»). Базиль заплатил.Автор брошюры — целитель и по совместительству философ, не скрывал, что его мировоззрение, как и концепция болезни и страдания, сложились под влиянием восточной философской мысли. Но, создавая своё учение, он сумел преобразовать чуждые и туманные для западного человека категории в удобоваримую теорию. Исцелиться — значит обрести целостность. Наша вселенная — единый однородный организм. Каждое из существ, её населяющих, несёт в себе все свойства вселенной в целом, подобно молекуле, обладающей всеми химическими свойствами данного вещества. Растения, животные, люди, боги по сути своей одинаковы — ни хорошие, ни плохие, просто сущие. Добро и зло появляются там, где часть целого осознает свою обособленность, отделяет себя от остального мира, возводит умозрительные границы. Боль, страдание суть реакция на отторжение части от целого, центростремительная сила, призванная вернуть отрывающуюся «каплю» в «мировой океан». Уберите границы, которые вы воздвигаете между собой и остальным миром, и боль исчезнет. Осознайте, что любое ваше действие, направленное вовне, направлено и на вас. Отнимая у другого, вы отнимаете у себя, даря — получаете, применяя силу — становитесь объектом насилия, проявляя заботу о других — заботитесь о себе. Не судите никого: человек, которого вы судите, во всем равен вам — и в дурном, и в хорошем. В вас заключена вся мудрость святых и все тёмные страсти самых кровавых злодеев. Перестаньте цепляться за свою обособленность, примите в себя остальной мир, и вы сравняетесь с богами, достигнете полной гармонии. В качестве средства достижения этой неслабой цели автор рекомендовал лично разработанную им систему аутотренинга и традиционные восточные методики самосовершенствования.Своеобычность, красота и гуманность этого взгляда на мир потрясли неискушённого Базиля, как откровение. Он зачитал брошюрку до дыр, потом набросился на восточную религиозно-философскую литературу, глотая без разбору труды проповедников веданты, йоги, буддизма, джайнизма и даже даосизма. Он занимался аутотренингом и практической йогой, перешёл на «чистую» пищу, закалял волю аскезой. Временами, особенно когда несколько недель кряду не удавалось выбраться в Тамбов, ему казалось, что он вот-вот достигнет состояния внутреннего равновесия, полной умиротворённости — словом, свободы и покоя. Но очередная встреча с бывшей женой камня на камне не оставляла от этой иллюзии. «Что же, интересно, я такого натворил в прошлой жизни? За что теперь расплачиваюсь?» — гадал он, не замечая в расстроенных чувствах, что несётся по пустынной ночной улице галопом.Он взбежал по ступенькам, поставил сумку на перила, нашёл ключи. Стилизованный под старину фонарь, горевший под крышей портика, давал достаточно света, и все-таки Базиль не сразу попал ключом в замочную скважину — у него дрожали руки. «Опять не засну, — подумал он обречённо. — Выпить, что ли, водки? Нет, лучше сделаю упражнения, и так уже четыре дня пропустил».Внутренняя дверь открылась и закрылась, царапнув по нервам громким лязгом пружин. Базиль пошарил рукой по стене, нашёл выключатель, нажал на кнопку и замер… На лавке курильщиков неподвижно сидели трое — Эдик Вязников и двое неизвестных — миловидная блондинка и гигант со столь необъятными плечами, что голова на их фоне выглядела маленьким инородным наростом вроде бородавки. Лица Вязникова и гиганта были подчёркнуто непроницаемыми, блондинка смотрела на Базиля с любопытством.— Эдик?.. — неуверенно произнёс Базиль. В голове у него произошло что-то вроде взрыва — с десяток разных мыслей рассыпались и закружились, словно конфетти, вылетевшие из хлопушки. Другой на его месте засыпал бы Вязникова вопросами: Где ты пропадал? Почему не был на похоронах? Почему сидишь здесь в темноте? Кто эти люди? Зачем ты их привёл? Но, как уже говорилось, речевые центры у Базиля были не слишком развиты, поэтому он только и сумел, что сказать:— Здравствуй… Здравствуйте, — и молча уставился на троицу, ожидая объяснений.Но их не последовало. И Вязников, и его компаньоны продолжали хранить непонятное молчание. Пауза тянулась до неприличия долго, и наконец Базиль, чувствуя себя полным идиотом, пожал плечами и направился к двери своего офиса. Только тогда Эдик соизволил заговорить.— Привет, Базиль. Мы вообще-то к тебе пришли.— Да? — Базиль повернулся, подождал продолжения и, не дождавшись, пригласил: — Ну, пойдёмте ко мне в кабинет… — Тут гигант встал во весь рост, и он понял, что в кабинете будет тесновато. — Нет, лучше в общую комнату.Жестом пригласив троицу рассаживаться вокруг стола, за которым сотрудники «Пульса» имели обыкновение пить чай, он открыл шкаф, где хранились кофеварка и электрочайник.— Чай? Кофе?Эдик и гигант снова промолчали, но блондинка, виновато улыбнувшись, попросила:— Кофе, если можно.Базиль кивнул, взял стеклянную ёмкость и подошёл к аппарату «Clear water» набрать воды. Отделил от стопки пластиковый стакан — ниша под краником была слишком мала для ёмкости, — сунул в углубление, нажал на кнопку.— Я бы на твоём месте поостерёгся, Надежда, — со значением произнёс Вязников. — Кто знает, не окажется ли в твоём кофе цианистый калий?Базиль, уже переливавший воду из стакана в ёмкость, застыл. Рука непроизвольно стиснула тонкий пластик, вода полилась на брюки и ботинки. Вязников, не спускавший с него неприязненного взгляда, между тем продолжал самым непринуждённым тоном:— У нашего Базиля с недавних пор появилось неприятное пристрастие — играть с ничего не подозревающими гостями в русскую рулетку. Точнее, в её новую разновидность. Ты не пробовал запатентовать идею, Базиль? Хотя нет, она же не твоя…Голова налилась звенящей пустотой, кровь отхлынула от лица, сердце сбилось с ритма, пропустив удар, потом, будто опомнившись, мощными толчками погнало кровь с удвоенным напором. В ушах загрохотало. Базиль смотрел на шевелящиеся губы Эдика и ничего не слышал.Потом слух вернулся. Базиль начал разбирать слова, но никак не мог понять их смысла.— …Зря ты это сделал, Базиль. Ирен не собиралась никого разоблачать. Больная, специально приехала сюда, чтобы сказать об этом. Она слишком хорошо относилась к нам четверым. А ты… Я думал, ты её любишь. Думал, ты способен умереть за неё. Но нет — ты предпочёл, чтобы умерла она. Лишь бы не пострадала твоя драгоценная шкура! А как насчёт ахинсы, Базиль? Разве твои убеждения разрешают тебе убивать?И тут до Базиля дошло. Понимание пришло яркой вспышкой короткого замыкания. Потом сознание померкло, и жажда убийства, до сих пор охватывавшая Базиля только в присутствии жены, вырвалась из темноты на волю. Он не видел ничего, кроме чёрных глаз Вязникова, горевших ненавистью, змеиного рта, извергающего самую чудовищную клевету, которую только можно представить, адамова яблока на слишком нежном для мужчины горле… Стиснуть! Сдавить это хрупкое горло! Сломать кадык… Заставить клеветника подавиться своей ложью!..Базиль сделал шаг вперёд, ещё один, протянулся руками и сомкнул пальцы на шее Вязникова. Тот задёргался, попытался выломать их, оторвать, ударил коленом в пах, но Базиль ничего не замечал. Раздался женский крик, на плечи и спину посыпался град ударов — Базиль их не почувствовал. А потом ему на затылок опустилась кувалда, и сознание померкло окончательно.
Надежда поглядывала на спасителя Эдика с благодарностью и благоговейным ужасом. Базиль, сражённый наповал небрежным ударом Гешиного кулака, лежал у его ног мятой кучкой тряпья.— Спасибо, Геша. Я твой должник, — выдавил из себя Эдик, растирая шею.— Ерунда, — отмахнулся человек-гора и посмотрел под ноги. — Связать его?Надежду передёрнуло. Её самое раннее воспоминание об этом мире было связано с отчаянными попытками вырваться из кокона зверски стянутых пелёнок. Ей до сих пор снились кошмары, в которых она сражалась со всевозможными путами.— Не надо, Геша — попросила она. — Лучше посадите его вон туда и посидите на всякий случай рядом. Хотя, по-моему, он уже не опасен…Человек-гора подхватил Базиля, словно тюк, и понёс угол, где метрах в трех от круглого стола стояло кожаное креслоМинуту-другую оглушённый не подавал признаков жизни, потом пришёл в себя, покрутил головой, увидел Вязникова, и глаза его прояснились. В обращённом на Эдика взгляде появились злоба и одновременно — растерянность, отчего на лице Базиля застыло странное выражение, сочетавшее в себе свирепость с беспомощностью. Надежда подошла к аппарату с водой, сдёрнула белый конус с колонны вложенных друг в друга пластиковых стаканчиков, наполнила его и поднесла Базилю.— Спасибо, — пробормотал тот, опуская глаза.— По-моему, будет лучше, если вы нам все расскажете, — заметила Надежда, наблюдая, как он жадно пьёт. — Пусть мы ошиблись насчёт Ирен, но ведь это вы отравили того парня, правда? По нелепой случайности. Он зашёл, заговорил с вами, попросил сигарету, а вы были погружены в свои мысли и, протягивая ему портсигар, совершенно забыли о яде, так?— Нет. — Базиль помолчал. — Не совсем. Я остолбенел, когда увидел его. Сигареты протянул автоматически, это верно. Но сразу же вспомнил насчёт цианида. И ничего не сделал.— Почему?! — хором воскликнули Эдик и Надежда.— Я его боялся. Это долгая история. И фантастическая. Боюсь, я не сумею толком её рассказать. Я не мастак говорить.— Ничего, спешить некуда, — подбодрила его Надежда. — А ваши ораторские способности, вернее, их отсутствие, нас не смущают.— Ладно, — смирился Базиль. — Наверное, нужно начать с моей жены…Красноречием он действительно не отличался, но его история была красноречива сама по себе. Рассказанная скупыми неловкими фразами, почти назывными предложениями, перечисляющими только факты — никаких оценок, никаких акцентов на личных чувствах, — она производила сильное впечатление. Воображение Надежды, не стеснённое навязанными рассказчиком видением, определениями и метафорами, дорисовало то, о чем Базиль умолчал. Картина получилась страшной.Жена Базиля была потрясающей красавицей. И потрясающей стервой. Она беззаветно любила себя, а также тряпки, рестораны и светские развлечения. И все. К родной дочери она всегда относилась, как к обузе, досадной помехе. К мужу — как к печатному станку для тиражирования денег, но отвратительно устаревшему станку, то и дело выходящему из строя. Именно жена вынудила Базиля, не имевшего склонности к предпринимательству, заняться бизнесом. Сначала он арендовал в типографии списанное печатное оборудование, принимал заказы на всякую мелочёвку, типа рекламных листовок и стихотворных сборников, издаваемых за счёт авторов. Потом приятель-газетчик уговорил его выпускать листок рекламно-развлекательного характера. Как ни странно, дело у них заладилось — газету неплохо раскупали, рекламодатели понесли к ним свои объявления, объём пришлось увеличить. Конечно, по московским меркам, богачом Базиль не стал, но по тамбовским считался вполне состоятельным человеком. Однако жена его никак не желала этим удовлетвориться. День за днём она изводила Базиля скандалами, предъявляла немыслимые требования. Он давно не испытывал к ней добрых чувств, но разводиться не хотел. Из-за дочери. Мать обращалась с девочкой, как с назойливой собачонкой, только что ногой не отпихивала, но девочка все равно её любила — уму непостижимо почему.Потом Базиль узнал, что Юлия наставляет ему рога, и терпение его лопнуло. Он подал на развод. У него не было сомнений, что жена без разговоров уступит ему дочь — девочка никогда её не интересовала. Наивный! Разумется, эта хитрая жадная гадина не собиралась выпускать из рук такое замечательное средство воздействия на любящего папашу. Разыграв в суде целую драму, она без труда добилась решения в свою пользу — дочь оставили с ней. Девочка стала орудием её мести, предметом нескончаемого и беззастенчивого шантажа. Бывшая супруга не постеснялась заявить Базилю, что её отношение к дочурке будет целиком и полностью зависеть от тех сумм, которые он будет отстёгивать им на содержание. Деликатная нервная система Юлии приходит в полное расстройство, когда она не в состоянии удовлетворить какую-либо из своих потребностей, и это расстройство может отразиться на девочке самым плачевным образом.Базиль чуть не удавил её тогда. Только пронзительный крик прибежавшей на шум Светланы заставил его отнять руки от горла шантажистки. Потом желание убить жену накатывало на него всякий раз, когда они виделись. Но Базиль понимал, какая судьба ждёт Светика, если он уступит своей навязчивой идее, и боролся изо всех сил.Он свёл свои расходы к минимуму и отдавал жене почти все заработанное. Когда она намекнула ему, что этого мало, продал свою долю в газете и принял предложение владельца крупного холдинга, пригласившего его в Москву на должность директора рекламного агентства. Но и директорская зарплата, и обещанные десять процентов прибыли не могли утолить растущие аппетиты его бывшенькой. Деньги, полученные от нового совладельца газеты тоже, быстро иссякли. Базиль лихорадочно, но безуспешно искал другие источники дохода.И тогда судьба показала ему зубы — то ли в улыбке, то ли в хищном оскале.— Помнишь, Эдик, летом тут неподалёку взорвались и сгорели две машины? В ту ночь я приехал из Тамбова. Хотел переночевать здесь, но не смог заснуть. Решил отоспаться дома. Метро ещё не открылось, я пошёл пешком — хотел прогуляться. Дошёл до поворота, и тут рвануло. Совсем рядом. Меня подбросило и шмякнуло об забор. Ударился спиной так, что дышать не мог. А сверху ещё какой-то мешок упал — прямо на грудь. Я отключился. Открываю глаза — перед носом кожаный рюкзак. Один ремень оторвало, и верх съехал в сторону, а внутри — пачки долларов. Я спихнул рюкзак с груди, попробовал сесть и не смог. Больно. Повернул голову, вижу машины горят, вокруг обломки. И какой-то тип идёт со стороны реки. Идёт быстро и что-то высматривает. На кусты в мою сторону смотрит. Я сразу понял, что он рюкзак ищет. Найдёт, и меня прикончит. А убежать я не могу. И защититься не могу. Пошарил рукой вокруг. Думаю: мне бы хоть камень какой. А рука провалилась. Под забором дыра была — видно, собаки прорыли. Я с перепугу эту дыру за пять секунд расширил. Вполз туда, рюкзак за собой втянул. И обратно земли нагрёб, чтоб дыру не было видно. Потом осмотрелся — впереди подсобка какая-то, а между ней и забором — просвет. Узкий, меньше метра. Я туда заполз, закрылся какими-то картонками и вырубился. До ночи там пролежал, потом снова через дыру вылез.Деньги я спрятал на работе, в подпольном сейфе. Им давно уже не пользуются — с тех пор, как с налоговой договорились. А ключ мне бывший директор передал. На всякий случай. Вот и пригодился.— Сколько же денег там было? — спросил ошеломлённый Эдик.— Двадцать пачек. Стодолларовых.Геша присвистнул.— Две килотонны?! Да иди ты! — не поверил Эдик.— Извини, показать не могу. Я их перепрятал. После того как… В общем, недавно. Я сразу решил — не буду их трогать, пока все не утрясётся. Может быть, год, если выдержу. А потом откуплюсь от Юлии и заберу к себе Светика. За это время те, кто их ищут, наверное, смирятся с потерей.— Но тебя же никто не видел! Как они могли тебя вычислить?— Начали бы шарить по округе, искать тех, кто внезапно разбогател. То есть… они так и сделали, без всяких «бы». Тот тип… ну, которого я…— Ты хочешь сказать, что именно он крутился тогда у взорванных машин?— Да. Я его сразу узнал. Хотя, когда он вошёл, в холле было уже довольно темно. Поэтому он и не заметил, что со мной творится. А я просто оцепенел. Он несёт какую-то чушь — про свой больной зуб, про ограбление офиса его знакомого, про мой значок с голограммой…— Значок! — рявкнул Эдик. — Так вот почему Ирен знала, что убитый разговаривал с кем-то из наших! — Он повернулся к Надежде. — У нас, среди рекламных фирм в ноябре проходила выставка. Мы к её открытию сделали несколько оригинальных значков, чтобы выделяться из толпы. Они очень привлекают к себе внимание, прямо завораживают игрой света. Выставка закрылась как раз в начале той недели, когда появился труп. Значки мы ещё не сняли… Кстати, носили их не все — только директора фирм и менеджеры, работающие непосредственно с клиентами. Я, Энн, Джованни, Альбинка, Базиль, Полин, и Эжен. То есть упоминание значка здорово ограничивало круг подозреваемых. Не понимаю, почему Ирен ни словом о нем не обмолвилась?Надежда вздохнула.— Что же тут непонятного? Она ведь ясно тебе сказала, что не хочет никого выводить на чистую воду. Даже думать не хочет, кто бы это мог быть. И, уж конечно, Ирен не собиралась взваливать эту ношу на твои плечи. — Она повернулась к Базилю: — Извините, мы вас перебили. Продолжайте, пожалуйста.— Да я уже почти закончил. Этот тип попросил сигарету. Я, как под гипнозом, залез в карман и достал портсигар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Надежда поглядывала на спасителя Эдика с благодарностью и благоговейным ужасом. Базиль, сражённый наповал небрежным ударом Гешиного кулака, лежал у его ног мятой кучкой тряпья.— Спасибо, Геша. Я твой должник, — выдавил из себя Эдик, растирая шею.— Ерунда, — отмахнулся человек-гора и посмотрел под ноги. — Связать его?Надежду передёрнуло. Её самое раннее воспоминание об этом мире было связано с отчаянными попытками вырваться из кокона зверски стянутых пелёнок. Ей до сих пор снились кошмары, в которых она сражалась со всевозможными путами.— Не надо, Геша — попросила она. — Лучше посадите его вон туда и посидите на всякий случай рядом. Хотя, по-моему, он уже не опасен…Человек-гора подхватил Базиля, словно тюк, и понёс угол, где метрах в трех от круглого стола стояло кожаное креслоМинуту-другую оглушённый не подавал признаков жизни, потом пришёл в себя, покрутил головой, увидел Вязникова, и глаза его прояснились. В обращённом на Эдика взгляде появились злоба и одновременно — растерянность, отчего на лице Базиля застыло странное выражение, сочетавшее в себе свирепость с беспомощностью. Надежда подошла к аппарату с водой, сдёрнула белый конус с колонны вложенных друг в друга пластиковых стаканчиков, наполнила его и поднесла Базилю.— Спасибо, — пробормотал тот, опуская глаза.— По-моему, будет лучше, если вы нам все расскажете, — заметила Надежда, наблюдая, как он жадно пьёт. — Пусть мы ошиблись насчёт Ирен, но ведь это вы отравили того парня, правда? По нелепой случайности. Он зашёл, заговорил с вами, попросил сигарету, а вы были погружены в свои мысли и, протягивая ему портсигар, совершенно забыли о яде, так?— Нет. — Базиль помолчал. — Не совсем. Я остолбенел, когда увидел его. Сигареты протянул автоматически, это верно. Но сразу же вспомнил насчёт цианида. И ничего не сделал.— Почему?! — хором воскликнули Эдик и Надежда.— Я его боялся. Это долгая история. И фантастическая. Боюсь, я не сумею толком её рассказать. Я не мастак говорить.— Ничего, спешить некуда, — подбодрила его Надежда. — А ваши ораторские способности, вернее, их отсутствие, нас не смущают.— Ладно, — смирился Базиль. — Наверное, нужно начать с моей жены…Красноречием он действительно не отличался, но его история была красноречива сама по себе. Рассказанная скупыми неловкими фразами, почти назывными предложениями, перечисляющими только факты — никаких оценок, никаких акцентов на личных чувствах, — она производила сильное впечатление. Воображение Надежды, не стеснённое навязанными рассказчиком видением, определениями и метафорами, дорисовало то, о чем Базиль умолчал. Картина получилась страшной.Жена Базиля была потрясающей красавицей. И потрясающей стервой. Она беззаветно любила себя, а также тряпки, рестораны и светские развлечения. И все. К родной дочери она всегда относилась, как к обузе, досадной помехе. К мужу — как к печатному станку для тиражирования денег, но отвратительно устаревшему станку, то и дело выходящему из строя. Именно жена вынудила Базиля, не имевшего склонности к предпринимательству, заняться бизнесом. Сначала он арендовал в типографии списанное печатное оборудование, принимал заказы на всякую мелочёвку, типа рекламных листовок и стихотворных сборников, издаваемых за счёт авторов. Потом приятель-газетчик уговорил его выпускать листок рекламно-развлекательного характера. Как ни странно, дело у них заладилось — газету неплохо раскупали, рекламодатели понесли к ним свои объявления, объём пришлось увеличить. Конечно, по московским меркам, богачом Базиль не стал, но по тамбовским считался вполне состоятельным человеком. Однако жена его никак не желала этим удовлетвориться. День за днём она изводила Базиля скандалами, предъявляла немыслимые требования. Он давно не испытывал к ней добрых чувств, но разводиться не хотел. Из-за дочери. Мать обращалась с девочкой, как с назойливой собачонкой, только что ногой не отпихивала, но девочка все равно её любила — уму непостижимо почему.Потом Базиль узнал, что Юлия наставляет ему рога, и терпение его лопнуло. Он подал на развод. У него не было сомнений, что жена без разговоров уступит ему дочь — девочка никогда её не интересовала. Наивный! Разумется, эта хитрая жадная гадина не собиралась выпускать из рук такое замечательное средство воздействия на любящего папашу. Разыграв в суде целую драму, она без труда добилась решения в свою пользу — дочь оставили с ней. Девочка стала орудием её мести, предметом нескончаемого и беззастенчивого шантажа. Бывшая супруга не постеснялась заявить Базилю, что её отношение к дочурке будет целиком и полностью зависеть от тех сумм, которые он будет отстёгивать им на содержание. Деликатная нервная система Юлии приходит в полное расстройство, когда она не в состоянии удовлетворить какую-либо из своих потребностей, и это расстройство может отразиться на девочке самым плачевным образом.Базиль чуть не удавил её тогда. Только пронзительный крик прибежавшей на шум Светланы заставил его отнять руки от горла шантажистки. Потом желание убить жену накатывало на него всякий раз, когда они виделись. Но Базиль понимал, какая судьба ждёт Светика, если он уступит своей навязчивой идее, и боролся изо всех сил.Он свёл свои расходы к минимуму и отдавал жене почти все заработанное. Когда она намекнула ему, что этого мало, продал свою долю в газете и принял предложение владельца крупного холдинга, пригласившего его в Москву на должность директора рекламного агентства. Но и директорская зарплата, и обещанные десять процентов прибыли не могли утолить растущие аппетиты его бывшенькой. Деньги, полученные от нового совладельца газеты тоже, быстро иссякли. Базиль лихорадочно, но безуспешно искал другие источники дохода.И тогда судьба показала ему зубы — то ли в улыбке, то ли в хищном оскале.— Помнишь, Эдик, летом тут неподалёку взорвались и сгорели две машины? В ту ночь я приехал из Тамбова. Хотел переночевать здесь, но не смог заснуть. Решил отоспаться дома. Метро ещё не открылось, я пошёл пешком — хотел прогуляться. Дошёл до поворота, и тут рвануло. Совсем рядом. Меня подбросило и шмякнуло об забор. Ударился спиной так, что дышать не мог. А сверху ещё какой-то мешок упал — прямо на грудь. Я отключился. Открываю глаза — перед носом кожаный рюкзак. Один ремень оторвало, и верх съехал в сторону, а внутри — пачки долларов. Я спихнул рюкзак с груди, попробовал сесть и не смог. Больно. Повернул голову, вижу машины горят, вокруг обломки. И какой-то тип идёт со стороны реки. Идёт быстро и что-то высматривает. На кусты в мою сторону смотрит. Я сразу понял, что он рюкзак ищет. Найдёт, и меня прикончит. А убежать я не могу. И защититься не могу. Пошарил рукой вокруг. Думаю: мне бы хоть камень какой. А рука провалилась. Под забором дыра была — видно, собаки прорыли. Я с перепугу эту дыру за пять секунд расширил. Вполз туда, рюкзак за собой втянул. И обратно земли нагрёб, чтоб дыру не было видно. Потом осмотрелся — впереди подсобка какая-то, а между ней и забором — просвет. Узкий, меньше метра. Я туда заполз, закрылся какими-то картонками и вырубился. До ночи там пролежал, потом снова через дыру вылез.Деньги я спрятал на работе, в подпольном сейфе. Им давно уже не пользуются — с тех пор, как с налоговой договорились. А ключ мне бывший директор передал. На всякий случай. Вот и пригодился.— Сколько же денег там было? — спросил ошеломлённый Эдик.— Двадцать пачек. Стодолларовых.Геша присвистнул.— Две килотонны?! Да иди ты! — не поверил Эдик.— Извини, показать не могу. Я их перепрятал. После того как… В общем, недавно. Я сразу решил — не буду их трогать, пока все не утрясётся. Может быть, год, если выдержу. А потом откуплюсь от Юлии и заберу к себе Светика. За это время те, кто их ищут, наверное, смирятся с потерей.— Но тебя же никто не видел! Как они могли тебя вычислить?— Начали бы шарить по округе, искать тех, кто внезапно разбогател. То есть… они так и сделали, без всяких «бы». Тот тип… ну, которого я…— Ты хочешь сказать, что именно он крутился тогда у взорванных машин?— Да. Я его сразу узнал. Хотя, когда он вошёл, в холле было уже довольно темно. Поэтому он и не заметил, что со мной творится. А я просто оцепенел. Он несёт какую-то чушь — про свой больной зуб, про ограбление офиса его знакомого, про мой значок с голограммой…— Значок! — рявкнул Эдик. — Так вот почему Ирен знала, что убитый разговаривал с кем-то из наших! — Он повернулся к Надежде. — У нас, среди рекламных фирм в ноябре проходила выставка. Мы к её открытию сделали несколько оригинальных значков, чтобы выделяться из толпы. Они очень привлекают к себе внимание, прямо завораживают игрой света. Выставка закрылась как раз в начале той недели, когда появился труп. Значки мы ещё не сняли… Кстати, носили их не все — только директора фирм и менеджеры, работающие непосредственно с клиентами. Я, Энн, Джованни, Альбинка, Базиль, Полин, и Эжен. То есть упоминание значка здорово ограничивало круг подозреваемых. Не понимаю, почему Ирен ни словом о нем не обмолвилась?Надежда вздохнула.— Что же тут непонятного? Она ведь ясно тебе сказала, что не хочет никого выводить на чистую воду. Даже думать не хочет, кто бы это мог быть. И, уж конечно, Ирен не собиралась взваливать эту ношу на твои плечи. — Она повернулась к Базилю: — Извините, мы вас перебили. Продолжайте, пожалуйста.— Да я уже почти закончил. Этот тип попросил сигарету. Я, как под гипнозом, залез в карман и достал портсигар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36