Виктор Пронин: «Банда»

Виктор Пронин
Банда


Банда – 01




Аннотация Дуплет из обреза, оборвавший жизнь неприметного человека, положил начало серии убийств. Следователь выходит на целую банду, среди членов которой ряд крупных городских чиновников. Неожиданно интересы следователя и интересы одного из убийц, который не ведает жалости и не признает никаких законов, совпадают. Виктор ПронинБанда Чуч с дубиною придет,Всем затылкиПрошибет.Как водица талаяКровь польется алая. Детская песенка Часть перваяУтреннее убийство Дождь начался сразу после полудня и продолжался до самого вечера, то затихая, то снова набирая силу. Иногда в тучах погромыхивало, где-то за городом вспыхивали молнии, потом вдруг над домами возникали голубые просветы, обещая ясный, тихий вечер. Но опять наплывали тучи и снова шел сильный упругий дождь. Дочиста вымытые булыжники блестели под вечерними фонарями, в асфальте отражались огни светофоров, витрины, окна домов. Хотя машины шли медленнее, прохожие шарахались от брызг, и висело в воздухе какое-то недовольство дождем, погодой, друг другом.Проезжая по улицам мимо освещенных витрин, Пахомов видел темные очереди за водкой. За молоком стояли так же сумрачно и молчаливо. Правда, водочные столы были скорее мужскими, а за молоком стояли в основном старухи и дети. В одном месте очередь показалась ему поменьше других и он остановил машину.— За чем стоим, бабуля? — спросил он у крайней женщины.— А ни за чем.— Это как?— Чего привезут, за тем и стоим. Пока ничего не подвезли. Значит, так стоим... На всякий случай. Если подбросят чего, рыбу какую, крупу, консервы — а мы уж наизготовке.— Шустры, — Пахомов подивился сноровке старушек.Уже не задерживаясь, он отогнал машину в гараж, выключил мотор и некоторое время словно прислушивался не то к себе, не то к перезвону капель по железной крыше кабины. Никто не подходил к нему, никто не торопился рассказать анекдот, хотя совсем недавно его бы уже плотно окружили ребята. О, как радостно они приветствовали его из самых дальних углов автобазы!Сквозь лобовое стекло он видел, что в гараже идет обычная жизнь, в свете сильных прожекторов мелькали знакомые водители, звучали голоса, но все проходили мимо, как бы огибая его...— Ни фига, ребята, — пробормотал Пахомов.С силой захлопнув дверцу кабины, подергав для верности ручку, он направился к выходу. Ни к кому не подошел, не стал навязываться, зная, что, кроме неловкости, ничего не увидит в глазах ребят. У каждого найдется неотложное дело, которое нужно выполнить ну вот прямо-таки в эту секунду, не то случится что-то страшное. А отбежав в сторону, они уже не вернутся — то одно их задержит, то другое.Пахомов вышел из гаража не через проходную, а в ворота, перешагнув через натянутую над дорогой цепь. И неожиданно оглянулся, чтобы проверить. Едва ли не от каждой машины, из каждой ремонтной ямы на него смотрели водители, механики, ремонтники.Все правильно — его возвращение из рейса и этот вот уход из гаража не остались незамеченными.Дождь немного утих, но с неба продолжала сыпаться мелкая водяная пыль. Пахомов, не торопясь, зашагал в сторону радужного сияния проспекта. Все последние дни стояла изнуряющая жара, кабина раскалялась, мотор перегревался, стоило где-то остановиться ненадолго и колеса начинали медленно погружаться в расплавленный асфальт. А затянувшийся дождь, кажется, снял и дневную усталость, и дневное раздражение.Пахомов почувствовал, что кто-то вцепился в его рукав, повиснув на нем живой тяжестью. Он повернул голову — женщина. Она заглядывала ему в глаза с вопросом, но он молчал и тогда она спросила сама.— Ну, что смотришь? Сообразим?— Разоришь, — усмехнулся Пахомов.— Сотней?— Сотней от тебя не отделаешься.— Не переживай, отделаешься. Ну? Смотри, какой скверик... Дождь кончился, фонари люди добрые разбили... Вижу, что хочешь! — женщина была молодая, шалая, но какая-то заброшенная, Пахомову даже показалось — пыльная.— Ты ведь уже хорошо дала сегодня?— Еще хочу! — честно ответила женщина.— Извини, дорогая, — Пахомов решительно снял ее ладонь со своей руки. — Как-нибудь в другой раз.— Ну и дурак! — со вкусом произнесла она. — А с виду ничего еще мужик.— Только с виду, — усмехнулся Пахомов. — Только с виду.Через некоторое время он поймал себя на том, что старается идти по освещенным, многолюдным улицам, обходя темные переулки, не останавливаясь у сумрачных скверов. Усмехнулся своему открытию и, закурив, резко обернулся — кто это так настойчиво идет за ним? Он даже отшатнулся к стене, пропуская преследователя вперед. Девушка, похоже, и не заметила его, прошла мимо, слегка царапнув мокрым зонтиком по плечу.— Простите, — произнесла она в пространство, опять не увидев его, не выделив из толпы.Дальше он не пошел. Остался стоять у стены. Нащупав спиной какую-то нишу, втиснулся в нее и, невидимый, курил сигарету, пряча огонек в кулак. И за все это время никто из прохожих не вызвал у него подозрений, никто не привлек его внимание. “Если так и дальше пойдет, то можно умом тронуться”, — подумал Пахомов, выходя из ниши и снова вливаясь в поток прохожих.Потом он поймал себя на том, что стоит у освещенной застекленной витрины. Вверху шла крупная красная надпись: “Их ищет милиция”. С плохо отпечатанных снимков на него смотрели молодые парни с какими-то обиженными, скорбными взглядами, будто, фотографируясь, заранее знали, в какую витрину попадут и какой текст будет напечатан рядом с их физиономиями — “опасный преступник”, “рецидивист”, “возможно, вооружен”...Вторая половина витрины называлась “Пропал человек”. Здесь были помещены фотографии молодых красивых девушек. То ли название подействовало на Пахомова, то ли в самом деле так и было, но здесь на всех лицах ему виделись ласковость, мягкость и обреченность. Этим красавицам будто ничего и не оставалось, как пропасть в свои десять или в свои шестнадцать лет. “Вряд ли их найдут, — подумал Пахомов. — А если и найдут, то скорее всего то, что от них осталось. А где искать — надо спросить у этих молодых людей, которые так плотно расположились за соседним стеклом”.И еще обратил внимание Пахомов — на обеих частях витрины были фотографии красивых в общем-то людей. Конечно, и тех и других красота убедила в какой-то избранности, исключительности. Но одних она толкала на рискованные поступки, ведь внешнюю привлекательность надо было подтверждать, а других красота обрекла на жизнь, полную опасностей и непредсказуемых ловушек. На каких-то житейских перекрестках их судьбы пересекались, высекая криминальные искры, оставляя кровь и боль...Прежде чем толкнуть дверь отделения милиции, Пахомов замялся, помедлил, но все-таки вошел. Внутри он увидел узкую, затоптанную мокрыми следами прихожую громадное витринное стекло с прорезью. За ним — дежурный у пульта. Но сейчас рядом с ним сидели еще несколько милиционеров в позах расслабленных, располагающих к разговору длинному и пустому. Они курили, чему-то смеялись, их фуражки лежали на свободных стульях, на пульте. Едва Похомов вошел, все взглянули на него, и что-то неуловимо в них изменилось. Они как бы слегка подобрались, не сделав при этом ни одного движения.— Слушаю вас, — посерьезневший дежурный смотрел на Пахомова требовательно и недовольно. Появление его было некстати — чей-то рассказ прервался, как это обычно и бывает, на самом интересном месте.— Хочу сделать заявление, — произнес Пахомов давно заготовленные слова. Из внутреннего кармана куртки расстегнув молнию, он вынул мятый, чуть подмокший конверт. Дежурный с подозрением смотрел на действия посетителя. Он показался ему, как и его конверт, каким-то подмокшим, издерганным. Хотя старался держаться спокойно, но с каждой минутой его уверенность словно таяла.— Слушаю вас, — повторил дежурный, стараясь произносить слова мягче — как бы этот странный посетитель не выкинул какой-нибудь фокус.— Как... Прямо здесь?— А вам здесь не нравится? К сожалению, у меня нет другого помещения, — дежурный оглянулся на приятелей, приглашая и их послушать — разговор намечался забавный. — Мы внимательно вас скушаем.— Хорошо, — вздохнул Пахомов. — Дело в том, что мне стало известно... В общем, существует опасность для моей жизни.— Простите, но и для моей жизни существует опасность, — дежурный не мог отказать себе в удовольствии подпустить немного ехидства. — Жизнь вообще опасна, от нее умирают.Пахомов прекрасно понял издевку, но решил не отступать, он не был уверен, что придет сюда еще когда-нибудь. А если уж зашел, надо довести дело до конца.— Я не шучу, — сказал он, и это прозвучало укором. — Мне вообще не до шуток. Вот мое заявление. Я хочу, чтобы вы взяли его... официально. Чтобы в журнале об этом была запись.— О чем? — не понял дежурный.— О том, что вы взяли у меня письменное заявление.— Вы нам не доверяете? — дежурный почему-то обиделся.— Я хочу, чтобы все было... По правилам. Чтобы остались следы моего здесь пребывания, — Пахомов говорил размеренно и почти без выражения, запретив себе как-то откликаться на слова дежурного.— Так, — тот озадаченно взял конверт, повертел в руках, осторожно положил на угол стола. — Кто вам угрожает?— Если вы спрашиваете, кто именно угрожает, от кого исходит опасность... То такого человека назвать не могу.— Его нет?— Он есть, но я его не знаю. И он не знает о том, что станет причиной...— Вашей смерти? — подсказал дежурный.— Да, можно и так сказать.— Почему же вы решили прийти сюда? — дежурный обернулся к дружкам, откровенно прося поддержки. Он не понимал, что происходит, но чувствовал, что человек, стоящий перед ним, озабочен всерьез.— Когда меня убьют...— Вы все-таки настаиваете на том, что вас хотят убить?— Когда меня убьют, — повторил Пахомов, — я хочу, чтобы вы знали, где искать концы. Кроме того, я надеюсь... Если им станет известно о моем заявлении... Может, отступятся.Дежурный помолчал, повертел в пальцах конверт, вчитался в адрес, фамилию, имя... Снова положил его подальше, будто чувствовал исходящую от него опасность.— Пахомов Николай Константинович... Это вы?— Да, это я. И адрес, который там указан — мой адрес.— Простите, — дежурный затеял долгий разговор не только из служебной добросовестности — он видел, что его приятели заинтересовались происходящим. — Итак, вы не знаете человека, который хочет вас убить... А этот будущий убийца тоже не догадывается о своем желании?— Это не его желание. Будет приказ.— Ах, так! — воскликнул дежурный. — Заказное убийство?— Примерно.— Николай Константинович, но мы не можем предоставить вам телохранителей!— Я и не прошу телохранителей. Тем более, что они бесполезны в данном случае. Речь идет не об уличных хулиганах, а о людях достаточно умелых в своем деле. И я прошу, чтобы вы сейчас, при мне, занесли в журнал сведения о моем посещении, о том, что я передал заявление для руководства. Чтобы остались следы.— Завтра же ваше заявление будет на столе у начальства. Можете не сомневаться.— Я хочу, — опять начал Пахомов, но дежурный его перебил:— Вы нам не доверяете?— Я уже ответил. Не имеет ровно никакого значения — доверяю, не доверяю... Если бы не доверял, то не пришел бы, — поспешил успокоить дежурного Пахомов, остро ощутив, как в том закипает гнев и обида. — В моем заявлении намечен путь поисков убийцы.— Какого убийцы?! — не сдержавшись, закричал дежурный. — Что ты несешь?!— Его имени я не знаю, но наводку даю. След.— Чей след?!— Человека, который убьет меня. Я не думаю, что вам придется ожидать слишком долго. Вы не хотите сделать в журнале запись?— Я не хочу, чтобы потом надо мной смялось все городское управление!— Над вами не будут смеяться, — негромко произнес Пахомов. — Но вопросы задавать будут.— Вопросы — ладно, на вопросы мы ответим, — обернувшись, он подмигнул примолкнувшим приятелям. — Запишем, занесем, зарегистрируем, — он придвинул к себе толстый журнал, отметил дату, время, с конверта списал данные заявителя. А тот сквозь стекло внимательно следил, что именно пишет дежурный. Когда он уже собрался было отодвинуть журнал, Пахомов его остановил.— Вы ничего не записали о содержании заявления.— И что же мне записать? — растерянно спросил тот, глядя на Пахомова уже с некоторой беспомощностью.— Так, дескать, и так... Предупреждение о готовящемся убийстве. Вот, — удовлетворенно проговорил Пахомов, увидев, что нужные ему слова легли на страницу журнала.— Может, вам поговорить со следователем? Кажется, кто-то из них задержался в кабинете, а?— Мне нечего ему сказать. А ему не о чем у меня спрашивать. Ведь пока ничего не произошло. Так, — Пахомов сделал рукой неопределенный жест, — невнятные душевные волнения. Мне нужно расписаться в вашей книге?— Если хотите — пожалуйста... Большого криминала здесь нет, а вам, думаю, будет спокойнее.— Конечно, — Пахомов старательно поставил свою подпись, найдя свободное место под записью о содержании заявления. — Ну что ж... Все, что мог, сделал. Если возникнут вопросы — всегда рад прийти, — Пахомов произносил необязательные слова и чувствовалось, что он тянет время, ему, видимо, не хотелось выходить из этого неуютного, но безопасного помещения.— Послушай, Пахомов, — сказал дежурный, поняв его состояние, — если ты действительно опасаешься чего-то серьезного... Заночуй у нас, а? Помещение свободно пока... Может быть, к двенадцати подселим какого-нибудь заблудшего пьяницу, — дежурный, кажется, впервые за время разговора проникся сочувствием к Пахомову.— Спасибо, конечно... Но не стоит... Тогда мне пришлось бы оформлять здесь постоянную прописку. Я не знаю, когда это произойдет, когда...— Может, и не произойдет?— Дай Бог, конечно... Но вряд ли.— Тогда держись, Пахомов. В случае чего — звони, ребята у нас ничего!Не отвечая, Пахомов махнул рукой и вышел.Нет, не зря несколько раз дежурный задал ему один и тот же вопрос: “Вы что же, не доверяете нам?”. “А вот и не доверяю, — сказал себе Пахомов. — И вы прекрасно это знаете. И знаете, почему. Вы сами себе не доверяете..."На улице в лицо Пахомову ударил порыв ветра, брызнули холодные капли дождя с мокрой листвы, но свежий воздух был приятен после прокуренной, провонявшей хлоркой дежурки. Пахомов вышел на освещенную часть дороги и, уже не задерживаясь, направился к дому. “Погодка еще та...” — подумал он, поднимая воротник куртки. “Самый раз... Но не сегодня. Сегодня вряд ли решатся... А если еще видели, что я в милицию заходил, что подзадержался там на какое-то время... Не решатся. Доложат, посоветуются, перезвонятся. Они должны убедиться, что не возникло ничего непредусмотренного. Хотя исполнителям на все эти тонкости наплевать. Но опять же смотря каким исполнителям, ведь, в конце концов, отвечать придется им... Нет, если они не круглые дураки, то сегодня не тронут. А если дураки? А от дураков все равно не спасешься. Нигде от них не спасешься. На то и дураки”.Неожиданно для самого себя Пахомов впрыгнул в остановившийся троллейбус — водитель замешкался с продажей талонов и секунды хватило, чтобы принять решение. Двери тут же захлопнулись за его спиной и троллейбус тронулся с места. Приникнув к стеклу, Пахомов увидел метнувшегося следом человека в сером дождевике и кепке. Но тот опоздал и с досадой несколько раз ударил кулаком по дверям. Водитель остановил троллейбус, открыл двери, подождал подбежавшего мужчину. Но Пахомов в этот вечер принимал решения довольно необычные — в тот самый момент, когда мужчина входил в троллейбус, он успел выскочить на тротуар. И довольный собой, проводил взглядом удаляющийся троллейбус. Четкий контур человека в кепке на заднем стекле убедил его, что на этот раз удалось избежать больших неприятностей. * * * Странно, необъяснимо вел себя последнее время Николай Пахомов. Домой старался прийти пораньше, нигде не задерживался, соседи не могли соблазнить его ни пивом, ни домино, и через свой двор он проходил озабоченно, стараясь побыстрее нырнуть в подъезд. А едва пройдя в квартиру, тут же запирал дверь на один замок, на второй и лишь после этого раздевался.— Лариса! — кричал он из полумрака прихожей. — Ты дома?— Где же мне еще быть...— Какие новости?— Горбачева за рубеж не пускают.— Это хорошо... Меня никто не спрашивал?— Жорка спрашивал... Сотню просил. Водка во дворе у наших ханыг уже триста рублей бутылка.Лариса прекрасно понимала, что не этих ответов ждет от нее муж, но дерзила и посмеивалась. Она, казалось, не замечала никаких перемен, вела себя ровно, чуть снисходительно, с усмешечкой. Так ведут себя с человеком, заболевшим не опасно и ненадолго. Заметив, как Николай запирает замки на двери, или старается поплотнее задернуть шторы, насмешливо стреляла глазками.— Там еще небольшая щелка осталась, — говорила Лариса, глядя, как муж возится со шторами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47