С наступлением зимы, когда мать уезжала за покупками, она всегда запирала Лизу в Шроув-хаусе, потому что там было тепло, иногда в маленькой столовой, иногда в библиотеке, иногда в одной из спален. Когда Лиза оказывалась в маленькой столовой, она проводила много времени, просто разглядывая кукол в шкафу. Куклы представляли исторических персонажей, как сказала мать, она назвала некоторых из них: королева Елизавета I, королева Мария Шотландская, мужчина по имени Красавчик Браммел1 , и еще один, которого звали Людовик Четырнадцатый, Флоренс Найтингейл и лорд Нельсон. (1 Красавчик Браммел — законодатель мод, английский денди, друг короля Георга IV (Прим. перев.))Н о теперь вместо этого Лиза глаз не отрывала от картины с цветами, бабочкой и ночной бабочкой с черепом на спинке, зная, что ключ лежит на верху рамы, хотя она не могла увидеть его, даже если вставала на стул.
Наступил и прошел ее девятый день рождениа Было очень холодно, и парк Шроува был занесен шестидюймовым слоем снега. На смену морозам пришла оттепель, но подтаявший снег замерз снова, и дом, конюшни и каретный сарай, сторожка и маленький замок стояли все в сосульках. Морозный иней украсил все деревья, превратив их в пирамиды, водопады и башни из серебряного кружева. Дорога была завалена снегом, и мать не могла добраться до автобуса, чтобы попасть в город. Когда она наконец уехала, то оставила Лизу в библиотеке. Читая книги, играя с глобусом, разглядывая то из одного окна, то из другого птичек, прыгавших по снегу, Лиза постепенно очутилась в дальнем углу комнаты, здесь всегда было сумрачно, в этом самом темном месте залитого светом дома, и увидела предмет, прислоненный к стене, что-то давно знакомое, но подзабытое — библиотечную стремянку.
Стремянка состояла из восьми ступенек и была достаточно высокой, чтобы даже коротышке дотянуться до самой верхней книжной полки. Но Лиза была заперта в библиотеке. В любом случае, подумала Лиза, стремянка слишком тяжела для нее, на вид она казалась громоздкой и была сделана из тусклого серого металла. Лиза потрогала ее, взялась за нее обеими руками, ухватилась за перекладины, которые скрепляли ступеньки. Она попыталась приподнять стремянку, считая, что это ей не под силу, но стремянка легко оторвалась от пола. Ступеньки были легкими, такими легкими, как если бы их сделали из картона, совсем маленький ребенок и то без труда поднял бы стремянку, Лиза подняла ее одной рукой.
Но дверь была заперта. Вскоре за ней пришла мать, и они вернулись в сторожку, все в снегу. В ту ночь снега выпало еще больше, и на следующее утро им пришлось откапывать себя, а днем они делали пирожки из сала и хлеба для птичьих кормушек. Две-три недели прошло, прежде чем мать смогла снова выбраться в город. Вскоре после ее поездки, возможно в марте, когда снег растаял, но полосы его еще лежали в затененных местах, почтальон принес письмо, которому предстояло изменить их жизнь.
— Снова Тобайас? — спросил Шон.
— Нет, от него не было ни слуху ни духу. Что ж, Ив регулярно получала деньги, и миссис Тобайас прислала открытку из Аспена в Америке, где они катались на лыжах, но он не написал ни слова. Это письмо было от Бруно Драммонда.
— Художника.
— Да. В галерее «Феникс» ему рассказали, что Ив купила его картину. Не думаю, что он хорошо продавался… вернее, я просто знаю, что этого не было. Бруно писал, что хотел позвонить ей, но не нашел ее номера в телефонной книге. Неудивительно, потому что к телефону Ив относилась так же, как к телевизору. Он сообщал, что картину следует покрыть лаком, и если Ив привезет картину ему, он это сделает. Бруно сообщал, где живет, и объяснял, что с парковкой там трудностей не будет!
Разумеется, Ив не ответила. Она сказала, что если картину нужно покрыть лаком, она справится с этим сама. И очень рассердилась на галерею, которая дала художнику ее адрес. Она все твердила:
— Для них нет ничего святого! Вторгаться в личную жизнь!
В феврале начались уроки латыни. Puella, puella, puellam, puellae, puellae, puella1 . И Puella pulchra est. 2
( 1 Склонение слова «девочка» {лат.).
2 Девочка красивая (лат.). )
— Девочка красивая, — сказала мать, но при этом она смотрела в зеркало на себя.
Лизе нравилось учить латынь, потому что это было похоже на трудную головоломку. Мать сказала, что это превосходная тренировка для мозгов, и прочитала вслух отрывок из книги Цезаря «Завоевание Британии», чтобы Лиза привыкла к звучанию языка.
В марте Лиза начала собирать гербарий полевых цветов. Мать купила ей для этого большой альбом. На левой странице Лиза прикрепляла засушенный цветок, а на правой рисовала его акварелью. Первым цветком в ее гербарии стал подснежник, а следующим — мать-и-мачеха. Мать позволила ей взять на время «Полевые цветы» Гилмора и Уолтерса из библиотеки в Шроуве, так что Лиза могла определять цветы и находить их латинские названия.
Погода становилась теплее, и в апреле мистер и миссис Тобайас приехали погостить в Шроуве, они привезли с собой еще четверых — Клер и Аннабел, а также мужчину, которого Лиза до этого не видела, и мать мистера Тобайаса, леди Элисон.
— Кэролайн, — сказала Лиза.
— Да, — ответила мать, — но ты не должна так называть ее.
Как выяснилось, Лизе не представилось случая как-нибудь ее назвать.
До их приезда миссис (не мистер) Тобайас написала матери и напомнила еще раз об уборщице.
— Воображаю здесь эту персону! — Мать говорила спокойно, но Лиза видела, что она рассержена. — Она станет приезжать сюда в машине, и нам придется терпеть шум и грязь. Мне надо будет самой впускать ее — ведь не могу же я доверить ключ от дома неизвестно кому, а потом учить ее, что делать и, самое главное, чего не делать. И что эта Виктория Тобайас придумала! Почему она не может оставить все как есть?
Лиза не могла ответить на этот вопрос. Мать думала об этом весь день, она волновалась об этом, она непрестанно повторяла, что не хочет терпеть присутствия посторонних, ей с избытком хватает мистера Фроста, не говоря о почтальоне, и молочнике, и человеке, который снимает показания счетчика, а также и о том, который обслуживает центральное отопление в Шроуве, всех не перечислишь.
— Ты могла бы убирать сама, но притворяться, что наняла женщину на эту работу.
Поначалу мать ответила:
— Нет, не могла бы, — и: — А как быть с деньгами? — но потом сказала: — Почему бы нет? Разве нечестно получать деньги за выполненную работу? — так что мать нашла женщину, и они с Лизой придумали ей имя. Они смеялись до упаду над некоторыми именами, предложенными Лизой. Она позаимствовала их из книги о полевых цветах, Сесили Лютик, и миссис Клевер, и миссис Фритиллария Рябчик1 . (1 Frittilaria (лат.) — Рябчик). Но мать сказала, что фамилия не должна быть смешной, она должна звучать как настоящая фамилия, так что в конце концов они назвали ее миссис Купер, Дороти Купер.
Мать написала мистеру (не миссис) Тобайас и сообщила, что нашла уборщицу по имени Дороти Купер, которая будет приходить раз в неделю, и не пришлет ли он денег, чтобы она могла ей платить.
За неделю до Пасхи мать устроила в Шроуве генеральную весеннюю уборку, в то время как Лиза сидела в библиотеке и читала «Джейн Эйр». То есть в основном она была занята чтением, но заодно она вынесла из библиотеки стремянку и перенесла ее в маленькую столовую.
В маленькой столовой на окнах висели длинные тяжелые шторы из аспидно-серого бархата. Даже если потянуть за шнуры, с помощью которых шторы раздвигались, все равно шторы прикрывали около двух футов серо-белой стены по обе стороны от окна. Лиза прислонила стремянку к стене справа от правого окна. Шторы прикрыли ее, стремянки не было видно.
К счастью, Лиза не воспользовалась стремянкой, чтобы достать ключ и открыть дверь, потому что, закончив убирать наверху, мать вошла в маленькую столовую, встала на стул, а с него забралась на горку и дотянулась до ключа, лежавшего на верху рамы. Лиза вылезла из библиотеки и наблюдала за ней, стоя в дверях маленькой столовой. Мать отперла дверь и вошла в таинственную комнату, таща за собой пылесос.
Ив провела там полчаса. Лиза оставила приоткрытой дверь из библиотеки в маленькую столовую, чтобы следить за матерью. Услышав вой пылесоса из маленькой столовой, она подошла к двери и сказала, что хочет есть, — нельзя ли им пойти домой и пообедать?
Ключ торчал в замке двери, ведшей в таинственную комнату. Он был там, где ему полагалось быть, потому что ожидался приезд мистера и миссис Тобайас и их друзей. Лиза с матерью перекусили в кухне Шроува, и Лиза все время надеялась, что, после того как они уйдут, ключ останется в замке.
Но этого не произошло. Мать, вероятно, прошла туда и положила ключ обратно, на раму картины, до того, как Лиза успела подняться наверх. Лиза почти не видела мистера и миссис Тобайас и их друзей, только «мерседес» проезжал мимо сторожки раз-другой, а следом за ним другая машина, и однажды она увидела мельком Клер и высокую старуху в твидовой юбке с клюшками для гольфа на лужайке около Шроува. Неужели это Кэролайн? Неужели это и есть та самая Кэролайн с пышными белыми плечами и в платье под цвет губной помады? Но однажды вечером, после того как она легла спать, Лиза услышала, как кто-то вошел в их переднюю дверь. До нее донеслось тихое бормотанье — мать разговаривала с каким-то мужчиной.
Она была почти, хоть и не совсем уверена, что другой голос принадлежит мистеру Тобайасу. Они находились внизу, в гостиной, о чем-то разговаривали, и Лиза вылезла из кровати, чтобы подслушать с верхней лестничной площадки. Но мать, должно быть, услышала ее, потому что вышла из гостиной и крикнула Лизе, чтобы та немедленно возвращалась в постель.
Бормотанье продолжалось долго, потом Лиза услышала, как закрылась передняя дверь и мать поднялась в свою спальню. Если бы мать плакала, это не удивило бы Лизу, но вместо этого мать громко разговаривала сама с собой. Это было странно и немножко страшно.
— Все кончено, — говорила мать. — Запомни раз и навсегда, что все кончено. Придется начинать все заново. Назавтра к новым берегам и к свежей зелени лесов.
Означало ли это, что они уезжают?
— Назавтра к новым берегам и к свежей зелени лесов, — пробормотала мать и закрыла дверь спальни.
— Нет, конечно же никуда не уезжаем, — сказала мать утром, — Как тебе это в голову взбрело? Уезжают мистер и миссис Тобайас, а когда еще приедут — бог весть.
Лиза увидела, как по дорожке от Шроув-хауса проехали машины, за рулем «мерседеса» сидел мистер Тобайас, рядом с ним миссис Тобайас, а позади Клер. Через минуту проехала вторая машина, за рулем сидел мужчина, рядом с ним Кэролайн Элисон. Машина остановилась у сторожки, и мужчина просигналил. Лиза не поняла, что это означает, но мать поняла. Она пришла в ярость:
— Не стану выходить туда. Меня не вызывают подобным образом. — Ив так и кипела. — Подумаешь, принцы крови — в трактир заехали.
Но она вышла и поговорила с леди Элисон.
Это позволило Лизе как следует рассмотреть мать мистера Тобайаса, которая даже вылезла из машины. Она была такой высокой, что Ив рядом с ней выглядела ребенком. Та же рядом с матерью выглядела великаншей, и великаншей уродливой. Лиза подумала, что ее руки напоминают когти ястреба, вонзившиеся в плоть несчастного маленького зверька.
Мать вернулась в дом, на лице ее застыла страшная гримаса ярости и негодования, но сидевшие в машине не видели этого, потому что она стояла к ним спиной. Едва машины скрылись из вида, как они с матерью пошли в Шроув-хаус, где царил настоящий разгром. Несомненно, миссис Тобайас думала, что убирать предстоит Дороти Купер. Пока шла уборка, Лиза обнаружила, что дверь таинственной комнаты заперта, а ключ, как она поняла, вернулся на раму картины.
Наступил май, но погода стояла холодная, хотя было очень красиво, как неустанно повторяла мать. Деревья и кустарники покрылись свежими остроконечными листочками, а на ракитнике распустились кремовые и красные цветы со сладким запахом, над которыми жужжали пчелы. Прошлой осенью мистер Фрост посадил сотни желтофиолей. Они, как складки разноцветного бархата, красные, янтарные, золотые и каштаново-коричневые, покрывали всю землю, зеленой траве было не пробиться. Лиза сорвала веронику для своей коллекции полевых цветов, и мать сказала, что она может сорвать один, но только один, первоцвет.
Они обедали дома. День посвящен был латыни, арифметике и географии. Лиза билась над делением сложных чисел, когда раздался звонок в дверь. Так как звонком почти никогда не пользовались, всякий раз, как он раздавался, это было неожиданностью.
— Вероятно, мистеру Фросту что-то нужно, — сказала мать, хотя мистер Фрост никогда ни о чем не просил.
Ив открыла дверь. На пороге стоял мужчина. Его машина, которая была оранжевого цвета, как мандарин, и выглядела так, будто была сделана из раскрашенного картона, стояла около их ворот. Это был совсем молодой человек с вьющимися темно-каштановыми волосами, такими длинными, что они доставали до плеч, и очень большими голубыми глазами с длинными, как у девушки, ресницами. Такими же, как у нее или у матери. По его небольшому прямому носу были рассыпаны маленькие коричневые пятнышки, которые, как объяснила позднее мать, назывались веснушками. У него были красные губы и мелкие очень белые зубы. Он был одет в синие джинсы и хлопчатобумажную куртку поверх клетчатой рубашки, а на груди висело на цепочке золотое украшение. Лиза с восхищением уставилась на его серьги, два золотых кольца, оба в одном ухе. В руках он держал ковровую сумку. Похоже, будто ее сделали из персидского ковра Шроув-хауса.
— Привет, — сказал он. — Вот уж действительно на край света забрались, верно? Удивительно, что я разыскал вас. Позвольте представиться. Меня зовут Бруно Драммонд.
9
Лиза сказала, что она, как Шехерезада, каждую ночь рассказывает своему мужчине истории. Только Шон не станет отрубать ей утром голову, ведь да, если однажды ночью она так утомится, что не сумеет собраться с мыслями?
— Да кто такая эта твоя Шехерезада? — спросил Шон, но Лиза слишком устала, чтобы пускаться в объяснения.
Они оба вымотались, собирая «оранжевый пепин». Урожай в этом году был, как никогда, обильным. Они приступали к уборке с первыми лучами солнца и работали до заката. Мистер Веннер сказал, что ему придется нанять дополнительных рабочих, чтобы справиться с урожаем, и они хотели воспрепятствовать этому: ведь для них лучше было бы, чтобы все деньги достались им, но все их усилия оказались напрасны. На третье утро прибыла подмога — группа женщин, домохозяек из ближайшей деревни.
Шон хотел услышать, что там дальше было с Бруно, но Лиза слишком уставала, чтобы рассказывать, слишком уставала, чтобы смотреть маленький цветной телевизор, который она наконец купила за сто фунтов, добавив немного денег, заработанных на яблоках, слишком уставала для всего, кроме занятий любовью, да и на это у них хватало сил только потому, что занимались они любовью в постели и потом они сразу засыпали.
Новости по телевизору Лизе, при всем желании, удавалось посмотреть лишь урывками. Их редко передавали между двумя и пятью часами дня. Теперь она знала, что программа новостей выходит утром и вечером, поэтому она смотрела ее за завтраком, а также в шесть и девять часов, так как после прибытия женского подкрепления отпала необходимость гореть на работе. Лизе хотелось услышать что-нибудь об Ив. Но никаких сообщений о ней не появлялось.
— Это потому, что дело не закончено, — объяснил Шон, — а сейчас оно… ну как это… слово есть такое — на доследовании, вот как, и ни в газетах, ни по телику не станут ничего говорить о ней, пока ее снова не приведут в суд.
Во многом это совпадало с тем, что говорила Лизе сама Ив. Лизу восхищало, что Шон знает все это. Довольная тем, что Шону известно, как действует закон, Лиза постепенно начала понимать, что разбирается намного лучше Шона во всем, за исключением чисто практических вопросов. Конечно, он считал, что знает больше нее, но она могла с уверенностью утверждать, что в основном это не так. Когда дело касалось книг, музыки, природы, искусства и истории, Лиза оказывалась отлично осведомлена, а Шон не знал ничего.
— Когда же это случится, когда Ив приведут в суд? — спросила она Шона.
— Не раньше, чем через несколько недель, а может быть, и месяцев.
Она была разочарована.
— Где же держат ее, пока идет это доследование?
— В тюрьме.
В се, что знала Лиза о подобных вещах, она извлекала из чтения художественной литературы, «Крошки Доррит» и «Графа Монте-Кристо». В ее воображении возникали викторианские застенки, темница с зарешеченным узким оконцем под потолком.
— Какое тебе дело? — говорил Шон. — Ты убежала, ты покончила с этим, и совершенно правильно сделала.
— Я устала, Шон. Мне надо поспать.
Она прижалась к нему обнаженным телом. По ночам теперь стало холоднее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38