– Но...
– Не забывайте, Стелла, что вы теперь наша выпускница. И вам непозволительно вести себя как новенькой, – и, обратившись к Блэкширу, мягко добавила: – Пойдемте в мой кабинет. Здесь, при этих глупышках, разговаривать невозможно.
Кабинет мисс Хадсон был искусно оснащен для заманивания новых учениц. По обе стороны стола, за которым она сидела, стояли лампы с розовым абажуром, выгодно оттенявшие цвет ее лица и создававшие впечатление, что волосы у нее почти естественного цвета. Другая часть комнаты, предназначенная для будущих клиенток, освещалась мертвенно-бледным мерцанием висевших у потолка ламп дневного света, а по обеим боковым стенам стояли зеркала от пола до потолка.
– Это мой кабинет для консультаций, – сказала мисс Хадсон. – Я никогда не критикую недостатки девушек сама. Просто прошу их посмотреть в зеркало и сказать, что в них кажется им не так. Это способствует установлению доверительных отношений и помогает в работе. Прошу вас, садитесь, мистер Блэкшир.
– Спасибо. А чем это помогает в работе?
– Я часто обнаруживаю, что девушки более строги в своих данных, чем я. Они ожидают от себя большего, понимаете?
– Не совсем.
– Ну, иногда приходит очень хорошенькая девушка, и я не вижу, что у нее не так. А она видит, потому что сравнивает себя, возможно, с Авой Гарднер или еще какой-нибудь кинозвездой. И соглашается пройти курс. – Мисс Хадсон сухо улыбнулась. – Результаты мы гарантируем, разумеется. Сигарету?
– Нет, спасибо.
– Ну вот, теперь вы знаете о моем бизнесе не меньше моего. Вернее, – добавила она, метнув на посетителя проницательный взгляд, – столько, сколько вам требуется.
– Это очень интересно.
– Иногда меня мутит от всего этого, но жить как-то надо, у меня трое детей. Младшей дочери четырнадцать. Вот дам ей закончить колледж или выдам замуж за какого-нибудь надежного парня и брошу это занятие. Буду расхаживать по дому весь день в халате и шлепанцах и за всю оставшуюся жизнь ни разу не открою баночку с кремом для лица. Каждое утро буду смотреться в зеркало и хихикать, увидев новую морщинку или седой волос. – Она остановилась, чтобы перевести дух. – Не обращайте на меня внимания. Я все шучу. Или мне так кажется. Но, как бы там ни было, вы пришли сюда не затем, чтобы слушать мою болтовню. Что вы хотите узнать об Эвелин Меррик?
– Все, что вы можете рассказать мне.
– Это немного. Я видела ее только однажды, неделю назад. Она прочла мое объявление в газете "Ньюз", в котором я предлагала короткие разовые консультации, и пришла, села в то самое кресло, в котором вы теперь сидите. Худенькая, бедно одетая брюнетка, размалеванная, как проститутка. С профессиональной точки зрения, такое просто немыслимо. Короткая мальчишеская итальянская стрижка. Такая прическа только кажется небрежной, но на самом деле требует умелого ухода. А уж ее одежда... – Мисс Хадсон внезапно остановилась. – Надеюсь, она не ваша подружка?
– Я никогда ее не видел.
– Тогда зачем вы ее разыскиваете?
– Давайте придерживаться версии о затерявшейся наследнице, – сказал Блэкшир. – Она начинает мне нравиться.
– Мне она всегда нравилась.
– И вы дали ей консультацию?
– Я поступила с ней, как и с остальными: постаралась успокоить, называла по имени и тому подобное. Потом попросила встать, пройтись, посмотреться в зеркало и сказать мне, какой недостаток она хочет исправить. Обычно девушки в этот момент смущаются, хихикают. С ней этого не было. Она повела себя... ну, скажем, странно.
– В чем это выражалось?
– Она просто стояла перед зеркалом, не говоря ни слова. Словно зачарованная самой собой. Так что смутилась-то я...
* * *
– Пройдитесь немного, Эвелин.
Девица не шелохнулась.
– Вы довольны своей осанкой? Цветом лица? А как насчет макияжа?
Она не ответила.
– У нас принято давать будущим ученицам возможность самим себя оценивать. Мы не можем устранять недостатки, которые ученица не признает. Так скажите, вы вполне довольны вашей фигурой? Честно посмотрите на себя спереди и сзади.
Эвелин заморгала и отвернулась.
– Зеркало искажает, и освещение плохое.
– Вовсе не плохое, – возразила задетая мисс Хадсон. – И зеркало, и освещение показывают все, как оно есть. Мы должны отметить те или иные недостатки, прежде чем исправлять их.
– Как вы сочтете нужным, мисс Хадсон.
– Именно так, как я сказала... Сколько вам лет, Эвелин?
– Двадцать один год.
Видно, она считает меня дурой, подумала мисс Хадсон.
– Так вы хотите стать натурщицей?
– Да.
– Какого рода?
– Хочу позировать художникам. Живописцам.
– Сейчас невелик спрос на такого рода...
– У меня хорошие груди, и я не боюсь простуды.
– Дорогая моя девочка, – сказала мисс Хадсон, не скрывая иронии. – А что еще вы можете делать, кроме того, что вы не простужаетесь?
– Вы потешаетесь надо мной. Просто не понимаете.
– Чего не понимаю?
– Я хочу обессмертить себя.
Мисс Хадсон от изумления лишилась дара речи.
– И не знаю другого способа добиться этого, – продолжала девушка. – Когда я увидела ваше объявление, то подумала: пусть кто-нибудь напишет меня, какой-нибудь по-настоящему великий художник. Так что, сами понимаете, в моем желании есть смысл, если вдуматься.
Мисс Хадсон не пожелала вдумываться. Не было у нее времени хлопотать о чьем-то бессмертии: завтрашний день и без того пугал ее.
– Зачем такой молодой женщине, как вы, беспокоиться о смерти?
– У меня есть враг.
– У кого их нет?
– Я имею в виду настоящего врага, – вежливо сказала Эвелин. – Это женщина. Я видела ее. В моем хрустальном шарике.
Мисс Хадсон посмотрела на дешевенькое платье из искусственного шелка с пятнами под мышками.
– Так вы зарабатываете на жизнь, предсказывая судьбы?
– Нет.
– Чем же вы занимаетесь?
– На данный момент я без работы. Но если понадобятся деньги, я смогу добыть их. Достаточно, чтобы заплатить за ваш курс.
– Вы понимаете, что у нас производится запись на очередь? – солгала мисс Хадсон.
– Нет-нет, я думала...
– Я с удовольствием внесу вас в список очередности. – "На этом пока и остановимся. Мне ни к чему частица вашего бессмертия. Да и ваш хрустальный шарик". – Как пишется ваша фамилия?
– Меррик.
– Эвелин Меррик. Двадцать один год. Адрес и номер телефона?
– Не могу сейчас вам сказать. Завтра я съезжаю с квартиры и еще не решила, где буду жить.
Адреса нет, отметила мисс Хадсон в записной книжке. Хорошо. Это послужит прекрасным поводом не звонить ей.
– Я позвоню вам, как только устроюсь на новом месте, – сказала Эвелин. – Тогда вы сможете сообщить мне, когда откроется вакансия.
– Возможно, это случится не так скоро.
– Все равно я попытаюсь.
– Да, – сухо сказала мисс Хадсон. – Я верю, вы попытаетесь.
– Я позвоню вам, скажем, через неделю.
– Послушайте, Эвелин. На вашем месте я бы еще подумала насчет позирования художникам, я...
– Вы не на моем месте. Я позвоню через неделю.
* * *
– Неделя истекла вчера, – сказала мисс Хадсон Блэкширу. – Она не позвонила. Не знаю, радоваться мне или сожалеть.
– По-моему, радоваться, – сказал Блэкшир.
– Пожалуй, я и радуюсь. Она какая-то чокнутая. Видит Бог, мои девицы звезд с неба не хватают, ни одна из них не тянет на коэффициент умственного развития, сравнимый с баскетбольным счетом. Но они не с придурью, как она. Догадываетесь, о чем мне хотелось бы узнать, мистер Блэкшир?
– Нет.
– Я хотела бы знать, что она увидела в зеркале и что ее так загипнотизировало. Что она там увидела?
– Себя.
– Нет, – покачала головой мисс Хадсон. – Это я видела ее. Она же видела кого-то еще. Мороз по коже продирает, верно?
– Нет, не особенно.
– А меня – да. Я ее пожалела. Подумала: допустим, это одна из моих дочерей; так как со мной что-то случилось, пока они еще не выросли, они пустились... Ладно, не будем об этом. Меня подобные мысли угнетают. К тому же я ничем не больна и машину вожу аккуратно. А еще у меня есть сестра, которая вполне могла бы позаботиться о моих детях, если бы со мной что-то случилось. – Внезапно разозлившись, мисс Хадсон потянулась вперед и хлопнула ладонью по изящной сиренево-белой столешнице своего письменного стола. – Черт бы побрал эту девицу! Бьешься, бьешься долгие годы, стараясь, чтобы жизнь была как можно лучше, и не думая о смерти, а тут – на тебе! Приходит какая-то свихнувшаяся с безумными мыслями о смерти, и ты не можешь выбросить их из головы. Несправедливо. Шкуру бы с нее спустить. Я жалею, что попыталась помочь ей.
Блэкшир поднял брови:
– Как именно вы помогли ей, мисс Хадсон?
– Может, и не помогла. Но попыталась. Я видела, что она вот-вот сломается, и назвала ей одного человека. Подумала, он даст ей какую-нибудь работу, чтобы она могла перебиться, пока не придет в чувство, если вообще придет.
– А что за работа?
– Работа натурщицы. Он художник, причем хороший, то есть умеет сводить концы с концами, учит других. На уроках использует натурщиц, необязательно хорошеньких девушек, но всяких, какая бы ни была фигура. Я подумала, что никакой беды не будет, если я пошлю к нему Эвелин. Может, ему приглянутся мочки ее ушей, или ее большие пятки, или еще что. Этот Мур ценит всякие мелкие детали.
– Мур?
– Харли Мур. Его студия – на Палм-авеню, недалеко от Сансета, возле бульвара Санта-Моника.
– Она действительно когда-нибудь позировала, не знаете?
– Она сказала, что да. Выполняла какую-то работу для Джека Теролы. Он держит фотографию кварталах в десяти к югу отсюда. О нем я очень мало знаю, кроме того, что он хорошо платит. Заготавливает иллюстрации для религиозных журналов, – знаете, такие картинки, где жена с ужасом видит, как ее муж целует свою секретаршу, или где молодую учительницу воскресной школы хватают в объятия на хорах церкви, и прочее в том же духе. Моя младшая все время читает эти журналы. Я из кожи лезу вон, чтобы отучить ее от них. Такие журналы создают у подростков неправильное представление о мире: они начинают думать, будто все боссы тискают своих секретарш или на всех учительниц воскресных школ нападают на хорах церкви. А ведь это не так.
– Надеюсь, нет.
– Ну вот, видите, куда мы пришли?
Блэкшир точно не знал, куда он пришел. Зато знал, куда пойдет.
* * *
Очевидно, средства достижения совершенства давали больше прибыли, чем конечные результаты этого процесса: мисс Хадсон могла позволить себе украсить свою резиденцию изразцами и панелями красного дерева; заведение Теролы представляло собой оштукатуренный домишко между улочкой с односторонним движением под пышным названием Джакаранда-лейн и ветхим четырехэтажным каркасным домом, разгороженным на отдельные квартиры. На матовом оконном стекле была сделана по трафарету черная надпись:
ДЖЕК ТЕРОЛА – ФОТОАТЕЛЬЕ
ХОРОШЕНЬКИЕ НАТУРЩИЦЫ
ЖИВАЯ НАТУРА ДЛЯ ЛЮБИТЕЛЬСКИХ И ПРОФЕССИОНАЛЬНЫХ СЪЕМОК
СТУДИИ ДЛЯ ХУДОЖЕСТВЕННЫХ КОМПОЗИЦИЙ
ЗАХОДИТЕ В ЛЮБОЕ ВРЕМЯ
Блэкшир вошел. Несмотря на ряды картотечных шкафов и образцы работ Теролы, украшавшие стены, приемная ателье выглядела как гостиная чьего-то дома, чем она раньше и была. В одном из концов комнаты был камин красного кирпича, не топившийся и настолько заброшенный, что он казался дырой в стене, которую безалаберный каменщик забыл замуровать. Справа от камина размещалась отделенная занавесками спальня. Занавески не были задернуты, и можно было видеть часть ее обстановки: коричневое кожаное кресло со сморщенным от старости сиденьем, кровать для дневного отдыха, наполовину прикрытая старомодным шерстяным одеялом, а над ней – то самое окно с надписью. Вид спальни напомнил Блэкширу его детство на Среднем Западе – у всех мало-мальски зажиточных людей была "солнечная веранда", где летом было невыносимо жарко, а зимой дьявольски холодно, веранда ни на что не годилась, ее строили только для престижа.
У Теролы эта самая веранда была вовсе не для престижа, она использовалась по назначению. На кровати явно спали: из-под одеяла торчала грязная простыня, а на подушке были следы бриллиантина.
В приемной никого не было, но из-за закрытой двери в другом ее конце доносились звуки какой-то работы – скрип передвигаемых тяжелых предметов и чьи-то голоса.
Слов Блэкшир разобрать не мог, но по тону говорящих все было ясно. Кто-то отдавал распоряжения, и кто-то отказывался их выполнять.
Блэкшир уже собрался было постучать в закрытую дверь, как вдруг увидел табличку с печатными буквами, прислоненную к пишущей машинке на столе Теролы: "Для вызова, пожалуйста, звоните".
Он позвонил, подождал, снова позвонил; наконец дверь открылась, и вышла девушка в купальном халате из штапельного полотна. Лицо ее не было накрашено и лоснилось от жира и воды. Вода капала с коротких прядей, стекала по шее, намокший халатик прилипал к телу.
Вид у нее был беззаботный.
– Что вам угодно?
– Я хотел бы поговорить с мистером Теролой.
– Он сейчас занят. Присядьте.
– Благодарю вас.
– Я должна изображать утопающую, но Джек никак не может отрегулировать воду. Он хочет, видите ли, имитировать озеро Мичиган.
Блэкшир вежливо кивнул, выражая понимание.
– Джек очень охоч до сцен с утопающими, – добавила девушка. – Я-то предпочла бы оставаться сухой. На мой взгляд, лучше бы меня закалывали. А то слишком уж много возни с озером Мичиган. Вы не хотите присесть?
– Мне так удобнее.
– Ладно. Вы по делу?
– В известном смысле. Меня зовут Пол Блэкшир.
– Очень приятно. Нола Рат. Что ж, мне пора вернуться. Не хотите ли почитать журнал?
– Нет, спасибо.
– Возможно, вам придется подождать. Если этот снимок у Джека получится, он появится здесь в ноль минут, но уж если нет, то нет.
– Я подожду.
– Лучше бы уж меня закалывали, – повторила девушка. – Я скажу Джеку, что вы его дожидаетесь.
После нее остались лужицы воды и запах мокрых волос.
Нола Рат. Блэкшир повторил про себя ее имя, пытаясь определить, сколько же девушке лет. Должно быть, лет двадцать пять, немного меньше, чем Элен Кларво, но казалось, их разделяет целое поколение. Возраст мисс Кларво мало зависел от хода времени. Она была женщиной средних лет, и ничто в ней давно не говорило о молодости. Поэтому она была легкой добычей не только для Эвелин Меррик, но и для любых жизненных невзгод.
Мысль об этой женщине угнетала Блэкшира. Он хотел бы отделаться от этой мысли, но она стучалась в его мозг, точно нарушенное обещание.
Блэкшир посмотрел на часы. Три десять. Поднялся ветер. Занавески у входа в спальню то втягивались внутрь, то вспучивались, в камине дрожала паутина, а где-то в трубе скреблись мыши.
– Вы хотели видеть меня?
Блэкшир обернулся, удивленный тем, что он не слышал, как открылась дверь и к нему подошел хозяин ателье.
– Мистер Терола?
– Совершенно верно.
– Я – Блэкшир.
Они обменялись рукопожатием. Тероле на вид было немногим больше сорока; высокий и худой, он все время сутулился, словно хотел казаться пониже ростом. Кустистые черные брови нетерпеливо вздрагивали, когда он говорил, как будто молчаливо отрицали слова, вылетавшие из мягкого женского рта. Две тонкие параллельные пряди седоватых волос тянулись по лысой макушке, как железнодорожные рельсы.
– Одну минуту. – Терола прошел к спальне и с раздражением задернул занавески. – У меня здесь беспорядок. Моя секретарша сидит дома, заболела свинкой. В ее-то возрасте. Я думал, свинка – детская болезнь. Так чем я могу быть вам полезен, Блэкшир?
– Насколько мне известно, у вас работает или работала молодая женщина по имени Эвелин Меррик.
– Как вы об этом узнали?
– Мне так сказали.
– Кто именно?
– Мисс Меррик сослалась на вас, когда пошла поступать в школу натурщиц. Заявила, что работала у вас.
– Кем же?
– Выполняла ту работу, которую вы могли ей предложить, – ответил Блэкшир, стараясь не выказать свое нетерпение. – Ведь вы занимаетесь и так называемой художественной композицией?
– Да, и это на самом деле вид искусства.
– Вам видней. Вы помните мисс Меррик?
– Может, да, а может, нет. Я не отвечаю на кучу вопросов, если для этого нет веских причин. Назовите ваши, мистер Блэкшир.
– Блэкшир.
– Не то чтобы я не хотел с вами сотрудничать, только у меня обычай – сначала узнавать, с кем, в чем и для чего. Вы чем занимаетесь, мистер?
– Я консультант по инвестициям.
– И что же?
– Скажем, есть подлежащее разделу имущество и Эвелин Меррик может получить свою часть.
Терола говорил, почти не разжимая губ, словно боялся, что в спальне или в камине притаился человек, умеющий читать по губам.
– Не похоже, чтобы малютка получила часть какого бы ни было имущества, мистер.
– Значит, она заходила к вам?
– Заходила. Рассказала печальную сказку об умирающей матери, и я дал ей работу часа на два. Уважаю умирающих матерей, если они не передумывают и не остаются живехонькими, как моя собственная.
– Меррик причинила вам беспокойство?
– Я не позволяю таким пташкам причинять мне беспокойство. Я беру их за ухо и вышвыриваю вон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16