В конце концов я профессионал и изучаю рынок… Но извини, Сергей, я ничем не могу тебе помочь. Я думаю, ты догадываешься почему. У нас в бизнесе все всем всегда известно. К твоим фирмам проявляют интерес очень серьезные люди.
Я не стану перебегать им дорогу. Я не самоубийца.
Извини.
«Вот и все, — подумал Губин. — Как быстро».
— Что ж… — сказал он вслух. — Это ты меня извини.
Лиза не ответила. Губин собрал со столика свои бумаги и встал. Теперь он понял, что она с самого начала, как только он позвонил ей, знала, в чем дело и зачем она ему понадобилась. Он понял также: Лиза знает, что он ей соврал, будто не может с ней ничего иметь из-за Киры. Из-за того, что жена умерла совсем недавно. Лиза знает про него и Регину. «Идиот, — сокрушался Губин. — Какой ты идиот!»
Губин направился к дверям и, когда уже взялся за ручку, услышал: «Сергей!» Он обернулся. Лиза по-прежнему стояла у стола.
— Сергей, — снова сказала она. — По поводу должка… Я помню. Я всегда помнила. Я все двенадцать лет — или сколько там — готова отдать тебе тот должок. Можешь получить в любую минуту. Хоть сегодня, хоть сейчас, прямо здесь… Подумай.
Она смотрела на него очень откровенным и почему-то, как показалось Губину, уже прощальным взглядом.
— Спасибо, Лиза, я ценю, — пробормотал он. Повернулся и ушел.
На следующее утро Карапетян, возбужденный давешней неожиданной удачей, обрисовывал в кабинете Занозину перспективу дела:
— Шеф, все доказательства против Губина железобетонные — правда, все пока косвенные, но тем не менее. Хотя если теперь предъявить Губина алкашу, получим и не косвенные. Мила подтвердила, что месяца два назад они с Губиным ездили в салон заказывать очки, при этом он сам спешил, только подобрал оправу и сразу уехал. А все остальное доделала Мила — выбрала самые модные и дорогие стекла, оформила заказ и оплатила. Она потом Губину пыталась отчитаться и расписать достоинства новых суперлинз — все-таки очки влетели в копеечку, но тот совершенно ее рассказом не заинтересовался, слушал вполуха… В общем, он не знал — просто не зафиксировался на этом, — что носит какие-то особые стекла… Более того, я спросил у Милы, не заметила ли она что-то странное или новое в последние дни в Губине. И представляешь, она говорит, что действительно не придавала этому значения, но Губин теперь носит другую пару тех самых очков — оправа чуть-чуть отличается по тону, практически едва заметно.
Но Мила, поскольку сама очки заказывала и забирала заказ сама, оправы отличает… Спекся Губин! Надо брать!
— Ничего у вас не выйдет, — раздался голос от двери.
Занозин с Карапетяном обернулись и обнаружили, что незаметно для них в комнату проник коллега Сбирский. Сутулый и ехидный, он стоял в проеме — без пиджака, в кобуре под мышкой блестел никелем пистолет. Любил он пофорсить, пижон.
Замечание Сбирского можно было принять за обычное ехидство и карканье, но что-то было в его тоне, что сразу заставило обоих оперов чуть ли не хором поинтересоваться:
— А почему это не выйдет?
— А потому что Губина вашего только что убили, — спокойно объяснил Сбирский. — В дежурку сообщение поступило. Губин Сергей Борисович. Так?
Убит во дворе своего дома выстрелом в голову.
Занозин и Карапетян переглянулись.
— Шутка, что ли? — подозрительно поинтересовался Занозин.
— Какое там! Труп. Ну, честно, мужики! Сам слышал… Между прочим, по признакам — классическое заказное убийство. Не повезло вам…
— Поехали. — Занозин уже сдернул куртку со спинки стула. «Хренотень какая. Опять на нуле, — думал Занозин, спеша по коридору к выходу. — Как пить дать, на нас это убийство навесят… Впрочем, мне даже самому любопытно. Бедный Губин».
…Губин проснулся утром с трудом, с больной головой. В последние дни он маялся непривычной бессонницей и засыпал только с таблетками. Надо было хоть как-то забыться, отдохнуть от бешеной работы мозга, бьющегося над одной-единственной задачей — как спасти холдинг. Голова была забита счетами, расчетами, прикидками и строительством безумных и неосуществимых комбинаций. От таблеток поутру он просыпался несвежим, заторможенным, но это было лучше, чем использовать другое средство — популярное, доступное и убойное, то есть выпивку. Когда он взвешивал все «за» и «против», выбирая между снотворным и водкой, пришел к выводу, что лекарство лучше. Водка помимо заторможенности и тяжести давала зеленый цвет лица, мешки под глазами, дряблые жабьи губы и неистребимый запах. Губин понимал, что ситуация требует от него мобилизации всех сил, концентрации воли и той самой неутомимости, которая в дни молодости так восхищала Лизу. Не спать он не мог. А без таблеток засыпать был не в состоянии.
Лизу он не винил. В конце концов она не обязана его выручать. Сегодня он оборачивался в прошлое и видел собственную идиотскую самонадеянность, казнил себя за безалаберность и за то, что после того первого успеха с изданием библиотеки фантастики у него началось «головокружение от успехов». Не нужно было покупать издательство, нужно было лучше изучать биржевые сводки и динамику курса доллара и котировки государственных ценных бумаг — на них он тогда и погорел самым роковым образом. Надо было лучше разбираться в политике и видеть, куда все катится. Нужно было заранее знать, что правительство отменит льготы по НДС на газетную бумагу и налоговые освобождения для книгоиздательства. Из-за этого и взял тогда тот миллионный кредит…
После отказа Лизы вариантов у него оставалось мало. Собственно говоря, только один. Можно было кинуться в ножки и продаться с потрохами главному конкуренту Изяславского — точно такому же шакалу, который, как надеялся Губин, с удовольствием подложит свинью коллеге. Были у него основания рассчитывать на это — от знакомых он узнал, что недавно магнаты вроде бы столкнулись лбами, пытаясь установить контроль над одним полиграфическим комбинатом. В итоге Изяславский задействовал свои связи в Генеральной прокуратуре, напустил на конкурента финансовую проверку, потом налоговую полицию и пересилил…
Губин не мог не задавать себе вопроса, чем покровительство одного бандита для него лучше, чем покровительство другого, — тот, соперник Изяславского, некий Мейер («Не некий, — поправил себя Губин, — а именно Валерий Мейер, оба слова с очень большой буквы».) тоже ведь не благотворительностью занимается. Ничего лучше того, что предлагал ему Изяславский, он от Мейера не получит. Губин это прекрасно осознавал, но ему уже было плевать.
Он готов был жизнь положить на то, чтобы Изяславскому ничегошеньки не досталось из его бизнеса.
Чтобы ни одной копейки не обломилось ни Изяславскому, ни Булыгину, ни суке Козлову.
Губин вспомнил разговор в «Москоу-плаза», и желваки заиграли у него на скулах. Все последние дни он старался не вспоминать, но в голову постоянно лезли терзающие его самолюбие картинки той унизительной, постыдной встречи… Невозмутимые спины бросающих его Козлова и бугаев, брезгливый палец Изяславского. О своем стыде он помнил всегда. Даже тогда, когда вроде бы забывал. Он по-прежнему уверенно входил в офис, улыбался Миле, обнимал за шею Регину в ее кабинете и целовал ее в зеленые глаза, разговаривал с подчиненными и клиентами Но жгучий мучительный стыд дремал в нем, постоянно напоминая о себе, и с ним надо было что-то делать, жить с ним как ни в чем не бывало Губин не мог.
Он не мог позволить, чтобы все стало так, как хочет Изяславский. Стыд породил в нем неистребимый и нерациональный дух противоречия и противодействия, заглушавший даже чувство самосохранения. Он превратился в его чуть ли не первую в жизни черную тайну, которая тщательно скрывалась от других. Вряд ли он решится рассказать о той встрече кому-нибудь, даже Регине. Особенно Регине.
Губин аж зажмурился и потряс головой, чтобы отделаться от мыслей об этом гнусе Изяславском. «Ладно, хватит», — намеренно грубо приказал он себе.
Губин взглянул на часы — без четверти восемь, пора отправляться в офис. Он выглянул в окно — машина ждала его у подъезда. Олег уже направлялся к подъезду — сейчас поднимется, по дороге проверив лифт, лестницу и лестничную площадку, позвонит в дверь и, когда Губин глянет в дверной «глазок», помашет рукой и скажет: «Сергей Борисович, я здесь».
Выслушав приветствие Олега, Губин сказал, что готов и спустится через пять минут. Олег вернулся к машине. Губин бросил последний взгляд в зеркало, заметил, что по привычке оставил кофе в термосе для Киры, хотя Киры нет вот уже три недели… Никак не привыкнет. Губин подумал о том, что так и не успел купить новую роскошную квартиру или даже построить загородный дом, как планировал, — все было некогда, все казалось, заработаю еще немного, вот тогда заживу… Так он и жил в этой выменянной еще в советские времена и тогда казавшейся просторной трехкомнатной квартире.
Он взял кейс, перекинул плащ через руку и вышел.
Пока он спускался по лестнице, думал, как найти подступы к Мейеру, — нельзя же просто прийти и сказать, мол, предлагаю вам сделать подлость Изяславскому и готов вам в этом всемерно помочь, жизни не жалко, лишь бы прищемить этой сволочи одно место… Так к серьезным людям не подходят. Надо, чтобы подвел кто-нибудь, кому Мейер доверяет.
Иначе еще подумает, что провокатор, засланец Изяславского. А кто может его подвести к Мейеру — вопрос…
Губин вышел из подъезда, погруженный в свои мысли. Подъезд Губина единственный в доме выходил не во двор, а на улицу — впрочем, маленькую и тихую. В такой час народу на ней всегда было мало.
Утро было чудесное: солнечно и безмятежно. И, как всякий чувствительный и темпераментный человек, Губин вдруг подумал, что это хорошая примета. Такое начало дня — это к лучшему. Все сегодня выгорит.
Редкие прохожие тем не менее на улице попадались. Навстречу Губину шел молодой парень в джинсах и кожаной куртке. Губин был погружен в себя и парня почти не увидел, лишь скользнул по нему глазами и вяло, краешком сознания подумал, что парень выглядит как наемный убийца — молодой, высокий, в черных джинсах и черной куртке, на голове черная вязаная шапочка. Еще бы черные очки… Прохожий между тем уже был у Губина за спиной. Сергей вздрогнул, остановился и стал оборачиваться — вдруг захотелось посмотреть парню вслед. «Как наемный убийца?!» — раздался в голове Губина собственный беззвучный вопль. Обернуться Губин не успел…
…Когда Занозин, Сбирский и Карапетян прибыли к месту происшествия, оперы из районного управления уже были там и принимали меры к тому, чтобы держать зевак на расстоянии. Зевак, впрочем, было не так много — в основном жители того же подъезда, которые спешили на работу, но при виде распростертого на мостовой тела замедляли шаг и цепенели.
Губин лежал ничком на середине улицы, в затылке — пулевое отверстие в запекшейся крови, руки и ноги раскинуты в разные стороны. Кейс и плащ валялись слева и справа от тела.
Занозин с коллегами, обменявшись кивками со знакомым милиционером, подошли к трупу вплотную. Занозин присел на корточки, внимательно осмотрел след от пули в затылке Губина, потом окинул взглядом все тело.
— Стреляли один раз? — спросил он у местного коллеги.
— Один, зато наверняка, с расстояния двадцать сантиметров, — ответил тот. — Классно сделано.
Убийца спокойно зашел жертве за спину, развернулся и выстрелил в упор.
— Но ведь Губин ходил с телохранителем… — задумчиво проговорил Вадим, все еще на корточках оглядывая труп.
— Был телохранитель, — усмехнулся опер. — Но получилось так, что, когда убийца зашел за спину жертвы, Губин, как вы его называете, оказался как раз между ним и телохранителем, на линии пальбы.
Не очень-то у них охрана была профессионально поставлена. А может, расслабились или просто небрежничали по привычке. Когда убитый упал, киллер, не опуская руки, всадил две пули и в телохранителя — тот потянулся рукой под мышку, к кобуре… Две пули — одна в левом плече, другая в правой кисти.
— Так он жив? Я имею в виду телохранителя.
— Жив. Увезли на «Скорой».
— Значит, свидетель есть… — проговорил Занозин.
— Да свидетелей полно, — пожал плечами коллега из управления, — только не думаю, что нам это много даст. Его и консьержка видела — правда, со спины.
Она выбежала на крыльцо на выстрелы — жертва лежала на асфальте, а убийца удалялся — между прочим, неторопливо. Телохранитель корчился тут же рядом, у машины. Ну, описали они его — молодой человек, высокий, одет в черные джинсы, черные ботинки и черную кожаную куртку, на голове черная вязаная шапочка. Лицо самое обычное. Никаких особых примет никто не запомнил. Все. Оружие унес с собой.
— Что это было за оружие? Олег — ну, тот телохранитель — наверняка смог определить… — сказал Занозин без особой уверенности.
— Не очень-то. Все произошло так быстро, — покачал головой парень. — Впрочем, все равно вы с ним еще будете говорить, спросите при встрече. Мы его в больницу поместим под охрану, хотя я не уверен, что ему нужна охрана. Рука, плечо… Не хотели они его убивать, ясно. И данное обстоятельство мне очень не нравится…
— Думаешь, телохранитель подыгрывал киллеру?
— Ну-у-у, не знаю… Выясним.
— А что шофер? — поинтересовался Занозин у коллеги.
— Да, вот шофер вел себя очень странно. Во всяком случае по рассказам консьержки и прохожих.
Пока киллер палил, стоял как вкопанный, раскрыв рот. Когда тот ушел, заметался, забегал, вдруг упал рядом с машиной на землю — немного припозднился. Потом рванулся за киллером, потом вернулся, кинулся к телефону… Когда прибыли наши, нес какую-то околесицу, бормотал что-то непонятное… В общем, его сейчас увезли в отделение, допрашивают.
— Все сняли? Медэксперт уже осматривал? — обратился Занозин к мельтешащему вокруг них фотографу.
Тот кивнул, и тогда Занозин приподнял труп за плечо и перевернул на спину. Тело Губина неловко перевалилось, одна нога так и осталась лежать в каком-то невообразимом положении. На лицо было страшно смотреть. Огромный кроваво-красный отек покрывал глаза и лоб — мало внутреннего кровоизлияния, так Губин, падая, со всей силы ударился лицом об асфальт. Лицо опухло и деформировалось, его едва можно было узнать.
— Да-а-а.. — протянул Карапетян, на которого напала неуместная веселость. — Нормально. Теперь убийство Губиной можем смело свалить на лежащий здесь труп. А что касается самого Губина, то имеется основательное подозрение, что речь идет о заказном убийстве, раскрываемость которых у нас составляет…
Двадцать?..
Карапетян вопросительно обернулся к Сбирскому, тот угрюмо кивнул.
— ..двадцать процентов, — продолжил ерничать Карапетян. — Я сильно подозреваю, что данное убийство попадет в остающиеся восемьдесят. Шеф, не смотри такими зверскими глазами. Шучу.
— Смешно, — подтвердил Занозин. Он встал и выпрямился. — Обхохочешься. По убийству Губиной мы снова на нуле. И еще один труп.
Глава 7
ЖИЗНЕННЫЙ ВЫБОР КРЕТИНОВ
Все дела в губинском холдинге взял на себя Булыгин. Сделал он это под предлогом организации похорон и улаживания всяческих связанных с ними дел.
Он звонил сыну Губиных в Лондон, он объяснялся с погребальной конторой и решал текущие производственные дела. На лидирующую роль в осиротевшем после убийства Губина холдинге могли претендовать и Подомацкин с Сурновым, которые наряду с Булыгиным числились вице-президентами, но те двое отстранились и лишь наблюдали за бурной деятельностью коллеги, не пытаясь оспорить его первенство. Булыгину, в отличие от осторожного Сурнова и бонвивана Подомацкина, настроенного, в общем, наплевательски, не терпелось стать Губиным номер два. Получилось, что перед Булыгиным все расступились, а тот принял все как должное.
Жизнь с уходом Губина не остановилась, газеты выходили каждый день, «Политику» следовало вот-вот подписать в печать, в издательстве на подходе было очередное собрание, пробитое и запущенное еще Губиным, и требовалось объясняться с типографией, ругаться с железнодорожниками, ездить к таможенникам вызволять тираж и прочее. Сотрудники губинских контор продолжали действовать «на автопилоте», в общем-то даже не нуждаясь в руководящих указаниях Булыгина.
Все в губинской империи почувствовали, что грядут иные времена. Формально наследником Губина являлся его сын, однако мало кто верил, что он возьмется за отцовский бизнес. Сергей-младший был квалифицированный компьютерщик-фанат, даже немножко не от мира сего. Бизнес и деньги его интересовали мало.
В курилках, в буфетах, в кабинетах холдинга перемены, произошедшие в руководстве компании, обсуждались беспрерывно. Ветераны приходили к выводу, что скорее всего Губин-младший продаст все дело по дешевке — и скорее всего тому же Булыгину.
Торговаться и жаться он не будет, а постарается поскорее сбыть с рук ненужную собственность и вернуться в Лондон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Я не стану перебегать им дорогу. Я не самоубийца.
Извини.
«Вот и все, — подумал Губин. — Как быстро».
— Что ж… — сказал он вслух. — Это ты меня извини.
Лиза не ответила. Губин собрал со столика свои бумаги и встал. Теперь он понял, что она с самого начала, как только он позвонил ей, знала, в чем дело и зачем она ему понадобилась. Он понял также: Лиза знает, что он ей соврал, будто не может с ней ничего иметь из-за Киры. Из-за того, что жена умерла совсем недавно. Лиза знает про него и Регину. «Идиот, — сокрушался Губин. — Какой ты идиот!»
Губин направился к дверям и, когда уже взялся за ручку, услышал: «Сергей!» Он обернулся. Лиза по-прежнему стояла у стола.
— Сергей, — снова сказала она. — По поводу должка… Я помню. Я всегда помнила. Я все двенадцать лет — или сколько там — готова отдать тебе тот должок. Можешь получить в любую минуту. Хоть сегодня, хоть сейчас, прямо здесь… Подумай.
Она смотрела на него очень откровенным и почему-то, как показалось Губину, уже прощальным взглядом.
— Спасибо, Лиза, я ценю, — пробормотал он. Повернулся и ушел.
На следующее утро Карапетян, возбужденный давешней неожиданной удачей, обрисовывал в кабинете Занозину перспективу дела:
— Шеф, все доказательства против Губина железобетонные — правда, все пока косвенные, но тем не менее. Хотя если теперь предъявить Губина алкашу, получим и не косвенные. Мила подтвердила, что месяца два назад они с Губиным ездили в салон заказывать очки, при этом он сам спешил, только подобрал оправу и сразу уехал. А все остальное доделала Мила — выбрала самые модные и дорогие стекла, оформила заказ и оплатила. Она потом Губину пыталась отчитаться и расписать достоинства новых суперлинз — все-таки очки влетели в копеечку, но тот совершенно ее рассказом не заинтересовался, слушал вполуха… В общем, он не знал — просто не зафиксировался на этом, — что носит какие-то особые стекла… Более того, я спросил у Милы, не заметила ли она что-то странное или новое в последние дни в Губине. И представляешь, она говорит, что действительно не придавала этому значения, но Губин теперь носит другую пару тех самых очков — оправа чуть-чуть отличается по тону, практически едва заметно.
Но Мила, поскольку сама очки заказывала и забирала заказ сама, оправы отличает… Спекся Губин! Надо брать!
— Ничего у вас не выйдет, — раздался голос от двери.
Занозин с Карапетяном обернулись и обнаружили, что незаметно для них в комнату проник коллега Сбирский. Сутулый и ехидный, он стоял в проеме — без пиджака, в кобуре под мышкой блестел никелем пистолет. Любил он пофорсить, пижон.
Замечание Сбирского можно было принять за обычное ехидство и карканье, но что-то было в его тоне, что сразу заставило обоих оперов чуть ли не хором поинтересоваться:
— А почему это не выйдет?
— А потому что Губина вашего только что убили, — спокойно объяснил Сбирский. — В дежурку сообщение поступило. Губин Сергей Борисович. Так?
Убит во дворе своего дома выстрелом в голову.
Занозин и Карапетян переглянулись.
— Шутка, что ли? — подозрительно поинтересовался Занозин.
— Какое там! Труп. Ну, честно, мужики! Сам слышал… Между прочим, по признакам — классическое заказное убийство. Не повезло вам…
— Поехали. — Занозин уже сдернул куртку со спинки стула. «Хренотень какая. Опять на нуле, — думал Занозин, спеша по коридору к выходу. — Как пить дать, на нас это убийство навесят… Впрочем, мне даже самому любопытно. Бедный Губин».
…Губин проснулся утром с трудом, с больной головой. В последние дни он маялся непривычной бессонницей и засыпал только с таблетками. Надо было хоть как-то забыться, отдохнуть от бешеной работы мозга, бьющегося над одной-единственной задачей — как спасти холдинг. Голова была забита счетами, расчетами, прикидками и строительством безумных и неосуществимых комбинаций. От таблеток поутру он просыпался несвежим, заторможенным, но это было лучше, чем использовать другое средство — популярное, доступное и убойное, то есть выпивку. Когда он взвешивал все «за» и «против», выбирая между снотворным и водкой, пришел к выводу, что лекарство лучше. Водка помимо заторможенности и тяжести давала зеленый цвет лица, мешки под глазами, дряблые жабьи губы и неистребимый запах. Губин понимал, что ситуация требует от него мобилизации всех сил, концентрации воли и той самой неутомимости, которая в дни молодости так восхищала Лизу. Не спать он не мог. А без таблеток засыпать был не в состоянии.
Лизу он не винил. В конце концов она не обязана его выручать. Сегодня он оборачивался в прошлое и видел собственную идиотскую самонадеянность, казнил себя за безалаберность и за то, что после того первого успеха с изданием библиотеки фантастики у него началось «головокружение от успехов». Не нужно было покупать издательство, нужно было лучше изучать биржевые сводки и динамику курса доллара и котировки государственных ценных бумаг — на них он тогда и погорел самым роковым образом. Надо было лучше разбираться в политике и видеть, куда все катится. Нужно было заранее знать, что правительство отменит льготы по НДС на газетную бумагу и налоговые освобождения для книгоиздательства. Из-за этого и взял тогда тот миллионный кредит…
После отказа Лизы вариантов у него оставалось мало. Собственно говоря, только один. Можно было кинуться в ножки и продаться с потрохами главному конкуренту Изяславского — точно такому же шакалу, который, как надеялся Губин, с удовольствием подложит свинью коллеге. Были у него основания рассчитывать на это — от знакомых он узнал, что недавно магнаты вроде бы столкнулись лбами, пытаясь установить контроль над одним полиграфическим комбинатом. В итоге Изяславский задействовал свои связи в Генеральной прокуратуре, напустил на конкурента финансовую проверку, потом налоговую полицию и пересилил…
Губин не мог не задавать себе вопроса, чем покровительство одного бандита для него лучше, чем покровительство другого, — тот, соперник Изяславского, некий Мейер («Не некий, — поправил себя Губин, — а именно Валерий Мейер, оба слова с очень большой буквы».) тоже ведь не благотворительностью занимается. Ничего лучше того, что предлагал ему Изяславский, он от Мейера не получит. Губин это прекрасно осознавал, но ему уже было плевать.
Он готов был жизнь положить на то, чтобы Изяславскому ничегошеньки не досталось из его бизнеса.
Чтобы ни одной копейки не обломилось ни Изяславскому, ни Булыгину, ни суке Козлову.
Губин вспомнил разговор в «Москоу-плаза», и желваки заиграли у него на скулах. Все последние дни он старался не вспоминать, но в голову постоянно лезли терзающие его самолюбие картинки той унизительной, постыдной встречи… Невозмутимые спины бросающих его Козлова и бугаев, брезгливый палец Изяславского. О своем стыде он помнил всегда. Даже тогда, когда вроде бы забывал. Он по-прежнему уверенно входил в офис, улыбался Миле, обнимал за шею Регину в ее кабинете и целовал ее в зеленые глаза, разговаривал с подчиненными и клиентами Но жгучий мучительный стыд дремал в нем, постоянно напоминая о себе, и с ним надо было что-то делать, жить с ним как ни в чем не бывало Губин не мог.
Он не мог позволить, чтобы все стало так, как хочет Изяславский. Стыд породил в нем неистребимый и нерациональный дух противоречия и противодействия, заглушавший даже чувство самосохранения. Он превратился в его чуть ли не первую в жизни черную тайну, которая тщательно скрывалась от других. Вряд ли он решится рассказать о той встрече кому-нибудь, даже Регине. Особенно Регине.
Губин аж зажмурился и потряс головой, чтобы отделаться от мыслей об этом гнусе Изяславском. «Ладно, хватит», — намеренно грубо приказал он себе.
Губин взглянул на часы — без четверти восемь, пора отправляться в офис. Он выглянул в окно — машина ждала его у подъезда. Олег уже направлялся к подъезду — сейчас поднимется, по дороге проверив лифт, лестницу и лестничную площадку, позвонит в дверь и, когда Губин глянет в дверной «глазок», помашет рукой и скажет: «Сергей Борисович, я здесь».
Выслушав приветствие Олега, Губин сказал, что готов и спустится через пять минут. Олег вернулся к машине. Губин бросил последний взгляд в зеркало, заметил, что по привычке оставил кофе в термосе для Киры, хотя Киры нет вот уже три недели… Никак не привыкнет. Губин подумал о том, что так и не успел купить новую роскошную квартиру или даже построить загородный дом, как планировал, — все было некогда, все казалось, заработаю еще немного, вот тогда заживу… Так он и жил в этой выменянной еще в советские времена и тогда казавшейся просторной трехкомнатной квартире.
Он взял кейс, перекинул плащ через руку и вышел.
Пока он спускался по лестнице, думал, как найти подступы к Мейеру, — нельзя же просто прийти и сказать, мол, предлагаю вам сделать подлость Изяславскому и готов вам в этом всемерно помочь, жизни не жалко, лишь бы прищемить этой сволочи одно место… Так к серьезным людям не подходят. Надо, чтобы подвел кто-нибудь, кому Мейер доверяет.
Иначе еще подумает, что провокатор, засланец Изяславского. А кто может его подвести к Мейеру — вопрос…
Губин вышел из подъезда, погруженный в свои мысли. Подъезд Губина единственный в доме выходил не во двор, а на улицу — впрочем, маленькую и тихую. В такой час народу на ней всегда было мало.
Утро было чудесное: солнечно и безмятежно. И, как всякий чувствительный и темпераментный человек, Губин вдруг подумал, что это хорошая примета. Такое начало дня — это к лучшему. Все сегодня выгорит.
Редкие прохожие тем не менее на улице попадались. Навстречу Губину шел молодой парень в джинсах и кожаной куртке. Губин был погружен в себя и парня почти не увидел, лишь скользнул по нему глазами и вяло, краешком сознания подумал, что парень выглядит как наемный убийца — молодой, высокий, в черных джинсах и черной куртке, на голове черная вязаная шапочка. Еще бы черные очки… Прохожий между тем уже был у Губина за спиной. Сергей вздрогнул, остановился и стал оборачиваться — вдруг захотелось посмотреть парню вслед. «Как наемный убийца?!» — раздался в голове Губина собственный беззвучный вопль. Обернуться Губин не успел…
…Когда Занозин, Сбирский и Карапетян прибыли к месту происшествия, оперы из районного управления уже были там и принимали меры к тому, чтобы держать зевак на расстоянии. Зевак, впрочем, было не так много — в основном жители того же подъезда, которые спешили на работу, но при виде распростертого на мостовой тела замедляли шаг и цепенели.
Губин лежал ничком на середине улицы, в затылке — пулевое отверстие в запекшейся крови, руки и ноги раскинуты в разные стороны. Кейс и плащ валялись слева и справа от тела.
Занозин с коллегами, обменявшись кивками со знакомым милиционером, подошли к трупу вплотную. Занозин присел на корточки, внимательно осмотрел след от пули в затылке Губина, потом окинул взглядом все тело.
— Стреляли один раз? — спросил он у местного коллеги.
— Один, зато наверняка, с расстояния двадцать сантиметров, — ответил тот. — Классно сделано.
Убийца спокойно зашел жертве за спину, развернулся и выстрелил в упор.
— Но ведь Губин ходил с телохранителем… — задумчиво проговорил Вадим, все еще на корточках оглядывая труп.
— Был телохранитель, — усмехнулся опер. — Но получилось так, что, когда убийца зашел за спину жертвы, Губин, как вы его называете, оказался как раз между ним и телохранителем, на линии пальбы.
Не очень-то у них охрана была профессионально поставлена. А может, расслабились или просто небрежничали по привычке. Когда убитый упал, киллер, не опуская руки, всадил две пули и в телохранителя — тот потянулся рукой под мышку, к кобуре… Две пули — одна в левом плече, другая в правой кисти.
— Так он жив? Я имею в виду телохранителя.
— Жив. Увезли на «Скорой».
— Значит, свидетель есть… — проговорил Занозин.
— Да свидетелей полно, — пожал плечами коллега из управления, — только не думаю, что нам это много даст. Его и консьержка видела — правда, со спины.
Она выбежала на крыльцо на выстрелы — жертва лежала на асфальте, а убийца удалялся — между прочим, неторопливо. Телохранитель корчился тут же рядом, у машины. Ну, описали они его — молодой человек, высокий, одет в черные джинсы, черные ботинки и черную кожаную куртку, на голове черная вязаная шапочка. Лицо самое обычное. Никаких особых примет никто не запомнил. Все. Оружие унес с собой.
— Что это было за оружие? Олег — ну, тот телохранитель — наверняка смог определить… — сказал Занозин без особой уверенности.
— Не очень-то. Все произошло так быстро, — покачал головой парень. — Впрочем, все равно вы с ним еще будете говорить, спросите при встрече. Мы его в больницу поместим под охрану, хотя я не уверен, что ему нужна охрана. Рука, плечо… Не хотели они его убивать, ясно. И данное обстоятельство мне очень не нравится…
— Думаешь, телохранитель подыгрывал киллеру?
— Ну-у-у, не знаю… Выясним.
— А что шофер? — поинтересовался Занозин у коллеги.
— Да, вот шофер вел себя очень странно. Во всяком случае по рассказам консьержки и прохожих.
Пока киллер палил, стоял как вкопанный, раскрыв рот. Когда тот ушел, заметался, забегал, вдруг упал рядом с машиной на землю — немного припозднился. Потом рванулся за киллером, потом вернулся, кинулся к телефону… Когда прибыли наши, нес какую-то околесицу, бормотал что-то непонятное… В общем, его сейчас увезли в отделение, допрашивают.
— Все сняли? Медэксперт уже осматривал? — обратился Занозин к мельтешащему вокруг них фотографу.
Тот кивнул, и тогда Занозин приподнял труп за плечо и перевернул на спину. Тело Губина неловко перевалилось, одна нога так и осталась лежать в каком-то невообразимом положении. На лицо было страшно смотреть. Огромный кроваво-красный отек покрывал глаза и лоб — мало внутреннего кровоизлияния, так Губин, падая, со всей силы ударился лицом об асфальт. Лицо опухло и деформировалось, его едва можно было узнать.
— Да-а-а.. — протянул Карапетян, на которого напала неуместная веселость. — Нормально. Теперь убийство Губиной можем смело свалить на лежащий здесь труп. А что касается самого Губина, то имеется основательное подозрение, что речь идет о заказном убийстве, раскрываемость которых у нас составляет…
Двадцать?..
Карапетян вопросительно обернулся к Сбирскому, тот угрюмо кивнул.
— ..двадцать процентов, — продолжил ерничать Карапетян. — Я сильно подозреваю, что данное убийство попадет в остающиеся восемьдесят. Шеф, не смотри такими зверскими глазами. Шучу.
— Смешно, — подтвердил Занозин. Он встал и выпрямился. — Обхохочешься. По убийству Губиной мы снова на нуле. И еще один труп.
Глава 7
ЖИЗНЕННЫЙ ВЫБОР КРЕТИНОВ
Все дела в губинском холдинге взял на себя Булыгин. Сделал он это под предлогом организации похорон и улаживания всяческих связанных с ними дел.
Он звонил сыну Губиных в Лондон, он объяснялся с погребальной конторой и решал текущие производственные дела. На лидирующую роль в осиротевшем после убийства Губина холдинге могли претендовать и Подомацкин с Сурновым, которые наряду с Булыгиным числились вице-президентами, но те двое отстранились и лишь наблюдали за бурной деятельностью коллеги, не пытаясь оспорить его первенство. Булыгину, в отличие от осторожного Сурнова и бонвивана Подомацкина, настроенного, в общем, наплевательски, не терпелось стать Губиным номер два. Получилось, что перед Булыгиным все расступились, а тот принял все как должное.
Жизнь с уходом Губина не остановилась, газеты выходили каждый день, «Политику» следовало вот-вот подписать в печать, в издательстве на подходе было очередное собрание, пробитое и запущенное еще Губиным, и требовалось объясняться с типографией, ругаться с железнодорожниками, ездить к таможенникам вызволять тираж и прочее. Сотрудники губинских контор продолжали действовать «на автопилоте», в общем-то даже не нуждаясь в руководящих указаниях Булыгина.
Все в губинской империи почувствовали, что грядут иные времена. Формально наследником Губина являлся его сын, однако мало кто верил, что он возьмется за отцовский бизнес. Сергей-младший был квалифицированный компьютерщик-фанат, даже немножко не от мира сего. Бизнес и деньги его интересовали мало.
В курилках, в буфетах, в кабинетах холдинга перемены, произошедшие в руководстве компании, обсуждались беспрерывно. Ветераны приходили к выводу, что скорее всего Губин-младший продаст все дело по дешевке — и скорее всего тому же Булыгину.
Торговаться и жаться он не будет, а постарается поскорее сбыть с рук ненужную собственность и вернуться в Лондон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35