Она подумала, что, может быть, ей никого в жизни не удастся полюбить, а к Марыну она наверняка будет относиться как к врагу. И, несмотря на послушание служанки, она даст ему это почувствовать. Тогда он пожалеет, что отнесся к ней так немилосердно.
Ее разбудил треск зажигалки. Был уже день. Марын, не вставая с постели, натощак закуривал сигарету. Вероника с ужасом вспомнила события вчерашнего дня, а потом поняла, что не чувствует последствий операции. К ней вернулось ощущение силы, а вместе с ним память о ночном разговоре. Она встала с кровати, подошла к умывальнику и через голову стянула длинную ночную рубашку. Вероника стояла возле умывальника спиной к Марыну – рослая, с широкой спиной и большой грудью, видной в зеркале.
– Ты могла бы подождать, пока я выйду из комнаты, – заметил он. Она тихо засмеялась и повернулась к Марыну, массируя груди, которые у нее немного болели.
– Я думала, что ты не видишь во мне женщину.
Он поднял лежащую на полу газету и, притворяясь, что читает, заслонил лицо. Что-то подсказывало ему, что эта женщина начала с ним какую-то странную игру, и, что бы он ни сказал, это будет плохой ответ. Потому что вид ее грудей напомнил ему минуту, когда она вырывалась от Кулеши и стыдливо прижимала их к себе локтями, глядя на всех глазами, полными ненависти. Он вспомнил отель, лежащую на кровати шлюху и то, что его возбуждало. Сейчас он снова ощутил желание. Он погасил сигарету, отшвырнул газету и, в мыслях обзывая Веронику наихудшими словами, повернулся к ней спиной и начал торопливо одеваться. Он вышел из комнаты до того, как она закончила мыться.
Марын выкурил еще одну сигарету и вернулся в комнату. Веронику он застал уже одетой. Она причесывалась.
Он побрился и вымылся до пояса.
– Позавтракаем, а потом снова полежишь. Вечером, если будешь чувствовать себя хорошо, я посажу тебя в автобус. Вернусь только завтра, чтобы Хорст не догадался, что мы были где-то вместе.
Они спустились в гостиничный ресторан, который в это время был еще почти пуст. Он занял столик возле двух высоких худощавых девушек в тренировочных костюмах, видимо, баскетболисток. Вероника догадалась, отчего он выбрал именно этот столик, хотя в зале было столько других, тоже пустых. Девушки уставились на Марына глазами, полными восторга, а когда он слегка им улыбнулся, застенчиво прикрыли их веками. Марын был красивым мужчиной – она знала об этом, но только теперь, здесь, благодаря этим девушкам, поняла, как сильно он может нравиться. Похоже, каждый должен был обратить внимание на его небольшую голову с гладко прилегающими короткими светлыми волосами, на лицо, неподвижное, как маска, хоть с улыбкой, которая показывала белые зубы, его голубые глаза с внимательным взглядом. У него была юношеская фигура, но в нем ощущалась мужская сила. И эти его руки – такие маленькие, узкие, с длинными пальцами. Когда-то одна из однокурсниц в техникуме призналась ей, что такие мужские руки способны ласками довести женщину до потери сознания. Она не поверила, а сейчас подумала, что эти две девушки, видимо, тоже об этом знали. «Я выгляжу как монашка», – ей стало неприятно, что она одета в черное платье со стойкой.
Они заняли места, и Марын снова обменялся взглядами с девушками. Обе тихонечко захихикали, а Веронике, неизвестно отчего, вдруг стало неприятно. «Он останется тут на ночь и затащит одну из этих в постель. Они могут открываться без боли, наверное, они делали это уже много раз», – подумала она.
Когда им подали завтрак – яичницу, чай и булки, – она сказала:
– Я не могу возвращаться одна. От остановки больше двух километров. Я бы хотела, чтобы ты был со мной.
– Я должен остаться здесь, – ответил он немного раздраженно.
Она понимала причину этого раздражения. Время от времени он поглядывал на девушек, и его голубые глаза словно бы немного темнели, а губы легонько подрагивали. Так же проявлялось желание на лице Кулеши. Она ненавидела это в своем муже.
– Я объясню Хорсту, что мы встретились в автобусе. Он доверчивый и поверит, – добавила она.
Марын неожиданно прикрыл ее руку своей. А она вся напряглась от страха или, может, от брезгливости, потому что не любила, когда кто-нибудь к ней прикасался.
– Послушай, – понизил он голос до шепота, чтобы его не услышали те девушки. – Я должен отправить тебя отсюда, потому что хочу женщину.
Она ответила шепотом:
– Мы можем уехать послеобеденным автобусом. Я уже чувствую себя хорошо, но боюсь идти от остановки мимо дома Кулеши. Я не хочу ходить там одна, чтобы он меня не подстерег. Я ведь еще слабая.
– Ничего. Дойдешь.
– Хорст обещал тебе женщину. Не лишай его удовольствия что-то тебе дать. Ты получишь ту, которую хочешь, официантку из Гауд. Вернемся вместе, и я тебе обещаю, что если не в эту, то в следующую ночь она будет в твоей постели.
Вероника вынула руку из-под его руки, и сразу у нее исчезло чувство напряжения во всем теле.
– Я не хочу от вас никакой женщины, – покачал он головой. – Я сам устраиваю такие дела.
– Я знаю. Мне говорила об этом твоя жена. Но ведь ты не можешь обидеть Хорста, который хочет купить тебе женщину. Просто он таким образом хочет тебя поблагодарить. Марын рассмеялся:
– У меня никогда не было купленных женщин…
Девушки удобнее расселись на стульях, вытягивая перед собой очень длинные ноги. Просторные тренировочные костюмы скрывали их тела, но нетрудно догадаться, что обе были плоскими, с мужскими фигурами. Марын почувствовал страх, что, если он окажется наедине с одной из этих плоских женщин, желание вытечет из него так же, как с той девкой в отеле. Он пробудится только тогда, когда в своем воображении приведет в комнату обнаженную Веронику, защищающуюся от насилия. Сейчас он был возбужден, потому что возле него сидела Вероника, переполненная страхом и отвращением к мужчинам, женщина, которую можно получить только силой. Странно, что он с какого-то времени открыл в себе, что ему доставляет удовольствие пробуждать отвращение и брезгливость у Вероники, что он хочет еще раз увидеть ее глаза с выражением ненависти. Нет, он не хотел рисковать, не хотел, как в отеле, долго лежать беспомощным рядом с обнаженной девушкой, не желая ее совершенно.
– Хорошо. Я вернусь вместе с тобой, – кивнул он головой. – Я получу фотографии из проявки, и поедем послеобеденным автобусом. Но на будущее – не раздевайся при мне.
– Ты говорил…
– Я знаю, что ты не настоящая женщина. Но выглядишь как женщина. У тебя красивое тело. Мне даже пришло в голову, что ты представляешь собой личность, которая провоцирует насилие.
– Это ложь.
– Может быть, твое отвращение к мужчинам высвобождает в них желание переломить его силой. Это не случайность, что тебя два раза насиловали.
– Я не понимаю тебя.
– Ты – как молодая монашка. Каждому бы хотелось иметь дело с монашкой. Известно, что она пошла в монастырь потому, что не хочет мужчин, и это еще больше притягивает.
В молчании закончили завтрак, Марын заплатил, и они вышли из ресторана. Вероника послушалась его совета и легла в постель, он же пошел в город по своим делам. Слова Марына немного ее ошеломили. Она не до конца их поняла, так же, как не понимала сама себя. Отчего ей не хотелось, чтобы он взял себе одну из этих худых девушек? Почему она сказала, что боится идти мимо лесничества, если Кулеша – о чем ее кто-то проинформировал и о чем, наверное, знал и Марын – уже уехал в другой конец страны. Она ведь не ревновала Марына, раз пообещала ему эту официантку из Гауд. Чего же ей на самом деле нужно? И что он имел в виду, когда заявил, что таких, как она, все хотят насиловать, а других попросту желают, и они отдаются. Он утверждал, что не видит в ней женщину, а потом вдруг увидел, хотя она сама ему призналась, что не настоящая женщина. Отчего Эрика ушла от Марына? Она полюбила другого – а это значило, что Марын не казался ей достойным любви. Она предупреждала Веронику, чтобы она не влюбилась в Марына, что, впрочем, бессмысленно, потому что Вероника не могла ни в кого влюбиться, ведь даже прикосновение мужчины пробуждало в ней отвращение.
«Я хочу, чтобы он был рядом со мной, потому что он меня интересует», – суммировала она свои размышления.
Марын вернулся с конвертом от фотографа, с колючим ошейником и намордником для пса. Небрежно и немного застенчиво он положил на столик возле ее кровати коробочку с духами, которыми она обычно пользовалась. Она всегда покупала их в хороших магазинах на деньги Хорста Соботы. Снова ее поразил этот факт, и поэтому поблагодарила холодно.
Она была почти счастлива, когда они плечом к плечу вышли из отеля и направились на автовокзал. Ей было приятно так идти рядом с ним и сознавать, что она – рослая женщина с большой грудью, которая распирала перед ее черного платья, так что пуговицы едва держались. Он симпатичный, а она красивая, люди оглядывались на них. «Я не такая худая, как те в кафе», – подумала она с удовольствием. Он нес ее сумку и шел медленно, помня о том, о чем она почти забыла – о вчерашней операции. Для нее это было еще одной причиной для удовольствия, что она не хрупкая, что представляет собой тип женщины сильной, здоровой, созданной для тяжкой работы. «Его жена Эрика выглядела слишком хрупкой. Такая дня три лежала бы в постели после операции». Удовольствие, однако, несколько омрачала мысль, что эти хрупкие создания без боли и страха открывались перед мужчинами, а она не может никому предложить ничего подобного.
Когда они пересекали мощенную большими камнями площадь, где легко было споткнуться, она бессознательно сунула руку под локоть Марына. Тогда она пальцами почувствовала сквозь рукав пиджака его мускулы под кожей. Кулешу она держала под руку только в момент заключения брака, потом уже не любила до него дотрагиваться, потому что от каждого такого прикосновения у него похотливо дрожали губы. А у Марына она почти повисла на руке, и это оказалось даже приятно. Один раз прикоснулась к нему своим бедром и тоже ощутила удовольствие. И вдруг ей стало стыдно за то, что она сделала сегодня утром. Чего ради. она разделась догола и хотела, чтобы он ее такой увидел? И после таких мыслей больше уже не прикасалась к нему бедром. Только в автобусе из-за тесноты она почти всю дорогу прижимала свой локоть к его локтю. Догадывался ли он, что это для нее вовсе не отвратительно? Все время он молчал и смотрел в окно, на леса, по которым они проезжали. «Он знает в этих лесах такие места, где можно женщине перерезать горло и никто ее останков не найдет», – вспомнила она. Это странно, но она совсем не испугалась этой угрозы. Конечно, она никому не выдаст того, что прочитала в письме Эрики. Не из-за угрозы, а потому, что нельзя выдавать ничьи тайны. Впрочем, в эту минуту ее и не интересовали тайны Марына, а только он сам, его присутствие рядом с ней. Ей казалось, что она, наконец, поняла желание Хорста Соботы, чтобы Марын был в их доме как можно дольше и защищал их от леса. «Хорошо иметь в доме злую собаку», – подумала она о Марыне, как о звере.
Хорста они дома не застали. Далеко от дома, в саду, он присматривал за деревенскими детьми, которые снимали фрукты с деревьев и укладывали их в ящики. Не было необходимости объясняться, отчего они приехали в одно и то же время. Вероника наскоро приготовила еду себе и Марыну, который, накормив пса, надел ему колючий ошейник и вывел на поводке на дорогу вдоль леса.
Спустя какое-то время вернулся Собота.
– Подала заявление о разводе? – спросил он.
– Мне сказали, что мы какое-то время должны пожить отдельно, прежде чем у меня примут заявление, – соврала она.
– А Юзва? – озаботился старик, – Он уже вернулся?
– Он повел пса в лес. Тренирует его на лесных людей, – сказала она весело, без оттенка былой враждебности к Марыну. А когда она приготовила еду для Хорста и он уселся за стол, сказала:
– Я боюсь, что ты потеряешь Марына, если не исполнишь обещание и не купишь ему женщину. Он ведь здоровый молодой мужчина. Я его не понимаю, но так уж есть, что мужчина время от времени должен иметь женщину.
– Я знаю об этом, но не знаю, где искать такую женщину.
Она сделала вид, что глубоко задумалась и взвешивает разные возможности.
– Я видела его жену Эрику и представляю, каких женщин он любит. В Гаудах, в гостинице, работает официанткой молодая девушка. Блондинка. Кто-то мне говорил, что Марын любит на нее смотреть. Ты должен взять велосипед и поехать в Гауды. Покажи этой девушке пачку денег и вели приехать сюда на ночь. Если ты не сумеешь этого сделать, предоставь это мне. Иначе мы потеряем Марына. Понравится какой-нибудь, и она его у нас заберет. Переедет к ней.
– Я умею покупать женщин, – буркнул Хорст, перемалывая еду беззубым ртом. – Я покупал себе женщин даже из большого города. Чистых, здоровых, ароматных, молодых. Поэтому сделаю так, как ты советуешь.
У Вероники вдруг слегка закружилась голова. Она оставила Хорста и медленно пошла к себе наверх, разделась и легла в постель. Но не смогла заснуть. И не могла не думать о Марыне. Напрасно она старалась понять, отчего все свои мысли посвящает человеку, который с помощью шантажа превратил ее в свою служанку, узнал тайну ее тела и, хотя, возможно, восхищался ею, в то же время брезговал как женщиной покалеченной. «У меня лес тоже отнял душу» – это был единственный ключ, который она находила для своих мыслей и чувств. Таким определением можно объяснить почти все – переменчивость настроений по отношению к Марыну и Хорсту, а также ненависть к Кулеше и беззаботность, с которой она отнеслась к избавлению от нежеланной беременности. Хорст утверждал, что каждый человек, который долго живет в лесу, должен потерять душу, если только он не борется с лесом за свою душу так, как сам Хорст. Марын был здесь недолго. Может, он единственный, вопреки тому, что он говорил, еще сохранил душу и поэтому иногда поступает так странно? Но разве человек, у которого есть душа, может среди ночи сорваться с постели, вытащить из пояса острый и тонкий, как бритва, предмет и пригрозить женщине, что перережет ей горло только за то, что она была слишком любопытна? Разве человек с душой, с совестью и чувством милосердия может выдрессировать собаку так, как это сделал Марын? Что он ответил бы Веронике, если бы она прямо спросила: есть ли у тебя, Юзва, душа и совесть, которые мучают тебя и не дают заснуть? Если же у тебя нет души и чужое несчастье доставляет тебе радость, то скажи, по крайней мере, где, в каком закоулке света и какому дьяволу ты ее продал, за какую сумму, за какое наслаждение?
Утром Юзеф Марын спал. За завтраком Вероника и Хорст не разговаривали. Вероника бросила на Хорста приказывающий взгляд, и он понял, чего она от него хочет. Какое-то время он возился в саду, а потом вывел велосипед и краем леса поехал в Гауды…
Сверкающий светлым деревом ресторан был почти пуст. Официантка, которую он должен был купить для Марына, не понравилась Хорсту. Правда, у нее были длинные светлые волосы, какие, кажется. Вероника видела у жены Юзвы, но она была слишком тощей. Может, она и годилась для того, чтобы подавать глиняные мисочки с супом, рюмки и бутылки коньяка, но в хозяйстве и даже в саду от нее было бы мало толку.
Он заказал бокал самого дорогого коньяка и, когда она ему его подала, сказал свободно, потому что в зале они были одни:
– Я Хорст Собота. У меня самый красивый дом в округе. Ты его наверняка видела.
– Да, – кивнула головой девушка и ждала возле столика, любопытствуя, что хочет ей сказать этот седой старец.
– Это у меня живет человек, который ездит на кобыле с пистолетом на боку.
– Вы говорите о пане Марыне, охотинспекторе? Он здесь временами бывает, – затрепетали ее ресницы. – Но я никогда с ним не разговаривала.
– Ты ему нравишься, – сказал Собота. – Поэтому я приехал.
Она легонько качнула бедрами, с ее маленьких губ слетел тихий смех.
– Отчего он мне никогда не говорил, что я ему нравлюсь?
– Он несмелый. Но очень хочет, чтобы сегодня вечером ты пришла в мой дом, то есть к нему.
– И вас, дедушка, он прислал за этим? – презрительно надула она губки. Собота вытащил пачку денег.
– Поедешь автобусом до остановки Морденги, потом опушкой леса придешь в мой дом.
Она слегка шевельнула бедрами, делая вид, что хочет уйти.
– Я не такая, которую можно купить…
В ресторан вошли двое мужчин, одетых по-городскому. Девушка занялась ими, делая вид, что Соботы вообще не замечает. Но все-таки что-то в ней творилось. Начало действовать разбуженное воображение, движения стали живее, на бледных щеках выступил легкий румянец. Хорст отпил коньяку из бокала и терпеливо ждал ее. Он немного знал женщин и прежде всего знал, что они любопытны. Именно любопытство должно снова привести ее к нему.
Она обслужила тех двоих и действительно подошла к Хорсту:
– Подать вам что-нибудь еще?
– Нет.
– Отчего пан Марын сам сюда не пришел?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Ее разбудил треск зажигалки. Был уже день. Марын, не вставая с постели, натощак закуривал сигарету. Вероника с ужасом вспомнила события вчерашнего дня, а потом поняла, что не чувствует последствий операции. К ней вернулось ощущение силы, а вместе с ним память о ночном разговоре. Она встала с кровати, подошла к умывальнику и через голову стянула длинную ночную рубашку. Вероника стояла возле умывальника спиной к Марыну – рослая, с широкой спиной и большой грудью, видной в зеркале.
– Ты могла бы подождать, пока я выйду из комнаты, – заметил он. Она тихо засмеялась и повернулась к Марыну, массируя груди, которые у нее немного болели.
– Я думала, что ты не видишь во мне женщину.
Он поднял лежащую на полу газету и, притворяясь, что читает, заслонил лицо. Что-то подсказывало ему, что эта женщина начала с ним какую-то странную игру, и, что бы он ни сказал, это будет плохой ответ. Потому что вид ее грудей напомнил ему минуту, когда она вырывалась от Кулеши и стыдливо прижимала их к себе локтями, глядя на всех глазами, полными ненависти. Он вспомнил отель, лежащую на кровати шлюху и то, что его возбуждало. Сейчас он снова ощутил желание. Он погасил сигарету, отшвырнул газету и, в мыслях обзывая Веронику наихудшими словами, повернулся к ней спиной и начал торопливо одеваться. Он вышел из комнаты до того, как она закончила мыться.
Марын выкурил еще одну сигарету и вернулся в комнату. Веронику он застал уже одетой. Она причесывалась.
Он побрился и вымылся до пояса.
– Позавтракаем, а потом снова полежишь. Вечером, если будешь чувствовать себя хорошо, я посажу тебя в автобус. Вернусь только завтра, чтобы Хорст не догадался, что мы были где-то вместе.
Они спустились в гостиничный ресторан, который в это время был еще почти пуст. Он занял столик возле двух высоких худощавых девушек в тренировочных костюмах, видимо, баскетболисток. Вероника догадалась, отчего он выбрал именно этот столик, хотя в зале было столько других, тоже пустых. Девушки уставились на Марына глазами, полными восторга, а когда он слегка им улыбнулся, застенчиво прикрыли их веками. Марын был красивым мужчиной – она знала об этом, но только теперь, здесь, благодаря этим девушкам, поняла, как сильно он может нравиться. Похоже, каждый должен был обратить внимание на его небольшую голову с гладко прилегающими короткими светлыми волосами, на лицо, неподвижное, как маска, хоть с улыбкой, которая показывала белые зубы, его голубые глаза с внимательным взглядом. У него была юношеская фигура, но в нем ощущалась мужская сила. И эти его руки – такие маленькие, узкие, с длинными пальцами. Когда-то одна из однокурсниц в техникуме призналась ей, что такие мужские руки способны ласками довести женщину до потери сознания. Она не поверила, а сейчас подумала, что эти две девушки, видимо, тоже об этом знали. «Я выгляжу как монашка», – ей стало неприятно, что она одета в черное платье со стойкой.
Они заняли места, и Марын снова обменялся взглядами с девушками. Обе тихонечко захихикали, а Веронике, неизвестно отчего, вдруг стало неприятно. «Он останется тут на ночь и затащит одну из этих в постель. Они могут открываться без боли, наверное, они делали это уже много раз», – подумала она.
Когда им подали завтрак – яичницу, чай и булки, – она сказала:
– Я не могу возвращаться одна. От остановки больше двух километров. Я бы хотела, чтобы ты был со мной.
– Я должен остаться здесь, – ответил он немного раздраженно.
Она понимала причину этого раздражения. Время от времени он поглядывал на девушек, и его голубые глаза словно бы немного темнели, а губы легонько подрагивали. Так же проявлялось желание на лице Кулеши. Она ненавидела это в своем муже.
– Я объясню Хорсту, что мы встретились в автобусе. Он доверчивый и поверит, – добавила она.
Марын неожиданно прикрыл ее руку своей. А она вся напряглась от страха или, может, от брезгливости, потому что не любила, когда кто-нибудь к ней прикасался.
– Послушай, – понизил он голос до шепота, чтобы его не услышали те девушки. – Я должен отправить тебя отсюда, потому что хочу женщину.
Она ответила шепотом:
– Мы можем уехать послеобеденным автобусом. Я уже чувствую себя хорошо, но боюсь идти от остановки мимо дома Кулеши. Я не хочу ходить там одна, чтобы он меня не подстерег. Я ведь еще слабая.
– Ничего. Дойдешь.
– Хорст обещал тебе женщину. Не лишай его удовольствия что-то тебе дать. Ты получишь ту, которую хочешь, официантку из Гауд. Вернемся вместе, и я тебе обещаю, что если не в эту, то в следующую ночь она будет в твоей постели.
Вероника вынула руку из-под его руки, и сразу у нее исчезло чувство напряжения во всем теле.
– Я не хочу от вас никакой женщины, – покачал он головой. – Я сам устраиваю такие дела.
– Я знаю. Мне говорила об этом твоя жена. Но ведь ты не можешь обидеть Хорста, который хочет купить тебе женщину. Просто он таким образом хочет тебя поблагодарить. Марын рассмеялся:
– У меня никогда не было купленных женщин…
Девушки удобнее расселись на стульях, вытягивая перед собой очень длинные ноги. Просторные тренировочные костюмы скрывали их тела, но нетрудно догадаться, что обе были плоскими, с мужскими фигурами. Марын почувствовал страх, что, если он окажется наедине с одной из этих плоских женщин, желание вытечет из него так же, как с той девкой в отеле. Он пробудится только тогда, когда в своем воображении приведет в комнату обнаженную Веронику, защищающуюся от насилия. Сейчас он был возбужден, потому что возле него сидела Вероника, переполненная страхом и отвращением к мужчинам, женщина, которую можно получить только силой. Странно, что он с какого-то времени открыл в себе, что ему доставляет удовольствие пробуждать отвращение и брезгливость у Вероники, что он хочет еще раз увидеть ее глаза с выражением ненависти. Нет, он не хотел рисковать, не хотел, как в отеле, долго лежать беспомощным рядом с обнаженной девушкой, не желая ее совершенно.
– Хорошо. Я вернусь вместе с тобой, – кивнул он головой. – Я получу фотографии из проявки, и поедем послеобеденным автобусом. Но на будущее – не раздевайся при мне.
– Ты говорил…
– Я знаю, что ты не настоящая женщина. Но выглядишь как женщина. У тебя красивое тело. Мне даже пришло в голову, что ты представляешь собой личность, которая провоцирует насилие.
– Это ложь.
– Может быть, твое отвращение к мужчинам высвобождает в них желание переломить его силой. Это не случайность, что тебя два раза насиловали.
– Я не понимаю тебя.
– Ты – как молодая монашка. Каждому бы хотелось иметь дело с монашкой. Известно, что она пошла в монастырь потому, что не хочет мужчин, и это еще больше притягивает.
В молчании закончили завтрак, Марын заплатил, и они вышли из ресторана. Вероника послушалась его совета и легла в постель, он же пошел в город по своим делам. Слова Марына немного ее ошеломили. Она не до конца их поняла, так же, как не понимала сама себя. Отчего ей не хотелось, чтобы он взял себе одну из этих худых девушек? Почему она сказала, что боится идти мимо лесничества, если Кулеша – о чем ее кто-то проинформировал и о чем, наверное, знал и Марын – уже уехал в другой конец страны. Она ведь не ревновала Марына, раз пообещала ему эту официантку из Гауд. Чего же ей на самом деле нужно? И что он имел в виду, когда заявил, что таких, как она, все хотят насиловать, а других попросту желают, и они отдаются. Он утверждал, что не видит в ней женщину, а потом вдруг увидел, хотя она сама ему призналась, что не настоящая женщина. Отчего Эрика ушла от Марына? Она полюбила другого – а это значило, что Марын не казался ей достойным любви. Она предупреждала Веронику, чтобы она не влюбилась в Марына, что, впрочем, бессмысленно, потому что Вероника не могла ни в кого влюбиться, ведь даже прикосновение мужчины пробуждало в ней отвращение.
«Я хочу, чтобы он был рядом со мной, потому что он меня интересует», – суммировала она свои размышления.
Марын вернулся с конвертом от фотографа, с колючим ошейником и намордником для пса. Небрежно и немного застенчиво он положил на столик возле ее кровати коробочку с духами, которыми она обычно пользовалась. Она всегда покупала их в хороших магазинах на деньги Хорста Соботы. Снова ее поразил этот факт, и поэтому поблагодарила холодно.
Она была почти счастлива, когда они плечом к плечу вышли из отеля и направились на автовокзал. Ей было приятно так идти рядом с ним и сознавать, что она – рослая женщина с большой грудью, которая распирала перед ее черного платья, так что пуговицы едва держались. Он симпатичный, а она красивая, люди оглядывались на них. «Я не такая худая, как те в кафе», – подумала она с удовольствием. Он нес ее сумку и шел медленно, помня о том, о чем она почти забыла – о вчерашней операции. Для нее это было еще одной причиной для удовольствия, что она не хрупкая, что представляет собой тип женщины сильной, здоровой, созданной для тяжкой работы. «Его жена Эрика выглядела слишком хрупкой. Такая дня три лежала бы в постели после операции». Удовольствие, однако, несколько омрачала мысль, что эти хрупкие создания без боли и страха открывались перед мужчинами, а она не может никому предложить ничего подобного.
Когда они пересекали мощенную большими камнями площадь, где легко было споткнуться, она бессознательно сунула руку под локоть Марына. Тогда она пальцами почувствовала сквозь рукав пиджака его мускулы под кожей. Кулешу она держала под руку только в момент заключения брака, потом уже не любила до него дотрагиваться, потому что от каждого такого прикосновения у него похотливо дрожали губы. А у Марына она почти повисла на руке, и это оказалось даже приятно. Один раз прикоснулась к нему своим бедром и тоже ощутила удовольствие. И вдруг ей стало стыдно за то, что она сделала сегодня утром. Чего ради. она разделась догола и хотела, чтобы он ее такой увидел? И после таких мыслей больше уже не прикасалась к нему бедром. Только в автобусе из-за тесноты она почти всю дорогу прижимала свой локоть к его локтю. Догадывался ли он, что это для нее вовсе не отвратительно? Все время он молчал и смотрел в окно, на леса, по которым они проезжали. «Он знает в этих лесах такие места, где можно женщине перерезать горло и никто ее останков не найдет», – вспомнила она. Это странно, но она совсем не испугалась этой угрозы. Конечно, она никому не выдаст того, что прочитала в письме Эрики. Не из-за угрозы, а потому, что нельзя выдавать ничьи тайны. Впрочем, в эту минуту ее и не интересовали тайны Марына, а только он сам, его присутствие рядом с ней. Ей казалось, что она, наконец, поняла желание Хорста Соботы, чтобы Марын был в их доме как можно дольше и защищал их от леса. «Хорошо иметь в доме злую собаку», – подумала она о Марыне, как о звере.
Хорста они дома не застали. Далеко от дома, в саду, он присматривал за деревенскими детьми, которые снимали фрукты с деревьев и укладывали их в ящики. Не было необходимости объясняться, отчего они приехали в одно и то же время. Вероника наскоро приготовила еду себе и Марыну, который, накормив пса, надел ему колючий ошейник и вывел на поводке на дорогу вдоль леса.
Спустя какое-то время вернулся Собота.
– Подала заявление о разводе? – спросил он.
– Мне сказали, что мы какое-то время должны пожить отдельно, прежде чем у меня примут заявление, – соврала она.
– А Юзва? – озаботился старик, – Он уже вернулся?
– Он повел пса в лес. Тренирует его на лесных людей, – сказала она весело, без оттенка былой враждебности к Марыну. А когда она приготовила еду для Хорста и он уселся за стол, сказала:
– Я боюсь, что ты потеряешь Марына, если не исполнишь обещание и не купишь ему женщину. Он ведь здоровый молодой мужчина. Я его не понимаю, но так уж есть, что мужчина время от времени должен иметь женщину.
– Я знаю об этом, но не знаю, где искать такую женщину.
Она сделала вид, что глубоко задумалась и взвешивает разные возможности.
– Я видела его жену Эрику и представляю, каких женщин он любит. В Гаудах, в гостинице, работает официанткой молодая девушка. Блондинка. Кто-то мне говорил, что Марын любит на нее смотреть. Ты должен взять велосипед и поехать в Гауды. Покажи этой девушке пачку денег и вели приехать сюда на ночь. Если ты не сумеешь этого сделать, предоставь это мне. Иначе мы потеряем Марына. Понравится какой-нибудь, и она его у нас заберет. Переедет к ней.
– Я умею покупать женщин, – буркнул Хорст, перемалывая еду беззубым ртом. – Я покупал себе женщин даже из большого города. Чистых, здоровых, ароматных, молодых. Поэтому сделаю так, как ты советуешь.
У Вероники вдруг слегка закружилась голова. Она оставила Хорста и медленно пошла к себе наверх, разделась и легла в постель. Но не смогла заснуть. И не могла не думать о Марыне. Напрасно она старалась понять, отчего все свои мысли посвящает человеку, который с помощью шантажа превратил ее в свою служанку, узнал тайну ее тела и, хотя, возможно, восхищался ею, в то же время брезговал как женщиной покалеченной. «У меня лес тоже отнял душу» – это был единственный ключ, который она находила для своих мыслей и чувств. Таким определением можно объяснить почти все – переменчивость настроений по отношению к Марыну и Хорсту, а также ненависть к Кулеше и беззаботность, с которой она отнеслась к избавлению от нежеланной беременности. Хорст утверждал, что каждый человек, который долго живет в лесу, должен потерять душу, если только он не борется с лесом за свою душу так, как сам Хорст. Марын был здесь недолго. Может, он единственный, вопреки тому, что он говорил, еще сохранил душу и поэтому иногда поступает так странно? Но разве человек, у которого есть душа, может среди ночи сорваться с постели, вытащить из пояса острый и тонкий, как бритва, предмет и пригрозить женщине, что перережет ей горло только за то, что она была слишком любопытна? Разве человек с душой, с совестью и чувством милосердия может выдрессировать собаку так, как это сделал Марын? Что он ответил бы Веронике, если бы она прямо спросила: есть ли у тебя, Юзва, душа и совесть, которые мучают тебя и не дают заснуть? Если же у тебя нет души и чужое несчастье доставляет тебе радость, то скажи, по крайней мере, где, в каком закоулке света и какому дьяволу ты ее продал, за какую сумму, за какое наслаждение?
Утром Юзеф Марын спал. За завтраком Вероника и Хорст не разговаривали. Вероника бросила на Хорста приказывающий взгляд, и он понял, чего она от него хочет. Какое-то время он возился в саду, а потом вывел велосипед и краем леса поехал в Гауды…
Сверкающий светлым деревом ресторан был почти пуст. Официантка, которую он должен был купить для Марына, не понравилась Хорсту. Правда, у нее были длинные светлые волосы, какие, кажется. Вероника видела у жены Юзвы, но она была слишком тощей. Может, она и годилась для того, чтобы подавать глиняные мисочки с супом, рюмки и бутылки коньяка, но в хозяйстве и даже в саду от нее было бы мало толку.
Он заказал бокал самого дорогого коньяка и, когда она ему его подала, сказал свободно, потому что в зале они были одни:
– Я Хорст Собота. У меня самый красивый дом в округе. Ты его наверняка видела.
– Да, – кивнула головой девушка и ждала возле столика, любопытствуя, что хочет ей сказать этот седой старец.
– Это у меня живет человек, который ездит на кобыле с пистолетом на боку.
– Вы говорите о пане Марыне, охотинспекторе? Он здесь временами бывает, – затрепетали ее ресницы. – Но я никогда с ним не разговаривала.
– Ты ему нравишься, – сказал Собота. – Поэтому я приехал.
Она легонько качнула бедрами, с ее маленьких губ слетел тихий смех.
– Отчего он мне никогда не говорил, что я ему нравлюсь?
– Он несмелый. Но очень хочет, чтобы сегодня вечером ты пришла в мой дом, то есть к нему.
– И вас, дедушка, он прислал за этим? – презрительно надула она губки. Собота вытащил пачку денег.
– Поедешь автобусом до остановки Морденги, потом опушкой леса придешь в мой дом.
Она слегка шевельнула бедрами, делая вид, что хочет уйти.
– Я не такая, которую можно купить…
В ресторан вошли двое мужчин, одетых по-городскому. Девушка занялась ими, делая вид, что Соботы вообще не замечает. Но все-таки что-то в ней творилось. Начало действовать разбуженное воображение, движения стали живее, на бледных щеках выступил легкий румянец. Хорст отпил коньяку из бокала и терпеливо ждал ее. Он немного знал женщин и прежде всего знал, что они любопытны. Именно любопытство должно снова привести ее к нему.
Она обслужила тех двоих и действительно подошла к Хорсту:
– Подать вам что-нибудь еще?
– Нет.
– Отчего пан Марын сам сюда не пришел?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33