Все решали профессионализм и психическая предрасположенность. То что-то, чего никто не назвал, но что было в некоторых людях.
Даже его мать достаточно быстро почуяла, что ее третий сын не такой, как остальные. «Он будет ксендзом», – сказала она отцу. Им заинтересовался священник, и мальчик начал ходить в костел, чтобы изучать итальянский язык. Священник какое-то время пробыл в Риме, работал там, но его подсидели, потому что это было время итальянцев. Он не хотел, чтобы мальчик стал обыкновенным ксендзом, хотел, чтобы тот стал каким-нибудь монсеньером. Так, из крытой соломой халупы, побеленной известкой, он ходил в костел и учил итальянский язык. «У него есть способности к языкам, но ему не хватает веры», – говорил ксендз матери. А потом было решено, что старшему брату достанется от родителей все хозяйство, а средний и младший будут учиться. Средний закончил политехнический, когда младший после школы сдал экзамены в институт, где на втором курсе ему и предложили другую работу и дополнительное обучение. Простым и очевидным последствием всего этого был адрес Бернадетты Баллоу, которая владела магазином велосипедов на Дапперстраат. У нее были два продавца – старый сморщенный яваец по имени Карел с очень трудной фамилией и молодая француженка Иветт. Это была супружеская пара, которая жила на старом теплоходе, стоящем на якоре в канале поблизости Брауверграхт-Сингел. Новый продавец получил комнату у госпожи Баллоу в ее четырехкомнатной квартире над магазином (дом был двухэтажный и целиком принадлежал госпоже Баллоу) и должен был работать вместе с Карелом и Иветт.
Бернадетта была еще молодой женщиной с остатками необычайной красоты, но ее уничтожили наркотики. Тело ее было исхудавшим до невероятности. Кто давал ей наркотики (магазин не приносил больших доходов) – об этом он никогда не спрашивал, а она не была склонна к исповедям. Так же он никогда не узнал о том, откуда она была родом и как случилось, что стала владелицей магазина велосипедов. Может быть, в этом деле имел значение тот факт, что она время от времени носила траур по своему мужу, какому-то там Баллоу. Впрочем, в ее доме, а также среди продавцов был неписаный закон: никто никого не спрашивал о личных делах – прекрасный обычай, который еще кое-где сохранился. Однако наркотики – не самая лучшая вещь, и Бернадетта Баллоу временами впадала в бешенство, и только стены квартиры могли бы ответить, сколько раз он должен был ее связывать, затыкать рот, успокаивать. Временами у нее возникали и ненасытные сексуальные желания, которым он поддавался. Да, той ночью, когда он должен был удовлетворить похоть этой высокой и страшно исхудавшей женщины, вызывавшей у него только отвращение, он понял, что потерял душу. Но разве ему оставляли какой-нибудь выбор? В одну из ночей Бернадетта сильно застучала в стену его комнаты (они спали в соседних помещениях), и он пошел к ней, думая, что она плохо себя чувствует. Горел только ночник, а она лежала голая на диване. Испещренные следами уколов бедра были тонюсенькими и бесформенными, как у несовершеннолетней девочки. Она напоминала умерших от голода и истощения, которых он видел на фотографиях, но она в отличие от них была жива, пальцы ее хищно двигались по простыне, глаза блестели, полные жизни. Зрачки ее были ненатурально сужены, хоть она наверняка приняла только небольшую дозу героина, что пробудило в ней сильное желание. Нет, ему не было дано никакого выбора. Бернадетта домогалась мужчины, и он должен был им оказаться, если не хотел, чтобы она его выдала, потому что от нее всего можно было ожидать. Он погасил ночник, а когда их окружила темнота, вообразил, что трогает толстенькую Иветт, за которой похотливо наблюдал во время работы в магазине. Поскольку ему тогда было двадцать пять лет и он болезненно ощущал голод по женщине, он взял ее, на миг забыв об отвращении. А она, поскольку не почувствовала в нем отвращения, странным образом выразила ему свою благодарность. «Ты будешь два раза в неделю трахать Иветт в отеле на соседней улице», – пообещала она и выполнила это. С тех пор два раза в неделю она стучала в стену его комнаты, и так же два раза он встречался в гостиничном номере с пухленькой Иветт с крашенными в рыжий цвет волосами. Знал ли старый яваец о свиданиях своей жены с молодым продавцом? Видимо, да. Но он не дал этого заметить по себе. Может, и совершалось это с его разрешения, которого добилась от него Бернадетта. Впрочем, вскоре молодой продавец стал мужем Бернадетты Баллоу, принял ее фамилию; Он перестал работать в магазине и начал ездить по разным городам для закупки велосипедов и запчастей. Он никогда ни от кого не скрывал своего происхождения, даже жаловался, что его мучит ностальгия, поэтому записывался в разного рода общества, платил мелкие суммы на различные пропагандистские журнальчики, бывал на разных собраниях, слушал всевозможные доклады, принимал участие в серьезных акциях, но не слишком горячо. Ему нельзя было забывать о том, что он – купец, которого прежде всего должны интересовать собственные дела. Его связником с фирмой была в то время какая-то старая седая женщина, которую он раз в месяц встречал недалеко от Дапперстраат на рынке, где торговали дешевой одеждой и другими вещами. Там он передавал ей фотографии, пленки с записями, получал инструкции, куда он должен ехать, кого сфотографировать, за кем наблюдать, о ком информировать. Чтобы собрать информацию, он постоянно должен был куда-то ездить – все чаще и чаще. Но Бернадетта не протестовала, потому что он всегда возвращался и удовлетворял ее сексуальные потребности. Он ездил поездами, летал самолетами, купил себе старый «остин», но чаще брал у Бернадетты ее быстроходный «опель».
Три года спустя фирма поручила ему установить контакт с неким Иво Бундером, который занимается делами в нескольких странах. Ему сообщили, что, возможно, этот Иво Бундер работает на несколько фирм, но он лоялен, пока получает причитающуюся ему плату. Конечно, существовал определенный риск, но Иво Бундер благодаря своим широким контактам и именно работе на несколько фирм мог доставить более ценную, чем кто-либо иной, информацию. Так Баллоу познакомился с Бундером и сразу почуял, что имеет дело с человеком необычным. Они встречались в разных городах и в разных странах, в квартирах, которые на разные имена снимал Иво. Со временем они даже начали выполнять совместные задания, и это стало причиной, почему их официальные контакты переродились в нечто вроде дружбы. Невысокий, подвижный, лысеющий и постоянно улыбающийся Бундер, болтливый мужчина лет сорока, нравился неразговорчивому Баллоу. Он любил рассказывать анекдоты, шутить, шалить, но Баллоу очень быстро убедился в том, что этот человек опаснее заряженного пистолета.
Однажды Баллоу путешествовал почти неделю, а когда вернулся. Карел и Иветт сообщили ему о смерти Бернадетты. Впрочем, его ожидала повестка из полиции. Бернадетта напичкала себя наркотиками, села в свой «опель» и разбилась о столб за городом. У Баллоу было железное алиби: он назвал города и отели, в которых он жил, заказы на велосипеды, которые он сделал. Однако он не мог сделать вид, что не знал о вредной привычке своей жены. «Она шантажировала меня, – солгал он, – В каждую минуту она могла выкинуть меня из своего дома и из своего магазина». Это, похоже, убедило полицию, но потом случилось кое-что похуже. Карел и Иветт пришли к нему со счетами, векселями, расписками, из которых неизбежно вытекало, что они годами одалживали Бернадетте деньги, и сумма, которую она была им должна, превышала стоимость магазина и даже всего дома. Другими словами, владельцами магазина и квартиры стали Карел и Иветт, а он должен был уйти неизвестно куда. Тогда Баллоу решил посоветоваться с Бундером и вызвал его на встречу. Иво явился тут же. Он уже не выглядел веселым фигляром. «Ты дурак, болван, идиот, – орал он на Баллоу. – Даже самый большой кретин должен догадаться, что именно эта пара убила твою жену. Нафаршировали ее наркотиками и посадили в машину, чтобы добиться своего. Если у тебя нет доказательств, то выдумай их и создай или поговори с обоими. Иначе сдохнешь на помойке». У Иво Бундера были маленькие толстые теплые руки, созданные для того, чтобы ласкать женские тела. Эти руки были не для того, чтобы пачкать их неприятными делами. Поэтому он уже на следующий день прислал человека, который был таким же худым, как Бернадетта. Они закрылись вчетвером в квартире над магазином – Баллоу, тот человек, Карел и Иветт. Карел почти без нажима признался, что все это дело задумала Иветт. Ее, однако, понадобилось немного прижать – Баллоу в первый раз видел, как делается что-то подобное, и чуть не потерял сознание. Иветт написала признание в том, что была причиной смерти Бернадетты. Может, она призналась из-за боли и страха, а может, действительно сделала все так, как описала. Во всяком случае, остановились на том, что Баллоу останется номинальным владельцем магазина и дома на Дапперстраат, а фактически доходы от дела будут поступать Карелу и Иветте. Баллоу оставит за собой только квартиру и продолжит по-прежнему ездить за велосипедами. Признание Карела и Иветт Баллоу закрыл в специальном тайнике, который когда-то устроил. Там же он спрятал паспорт, где он был с усами и бородой. При Бернадетте он старался выглядеть серьезнее, теперь мог быть молодым. О потере паспорта он заявил в полицию и спустя какое-то время получил новый – уже с фотографией без усов и бороды.
С Иветт он тогда пережил удивительную историю. Когда присланный Бундером доходяга и яваец покинули квартиру Баллоу и осталась одна Иветт, потому что была слабой после пыток, которым ее подверг доходяга, она внезапно, после часового отдыха, стянула трусики и велела Баллоу овладеть ею. Он, к своему изумлению, впервые заметил, что с ней от необычайного наслаждения случилось что-то вроде конвульсий. «Никогда никто не делал мне так хорошо, как ты, – сказала она ему потом. – Если хочешь, избавимся от старика и останемся только вдвоем». Баллоу уклончиво объяснил ей, что с этим надо подождать, потому что слишком свежо для полиции дело Бернадетты. Но в эту ночь Баллоу поверил в то, о чем до сих пор только слышал и о чем говорил ему Иво Бундер: ничто так не привязывает женщину к мужчине, как правильное и старательное удовлетворение ее страсти. Если хорошо умеешь это делать, можно каждую женщину толкнуть на любую подлость и даже на преступление. Бундер знал об этом, а потому навещал дома свиданий, подозрительные ресторанчики, странные ночные бары. Добывая информацию, сам он никогда не рисковал. Это делали за него женщины или мужчины со странными наклонностями. Бундер с этой точки зрения был гроссмейстером, и Баллоу многому у него научился, особенно после смерти Бернадетты, когда они стали встречаться чаще.
Бернадетта не оставила мужу никаких сбережений. Но Баллоу всегда тепло вспоминал о ней, особенно теперь, когда ее уже не было в живых и он не должен был удовлетворять ее желаний. Несмотря на свою дурную привычку, она была хорошей женщиной. На свои деньги Баллоу поставил ей скромный памятник на кладбище и никогда не мог простить Иветт, что она подстроила ее смерть. Иво Бундер дал ему тогда немного денег и компаньона для нового дела – охромевшего во время войны старого немца с банальным и, видимо, тоже фальшивым именем Ганс Вебер, с которым они уже по другую сторону границы организовали что-то вроде мотеля и одновременно дома свиданий под названием «Дубовая беседка». Всем занимался немец, Баллоу время от времени получал от него некоторую прибыль и, как раньше, посещал всевозможные собрания, клубы, объединения.
Со временем он получил от фирмы более сложные задания и переселился поближе к Иво Бундеру. Из родной страны приезжало все больше разных людей по делам торговли и по другим служебным делам. У них были скромные командировочные, некоторые голодали, чтобы купить и привезти домой что-нибудь красивое. Баллоу наблюдал за их лицами, когда они выходили из гостиницы и целыми часами бродили по городу, рассматривая магазинные витрины. Он привык к их алчным взглядам, к рукам, которые начинали дрожать, когда пересчитывали вытащенные из кошелька мелкие суммы. Иво Бундер дал ему почти тридцать фотографий похожих на стервятников типов, которые подкарауливали таких людей. Баллоу достаточно было на один момент увидеть одного из таких стервятников в обществе человеческой падали, трясущейся от алчности (так он и называл их с тех пор), чтобы догадаться, что этот человек уже куплен, иногда за нищенскую сумму. Конечно, не все были такими, даже можно было смело сказать, что такой тип был один на тысячу, и Баллоу иногда только зря терял время. Но у него прибавлялось опыта – не каждый, в чьих глазах появлялось выражение алчности или жадности, позволял себя купить, если даже из фирмы и приходило предупреждение, что именно этот тип может поддаться. В конце концов он открыл то неуловимое «нечто», что начал чувствовать в ауре, окружающей такого типа, в его движениях, манере говорить, вести себя, передвигаться по городу. Иногда достаточно было одного взгляда на человека, и в Баллоу словно бы зажигалась красная предупреждающая лампочка. Тогда благодаря разным знакомствам с горничными или тоненькой железке, которую он носил в поясе, он проникал в гостиничные номера и убеждался в том, что этот человек возвращается домой с чемоданами, нагруженными дорогими подарками, полученными неизвестно от кого и за что. Тогда Иво Бундер передавал информацию в фирму. Да, со временем Баллоу настроил свой нос на этот специфический запашок измены и продажности, хоть не всегда это было так просто.
Однажды фирма предупредила Бундера и Баллоу, что к ним приезжает очень подозрительный тип. И ничего. Они не смогли накрыть его ни на чем, ничего не сумели выследить. Баллоу наверняка отпустил бы этого типа с информацией, что он чист. Но делом занялся Бундер. Он подкупил горничную в отеле, та принесла гостю рюмочку коньяка, в которую Иво нахально влил две ампулы рогипнола. Горничная объяснила тому типу, что в этом отеле есть обычай бесплатно угощать коньяком каждого гостя, который завтра выезжает. Тип позволил себя провести, он не знал вкуса коньяков. К нему вошли ночью, проверили карманы пиджака и нашли толстый конверт с деньгами. Годом позже был суд над этим типом, но Баллоу ни на минуту не ощутил угрызений совести и даже почувствовал что-то вроде удовлетворения. Только не всегда бывало так, как с тем человеком. Случалось, что такие же, как он, с липкими ладонями, несмотря на высланную в центр информацию, возвращались уже в более высоких должностях и останавливались в лучших отелях. «Это какая-то двойная игра», – думал Баллоу и не забивал себе этим голову, потому что, как он полагал, не его ума это было дело.
В это время благодаря фирме Баллоу познакомился с Эрикой, женщиной выдающейся красоты. Они поженились и поселились на Сквер Северин. Об Эрике Баллоу знал только то, что у нее чужое гражданство и что она, как и он, сотрудничала с фирмой. С Эрикой Баллоу жилось приятно и спокойно, она не ревновала его к женщинам, которых Баллоу время от времени должен был иметь для добывания информации. Это были преимущественно официантки и прислуга из второразрядных отелей. На Дапперстраат он бывал редко, но всегда помнил, что Иветт сначала надо порядком помучить, повыкручивать ей руки и ноги, исхлестать зад ремнем до крови, и только потом как ни в чем не бывало овладеть ею. Она постоянно спрашивала его, можно ли уже прикончить Карела? Она не знала, что Баллоу женился, да так и не узнала об этом.
Пережил ли Кристофер Баллоу когда-нибудь минуту страха? Да, это было. Кажется, на третий месяц брака с Эрикой. Он вдруг заметил, что кто-то за ним наблюдает, точнее, следит, как говорили они на своем жаргоне, «по-японски», постоянно за ним таскаясь. Среднего роста, похоже, латиноамериканец. Баллоу перепугался и хотел потревожить Бундера, но сначала сообщил об этом Эрике, а та ему отсоветовала. Она решила сама заняться этим типом и заманила его в отель, что при ее красоте не было трудно. Вернулась она хохоча: «Это конченый тип. Он не может даже трахаться. Когда-то его сильно напугали, и с тех пор у него ничего не получается с женщинами. Это конец на этой работе». Она сама сообщила об этом Иво Бундеру, и тот каким-то образом окончательно разделался с этим человеком, попросту велел ему смыться из этих мест. Он не был из их компании, просто приревновал Баллоу, который спал с его бывшей девушкой, прислугой в отеле. Он был гостиничным вором, полиция устроила ему допрос третьей степени, и с тех пор у него с той девушкой получалось все хуже.
Из этой истории Баллоу запомнил одно: тот, кто не мог заняться любовью с женщиной по первому требованию, с удовольствием или без удовольствия, должен был раньше или позже залететь…
Был ли Юзеф Марын конченым навсегда, значит, профессионально непригодным, хоть об этом еще не знали те, кто его сюда вызвал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Даже его мать достаточно быстро почуяла, что ее третий сын не такой, как остальные. «Он будет ксендзом», – сказала она отцу. Им заинтересовался священник, и мальчик начал ходить в костел, чтобы изучать итальянский язык. Священник какое-то время пробыл в Риме, работал там, но его подсидели, потому что это было время итальянцев. Он не хотел, чтобы мальчик стал обыкновенным ксендзом, хотел, чтобы тот стал каким-нибудь монсеньером. Так, из крытой соломой халупы, побеленной известкой, он ходил в костел и учил итальянский язык. «У него есть способности к языкам, но ему не хватает веры», – говорил ксендз матери. А потом было решено, что старшему брату достанется от родителей все хозяйство, а средний и младший будут учиться. Средний закончил политехнический, когда младший после школы сдал экзамены в институт, где на втором курсе ему и предложили другую работу и дополнительное обучение. Простым и очевидным последствием всего этого был адрес Бернадетты Баллоу, которая владела магазином велосипедов на Дапперстраат. У нее были два продавца – старый сморщенный яваец по имени Карел с очень трудной фамилией и молодая француженка Иветт. Это была супружеская пара, которая жила на старом теплоходе, стоящем на якоре в канале поблизости Брауверграхт-Сингел. Новый продавец получил комнату у госпожи Баллоу в ее четырехкомнатной квартире над магазином (дом был двухэтажный и целиком принадлежал госпоже Баллоу) и должен был работать вместе с Карелом и Иветт.
Бернадетта была еще молодой женщиной с остатками необычайной красоты, но ее уничтожили наркотики. Тело ее было исхудавшим до невероятности. Кто давал ей наркотики (магазин не приносил больших доходов) – об этом он никогда не спрашивал, а она не была склонна к исповедям. Так же он никогда не узнал о том, откуда она была родом и как случилось, что стала владелицей магазина велосипедов. Может быть, в этом деле имел значение тот факт, что она время от времени носила траур по своему мужу, какому-то там Баллоу. Впрочем, в ее доме, а также среди продавцов был неписаный закон: никто никого не спрашивал о личных делах – прекрасный обычай, который еще кое-где сохранился. Однако наркотики – не самая лучшая вещь, и Бернадетта Баллоу временами впадала в бешенство, и только стены квартиры могли бы ответить, сколько раз он должен был ее связывать, затыкать рот, успокаивать. Временами у нее возникали и ненасытные сексуальные желания, которым он поддавался. Да, той ночью, когда он должен был удовлетворить похоть этой высокой и страшно исхудавшей женщины, вызывавшей у него только отвращение, он понял, что потерял душу. Но разве ему оставляли какой-нибудь выбор? В одну из ночей Бернадетта сильно застучала в стену его комнаты (они спали в соседних помещениях), и он пошел к ней, думая, что она плохо себя чувствует. Горел только ночник, а она лежала голая на диване. Испещренные следами уколов бедра были тонюсенькими и бесформенными, как у несовершеннолетней девочки. Она напоминала умерших от голода и истощения, которых он видел на фотографиях, но она в отличие от них была жива, пальцы ее хищно двигались по простыне, глаза блестели, полные жизни. Зрачки ее были ненатурально сужены, хоть она наверняка приняла только небольшую дозу героина, что пробудило в ней сильное желание. Нет, ему не было дано никакого выбора. Бернадетта домогалась мужчины, и он должен был им оказаться, если не хотел, чтобы она его выдала, потому что от нее всего можно было ожидать. Он погасил ночник, а когда их окружила темнота, вообразил, что трогает толстенькую Иветт, за которой похотливо наблюдал во время работы в магазине. Поскольку ему тогда было двадцать пять лет и он болезненно ощущал голод по женщине, он взял ее, на миг забыв об отвращении. А она, поскольку не почувствовала в нем отвращения, странным образом выразила ему свою благодарность. «Ты будешь два раза в неделю трахать Иветт в отеле на соседней улице», – пообещала она и выполнила это. С тех пор два раза в неделю она стучала в стену его комнаты, и так же два раза он встречался в гостиничном номере с пухленькой Иветт с крашенными в рыжий цвет волосами. Знал ли старый яваец о свиданиях своей жены с молодым продавцом? Видимо, да. Но он не дал этого заметить по себе. Может, и совершалось это с его разрешения, которого добилась от него Бернадетта. Впрочем, вскоре молодой продавец стал мужем Бернадетты Баллоу, принял ее фамилию; Он перестал работать в магазине и начал ездить по разным городам для закупки велосипедов и запчастей. Он никогда ни от кого не скрывал своего происхождения, даже жаловался, что его мучит ностальгия, поэтому записывался в разного рода общества, платил мелкие суммы на различные пропагандистские журнальчики, бывал на разных собраниях, слушал всевозможные доклады, принимал участие в серьезных акциях, но не слишком горячо. Ему нельзя было забывать о том, что он – купец, которого прежде всего должны интересовать собственные дела. Его связником с фирмой была в то время какая-то старая седая женщина, которую он раз в месяц встречал недалеко от Дапперстраат на рынке, где торговали дешевой одеждой и другими вещами. Там он передавал ей фотографии, пленки с записями, получал инструкции, куда он должен ехать, кого сфотографировать, за кем наблюдать, о ком информировать. Чтобы собрать информацию, он постоянно должен был куда-то ездить – все чаще и чаще. Но Бернадетта не протестовала, потому что он всегда возвращался и удовлетворял ее сексуальные потребности. Он ездил поездами, летал самолетами, купил себе старый «остин», но чаще брал у Бернадетты ее быстроходный «опель».
Три года спустя фирма поручила ему установить контакт с неким Иво Бундером, который занимается делами в нескольких странах. Ему сообщили, что, возможно, этот Иво Бундер работает на несколько фирм, но он лоялен, пока получает причитающуюся ему плату. Конечно, существовал определенный риск, но Иво Бундер благодаря своим широким контактам и именно работе на несколько фирм мог доставить более ценную, чем кто-либо иной, информацию. Так Баллоу познакомился с Бундером и сразу почуял, что имеет дело с человеком необычным. Они встречались в разных городах и в разных странах, в квартирах, которые на разные имена снимал Иво. Со временем они даже начали выполнять совместные задания, и это стало причиной, почему их официальные контакты переродились в нечто вроде дружбы. Невысокий, подвижный, лысеющий и постоянно улыбающийся Бундер, болтливый мужчина лет сорока, нравился неразговорчивому Баллоу. Он любил рассказывать анекдоты, шутить, шалить, но Баллоу очень быстро убедился в том, что этот человек опаснее заряженного пистолета.
Однажды Баллоу путешествовал почти неделю, а когда вернулся. Карел и Иветт сообщили ему о смерти Бернадетты. Впрочем, его ожидала повестка из полиции. Бернадетта напичкала себя наркотиками, села в свой «опель» и разбилась о столб за городом. У Баллоу было железное алиби: он назвал города и отели, в которых он жил, заказы на велосипеды, которые он сделал. Однако он не мог сделать вид, что не знал о вредной привычке своей жены. «Она шантажировала меня, – солгал он, – В каждую минуту она могла выкинуть меня из своего дома и из своего магазина». Это, похоже, убедило полицию, но потом случилось кое-что похуже. Карел и Иветт пришли к нему со счетами, векселями, расписками, из которых неизбежно вытекало, что они годами одалживали Бернадетте деньги, и сумма, которую она была им должна, превышала стоимость магазина и даже всего дома. Другими словами, владельцами магазина и квартиры стали Карел и Иветт, а он должен был уйти неизвестно куда. Тогда Баллоу решил посоветоваться с Бундером и вызвал его на встречу. Иво явился тут же. Он уже не выглядел веселым фигляром. «Ты дурак, болван, идиот, – орал он на Баллоу. – Даже самый большой кретин должен догадаться, что именно эта пара убила твою жену. Нафаршировали ее наркотиками и посадили в машину, чтобы добиться своего. Если у тебя нет доказательств, то выдумай их и создай или поговори с обоими. Иначе сдохнешь на помойке». У Иво Бундера были маленькие толстые теплые руки, созданные для того, чтобы ласкать женские тела. Эти руки были не для того, чтобы пачкать их неприятными делами. Поэтому он уже на следующий день прислал человека, который был таким же худым, как Бернадетта. Они закрылись вчетвером в квартире над магазином – Баллоу, тот человек, Карел и Иветт. Карел почти без нажима признался, что все это дело задумала Иветт. Ее, однако, понадобилось немного прижать – Баллоу в первый раз видел, как делается что-то подобное, и чуть не потерял сознание. Иветт написала признание в том, что была причиной смерти Бернадетты. Может, она призналась из-за боли и страха, а может, действительно сделала все так, как описала. Во всяком случае, остановились на том, что Баллоу останется номинальным владельцем магазина и дома на Дапперстраат, а фактически доходы от дела будут поступать Карелу и Иветте. Баллоу оставит за собой только квартиру и продолжит по-прежнему ездить за велосипедами. Признание Карела и Иветт Баллоу закрыл в специальном тайнике, который когда-то устроил. Там же он спрятал паспорт, где он был с усами и бородой. При Бернадетте он старался выглядеть серьезнее, теперь мог быть молодым. О потере паспорта он заявил в полицию и спустя какое-то время получил новый – уже с фотографией без усов и бороды.
С Иветт он тогда пережил удивительную историю. Когда присланный Бундером доходяга и яваец покинули квартиру Баллоу и осталась одна Иветт, потому что была слабой после пыток, которым ее подверг доходяга, она внезапно, после часового отдыха, стянула трусики и велела Баллоу овладеть ею. Он, к своему изумлению, впервые заметил, что с ней от необычайного наслаждения случилось что-то вроде конвульсий. «Никогда никто не делал мне так хорошо, как ты, – сказала она ему потом. – Если хочешь, избавимся от старика и останемся только вдвоем». Баллоу уклончиво объяснил ей, что с этим надо подождать, потому что слишком свежо для полиции дело Бернадетты. Но в эту ночь Баллоу поверил в то, о чем до сих пор только слышал и о чем говорил ему Иво Бундер: ничто так не привязывает женщину к мужчине, как правильное и старательное удовлетворение ее страсти. Если хорошо умеешь это делать, можно каждую женщину толкнуть на любую подлость и даже на преступление. Бундер знал об этом, а потому навещал дома свиданий, подозрительные ресторанчики, странные ночные бары. Добывая информацию, сам он никогда не рисковал. Это делали за него женщины или мужчины со странными наклонностями. Бундер с этой точки зрения был гроссмейстером, и Баллоу многому у него научился, особенно после смерти Бернадетты, когда они стали встречаться чаще.
Бернадетта не оставила мужу никаких сбережений. Но Баллоу всегда тепло вспоминал о ней, особенно теперь, когда ее уже не было в живых и он не должен был удовлетворять ее желаний. Несмотря на свою дурную привычку, она была хорошей женщиной. На свои деньги Баллоу поставил ей скромный памятник на кладбище и никогда не мог простить Иветт, что она подстроила ее смерть. Иво Бундер дал ему тогда немного денег и компаньона для нового дела – охромевшего во время войны старого немца с банальным и, видимо, тоже фальшивым именем Ганс Вебер, с которым они уже по другую сторону границы организовали что-то вроде мотеля и одновременно дома свиданий под названием «Дубовая беседка». Всем занимался немец, Баллоу время от времени получал от него некоторую прибыль и, как раньше, посещал всевозможные собрания, клубы, объединения.
Со временем он получил от фирмы более сложные задания и переселился поближе к Иво Бундеру. Из родной страны приезжало все больше разных людей по делам торговли и по другим служебным делам. У них были скромные командировочные, некоторые голодали, чтобы купить и привезти домой что-нибудь красивое. Баллоу наблюдал за их лицами, когда они выходили из гостиницы и целыми часами бродили по городу, рассматривая магазинные витрины. Он привык к их алчным взглядам, к рукам, которые начинали дрожать, когда пересчитывали вытащенные из кошелька мелкие суммы. Иво Бундер дал ему почти тридцать фотографий похожих на стервятников типов, которые подкарауливали таких людей. Баллоу достаточно было на один момент увидеть одного из таких стервятников в обществе человеческой падали, трясущейся от алчности (так он и называл их с тех пор), чтобы догадаться, что этот человек уже куплен, иногда за нищенскую сумму. Конечно, не все были такими, даже можно было смело сказать, что такой тип был один на тысячу, и Баллоу иногда только зря терял время. Но у него прибавлялось опыта – не каждый, в чьих глазах появлялось выражение алчности или жадности, позволял себя купить, если даже из фирмы и приходило предупреждение, что именно этот тип может поддаться. В конце концов он открыл то неуловимое «нечто», что начал чувствовать в ауре, окружающей такого типа, в его движениях, манере говорить, вести себя, передвигаться по городу. Иногда достаточно было одного взгляда на человека, и в Баллоу словно бы зажигалась красная предупреждающая лампочка. Тогда благодаря разным знакомствам с горничными или тоненькой железке, которую он носил в поясе, он проникал в гостиничные номера и убеждался в том, что этот человек возвращается домой с чемоданами, нагруженными дорогими подарками, полученными неизвестно от кого и за что. Тогда Иво Бундер передавал информацию в фирму. Да, со временем Баллоу настроил свой нос на этот специфический запашок измены и продажности, хоть не всегда это было так просто.
Однажды фирма предупредила Бундера и Баллоу, что к ним приезжает очень подозрительный тип. И ничего. Они не смогли накрыть его ни на чем, ничего не сумели выследить. Баллоу наверняка отпустил бы этого типа с информацией, что он чист. Но делом занялся Бундер. Он подкупил горничную в отеле, та принесла гостю рюмочку коньяка, в которую Иво нахально влил две ампулы рогипнола. Горничная объяснила тому типу, что в этом отеле есть обычай бесплатно угощать коньяком каждого гостя, который завтра выезжает. Тип позволил себя провести, он не знал вкуса коньяков. К нему вошли ночью, проверили карманы пиджака и нашли толстый конверт с деньгами. Годом позже был суд над этим типом, но Баллоу ни на минуту не ощутил угрызений совести и даже почувствовал что-то вроде удовлетворения. Только не всегда бывало так, как с тем человеком. Случалось, что такие же, как он, с липкими ладонями, несмотря на высланную в центр информацию, возвращались уже в более высоких должностях и останавливались в лучших отелях. «Это какая-то двойная игра», – думал Баллоу и не забивал себе этим голову, потому что, как он полагал, не его ума это было дело.
В это время благодаря фирме Баллоу познакомился с Эрикой, женщиной выдающейся красоты. Они поженились и поселились на Сквер Северин. Об Эрике Баллоу знал только то, что у нее чужое гражданство и что она, как и он, сотрудничала с фирмой. С Эрикой Баллоу жилось приятно и спокойно, она не ревновала его к женщинам, которых Баллоу время от времени должен был иметь для добывания информации. Это были преимущественно официантки и прислуга из второразрядных отелей. На Дапперстраат он бывал редко, но всегда помнил, что Иветт сначала надо порядком помучить, повыкручивать ей руки и ноги, исхлестать зад ремнем до крови, и только потом как ни в чем не бывало овладеть ею. Она постоянно спрашивала его, можно ли уже прикончить Карела? Она не знала, что Баллоу женился, да так и не узнала об этом.
Пережил ли Кристофер Баллоу когда-нибудь минуту страха? Да, это было. Кажется, на третий месяц брака с Эрикой. Он вдруг заметил, что кто-то за ним наблюдает, точнее, следит, как говорили они на своем жаргоне, «по-японски», постоянно за ним таскаясь. Среднего роста, похоже, латиноамериканец. Баллоу перепугался и хотел потревожить Бундера, но сначала сообщил об этом Эрике, а та ему отсоветовала. Она решила сама заняться этим типом и заманила его в отель, что при ее красоте не было трудно. Вернулась она хохоча: «Это конченый тип. Он не может даже трахаться. Когда-то его сильно напугали, и с тех пор у него ничего не получается с женщинами. Это конец на этой работе». Она сама сообщила об этом Иво Бундеру, и тот каким-то образом окончательно разделался с этим человеком, попросту велел ему смыться из этих мест. Он не был из их компании, просто приревновал Баллоу, который спал с его бывшей девушкой, прислугой в отеле. Он был гостиничным вором, полиция устроила ему допрос третьей степени, и с тех пор у него с той девушкой получалось все хуже.
Из этой истории Баллоу запомнил одно: тот, кто не мог заняться любовью с женщиной по первому требованию, с удовольствием или без удовольствия, должен был раньше или позже залететь…
Был ли Юзеф Марын конченым навсегда, значит, профессионально непригодным, хоть об этом еще не знали те, кто его сюда вызвал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33