты что, напыщенный чертов ублюдок?! Я... А ну постой! Вернись!
— Не раньше, чем возьму свой револьвер, — ответил Лу, направляясь к двери. — Обычно я хожу без оружия.
— Револьвер? Но... но...
— Или вы, может, возьмете назад свои слова насчет ублюдка? Очень бы советовал вам сделать это, а то неприлично как-то получается — стрелять в человека, сидящего в инвалидном кресле.
Голос его прозвучал как-то тоскливо, но в глазах промелькнула сама смерть. Все с той же мягкой улыбкой на лице он посмотрел на Хэнлона, и старый бурильщик почувствовал, как по его спине пробежал ледяной холод. Он пробурчал какие-то слова извинения, но под конец все же пустил парфянскую стрелу.
— Так и знал, что вы ничего не станете делать. Куда там — слишком заняты, получая на лапу.
— О, мис-тер Хэнлон, — шеф, казалось, был шокирован этим заявлением, — так вы хотите сказать, что не считаете меня честным человеком? Я правильно вас понял, мис-тер Хэнлон?
— Считаете... Да что там считать, когда я и так знаю! Через вас ведь проходят деньги для всего этого чертового суда. Ничуть не удивлюсь, если узнаю, что в этом деле вы заодно с моей бабой.
— Ах ты Бог ты мой, — все так же нараспев проговорил Форд. — Ну надо же! Как же вас, бедолагу, все одурачили!
— Клянусь Богом, тебе это так не сойдет! Я покажу тебе! Я позову техасских рейнджеров!
— И зачем же, мис-тер Хэнлон? Что вы собираетесь им сказать?
— Ну... ну, черт побери, я уже сказал тебе. Я...
— Пока что я не услышал ничего, кроме одних загадок. Ни жалобы, ни того, что могло бы стать основанием для нее.
— Ну что ж, ладно, черт побери! Мне и в самом деле не на что жаловаться. Ничего такого она не сделала. Но что-то здесь должно быть... — Бросив сердитый взгляд на шерифа, он беспомощно умолк.
Форд в гротескно-насмешливой манере покачал головой, изображая скорбь.
— Да, теперь я понимаю, что с этим надо что-то делать, — сказал он. — Да, сэр, определенно надо что-то делать, это факт. Как жалко, что я такой тупой.
— Убирайся отсюда, — хрипло проговорил Хэнлон.
— Вы в самом деле хотите, чтобы я ушел? Не хотите еще покататься туда-сюда и подкинуть новых загадок?
— Я сказал, убирайся!
— Ну что ж, пожалуй, так и надо сделать, — согласно кивнул Лу Форд. — А то на мне и так висит один игорный притон, который я пока не прикрыл.
И он ушел, покачиваясь на высоких каблуках. Хэнлон же понял, что лишь еще больше запутал все дело. Форд был взяточником, в этом он не сомневался, но глупо было прямо так заявить ему об этом. Эти западные техасцы были особой породой — спесивые, обидчивые, верные в дружбе и непримиримые во вражде. Туповатые и при этом учтивые в речах. У них был свой собственный свод этических правил, свое понимание того, что хорошо, а что плохо. Непримиримые и нетерпимые в отношении ерундового проступка, они вполне могли закрыть глаза на гораздо более серьезное правонарушение.
Взять хотя бы недавний случай, когда человека приговорили к двум годам тюрьмы только лишь за то, что он побил свою лошадь. И на той же неделе было закрыто дело против одного пьянчуги, попытавшегося ограбить винный магазин. Он был безработный и мучился от жуткого похмелья — все же знают, что на свете нет ничего хуже похмелья. Вот и вломился в магазин, чтобы раздобыть выпивку, потому что ему действительно надо было промочить глотку, вы же понимаете. Возможно, так поступать не следовало — все-таки противозаконный акт, — но парень, которому действительно нужно выпить, по сути, не отвечает за свои поступки...
«Да, — мрачно подумал Хэнлон. — Похоже, с Фордом я все только напортил. Надо было расстелиться перед ним, спросить, как он себя чувствует, что думает о погоде. Расточать комплименты по любому поводу. Восхвалять его самого и его вонючих предков до надцатого колена, чуть ли не до самого пришествия испанцев. Если бы я так сделал, если бы не стал подначивать его, если бы с самого начала избрал верный тон...»
А впрочем, подумал Хэнлон, ни хрена бы это не изменило. Форд еще до начала разговора уже был настроен против него — как в общем-то все обитатели городка, жившие в нем до нефтяной лихорадки. Когда он впервые появился в этих местах, все проявляли к нему максимум дружелюбия и радушия — более приятных и открытых людей ему еще не доводилось встречать. Но потом ему пришлось начать срезать углы, привирать в разговорах, давать обещания и потом их не выполнять. Но и им тоже не стоило так уж близко к сердцу принимать все это. Следовало понять, что все это — лишь бизнес, и каждый человек должен в первую очередь заботиться об интересах своего бизнеса. Однако они его не поняли. Не поняли и отказались принимать его объяснения и извинения. Для них он просто перестал существовать, стал чем-то недостойным даже осуждения, не говоря уж о том, чтобы быть замеченным — высокомерный, надменный, чванливый...
Хэнлон взял графин и подрагивающей рукой плеснул себе щедрую порцию виски. Осушив стакан, наполнил его снова и вскоре начал постепенно успокаиваться. Не может же человек постоянно пребывать в возбужденном состоянии. И волноваться так долго тоже не может, надо когда-то и остановиться.
Несколько дней спустя Джойс пригласила в его номер мужчину по фамилии Маккена.
Лет под сорок, коренастый, плотный, с угрюмым выражением лица. У него был такой тип глаз, что со стороны могло показаться, будто он только что плакал. Маккена пришел устраиваться на должность гостиничного детектива.
— Как насчет рекомендаций? — спросил Хэнлон. — Что у вас было в прошлом?
— А как насчет ваших рекомендаций? — ответил вопросом на вопрос Маккена. — Что вы делали перед тем, как занялись этим делом?
— Что-то вы бледный какой-то, — с кислой усмешкой проговорил Хэнлон. — Что, на отсидке где-нибудь были?
— Если вам нужны прямые ответы, задавайте прямые вопросы, — жестко сказал Маккена. — Да, отсидел в тюряге пять лет за убийство одного дуралея. До этого полгода провалялся за решеткой за то, что отколошматил свою жену. А еще раньше два года отслужил в штрафном батальоне за то, что пальнул из винтовки по генералу. А... впрочем, хватит об этом, черт бы побрал все это, да и вас в придачу. Я не собираюсь ни за что извиняться или просить каких-то милостей. А потому можете взять свою хреновую работу и заткнуть...
— Полегче, приятель, — сказал Хэнлон. — Полегче.
Все это, конечно, было маленькой хитростью. Ни один человек, действительно желающий устроиться на работу, никогда не пошел бы на такую вот жестокую откровенность и не стал намеренно изображать из себя отпетого типа. Однако должность гостиничного детектива по-прежнему пустовала и ее следовало кем-то заполнить. А следующий кандидат? Кто может заранее сказать, что он будет действительно искать работу, а не охотиться за чьей-то жизнью?
Что же до этого типа, то Хэнлону парень определенно понравился. Нет, в самом деле ему пришелся по душе этот колотильщик жен и любитель штрафбата, человек, который однажды уже совершил убийство и наверняка не остановится перед тем, чтобы убить еще раз.
— Мне не хотелось бы показаться излишне любопытным, мистер Маккена, — вежливым тоном произнес он, — но где сейчас ваша жена?
— Я не знаю... — В то же мгновение в манерах Маккены произошли почти неуловимые перемены. — Мы с ней уже больше не женаты... сэр.
— Ну что ж, это хорошо. Я хочу сказать, что гостиничный детектив поселится в отеле и должен быть готовым к тому, что его вызовут в любую минуту, а это, как вы понимаете, подчас могло бы стать обузой для женатого человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23