— Ты просто дурак. Церковь отреклась — вот это самое правильное слово — отреклась от старых святых. От святого Христофора, святой Варвары, les autres И других (фр.).
. А они святые, это точно. Я докажу. А Римский Папа не прав, он так же глуп, как и ты.— Мне тошно с ним соглашаться, но я никогда не прощу святому отцу, что он развенчал Христофора, — заявил Майкл, подняв глаза от своего рисунка. У него была обескураживающая привычка вмешиваться в разговор после долгого молчания и делать замечания, доказывавшие, что он внимательно прислушивался к беседе. — Через неделю после того, как он развенчал Христофора, я на своем мотоцикле врезался в дерево.Его высказывание исправило положение. Хосе невольно улыбнулся, напряжение спало.— Я согласен, Майкл, ты на своем мотоцикле нуждаешься в помощи всех святых. Но пересмотр некоторых житий сильно опоздал. В том, что легенды подвергли сомнению, нет ничего еретического, ведь это сделала сама Церковь. Древние богословы не знали исторического метода; они неправильно интерпретировали...— Нет, нет и нет, — воскликнул Альберт. — Не было плохих интерпретаций. Все правда. Правда исходит от Бога, и только от Бога. Мы уже знаем правду. А еретикам нужны доказательства. Я нашел...— Альберт, — вмешался Энди, — ну почему бы тебе не заткнуться?Альберт расплылся в улыбке.— Я нашел доказательства. Семь святых девственниц...Хосе положил обе руки на стол, словно хотел, чтобы они были на виду и не вздумали против его воли совершить насилие.— Нет никаких семи святых девственниц, — сказал он, стиснув красивые белоснежные зубы. — Есть сотни святых девственниц. Или сорок две, или девять, или вообще ни одной. Но не семь. Семь — магическое число, пережиток язычества...— Нет, семь, — упорствовал Альберт. — Сейчас докажу.Он вытащил из-под стула распухший портфель и начал рыться в нем.Энди встал.— Я смываюсь, — объявил он. — С меня хватит. Пока, ребята.— И я, — сказала Дейна. — Сегодня у меня нет настроения рассуждать о девственности. Вернемся в библиотеку, Хосе?Один за другим все повставали с мест и, собирая вещи, решали, кто куда пойдет. А Альберт продолжил говорить. Джин знала, что он потащится с ними и не умолкнет до самого Института. Прижав портфель к пухлой груди, он стал подниматься со стула.Жаклин обернулась.— Вы с нами не пойдете, — заявила она голосом, который так подействовал на Джузеппе. — Сегодня я больше не хочу с вами разговаривать. Оставайтесь здесь. Поговорим в другой раз. До свидания.Положив руку на плечо Альберта, она заставила его снова сесть на стул. И пока все уходили, он так и сидел с открытым ртом.Джин шла рядом с Жаклин. Через некоторое время она вдруг услышала, что кто-то тихо напевает. Она не сразу поняла, что поет благовоспитанная, исполненная достоинства особа, идущая с ней рядом. Она мурлыкала песенку, столь любимую молодыми радикалами: «Времена меняются».— "А бой разгорался..." — напевала Жаклин, но, поймав удивленный взгляд Джин, осеклась и учтиво осведомилась: — Я вас смущаю?— Чего мне смущаться?— А моя дочь всегда стеснялась. С двенадцати до семнадцати лет она никогда не ходила рядом со мной на людях.— Но ведь вы не все время поете, правда? — спросила Джин, которой очень хотелось поверить, что это так.— Нет, но дочь никогда не знала, когда меня прорвет. Хуже всего было на Рождество. Обожаю рождественские гимны.— И Боба Дилана?— И гимны Армии спасения, и немецкую лирику, и модные песенки сороковых годов. Знаю все слова. Вообще, — с гордостью добавила Жаклин, — вы еще не встречали человека, который знал бы столько бесполезных вещей.— Не все, что вы знаете, бесполезно. Вы лихо расправились с Альбертом. — Джин взглянула на заостренный профиль своей спутницы, заметила веселую искорку в обращенном к ней зеленом глазу и добавила без обиняков: — Никак не пойму, какая вы. Сколько в вас разных людей.— Ну, нельзя же быть такой ребячливой, — презрительно отозвалась Жаклин. — Неужели вы не знаете, что в каждом человеке уживается по меньшей мере десяток разных особей? Этим летом я себя балую и позволяю им всем высовываться, как высказался бы Майкл. Но на работе я не такой явный шизофреник.Дойдя до ворот Института, все остановились, решая, кому куда. Оглянувшись, Джин поняла, что шедший сзади Хосе слышал их разговор. Его темные глаза были устремлены на Жаклин.— Вы только что провозгласили великую истину, — сказал он.— Насчет шизофрении? — спросила Жаклин без улыбки.— Насчет сложности каждой личности. Половина неприятностей в отношениях между людьми происходит из-за того, что все считают, будто человек — существо одномерное. А мы все — многоголовые монстры, словно гидры. Но большинство людей этого не понимают.Кивнув, он прошел мимо, его длинная черная сутана развевалась на ходу. Тед побежал за ним, небрежно попрощавшись со всеми через плечо. Остальные задержались.— Не покидайте нас, Джеки, — попросил Энди. — Вы нам понадобитесь, если снова материализуется Альберт.— Я... — ответила Жаклин, проигнорировав фамильярное обращение. — Я завтракаю с вашим традиционным врагом, с самой уважаемой библиотекаршей Института. Она не любит, когда ее заставляют ждать, а я уже опаздываю.— Она действительно ваша подруга? — недоверчиво спросил Энди.У Жаклин дрогнули губы.— Она видит только одно из моих многочисленных обличий. Оно под стать ей — чопорной и страстно интересующейся недостатками десятичной системы Дьюи Дьюи Мелвил (1851 — 1931) — американский библиотековед, создатель десятичной классификационной системы.
.— Считается, что Энди страстно интересуется археологией Рима, — решительно сказала Энн. — Пойдем-ка, братишка. На следующей неделе приедет отец, и к тому времени тебе лучше закончить реферат для комитета по присуждению грантов.— Это верно, черт возьми, — со стоном согласился Энди. — И если я не успею, мне не дадут стипендию на следующий год, и дорогой папочка просто убьет меня.— Приезжает ваш отец? — У Дейны округлились глаза. — Ничего себе! Энди, мне нужно с ним встретиться. Он же самый прославленный специалист в нашей области.— Прославленные археологи встречаются редко, — сухо заметила Джин. — Он блестящий ученый.— Конечно блестящий, черт побери. Он ведь получил награду — плюмаж. Его фотографию водрузили на утесе в Иране...— Насчет плюмажа все верно, — пробормотал Энди. — Бехистунскую Бехистунская надпись — клинописный текст на скале Бехистун в Иране, датируется 519 г. до н.э.
надпись копировали сотню раз. Сэм это сделал, чтобы прославиться.— А рабочего он спас от камнепада в Тирине, тоже чтобы прославиться? — возмутилась Джин.— А книга по античной керамике? — добавила Дейна.— Ну ладно, я вижу, тут целый клуб поклонниц. Придется устроить вечеринку... А что? Прекрасная мысль! Устроим сборище, и кто-то из вас — поклонниц — будет его развлекать. Он не может без зрителей, как диабетики не могут без инсулина. Без зрителей он впадает в кому.— Не слушайте его, — со смущенной улыбкой проговорила Энн. — На самом деле он тоже считает Сэма великим ученым. Пошли, братец. Работать. РАБОТАТЬ! Запомнил?Они ушли держась за руки, и, глядя им вслед, Майкл задумчиво произнес:— В этой паре есть что-то аллегорическое.— Красавица и Чудовище, — подхватила Дейна, хихикнув. — Или Орест и Электра? Орест и Электра — в греческой мифологии: брат и сестра, из мести убившие мать и ее любовника.
Вот кто — типичные милые братец и сестрица.Майкл шлепнул ее по заднему месту, раздался хлопок, как будто эхо пистолетного выстрела. Дейна взвизгнула.Желая предотвратить эту возню под оценивающим взглядом Жаклин, Джин сказала первое, что пришло в голову:— А как насчет близнецов Бобси? Никак не могу запомнить их имена...— Нан и Берт, — подсказала Жаклин. — Ну хватит. Какие же злые у вас языки... Майкл, позвольте мне взглянуть, что вы нарисовали.— Еще чего! — Майкл отступил, сжимая в руке блокнот. — Ни за что!— Покажите. Давайте сюда.Пожав плечами, Майкл повиновался. Жаклин в мрачном молчании рассматривала рисунок. Джин не удержалась. Вытянув шею, она заглянула ей через плечо.Майкл сделал не один набросок — вся страница была заполнена маленькими фигурками. Вот Жаклин, растянувшаяся на полу в Институте, словно мраморное изваяние на какой-то странной могиле; вот она кого-то отчитывает — рот широко открыт, палец угрожающе поднят; вот — смотрит поверх очков с весьма глупым видом; вот она в костюме Минервы — в шлеме, латах и в своих очках в роговой оправе; а рядом она же без всего, в классической позе Венеры Кипренской.Дейна от удовольствия сдавленно хихикала, еле сдерживая смех, но Джин не находила в рисунках ничего смешного, хотя некоторые портреты являли собой превосходные карикатуры. Как будто Майкл подслушал слова Жаклин о ее многоликой индивидуальности, хотя он кончил рисовать до того, как об этом зашел разговор. Иногда у Майкла случались пугающие озарения, как у ясновидящего. В разное время он рисовал всех своих друзей. Любимой его жертвой была Дейна, возможно, поэтому она так радовалась, когда жертвами становились другие.Наконец Жаклин вернула рисунок. И долго пристально смотрела на Майкла. Ее лицо не выражало ни удовольствия, ни негодования. Но когда она заговорила, Джин поняла, что Жаклин не шутит.— Хорошо, что вы живете в наше время, Майкл. Пятьсот лет назад вас сожгли бы на костре. А я была бы среди зрителей и раздувала огонь. Глава 2 1 На следующее утро Джин проснулась, охваченная жаждой трудиться, что случалось редко. В суровой сосредоточенности она работала в книгохранилище, отвергая заманчивые предложения друзей. Поскольку институтская библиотека была одним из немногих мест в Риме, где придерживались американского распорядка дня, она начинала занятия с раннего утра и работала до восьми вечера. Именно в этот час ровно через неделю приступ усердия внезапно прошел, и она поймала себя на том, что слепо щурится над страницей, испещренной словами, которые выглядели столь же бессмысленно, как иероглифы. Из желудка, как из пещеры, доносилось жалобное глухое урчание, а голова, казалось, на несколько дюймов отделилась от тела и плавает в воздухе.Джин собрала бумаги в небрежную пачку и вышла из своей клетушки. Она умирала от голода, но мечтала не только о еде; ей хотелось компании, хотелось посмеяться, поболтать с друзьями, выпить бокал вина, съесть огромную тарелку спагетти по-болонски, проспать двенадцать часов без просыпу и принять ванну. Порядок всех этих вроде бы разумных желаний мог быть и изменен. Ясно, что ни одно из них нельзя было осуществить немедленно. Ближайшая траттория находилась в полумиле от Института, а все ее только что надоедавшие друзья, похоже, куда-то исчезли.Когда Джин приблизилась к лестнице, дверь одной из клетушек открылась. Джин остановилась. Холл был смутно освещен, но она сразу узнала аккуратную шапку бронзовых волос и объемистую бесформенную сумку. Казалось, за последнее время сумка прибавила в весе и стала еще больше, так что заинтригованная Джин задумалась, какие еще неожиданные предметы в ней появились.— Добрый вечер, — сказала Жаклин Кирби. — Вы похожи на непропеченный бисквит. Как вы?— Прекрасно. — Вырвавшееся слово прозвучало хрипло и неубедительно, и Джин откашлялась. — Просто хочу есть. Я ведь проработала... Кстати, какой сегодня день?— Пятница. Я знаю, что вы заработались; я наблюдала за вами. — В голосе Жаклин звучала скорее зависть, чем сострадание. — В вашем возрасте я тоже могла так работать. А теперь это, как и многое другое, мне недоступно... Поедете домой? Или прямо к Энди?— Я чувствую себя прекрасно, — машинально повторила Джин. Она думала о последнем параграфе, который записала в тетрадь. С некоторым запозданием, вынырнув из еще нерассеявшегося тумана учености, она поняла, о чем говорит Жаклин.— К Энди? Ах да... вечеринка у Энди! В честь его отца... А он уже ушел?— Кто? Куда?— Энди. Он весь день был здесь.— Он ушел в пять, готовиться к вечеринке.— Ну да, к вечеринке. — Джин потрясла головой. — Боже... хоть застрелись! Надо спешить. Черт возьми! Я в таком виде... Который час?— Успокойтесь. Вечеринка начинается не раньше девяти, а это значит, что часов до десяти ничего интересного не будет. У вас уйма времени, успеете устранить следы тяжких трудов.— А вы? — Джин снова затрясла головой. — Что-то я сегодня говорю всякие глупости. Я хочу сказать, что вы выглядите прекрасно. Вам не нужно...— В моем возрасте я мало чем могу себе помочь, — грустно заметила Жаклин. — И все-таки намерена постараться... Так хотите, я вас подвезу, или не надо?Джин посмотрела на Жаклин, увидела, как у той весело блестят глаза, и сразу успокоилась.— Спасибо. Хочу, если это вам по пути. Не знала, что у вас есть машина.— Вы многое пропустили за последние дни. Пока вы корпели над книгами, моя приятельница фрау Хильман уехала в отпуск и оставила мне свой автомобиль и квартиру.— Как хорошо иметь друзей!— А еще она оставила мне свою персидскую кошку, розового пуделя и целый аквариум экзотических рыбок. Когда я извлекла кошку из аквариума и приготовила отбивные для пуделя-гурмана — он питается ими ежедневно, — я задумалась, так ли уж удачно устроилась.Они вышли из здания и очутились в душистых сумерках римского вечера. Джин глубоко втянула в себя освежающий воздух.— Машина вон там, внизу, — показала Жаклин. Она заколебалась, потом, как бы неохотно, добавила: — Может быть, поедем ко мне, я накормлю вас омлетом или еще чем-нибудь? И душ у меня есть. Не хочу уподобляться телевизионной рекламе мыла, но я сама жила в студенческих общежитиях, и мне знакомы эти тесные душевые кабинки в углу комнаты с двумя кранами — и оба холодные.— Очень мило с вашей стороны.— "Мило" — слово как раз для меня, — саркастически ответила Жаклин. Она повернула ключ зажигания, и машина вознаградила ее специфическим скрежещущим звуком. Польщенная, она сделала какое-то движение ногами, и скрежет перешел в глухое рычание.— Ненавижу эту машину, — пробормотала она. — И крайне не люблю ездить по Риму.— Так чего ж ездите?— Мазохизм. В Новой Англии мы называем это самодисциплиной, но это одно и то же. — Автомобиль дернулся и влился в поток машин, Жаклин немного успокоилась. — У счастью, и Институт, и квартира на одном берегу реки. Если бы пришлось пробивать себе путь через лабиринт улиц в старом городе, я превратилась бы в мокрую курицу.— Вы действительно хотите, чтобы я зашла к вам? — спросила Джин.— Почему бы и нет?Ответ мог бы показаться не слишком любезным, но тон, которым он был произнесен, успокоил Джин.— А можно остановиться у моего дома, я захвачу кое-что из одежды? Я живу сразу за Виа ди Сан-Панкрацио.— Конечно.Джин потребовалось всего три минуты, чтобы подняться наверх и вернуться. Жаклин поглядела на нее с уважением:— Быстро вы.— Я только взяла чистое платье.Они продолжили свой путь и всего один раз свернули не туда. Обнаружив это, Жаклин высказалась так красноречиво, что теперь уже Джин посмотрела на нее с уважением.— Но я же в отпуске, — рассмеялась Жаклин. — Что ж, может, это еще одно мое обличье, верно? Знаете, стереотипы часто вводят в заблуждение. Есть типичные библиотекари, но не все библиотекари типичны. Так обстоит и с любой другой профессией.— Например, в археологии, — согласилась Джин. — Судя по тому, что я слышала о профессоре Сковиле, его не отнесешь к типичным.— Вы так считаете? Жизнелюбивый антрополог — это просто подвид общего стереотипа. Многих ученых раздражает образ затворника в башне из слоновой кости; вот они и стараются доказать, что они такие же, как все остальные, что они столь же блестяще разбираются в современной жизни, как и в своей специальности.— Не думаю, что профессор Сковил старается что-то доказать.— О Боже! Я покусилась на одного из ваших героев! — сладким голосом воскликнула Жаклин. — На первый взгляд, кажется, у него есть все — и сексуальное обаяние, и мужественность, престиж ученого и популярность. Но может быть, его истинной сущностью является то, что его тошнит, когда он ест лук, и что ему приходится втягивать живот, когда он смотрит на себя в зеркало. Возможно, этим и объясняется его безрассудство, которое, вы не можете с этим не согласиться, иногда граничит с эксгибиционизмом.Джин с изумлением поглядела на спокойный профиль своей спутницы.— По-моему, я никогда в жизни не слышала ничего более циничного.— Ну, вы еще слишком молоды.Жаклин направила автомобиль в темную узкую улочку, по обеим сторонам которой тянулись глухие высокие стены. Она включила фары — на современных, хорошо освещенных улицах у нее горели только подфарники, как и предписывают римские правила.— По-моему, я никогда не была здесь, — заметила Джин.— Это старинная Виа Аурелия, — ответила Жаклин.Обе вздрогнули, когда мимо них с ревом пронеслась встречная машина, не оставив, к их обоюдному удивлению, ни одной царапины на крыле их автомобиля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
. А они святые, это точно. Я докажу. А Римский Папа не прав, он так же глуп, как и ты.— Мне тошно с ним соглашаться, но я никогда не прощу святому отцу, что он развенчал Христофора, — заявил Майкл, подняв глаза от своего рисунка. У него была обескураживающая привычка вмешиваться в разговор после долгого молчания и делать замечания, доказывавшие, что он внимательно прислушивался к беседе. — Через неделю после того, как он развенчал Христофора, я на своем мотоцикле врезался в дерево.Его высказывание исправило положение. Хосе невольно улыбнулся, напряжение спало.— Я согласен, Майкл, ты на своем мотоцикле нуждаешься в помощи всех святых. Но пересмотр некоторых житий сильно опоздал. В том, что легенды подвергли сомнению, нет ничего еретического, ведь это сделала сама Церковь. Древние богословы не знали исторического метода; они неправильно интерпретировали...— Нет, нет и нет, — воскликнул Альберт. — Не было плохих интерпретаций. Все правда. Правда исходит от Бога, и только от Бога. Мы уже знаем правду. А еретикам нужны доказательства. Я нашел...— Альберт, — вмешался Энди, — ну почему бы тебе не заткнуться?Альберт расплылся в улыбке.— Я нашел доказательства. Семь святых девственниц...Хосе положил обе руки на стол, словно хотел, чтобы они были на виду и не вздумали против его воли совершить насилие.— Нет никаких семи святых девственниц, — сказал он, стиснув красивые белоснежные зубы. — Есть сотни святых девственниц. Или сорок две, или девять, или вообще ни одной. Но не семь. Семь — магическое число, пережиток язычества...— Нет, семь, — упорствовал Альберт. — Сейчас докажу.Он вытащил из-под стула распухший портфель и начал рыться в нем.Энди встал.— Я смываюсь, — объявил он. — С меня хватит. Пока, ребята.— И я, — сказала Дейна. — Сегодня у меня нет настроения рассуждать о девственности. Вернемся в библиотеку, Хосе?Один за другим все повставали с мест и, собирая вещи, решали, кто куда пойдет. А Альберт продолжил говорить. Джин знала, что он потащится с ними и не умолкнет до самого Института. Прижав портфель к пухлой груди, он стал подниматься со стула.Жаклин обернулась.— Вы с нами не пойдете, — заявила она голосом, который так подействовал на Джузеппе. — Сегодня я больше не хочу с вами разговаривать. Оставайтесь здесь. Поговорим в другой раз. До свидания.Положив руку на плечо Альберта, она заставила его снова сесть на стул. И пока все уходили, он так и сидел с открытым ртом.Джин шла рядом с Жаклин. Через некоторое время она вдруг услышала, что кто-то тихо напевает. Она не сразу поняла, что поет благовоспитанная, исполненная достоинства особа, идущая с ней рядом. Она мурлыкала песенку, столь любимую молодыми радикалами: «Времена меняются».— "А бой разгорался..." — напевала Жаклин, но, поймав удивленный взгляд Джин, осеклась и учтиво осведомилась: — Я вас смущаю?— Чего мне смущаться?— А моя дочь всегда стеснялась. С двенадцати до семнадцати лет она никогда не ходила рядом со мной на людях.— Но ведь вы не все время поете, правда? — спросила Джин, которой очень хотелось поверить, что это так.— Нет, но дочь никогда не знала, когда меня прорвет. Хуже всего было на Рождество. Обожаю рождественские гимны.— И Боба Дилана?— И гимны Армии спасения, и немецкую лирику, и модные песенки сороковых годов. Знаю все слова. Вообще, — с гордостью добавила Жаклин, — вы еще не встречали человека, который знал бы столько бесполезных вещей.— Не все, что вы знаете, бесполезно. Вы лихо расправились с Альбертом. — Джин взглянула на заостренный профиль своей спутницы, заметила веселую искорку в обращенном к ней зеленом глазу и добавила без обиняков: — Никак не пойму, какая вы. Сколько в вас разных людей.— Ну, нельзя же быть такой ребячливой, — презрительно отозвалась Жаклин. — Неужели вы не знаете, что в каждом человеке уживается по меньшей мере десяток разных особей? Этим летом я себя балую и позволяю им всем высовываться, как высказался бы Майкл. Но на работе я не такой явный шизофреник.Дойдя до ворот Института, все остановились, решая, кому куда. Оглянувшись, Джин поняла, что шедший сзади Хосе слышал их разговор. Его темные глаза были устремлены на Жаклин.— Вы только что провозгласили великую истину, — сказал он.— Насчет шизофрении? — спросила Жаклин без улыбки.— Насчет сложности каждой личности. Половина неприятностей в отношениях между людьми происходит из-за того, что все считают, будто человек — существо одномерное. А мы все — многоголовые монстры, словно гидры. Но большинство людей этого не понимают.Кивнув, он прошел мимо, его длинная черная сутана развевалась на ходу. Тед побежал за ним, небрежно попрощавшись со всеми через плечо. Остальные задержались.— Не покидайте нас, Джеки, — попросил Энди. — Вы нам понадобитесь, если снова материализуется Альберт.— Я... — ответила Жаклин, проигнорировав фамильярное обращение. — Я завтракаю с вашим традиционным врагом, с самой уважаемой библиотекаршей Института. Она не любит, когда ее заставляют ждать, а я уже опаздываю.— Она действительно ваша подруга? — недоверчиво спросил Энди.У Жаклин дрогнули губы.— Она видит только одно из моих многочисленных обличий. Оно под стать ей — чопорной и страстно интересующейся недостатками десятичной системы Дьюи Дьюи Мелвил (1851 — 1931) — американский библиотековед, создатель десятичной классификационной системы.
.— Считается, что Энди страстно интересуется археологией Рима, — решительно сказала Энн. — Пойдем-ка, братишка. На следующей неделе приедет отец, и к тому времени тебе лучше закончить реферат для комитета по присуждению грантов.— Это верно, черт возьми, — со стоном согласился Энди. — И если я не успею, мне не дадут стипендию на следующий год, и дорогой папочка просто убьет меня.— Приезжает ваш отец? — У Дейны округлились глаза. — Ничего себе! Энди, мне нужно с ним встретиться. Он же самый прославленный специалист в нашей области.— Прославленные археологи встречаются редко, — сухо заметила Джин. — Он блестящий ученый.— Конечно блестящий, черт побери. Он ведь получил награду — плюмаж. Его фотографию водрузили на утесе в Иране...— Насчет плюмажа все верно, — пробормотал Энди. — Бехистунскую Бехистунская надпись — клинописный текст на скале Бехистун в Иране, датируется 519 г. до н.э.
надпись копировали сотню раз. Сэм это сделал, чтобы прославиться.— А рабочего он спас от камнепада в Тирине, тоже чтобы прославиться? — возмутилась Джин.— А книга по античной керамике? — добавила Дейна.— Ну ладно, я вижу, тут целый клуб поклонниц. Придется устроить вечеринку... А что? Прекрасная мысль! Устроим сборище, и кто-то из вас — поклонниц — будет его развлекать. Он не может без зрителей, как диабетики не могут без инсулина. Без зрителей он впадает в кому.— Не слушайте его, — со смущенной улыбкой проговорила Энн. — На самом деле он тоже считает Сэма великим ученым. Пошли, братец. Работать. РАБОТАТЬ! Запомнил?Они ушли держась за руки, и, глядя им вслед, Майкл задумчиво произнес:— В этой паре есть что-то аллегорическое.— Красавица и Чудовище, — подхватила Дейна, хихикнув. — Или Орест и Электра? Орест и Электра — в греческой мифологии: брат и сестра, из мести убившие мать и ее любовника.
Вот кто — типичные милые братец и сестрица.Майкл шлепнул ее по заднему месту, раздался хлопок, как будто эхо пистолетного выстрела. Дейна взвизгнула.Желая предотвратить эту возню под оценивающим взглядом Жаклин, Джин сказала первое, что пришло в голову:— А как насчет близнецов Бобси? Никак не могу запомнить их имена...— Нан и Берт, — подсказала Жаклин. — Ну хватит. Какие же злые у вас языки... Майкл, позвольте мне взглянуть, что вы нарисовали.— Еще чего! — Майкл отступил, сжимая в руке блокнот. — Ни за что!— Покажите. Давайте сюда.Пожав плечами, Майкл повиновался. Жаклин в мрачном молчании рассматривала рисунок. Джин не удержалась. Вытянув шею, она заглянула ей через плечо.Майкл сделал не один набросок — вся страница была заполнена маленькими фигурками. Вот Жаклин, растянувшаяся на полу в Институте, словно мраморное изваяние на какой-то странной могиле; вот она кого-то отчитывает — рот широко открыт, палец угрожающе поднят; вот — смотрит поверх очков с весьма глупым видом; вот она в костюме Минервы — в шлеме, латах и в своих очках в роговой оправе; а рядом она же без всего, в классической позе Венеры Кипренской.Дейна от удовольствия сдавленно хихикала, еле сдерживая смех, но Джин не находила в рисунках ничего смешного, хотя некоторые портреты являли собой превосходные карикатуры. Как будто Майкл подслушал слова Жаклин о ее многоликой индивидуальности, хотя он кончил рисовать до того, как об этом зашел разговор. Иногда у Майкла случались пугающие озарения, как у ясновидящего. В разное время он рисовал всех своих друзей. Любимой его жертвой была Дейна, возможно, поэтому она так радовалась, когда жертвами становились другие.Наконец Жаклин вернула рисунок. И долго пристально смотрела на Майкла. Ее лицо не выражало ни удовольствия, ни негодования. Но когда она заговорила, Джин поняла, что Жаклин не шутит.— Хорошо, что вы живете в наше время, Майкл. Пятьсот лет назад вас сожгли бы на костре. А я была бы среди зрителей и раздувала огонь. Глава 2 1 На следующее утро Джин проснулась, охваченная жаждой трудиться, что случалось редко. В суровой сосредоточенности она работала в книгохранилище, отвергая заманчивые предложения друзей. Поскольку институтская библиотека была одним из немногих мест в Риме, где придерживались американского распорядка дня, она начинала занятия с раннего утра и работала до восьми вечера. Именно в этот час ровно через неделю приступ усердия внезапно прошел, и она поймала себя на том, что слепо щурится над страницей, испещренной словами, которые выглядели столь же бессмысленно, как иероглифы. Из желудка, как из пещеры, доносилось жалобное глухое урчание, а голова, казалось, на несколько дюймов отделилась от тела и плавает в воздухе.Джин собрала бумаги в небрежную пачку и вышла из своей клетушки. Она умирала от голода, но мечтала не только о еде; ей хотелось компании, хотелось посмеяться, поболтать с друзьями, выпить бокал вина, съесть огромную тарелку спагетти по-болонски, проспать двенадцать часов без просыпу и принять ванну. Порядок всех этих вроде бы разумных желаний мог быть и изменен. Ясно, что ни одно из них нельзя было осуществить немедленно. Ближайшая траттория находилась в полумиле от Института, а все ее только что надоедавшие друзья, похоже, куда-то исчезли.Когда Джин приблизилась к лестнице, дверь одной из клетушек открылась. Джин остановилась. Холл был смутно освещен, но она сразу узнала аккуратную шапку бронзовых волос и объемистую бесформенную сумку. Казалось, за последнее время сумка прибавила в весе и стала еще больше, так что заинтригованная Джин задумалась, какие еще неожиданные предметы в ней появились.— Добрый вечер, — сказала Жаклин Кирби. — Вы похожи на непропеченный бисквит. Как вы?— Прекрасно. — Вырвавшееся слово прозвучало хрипло и неубедительно, и Джин откашлялась. — Просто хочу есть. Я ведь проработала... Кстати, какой сегодня день?— Пятница. Я знаю, что вы заработались; я наблюдала за вами. — В голосе Жаклин звучала скорее зависть, чем сострадание. — В вашем возрасте я тоже могла так работать. А теперь это, как и многое другое, мне недоступно... Поедете домой? Или прямо к Энди?— Я чувствую себя прекрасно, — машинально повторила Джин. Она думала о последнем параграфе, который записала в тетрадь. С некоторым запозданием, вынырнув из еще нерассеявшегося тумана учености, она поняла, о чем говорит Жаклин.— К Энди? Ах да... вечеринка у Энди! В честь его отца... А он уже ушел?— Кто? Куда?— Энди. Он весь день был здесь.— Он ушел в пять, готовиться к вечеринке.— Ну да, к вечеринке. — Джин потрясла головой. — Боже... хоть застрелись! Надо спешить. Черт возьми! Я в таком виде... Который час?— Успокойтесь. Вечеринка начинается не раньше девяти, а это значит, что часов до десяти ничего интересного не будет. У вас уйма времени, успеете устранить следы тяжких трудов.— А вы? — Джин снова затрясла головой. — Что-то я сегодня говорю всякие глупости. Я хочу сказать, что вы выглядите прекрасно. Вам не нужно...— В моем возрасте я мало чем могу себе помочь, — грустно заметила Жаклин. — И все-таки намерена постараться... Так хотите, я вас подвезу, или не надо?Джин посмотрела на Жаклин, увидела, как у той весело блестят глаза, и сразу успокоилась.— Спасибо. Хочу, если это вам по пути. Не знала, что у вас есть машина.— Вы многое пропустили за последние дни. Пока вы корпели над книгами, моя приятельница фрау Хильман уехала в отпуск и оставила мне свой автомобиль и квартиру.— Как хорошо иметь друзей!— А еще она оставила мне свою персидскую кошку, розового пуделя и целый аквариум экзотических рыбок. Когда я извлекла кошку из аквариума и приготовила отбивные для пуделя-гурмана — он питается ими ежедневно, — я задумалась, так ли уж удачно устроилась.Они вышли из здания и очутились в душистых сумерках римского вечера. Джин глубоко втянула в себя освежающий воздух.— Машина вон там, внизу, — показала Жаклин. Она заколебалась, потом, как бы неохотно, добавила: — Может быть, поедем ко мне, я накормлю вас омлетом или еще чем-нибудь? И душ у меня есть. Не хочу уподобляться телевизионной рекламе мыла, но я сама жила в студенческих общежитиях, и мне знакомы эти тесные душевые кабинки в углу комнаты с двумя кранами — и оба холодные.— Очень мило с вашей стороны.— "Мило" — слово как раз для меня, — саркастически ответила Жаклин. Она повернула ключ зажигания, и машина вознаградила ее специфическим скрежещущим звуком. Польщенная, она сделала какое-то движение ногами, и скрежет перешел в глухое рычание.— Ненавижу эту машину, — пробормотала она. — И крайне не люблю ездить по Риму.— Так чего ж ездите?— Мазохизм. В Новой Англии мы называем это самодисциплиной, но это одно и то же. — Автомобиль дернулся и влился в поток машин, Жаклин немного успокоилась. — У счастью, и Институт, и квартира на одном берегу реки. Если бы пришлось пробивать себе путь через лабиринт улиц в старом городе, я превратилась бы в мокрую курицу.— Вы действительно хотите, чтобы я зашла к вам? — спросила Джин.— Почему бы и нет?Ответ мог бы показаться не слишком любезным, но тон, которым он был произнесен, успокоил Джин.— А можно остановиться у моего дома, я захвачу кое-что из одежды? Я живу сразу за Виа ди Сан-Панкрацио.— Конечно.Джин потребовалось всего три минуты, чтобы подняться наверх и вернуться. Жаклин поглядела на нее с уважением:— Быстро вы.— Я только взяла чистое платье.Они продолжили свой путь и всего один раз свернули не туда. Обнаружив это, Жаклин высказалась так красноречиво, что теперь уже Джин посмотрела на нее с уважением.— Но я же в отпуске, — рассмеялась Жаклин. — Что ж, может, это еще одно мое обличье, верно? Знаете, стереотипы часто вводят в заблуждение. Есть типичные библиотекари, но не все библиотекари типичны. Так обстоит и с любой другой профессией.— Например, в археологии, — согласилась Джин. — Судя по тому, что я слышала о профессоре Сковиле, его не отнесешь к типичным.— Вы так считаете? Жизнелюбивый антрополог — это просто подвид общего стереотипа. Многих ученых раздражает образ затворника в башне из слоновой кости; вот они и стараются доказать, что они такие же, как все остальные, что они столь же блестяще разбираются в современной жизни, как и в своей специальности.— Не думаю, что профессор Сковил старается что-то доказать.— О Боже! Я покусилась на одного из ваших героев! — сладким голосом воскликнула Жаклин. — На первый взгляд, кажется, у него есть все — и сексуальное обаяние, и мужественность, престиж ученого и популярность. Но может быть, его истинной сущностью является то, что его тошнит, когда он ест лук, и что ему приходится втягивать живот, когда он смотрит на себя в зеркало. Возможно, этим и объясняется его безрассудство, которое, вы не можете с этим не согласиться, иногда граничит с эксгибиционизмом.Джин с изумлением поглядела на спокойный профиль своей спутницы.— По-моему, я никогда в жизни не слышала ничего более циничного.— Ну, вы еще слишком молоды.Жаклин направила автомобиль в темную узкую улочку, по обеим сторонам которой тянулись глухие высокие стены. Она включила фары — на современных, хорошо освещенных улицах у нее горели только подфарники, как и предписывают римские правила.— По-моему, я никогда не была здесь, — заметила Джин.— Это старинная Виа Аурелия, — ответила Жаклин.Обе вздрогнули, когда мимо них с ревом пронеслась встречная машина, не оставив, к их обоюдному удивлению, ни одной царапины на крыле их автомобиля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21