Дейну Майкл изобразил в виде Марии Магдалины. Эта святая была более популярна в искусстве Ренессанса, воспевавшем красоту нагого тела, но Майкл ухитрился создать превосходную сатиру на жесткий византийский стиль — длинные стилизованные волны ниспадающих волос скорее открывали, чем прятали заветные прелести, а маленькие пухлые ручки с деланной скромностью пытались защититься от любопытных взглядов.Энн тоже была представлена святой девственницей, но к ней Майкл оказался добрее, так, по крайней мере, подумала Джин, пока не вгляделась в рисунок получше. У Энн было лицо мученицы. Под кажущейся безмятежностью скрывалось глубокое страдание. Джин не сразу поняла, какую святую выбрал для Энн Майкл. Только разглядев в руках у нее башню, Джин поняла, что это — святая Варвара, которую злодей отец держал в заточении, а потом передал непокорную дочь-христианку в руки палачам.Узнать Энди было нетрудно — доспехи и копье с головой дракона, из которой струилась кровь, говорили о том, что это святой Георгий. Интересно, Майкл и на самом деле видит в нем победителя дракона? Тед был прекрасным святым Стефаном — в поднятой руке он держал первый камень, брошенный в него толпой, и с таким высокомерием взирал на своих преследователей, что за одно это толпа должна была забить его насмерть.Узнать Хосе было сложнее. На нем красовались митра и одеяние епископа. А из высших духовных чинов многие впоследствии были причислены к лику святых. Но выражение прилежной сосредоточенности и книга под мышкой позволяли узнать святого Августина, который, как известно, даже погрузившись в занятия, поначалу не находил в себе сил отказаться от суетной жизни и молил Бога послать ему воздержание, добавляя... только позже, не сейчас. А в глазах Хосе под сосредоточенно наморщенным лбом святого горел огонь, явно характерный именно для того периода жизни Августина, когда он еще не отказался от мирских радостей. Со стороны Майкла это был довольно злой выпад.В конце вереницы святых Майкл нарисовал самого себя, и, хотя Джин сперва хихикнула при взгляде на это изображение, углы ее рта тут же опустились, и она простила Майклу его легкомысленные издевки над другими. Такого отталкивающего Иоанна Крестителя она еще не видела. Майкл представил его истощенным, безобразным, с дикими глазами. Ребра у него выпирали наружу, а взлохмаченные волосы обрамляли лицо человека, которому остался всего шаг до безумия.В процессии участвовали все Семь Грешников, но на заднем плане маячили еще две фигуры. Джин покосилась на Жаклин. Ее приятельница не отличалась особой набожностью, но рисунок, изображающий ее, можно было счесть даже богохульным. Развевающиеся волосы не скрывали лица, но лицо это не выражало ни непорочности, ни материнской любви — во всяком случае, в нем и следа не было того Идеального Материнства, олицетворением которого считается та, в чьей роли выступала Жаклин. Правда, такое же выражение Джин видела когда-то на лице у собственной матери, но при обстоятельствах, о которых ей и вспоминать не хотелось. Голову Жаклин украшала сдвинутая набекрень корона, а нимб выглядел довольно убогим.Джин с трепетом перевела глаза на последнюю фигуру: интересно, что же Майкл сделал со Сковилом. Но то ли у художника еще теплились остатки пиетета к профессору, то ли он не воспринимал его, как другие, только он не стал изображать Сковила в тех ролях, которые напрашивались сами собой. Поначалу Джин никак не могла понять, кого из высокопоставленных римских джентльменов являет собой изящно задрапированный в тогу профессор. Потом, разглядев музыкальный инструмент, выглядывавший из-под тоги, она внимательно всмотрелась в завитки кудрей, падающих на лоб этого знатного римлянина, и ахнула. Тут уж Майкл перехватил! Возможно, Сковил и грешник, как все остальные, но надо ли было превращать его в Князя всех грешников?— Этот мальчишка сказочно талантлив, — прошептала Жаклин. — Я не видела его серьезных работ, но даже с такими рисунками он сразу завоевал бы кучу призов.— Но он жесток, — возразила Джин.— И Хогарт был жесток, и Домье.— Вам кажется, его можно с ними сравнивать?— Господи, несомненно, да! Вещи такого рода требуют не только владения техникой. У знаменитых карикатуристов должен быть дар экстрасенсов. Они видят людей насквозь.— Ну, этого Майклу не занимать. Хотя в рисунке мне не все понятно. Взять хотя бы вас. Вам нравится?— Я сражена, — ответила Жаклин. — Никак не думала, что я до такой степени прозрачна. А как тебе твой портрет?— Забавно, по-моему, — пожала плечами Джин. — Хотя не знаю, правильно ли я его понимаю. Если правильно, то я убью Майкла.— Что плохого, если ты представляешься кому-то пушистым ягненком? Береги этот рисунок, Джин. Или давай я буду хранить его для тебя. Согласна?— Возьмите его себе, — ответила Джин. — Как сувенир.Жаклин дернула плечом.— Ну, лично я предпочла бы в качестве сувенира блестящее медное пресс-папье в форме собора Святого Петра или шелковую вишневую подушечку с вышивкой «Arrivederci Roma». Что-нибудь уютное и бессмысленное.— Понимаю, — устало согласилась Джин. — Вам с нами досталось... — Она запнулась посреди фразы и с новым интересом посмотрела на листок. — Уж не хотите ли вы сказать, что этот рисунок означает...— Я ничего не хочу сказать. Просто я выражаюсь бессвязно. — Жаклин поднялась, и Джин заметила, что она держит рисунок двумя пальцами за край, как будто он ее жжет. — Давай-ка ложиться, Джин, попробуем выспаться, поверь, завтра нам понадобятся все наши силы. Глава 9 День, на который была назначена вечеринка, выдался безоблачным, ярким и знойным. Из-за духоты Джин проснулась на восходе солнца. Она сбросила простыню, повернулась на другой бок, стараясь найти для вспотевшего тела прохладное место, и спугнула Нефертити, уютно примостившуюся у нее под коленями, что никак не способствовало снижению температуры в постели. Кошка, сердито фырча, поднялась, выгнула спину и спрыгнула на пол. Джин посмотрела на соседнюю кровать. Простыни лежали в ногах, а Жаклин не было.Джин снова заснула, она слишком устала, чтобы даже на минуту задаться вопросом, где же хозяйка, а когда проснулась окончательно, солнце стояло уже высоко, и в комнате было еще жарче. Сквозь закрытые ставни яркие параллельные лучи пронизывали полумрак спальни.Джин проковыляла в салон — там было светлее и немного прохладней. Оказалось, что Жаклин, полностью одетая, пьет кофе. Перед Джин снова сидела деловая женщина-профессионал. Правда, глаза у ее ввалились, словно после бессонной ночи, но губы были плотно сомкнуты, а очки прочно сидели на переносице.— У тебя какой-то изможденный вид. — Жаклин критически оглядела Джин. — Плохо спала?— Видела страшный сон, — ответила Джин. По ее телу пробежала дрожь. — Правда страшный. Меня до сих пор трясет.— Выпей скорее кофе. Что же тебе приснилось?— Мне снилось, будто я встретила святую Агнессу. Она шла по Виа Номентана. — Джин взяла предложенную чашку.— Виа... где?..— По Виа Номентана. На этой улице стоит ее церковь, она за городской стеной. Я знала, что это Номентана, хотя во сне она совсем не так выглядела, как сейчас. Не улица, а проселочная дорога, вымощенная большими темными каменными плитами, ну, такими, какие до сих пор встречаются местами на Аппиевой дороге. А вдоль дороги росли деревья — темные, остроконечные кипарисы, мимозы и пинии. И между деревьями гробницы — небольшие кирпичные мавзолеи и большие, сложенные из белого мрамора. И вдруг появилась святая Агнесса, откуда-то из-под земли, где что-то вроде спуска в катакомбы. — Джин отпила кофе и сказала едва слышно: — А под мышкой она держала свою голову.— Ну и воображение у тебя! Все в точку! — заметила Жаклин. — Ей ведь отрубили голову, правда? Знаешь, что тебя навело на этот сон?— Конечно знаю. Дурацкий рисунок Майкла... Но представляете, как бывает с кошмарами — сон был гораздо страшней, чем сейчас, когда я рассказываю. От страха я не могла ни рукой, ни ногой пошевелить.Сама-то Агнесса не казалась ужасной, даже крови на ней совсем не было, с кровью было бы не так страшно. И вдруг голова улыбнулась мне и подмигнула!— Ну, хватит, — поспешно сказала Жаклин.— Я знаю, как это звучит...— Звучит жутко. Забудь про сны. У нас масса дел. Все купить, приготовить, убрать да еще соорудить пару каких-нибудь костюмов.И с этой минуты Джин уже не имела времени ни размышлять, ни задавать вопросы. Надо было навести порядок: вымыть всю квартиру, натереть полы и так далее. Жаклин кротко призналась, что не слишком много внимания уделяла уборке, а поскольку tuttofare Служанка (ит.).
ее приятельницы тоже была в отпуске, квартира пришла в запустение, и педантичная швейцарка получит полное право негодовать по этому поводу. Так что до возвращения Лиз все должно быть в ажуре, и, хотя после вечеринки опять придется приводить комнаты в божеский вид, основную уборку необходимо выполнить сейчас.К середине дня они закончили почти все, включая приготовление крошечных hors d'oeuvres. Пальцы у Джин так устали, что ей казалось, будто бутербродов этих было не меньше тысячи. Она только собралась свалиться в постель и отдохнуть, как Жаклин напомнила ей, что они еще не подумали о костюмах.Джин тупо посмотрела на нее.— Мне же надо кем-то нарядиться, — объяснила Жаклин. — Идея-то была моя.— Не знаю, с чего это вам вообще пришло в голову, — простонала Джин. — Может, изобразим что-нибудь из простыней? Какие-нибудь тоги?— Нет, постельное белье Лиз трогать нельзя. И потом, ты пробовала превращать простыню во что-нибудь, похожее на человеческую одежду? Я изобретала костюмы для Хэллоуина много лет подряд, больше, чем ты живешь на свете. Так что поверь мне — лучше всего, не медля, отправиться в ближайшую лавку и купить все готовое. Пошли!Несмотря на протесты Джин, Жаклин потащила ее в местный филиал самого популярного римского универмага. Там они нашли секцию народных промыслов и сувениров. Джин с сомнением поглядела на полки, забитые подушечками с вышитой надписью «Arrivederci Roma».— Ну и что вы хотите здесь найти? — спросила она.— Тебя можно нарядить гондольером, — ответила Жаклин, взяв в руки соломенную шляпу с ярко-красной лентой, ниспадающей на спину. — Синие брюки у тебя есть, так что к этой шляпе надо прикупить еще только белый джемпер в красную полоску.— Ладно. Мне все равно. А вам что мы купим? Вы можете быть Девой Марией. — Джин показала на прилавок с тканями. — Десять ярдов вон той голубой...— Эту роль я исполняла в четвертом классе, на Рождество. Боюсь, теперь она мне не подойдет.— Может быть, леди Годиву Леди Годива — героиня английской легенды, наказанная мужем, она должна была проехать через город обнаженной и прикрывалась распущенными волосами.
? Жалко же не обыграть ваши волосы. Или Рапунцель из сказок братьев Гримм?— Да, досадно, — с грустью проговорила Жаклин, — досадно, что с распушенными волосами позволено ходить только святым, персонажам сказок да героям фильма «Волосы». Ладно, черт с ним! Купим марлю, и я смастерю тогу или какой-нибудь ее женский вариант. Наверно, у Лиз найдутся книги, по которым можно сообразить, как это сварганить.Книги нашлись, но по ним удалось лишь представить желаемый наряд в законченном виде, поэтому, когда подруги добились, наконец, чтобы палла, то есть женский эквивалент тоги, смотрелась на Жаклин пристойно, обе совершенно обессилели от смеха. Получилось, однако, очень эффектно, и корона медно-красных волос Жаклин придавала ей царственный вид. Но, пока они гадали, какой римской императрицей ей стоит назваться, раздался звонок. Прибыли первые гости.Их было трое. Сковилы явились en famille — всей семьей. Профессор, не снимая плаща, сконфуженно попросил, чтобы ему показали, где бы он мог переодеться. Когда он появился снова, Энди, поймав взгляд Джин, выразительно ей подмигнул. Как он и предсказывал, Сковил был в костюме египетского фараона. Широкий, отделанный блестками ворот открывал его мощную грудь и плечи, а подобие короткой туники позволяло полюбоваться ногами, пусть довольно волосатыми, но зато не тощими и не кривыми.Энн и Энди были теми, в честь кого их назвали, — известными веселыми куклами-близнецами. Джин подумала, что, когда они шли сюда, их костюмы наверняка привлекали всеобщее внимание, хотя в Риме ко всему привыкли. Энди-то на это, конечно, было наплевать, но Джин недоумевала, как ему удалось уговорить Энн появиться на улице с размалеванным, как у куклы, лицом!— С нашими-то волосами что мы еще могли придумать? — воскликнул Энди, взъерошив рыжую шевелюру сестры. — Нам ведь и парики не потребовались.Вскоре вся семерка была в сборе. Они весело рассматривали костюмы друг друга. Майкл последовал ехидному совету Энди буквально — щетина у него всегда была густая, и, не побрившись, он приобрел отчаянно запущенный вид. В руках он держал полупустой кувшин с вином и, по-видимому, полагал, что добавлять к этому образу нечего.Хосе нарядился Монтесумой Монтесума (1480 — 1520) — предпоследний властитель Мексики.
, на голове у него красовался убор из поддельных перьев, и он наотрез отказывался рассказать, где раздобыл такой роскошный костюм. Тед выпросил у приятеля, имевшего любительскую коллекцию театральных костюмов, лосины и камзол, что подало ему мысль назваться Кортесом Кортес (1485 — 1547) — завоеватель Мексики.
. Одолжив у девушек карандаш для бровей, он нарисовал себе черные испанские усы и пошел гулять по квартире под руку с вождем ацтеков.Джин предвидела, что Дейна явится последней, и опасалась, что ее костюм будет эфемерным и сексуально-вызывающим. Но чего Джин никак не ожидала, так это того, что Дейна придет не одна, а с кавалером.— Я была уверена, что вы не будете возражать, — проворковала она, с торжеством глядя на Жаклин. — Тем более, что вы все знакомы с Джованни!Разумеется, она оделась Клеопатрой, а в роли Марка Антония при ней состоял лейтенант ди Кавалло.При его появлении собравшиеся несколько помрачнели. Но Жаклин, полностью владея собой, приветствовала гостя со спокойным радушием. Немного погодя лейтенант стал, что называется, душой общества. Он пел, бренчал на гитаре Энди, обменивался шутками с Хосе и обсуждал со Сковилом контрабанду антиквариата. К полуночи вечеринка была в полном разгаре, и казалось, нет никого, кто не получал бы от нее удовольствия.Исключением была только Джин. С самого начала этот задуманный Жаклин маскарад вызывал у нее подозрения, и появление ди Кавалло их только усилило. В своей просторной белоснежной тоге он выглядел великолепно, однако Джин видела, что он играет не свою роль. Образ Марка Антония, грубого и жесткого солдата, позволившего страсти к женщине взять верх над честолюбивыми помыслами, никак не вязался с лейтенантом. Глядя на ди Кавалло, Джин всякий раз вспоминала холодное красивое лицо, смотрящее с многочисленных памятников в Риме. Лицо Августа — самого загадочного из династии Юлианов — императора, который всю жизнь руководствовался лишь безошибочным расчетом.Ровно в полночь ди Кавалло постучал по столу, желая произнести тост. Но компания так разгулялась, что потребовалось несколько минут, прежде чем все подошли с бокалами к столу. Убор из перьев на голове Хосе съехал на затылок, усы Теда расплылись в бесформенное черное пятно, у Сковила был надутый вид — весь вечер он тщетно старался выманить Жаклин на балкон. Наконец все они окружили большой стол в салоне, и ди Кавалло открыл новую бутылку.— Выпьем за здоровье прекрасной и очаровательной леди, — провозгласил он, подняв бокал. — За нашу хозяйку!Все осушили бокалы, и ди Кавалло наполнил их снова.— Поблагодарим ее, — напыщенно продолжал он, — за столь памятный вечер! И за маскарад! Но сейчас, друзья мои, маскарад заканчивается.Все, даже Сковил, выпивший больше, чем другие, почувствовали перемену в голосе лейтенанта. Один за другим разгулявшиеся гости подтянулись, выпрямились и обратили лица в одну сторону, так, что теперь все, замерев, как изваяния, сидели не спуская глаз с лейтенанта, стоявшего во главе стола.— Маскарад окончен, — повторил он. Сходство с Августом, подмеченное Джин, проступило со всей очевидностью — лицо ди Кавалло было красиво, холодно и безжалостно. — Может быть, кое-кто из вас принял сегодняшний бал за чистую монету. Но полагаю, что в душе каждый испытывал сомнения. Вы же сами знаете правду, хотя и пытаетесь по разным причинам скрыть ее даже от самих себя. Но правду не скроешь! Рано или поздно она выходит наружу. Так вот, этот час настал!Видно было, что ди Кавалло наслаждался. Выражение его лица оставалось таким же холодно-бесстрастным, но Джин ощущала в этом что-то садистское. Голос его становился все раскатистей.— Конечно, я поступил не по-джентльменски, явившись сюда под видом гостя. Однако я не стыжусь, что пошел на это, — ведь я лишь смиренный слуга правосудия, а правосудие, друзья мои, требует иногда поступиться благородством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
ее приятельницы тоже была в отпуске, квартира пришла в запустение, и педантичная швейцарка получит полное право негодовать по этому поводу. Так что до возвращения Лиз все должно быть в ажуре, и, хотя после вечеринки опять придется приводить комнаты в божеский вид, основную уборку необходимо выполнить сейчас.К середине дня они закончили почти все, включая приготовление крошечных hors d'oeuvres. Пальцы у Джин так устали, что ей казалось, будто бутербродов этих было не меньше тысячи. Она только собралась свалиться в постель и отдохнуть, как Жаклин напомнила ей, что они еще не подумали о костюмах.Джин тупо посмотрела на нее.— Мне же надо кем-то нарядиться, — объяснила Жаклин. — Идея-то была моя.— Не знаю, с чего это вам вообще пришло в голову, — простонала Джин. — Может, изобразим что-нибудь из простыней? Какие-нибудь тоги?— Нет, постельное белье Лиз трогать нельзя. И потом, ты пробовала превращать простыню во что-нибудь, похожее на человеческую одежду? Я изобретала костюмы для Хэллоуина много лет подряд, больше, чем ты живешь на свете. Так что поверь мне — лучше всего, не медля, отправиться в ближайшую лавку и купить все готовое. Пошли!Несмотря на протесты Джин, Жаклин потащила ее в местный филиал самого популярного римского универмага. Там они нашли секцию народных промыслов и сувениров. Джин с сомнением поглядела на полки, забитые подушечками с вышитой надписью «Arrivederci Roma».— Ну и что вы хотите здесь найти? — спросила она.— Тебя можно нарядить гондольером, — ответила Жаклин, взяв в руки соломенную шляпу с ярко-красной лентой, ниспадающей на спину. — Синие брюки у тебя есть, так что к этой шляпе надо прикупить еще только белый джемпер в красную полоску.— Ладно. Мне все равно. А вам что мы купим? Вы можете быть Девой Марией. — Джин показала на прилавок с тканями. — Десять ярдов вон той голубой...— Эту роль я исполняла в четвертом классе, на Рождество. Боюсь, теперь она мне не подойдет.— Может быть, леди Годиву Леди Годива — героиня английской легенды, наказанная мужем, она должна была проехать через город обнаженной и прикрывалась распущенными волосами.
? Жалко же не обыграть ваши волосы. Или Рапунцель из сказок братьев Гримм?— Да, досадно, — с грустью проговорила Жаклин, — досадно, что с распушенными волосами позволено ходить только святым, персонажам сказок да героям фильма «Волосы». Ладно, черт с ним! Купим марлю, и я смастерю тогу или какой-нибудь ее женский вариант. Наверно, у Лиз найдутся книги, по которым можно сообразить, как это сварганить.Книги нашлись, но по ним удалось лишь представить желаемый наряд в законченном виде, поэтому, когда подруги добились, наконец, чтобы палла, то есть женский эквивалент тоги, смотрелась на Жаклин пристойно, обе совершенно обессилели от смеха. Получилось, однако, очень эффектно, и корона медно-красных волос Жаклин придавала ей царственный вид. Но, пока они гадали, какой римской императрицей ей стоит назваться, раздался звонок. Прибыли первые гости.Их было трое. Сковилы явились en famille — всей семьей. Профессор, не снимая плаща, сконфуженно попросил, чтобы ему показали, где бы он мог переодеться. Когда он появился снова, Энди, поймав взгляд Джин, выразительно ей подмигнул. Как он и предсказывал, Сковил был в костюме египетского фараона. Широкий, отделанный блестками ворот открывал его мощную грудь и плечи, а подобие короткой туники позволяло полюбоваться ногами, пусть довольно волосатыми, но зато не тощими и не кривыми.Энн и Энди были теми, в честь кого их назвали, — известными веселыми куклами-близнецами. Джин подумала, что, когда они шли сюда, их костюмы наверняка привлекали всеобщее внимание, хотя в Риме ко всему привыкли. Энди-то на это, конечно, было наплевать, но Джин недоумевала, как ему удалось уговорить Энн появиться на улице с размалеванным, как у куклы, лицом!— С нашими-то волосами что мы еще могли придумать? — воскликнул Энди, взъерошив рыжую шевелюру сестры. — Нам ведь и парики не потребовались.Вскоре вся семерка была в сборе. Они весело рассматривали костюмы друг друга. Майкл последовал ехидному совету Энди буквально — щетина у него всегда была густая, и, не побрившись, он приобрел отчаянно запущенный вид. В руках он держал полупустой кувшин с вином и, по-видимому, полагал, что добавлять к этому образу нечего.Хосе нарядился Монтесумой Монтесума (1480 — 1520) — предпоследний властитель Мексики.
, на голове у него красовался убор из поддельных перьев, и он наотрез отказывался рассказать, где раздобыл такой роскошный костюм. Тед выпросил у приятеля, имевшего любительскую коллекцию театральных костюмов, лосины и камзол, что подало ему мысль назваться Кортесом Кортес (1485 — 1547) — завоеватель Мексики.
. Одолжив у девушек карандаш для бровей, он нарисовал себе черные испанские усы и пошел гулять по квартире под руку с вождем ацтеков.Джин предвидела, что Дейна явится последней, и опасалась, что ее костюм будет эфемерным и сексуально-вызывающим. Но чего Джин никак не ожидала, так это того, что Дейна придет не одна, а с кавалером.— Я была уверена, что вы не будете возражать, — проворковала она, с торжеством глядя на Жаклин. — Тем более, что вы все знакомы с Джованни!Разумеется, она оделась Клеопатрой, а в роли Марка Антония при ней состоял лейтенант ди Кавалло.При его появлении собравшиеся несколько помрачнели. Но Жаклин, полностью владея собой, приветствовала гостя со спокойным радушием. Немного погодя лейтенант стал, что называется, душой общества. Он пел, бренчал на гитаре Энди, обменивался шутками с Хосе и обсуждал со Сковилом контрабанду антиквариата. К полуночи вечеринка была в полном разгаре, и казалось, нет никого, кто не получал бы от нее удовольствия.Исключением была только Джин. С самого начала этот задуманный Жаклин маскарад вызывал у нее подозрения, и появление ди Кавалло их только усилило. В своей просторной белоснежной тоге он выглядел великолепно, однако Джин видела, что он играет не свою роль. Образ Марка Антония, грубого и жесткого солдата, позволившего страсти к женщине взять верх над честолюбивыми помыслами, никак не вязался с лейтенантом. Глядя на ди Кавалло, Джин всякий раз вспоминала холодное красивое лицо, смотрящее с многочисленных памятников в Риме. Лицо Августа — самого загадочного из династии Юлианов — императора, который всю жизнь руководствовался лишь безошибочным расчетом.Ровно в полночь ди Кавалло постучал по столу, желая произнести тост. Но компания так разгулялась, что потребовалось несколько минут, прежде чем все подошли с бокалами к столу. Убор из перьев на голове Хосе съехал на затылок, усы Теда расплылись в бесформенное черное пятно, у Сковила был надутый вид — весь вечер он тщетно старался выманить Жаклин на балкон. Наконец все они окружили большой стол в салоне, и ди Кавалло открыл новую бутылку.— Выпьем за здоровье прекрасной и очаровательной леди, — провозгласил он, подняв бокал. — За нашу хозяйку!Все осушили бокалы, и ди Кавалло наполнил их снова.— Поблагодарим ее, — напыщенно продолжал он, — за столь памятный вечер! И за маскарад! Но сейчас, друзья мои, маскарад заканчивается.Все, даже Сковил, выпивший больше, чем другие, почувствовали перемену в голосе лейтенанта. Один за другим разгулявшиеся гости подтянулись, выпрямились и обратили лица в одну сторону, так, что теперь все, замерев, как изваяния, сидели не спуская глаз с лейтенанта, стоявшего во главе стола.— Маскарад окончен, — повторил он. Сходство с Августом, подмеченное Джин, проступило со всей очевидностью — лицо ди Кавалло было красиво, холодно и безжалостно. — Может быть, кое-кто из вас принял сегодняшний бал за чистую монету. Но полагаю, что в душе каждый испытывал сомнения. Вы же сами знаете правду, хотя и пытаетесь по разным причинам скрыть ее даже от самих себя. Но правду не скроешь! Рано или поздно она выходит наружу. Так вот, этот час настал!Видно было, что ди Кавалло наслаждался. Выражение его лица оставалось таким же холодно-бесстрастным, но Джин ощущала в этом что-то садистское. Голос его становился все раскатистей.— Конечно, я поступил не по-джентльменски, явившись сюда под видом гостя. Однако я не стыжусь, что пошел на это, — ведь я лишь смиренный слуга правосудия, а правосудие, друзья мои, требует иногда поступиться благородством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21