– Брусника, клюква, грибы и маленькая фабричка полиэтиленовых мешочков.
– Не хило. Я думаю, она в силах приумножить свои богатства.
– Но Громов от нее ни шиша не получит!
– Правильно. Но если убрать Сакена, его деньги отойдут кому?
– Думаю, Тусеньке и ребенку. С Асей он не расписан.
– А деньги, как вы думаете, большие?
– Да. Думаю, очень большие. И растут не по дням, а по часам.
– А если Громов так глуп, что рассчитывает на брак с Тусенькой, когда той после смерти Сакена достанутся его деньги?
– Он может быть сколь угодно глуп, но, боюсь, для Тусеньки дело и деньги важнее, чем такой мот, как Громов. Хотя в любовники она его взять может.
Как всякая дура, она чрезмерно сладострастна, за что мы как бы не очень приняли ее в свою компанию еще в Питере, когда она была женой Сакена. Уж очень любила рассказывать со всеми подробностями про сексуальные подвиги и измены первому мужу чуть ли не у него на рогах., – Но Громов определенно глуп. Я не знаю этого точно, но уверена. Мне часто встречались такие типы. И он может, понимаете, может рассчитывать на женитьбу на Тусеньке, потому что он самовлюбленный мачо.
– А тогда?
– А тогда какого черта ваш Леха отпустил Сакена одного?
У меня внутри все будто окостенело от кромешного холода.
Я очень плохо, лишь визуально знала Сакена, но то, что он в какой-то мере спас Алю от голода и нищеты… Ведь она пыталась устроиться на работу, как я или моя молодая подружка Манюня.
Надежды же на Егора у Али не было. Отовсюду он уходил, а потом месяцами валялся на диване, уверяя, что болен. И она тащила продавать все, что не приколочено. Да и Варька поняла, что ей надо серьезно заняться шитьем. Из хобби и удовольствия шитье превратилось в работу, весьма тяжелую.
И только от Сакена Егор не мог уйти: деньги, доверие, интерес… А ко всему прочему, Сакен был скоробогач, а Егор, что бы там ни говорила в его защиту Аля, был мерзким лицемером и снобом.
С каждым он находил свой тон разговора, умея очень здорово кого-то сравнять с навозом, а кому-то вовремя подлизнуть. Строить яхту для Сакена – это была престижная работа. Он мог, сообразуясь со своими интересами, набирать на отдельные виды производства людей, командовать ими и наслаждаться тем, как они смотрят ему в рот, а он волен выплатить или не выплатить деньги. Сделать это в пятницу или в понедельник.
Меня только поражает, почему Аля не выгоняла его, или, скорее, почему он не бросил нищую теперь Алю? Наверное, никто не льстился на такое чудовище: вечно навозная куча на голове, грязные от мазута руки. Я думала, что все, кто вкалывает, так выглядят, но Силыч и Гаврила трудились никак не меньше Егора, а руки и волосы у них были чистые. А эти разгуливания с развязанными шнурками? И плевать он хотел на разные замечания.
«Я очень опустилась с ним из-за его неряшества и свинства, но все же не докачусь до того, чтоб завязывать ему шнурки», – говорила Аля.
– Итак, что мы имеем? – потерла руки Яна, будто предвкушая великое приключение.
– Книга на борту, с которой более-менее ясно. Ее принесла на борт Асенька, но взяла ее в доме Ирины, раз уж они были связаны. Услышав про книгу от Сан Санны, Ирина испугалась и выбросила ее. Это, ко всему прочему, был еще один шанс унизить Сорокину, которая лепечет о какой-то книге, которой нет! Ты согласна?
– Вполне, – сказала Яна.
– Но из-за чего у Ирины с ранней молодости такая ненависть к Але? – задумалась я.
– Иногда вы меня поражаете. Неужели до сих пор не ясно?
– Нет.
– Талант, настоящий талант, а не съемки в обкраденной «Красной пустыне», после которых даже в ГБ никто не мог заставить режиссеров взять ее в другой фильм. Ну и… Никита.
– Ты думаешь, она так любила его?
– Она воображала, что любит. Вы же сами говорили, что в вашей молодости все было так же, как в моей, только не умеющие любить шлюхи были дармовыми.
– Однако Ирина отхватила-таки жирный кусок в виде Никиты.
– Отхватила. Получила нелюбимого ребенка и скоренький развод.
– Почему ты считаешь, что ребенок был нелюбимым? Это Ванька-то?
– Да хотя бы потому, что сирота Асенька нашла общий язык с сиротой Иваном.
– Но у Ивана был Никита.
– Ага… И новая жена Никиты. Если уж Ирина сумела манипулировать безумным Шевченко, то уж вполне нормальным взрослым сыном манипулировала вовсю. Безумными управлять гораздо тяжелее, они непредсказуемы.
– Ну ладно, с этим покончили. А что ты думаешь, Яночка, насчет кражи?
– Кто спер шляпку, тот замочил бабку.
– И как она, по-твоему, могла это сделать?
– Если я поговорю с Сорокиной, то скажу и это.
И опять мы не встретили Кирюшу из школы, он явился сам. Это был возмутительный грех с моей стороны, хотя Кирюша же и успокоил меня:
– У нас сегодня было три урока, а остальных двух не было, русичка заболела.
Я стала кормить Кпрюшу. Он уписывал за обе щеки, Яна встала у плиты, чтоб подогреть наш с ней обед. Мы продолжили разговор.
– Мы с тобой уверены, что дело было так.
Почему же Леха не видел всего этого?
– А, свое говно не воняет! – отмахнулась Яна. – Ведь знать человека всю жизнь, а потом увидеть, что ты знал совсем не того… Это с незнакомыми, менты распускают грабли, а как коснется своих – сомнения.
Кирюха слушал нас с открытым ртом, а уши его, казалось, поворачивались, как локаторы, в сторону говорящей. Никогда я не замечала, что у него такие уши.
Яна уже приготовилась загнать его в свою комнату, но я взглядом остановила ее. Дело в том, что знает он об этой жизни не так уж мало, за что не раз и пострадал. А значит, надо воспитывать в нем двойное сознание: что говорится, делается и узнается дома, никогда не выносится в школу. Я всегда предпочитала, чтоб моя дочь скользкие вопросы не задавала подружкам, а шла прямо ко мне. Там, где кухонные мамаши будут орать, что курят только бляди, дочь обязательно будет курить, так же как и в той семье, где мама чуть что прячет сигарету в рукав.
А дело-то в том, что есть у детей период, когда им хочется быть плохими, подражать Лизке Дунаевой, которая с пятого класса спит с парнями, хотя родители ее такие злобные ханжи, что если узнают – выставят из дома, изобьют, убьют.
Мой метод воспитания дочери сводился к тому, что иногда мы, обычно с Алей, при Варьке говорили остро и прямо, без купюр, о вещах, которые Варька, конечно же, знала, но лишь со своей стороны. И в итоге ни моя, ни Алина дочь не польстились на распутные деяния Дунаевой и иже с ней.
Только говорить надо убежденно. И говорить только с теми, кто понимает, почему я не гоню из комнаты дочь. В итоге получалось, что и с подругой не нужно никакого Эзопова языка, и дочь сообразит, что да, она может пить-курить, спать с мужиками, как Дунаева, но за все это в конце концов придется рассчитаться.
Конечно, с нашими девицами было все, что и с другими, но кое-как избирательность в любви мы им привили. Ведь большинство этого поколения и понятия не имеет о любви, точно так же, как мое плохо соображало в сексе. (Честно говоря, от этого мы ничего не потеряли. Все в сексе было свежо и ново, все – тайна, а это, я вам скажу, весьма возбуждает).
Так что Кирюша официально получил право присутствовать при нашей беседе. И не надо ему, бедному, подслушивать. Не понравится – сам уйдет.
– Да, насчет ментов я с тобой согласна. В молодости за мной ухаживал следователь прокуратуры, царство ему небесное, – сказала я и перекрестилась. – Ты не представляешь, насколько у него была высокая репутация, если он меньше находился в Питере, чем во всяких «горячих», как теперь говорят, точках. А что? Он был образован, сметлив и... не женат.
– Почему не женат? – ухватила Яна за хвост мой толстый намек.
– У него была мама…
– А-а-а..
– Вот тебе и «а-а-а». Несчастливы все по-разному. Его мама была страдалица-неумеха, у которой все крали, начиная с золотых вещей и кончая ложками. Ее надували в магазинах, а единственная девушка, которую сын привел в дом, оказалась дочерью блокадного мародера. Мамаша узнала свое колечко на пальце девушки.
– И послушный сынок выкинул девушку?
– Истествено... а как же? А другую девушку он даже не смел показать маме, потому что эта девушка была я, которая может сказать и отмочить что угодно.
– Но как он поверил, что привел в дом дочь мародера? Как мать доказала это? Ведь скажи то же самое его коллега или вы, например, он бы просто все проверил?
– А может, он и не хотел проверять?
– Но как он узнал, что мать была совсем не тем, чем казалась?
– После ее смерти. Все золото и серебро было в доме. Кстати, и похожее колечко, по которому она обличила якобы «дочь мародера». Нашлись и три сберкнижки. Мать получала огромную пенсию за отца, а Гриша жил только на постоянные командировочные.
– Представляю, насколько его прозрение было ужасно, – словно с каким-то подтекстом сказала Яна. – Будь на месте вашего друга девица, просекла бы маманьку в пять секунд.
– Ну вот как ты, – деловито, понимая, что именно он говорит, сказал вдруг Кирюша.
– Будешь влезать – уйдешь, – родительским тоном сказала Яна.
Вдруг зазвонил телефон, я побежала в холл, где стоял определитель. Звонила Аля! Сняв трубку, я заорала:
– Да что с тобой. Почему ты так рано вернулась?
– Это что с тобой? Тебя в Союзе чуть ли не через милицию ищут…
– Я оставила дома автоответчик.
– Откуда, на какие шиши у тебя взялся автоответчик? Никто и слушать его не стал, думали, там уже другие люди живут.
– Пригласите ее к нам, – сказала Яна, – и как можно раньше, пока Виктора нет.
Именно это я и сделала.
И вот мы уже час сидим, как три сивиллы, и решаем загадку вещдока в виде книги на борту и кражи денег. Не говоря уж о том, что пропал Сакен. Яна оказалась права. Очень мало надежды, что он вообще жив.
– Леха рвет и мечет. Сегодня на вокзале будет проводница, с которой Сакен ехал. Он всегда ездит у этой Наины и ночует в ее купе. Не подумайте чего такого, просто он так привык. Может, сегодня Леха что-то узнает. Я дала ему ваш телефон, уж простите…
– Итак, еще раз, – тоном следователя сказала Яна. – При вас он ушел на вокзал, так? А вы сразу же пошли на яхту?
– Нет, он вернулся.
– Почему? Он что, заранее купил билет, а потом вернулся, потому что не хотел долго ждать поезда на вокзале, раз уж дом Тусеньки рядом?
– Нет. Поезд опаздывал на три часа. Несколько дней назад кувырнулись две цистерны с подсолнечным маслом и поезда ходили еле-еле, – припомнила Аля. Кстати, раньше она нам об этом не говорила и в письме не писала.
– Значит, и поезд Ирины тоже опаздывал? – продолжила допрос Яна.
– Ну да, конечно.
– И она не знала, где живет Тусенька, а потому терпела на вокзале?
– Она вообще-то запросто могла узнать, где живет Тусенька, но почему-то не сделала этого. Там на вокзале есть адресное бюро.
– Но она не пришла в дом Тусеньки. Как, по-вашему, она провела эти три, а может, и четыре, и пять часов на вокзале?
– Зная ее, я бы сказала, что она потихоньку пила. Она из тех, кто может пить в одиночку, – сказала, подумав, Аля.
– А у нее были деньги на выпивку?
– Ну Сакен отвалил ей много, чтоб заплатила за квартиру.
– А теперь представьте себе: я со всех ног бегу на вокзал, в надежде как можно скорее уехать, а меня там маринуют несколько часов. Во-первых, почему она так рвалась уехать, почему не зашла к Тусеньке хоть кофе выпить?
– Почему-то наш поход оказался для нее наказанием. Она просто как-то по-юношески возненавидела Асеньку, все время с ней пикировалась и вообще…
– Но вы-то поняли, что они знакомы?
– Нет. Я поняла, что это я знакома с Асей.
– А почему вы так решили?
– Случайно, когда мы перебирали ягоды, я рассказала ей о той паршивке, которая, как кукушонок, влезла в чужое гнездо, а вылетая, опрокинула его.
Назвала Лару и Колю.
– А она?
– Она швырнула наземь корзинку, посмотрела на меня, как солдат на вошь, и ушла в лес. Я сразу поняла, в чем дело, и чуть не откусила себе язык.
Оказывается, нас слышал Сакен. Точно так же он слышал фамилию опекунов, которые когда-то прекрасно процветали в Питере. Лара – в роли актрисы, Коля – режиссера. Но потом в театре…
– Что, опять какая-нибудь фигня, вроде тех, что случилась с вами?
– Даже... хуже. Анонимки стали разбирать на собрании труппы. Лару с Колей поставили, как у позорного столба, и у Лары… В общем, у нее началось кровотечение. Представьте – на белом полу лужа крови. Ничего ужаснее для женщины не бывает. А если учесть, что кто-то орал: «Она притворяется!», то дело и совсем плохо.
– Вы думаете, что Асенька писала письма?
– Нет. Якобы соседи. Но соседи клялись, что этого не делали и показали свою подпись, свой почерк. И потом, они были людьми интеллигентными, а потому уважали и любили Лару с Колей.
Зато о девочке они были плохого мнения. Это знали Лара с Колей. А коллектив, поставив их к позорному столбу, даже не пришел по адресу соседей.
– Кстати, Аля… – наконец вспомнила я. – За тебя, против этой дурацкой свадьбы голосовали не двое, а пятеро. Лара с Колей, еще два режиссера и Никита. Ирина была за свадьбу.
– Жень, а как теперь жить? – спросила Аля.
– Враг может убить, друг – предать. Это все должны чувствовать, – сказала Яна расхожую истину.
– А еще не надо, Аленька, предавать саму себя, что ты часто делаешь. Мезальянс с Шевченко, мезальянс с Егором.
– Но Егор… Он не сделал мне ничего плохого.
С ним мне уютнее. Не буду про большую любовь, но жалею я его больше, чем всех остальных вместе взятых. Он беспомощен в жизни, он пропадет. Он и сам вечно повторяет, что пропадет без меня.
– Значит, он прекрасно докумекал, на какой клапан давить. На жалость. И он будет при вас, пока не найдет дуры побогаче и помоложе. А пока втянет в болото вас, – жестоко сказала Яна.
– Откуда вы, такая молодая, знаете всю эту пакость? Почему именно так?
– Сказала бы я вам… – но Яна не сказала, а продолжала более сдержанно:
– Да, может, ваш муж не так плох, но он настолько непривлекателен для женщин, что никто не захочет его подобрать…
– Мне он кажется вполне привлекательным.
Хотя вначале я тоже подумала: бывают же такие пельмени, а не мужики. А потом привыкла. Если б вы увидели его на яхте, в лесу, на природе… А это так важно для меня, может, важнее всего в жизни.
– Надеюсь, Ирку ты не будешь оправдывать?
– Нет. Уже тысячу раз интуиция говорила мне: запомни то, запомни это, как бы тебе не пришлось пожалеть об этом. А потом я думала, что люди просто не могут быть такими плохими. А уж когда она обращалась за помощью, я все забывала.
– А что именно вам больше всего хотелось забыть? – уточнила Яна.
– Я пыталась забыть, что она постоянно твердила мне: он меня любит, он меня так любит, знала бы ты, как он меня любит! Это о Никите.
– И от такой любви он бросил ее?
– Это она его бросила.
– Нет, милая Алечка, – не выдержала я. – Он бежал от нее как черт от ладана. Явно, что он много о ней знает такого, чего не знаем мы. И украла она потому, что много лет была безнаказанна, живя среди нас как шпионка, у которой нет никаких принципов, потому что она сильна своей тайной, а мы так... аборигены, которых можно купить за стеклянный шарик.
– Но где тогда деньги? – воскликнула Аля. – Деньги-то где? Если вы все знаете, то скажите, где деньги?
– Давайте думать вместе. Вот она несколько часов шляется по платформе. В любую минуту на вокзале могут появиться Леха и Сакен, которые хватились денег. А вдруг они узнали, что поезда запаздывают? Что тогда сделать?
– Н-не знаю, – сказала Аля.
– А я знаю! – вдруг осенило меня. – Она послала их в Питер посылкой.
– Рискованно, – подумала Яна, – но если знать эту женщину… Вряд ли она прекратила пить из-за денег, боясь их потерять по пьяни, а потому, по пьянке же, могла решиться послать их посылкой И если бы кто-то из нас, зная про опоздания поездов, прибежал на вокзал и осмотрел ее вещи, он бы ни за что не нашел этих денег. Они же были как бомба у нее в руках!
– Надо сказать Лехе, пусть устанавливает дежурство у ее дома или почты…
– Проще выкрасть из ящика извещение о посылке, – сказала Яна. – И положить его снова в ящик только тогда, когда Леха будет здесь.
– Да, это лучше, – согласилась Яна.
Опять зазвонил телефон. Звонили мне. Что они, с ума, что ли, все сошли сегодня? Высветился телефон Лехи.
– Пр-рывет, падр-руга Леха! – сказала я.
– А ты что тут делаешь? Мне Варька сказала, по какому номеру Аля находится. Звоню ей, а тут ты!
– Приду домой, там ты сидишь! – пропела я.
– Давай Альку-то!
– Если информация очень секретна – лучше скажи мне. Половину мы вычислили, почти не сходя с места.
– Кто да кто?
– Да подруга моя, в основном. Она, слава богу, ни с кем из вас не знакома, а потому ее теория имеет место быть.
– Говори, что знаешь, – приказал Леха.
– Ирина и Ася знакомы. Ася привезла на борт ту самую книгу, когда-то заиграв ее в доме Ирины. Ирина, услышав Алины разговоры о книге, все вспомнила и выбросила ее. Но Гаврила случайно выловил, когда доставал упавшие в воду очки.
– Жень, ты это серьезно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26