Для меня все было ясно с самого начала, но, как бы это подоходчивей объяснить вам…
Холмс с сомнением посмотрел на меня, вздохнул и начал набивать свою трубку. Когда табак начал вылезать через мундштук, Холмс опомнился.
— Ах, да, — он несколько раз кивнул. — Начнем хотя бы с того, что привидений не бывает. Я никогда не мог понять вашего страха перед призраками. На вас мне было просто стыдно смотреть. Помните ту ночь в замке Блэквудов, когда мимо нас шагало нечто белое? Это нечто отбрасывало тень, припоминаете? А скажите-ка мне, милейший Уотсон, какой мало-мальски уважающий себя призрак позволит себе отбрасывать тень? А? Я ведь еще тогда пытался обратить ваше внимание на это, когда вы так невежливо заткнули мне рот. Мне сразу стало ясно, что это человек. В том, что это Грегори, я не сомневался. Лишний раз подтвердили эту мысль следы на навозной куче, той самой куче, в которую едва не попала химера, так ловко сброшенная нами.
— Холмс, а разве это были не ваши следы? — осторожно спросил я.
— О, какая прозорливость! И как всегда к месту! — раздраженно проговорил Холмс. — Разумеется, там были и мои следы, но это еще ни о чем не говорит. Там были следы сапог, но не простых. Подошва левого была подбита крестом!!! Помните, Грегори говорил, что он применяет это как средство против привидений?
«Не только Грегори», — подумал я и отвел глаза. Я понял, чьи следы были на куче.
— Ясно, что по этой куче лазил Грегори. Но поскольку химера развалила кучу ночью, следовательно, Грегори лазил по ней уже после нашего прихода.
— А зачем ему это понадобилось? Ведь куча так далеко от дорожки.
— Зачем, зачем!!! — взорвался Холмс. — Разве это что-нибудь меняет? Возникает другой, более существенный вопрос: что он делал в замке? И я отвечу вам. Он ломал стену. Вы хотите спросить меня, зачем он это делал? Я отвечу вам и на этот вопрос: он искал деньги.
— С таким же успехом он мог бы искать их в навозной куче, — сострил я, но до Холмса не дошло.
— Очень интересная мысль, — пробормотал он. — Ну, да об этом потом. А сейчас, Уотсон, вас, наверное, очень интересует, зачем он искал деньги?
— Нет, — сказал я с сарказмом, — ни капельки!
Холмс позеленел.
— Вы с ума сошли, Уотсон! — заорал он и с бешенством взглянул на меня.
— Ну ладно, валяйте, — я махнул рукой и, совершенно случайно, попал Холмсу по уху, — извините.
— Деньги — понимаете, деньги! — нужны были ему для того, чтобы отдать карточный долг! — орал Холмс, размахивая руками. — Понимаете? Долг! Д-ол-г!!!
— Как вы сказали? — спросил я очень вежливо.
Холмс зарыдал — Уотсон, помолчите хотя бы пять минут!
— Ну что же, — я демонстративно посмотрел на, часы, — начинайте.
— Понимаете, Грегори играл в бридж и сразу показался мне подозрительным. А как гласит теория вероятности, есть, есть такая теория, Уотсон, и нечего тут улыбаться, так вот, она гласит, что постоянный выигрыш есть явление маловероятное и практически не наблюдаемое, если, конечно, игра ведется честно. Правда, ходили слухи, будто в банке у Грегори хранится большая сумма. Слухи не подтвердились. Я обошел все лондонские банки и ни в одном не обнаружил вклада на имя Грегори Блэквуда…
— Послушайте — перебил его я, — но все банки свято сохраняют тайну вкладов.
— …а следовательно, — продолжал Холмс, как ни в чем не бывало, — оплата проигрыша была ему не по карману. С этого-то все и началось. Грегори знал, что по завещанию отца, ему полагается половина состояния…
— Не выдумывайте, Холмс! — воскликнул я. — В завещании старого лорда этого не было. Лорд завещал Грегори лишь книгу «Торжество добродетели» .
— Этого не было в последнем варианте завещания, — торжественно произнес Холмс. — В первом же варианте состояние делилось поровну между братьями — лорд Блэквуд никогда не скрывал этого — поэтому-то и был так поражен наш друг Дэниел, когда нотариус объявил его единственным наследником. Не меньше, и даже, пожалуй, в большей степени был поражен Грегори — правда, по его лицу этого нельзя было заметить, но, тем не менее, он был просто ошарашен — и недаром, поскольку, зная лишь о первом завещании, он решил отравить отца, чтобы получить наследство и разделаться с долгами…
— Кстати, Холмс, пять минут уже истекли, — лениво проговорил я.
— Чтобы отравить человека, нужен яд, — хладнокровно продолжал Холмс, — но даже на это у Грегори не было денег. И он пошел на крайнее средство. Да, Уотсон, это он украл деньги у Дэниела, он ограбил своего родного брата, он — и никто другой, хотя помнится, вы пытались подозревать слуг, леди Джейн и даже самого Дэниела. Да-да, не отпирайтесь, Уотсон, память у меня феноменальная. Такая идиотская мысль могла прийти только в голову моего друга…
Минут десять Холмс объяснял воображаемой аудитории всю абсурдность моих мыслей, ограниченность моих познавательских возможностей и недоразвитость моей центральной, а также периферийной нервных систем. Потом он спохватился и вернулся к своим рассуждениям.
— Воспользовавшись тем, что в зале никого не было, Грегори влез на шкаф и — одни за другим — вытащил все пятьдесят шесть фунтов стерлингов. Это произошло как раз семнадцатого октября. После этого он пошел в аптеку и купил яд. Подсыпать яд отцу не составляло никакого труда — Грегори часто оставался с ним наедине, но он совершил ошибку, которая его погубила — оставил пузырек с ядом на месте преступления. А я, разбирая коллекцию лорда Хьюго, нашел его. — Холмс самодовольно ухмыльнулся.
— Еще бы — такой известный пузырист, как вы. Пузыролог! Пузырствующий пузыровед! Верлибрист! Остряк, каких мало! Каких очень мало! Каких лучше бы вообще не было! Канализатор! Какой вы умница! Как у вас только башка не лопнула! От ума!..
— Спасибо, дружище, — растроганно сказал Холмс, — вы единственный, кто может оценить меня по достоинству. Итак, почему же старый лорд изменил завещание? Он не хотел, чтобы состояние, нажитое таким трудом, вылетело в трубу, но, не желая разглашать семейную тайну, придал завещанию такую форму, по которой невозможно было бы догадаться о причинах столь странного решения.
— Откуда же парализованный узнал, что Грегори играет?
— Вы плохо знаете леди Гудгейт! — отчеканил Холмс. — Стоило Грегори встать на скользкую дорожку — и лорд сразу же узнал об этом. Это она. Не сомневайтесь.
Несколько минут Холмс раскуривал трубку, затем глубоко затянулся и продолжал:
— Итак, лорд Хьюго скончался. Завещание, а вернее, его последняя форма, разбило надежды Грегори на огромный капитал. Единственное, что досталось ему от отца — книга «Торжество добродетели» . И у Грегори появилась новая надежда. Он решил, что завещанная книга сама представляет собой значительную ценность. Завещание вступало в силу только через десять дней, а срок уплаты долга уже истекал. Тогда, незаметно покинув зал, он пробрался в кабинет отца, нашел книгу и столь же быстро вернулся. Его отсутствия никто не заметил. Позже, уединившись, он просмотрел книгу. Представьте себе его разочарование: брошюра — такими увлекается леди Гудгейт — стоила не больше пяти пенсов и никаких денег в себе не содержала. В припадке ярости Грегори швырнул брошюру на пол и вдруг из нее вылетела бумажка. Грегори схватил ее и… — Холмс достал из кармана обрывок пергамента. — Я нашел это в книге, лежавшей у разрушенной стены спальни Дэниела. Здесь изображен план замка. Видите? На стене спальни — крестик. Грегори, решил, что там замурован клад, который позволит ему поправить свой дела. Но после смерти лорда замок переходил в собственность Дэниела Блэквуда и, соответственно, все, что в нем сокрыто, тоже. Незаметно разрушить стену не представлялось возможным — на шум тут же прибежали бы слуги. И тогда в голове Грегори созрел дьявольский план. Напомнив, с легкой руки Дэниела, легенду о призраке, он решил разыграть спектакль. Спрятавшись в замке, он дождался полуночи и, натянув на себя старый пододеяльник, с гнусным завыванием отправился бродить но коридорам. Своей цели он достиг — на следующий день замок был пуст — если не считать нас с вами — и Грегори беспрепятственно взломал стену. Но клада он не обнаружил!
Безаппеляционность тона Холмса вывела меня из себя.
— Откуда вы знаете — вы что, там были? Холмс отечески похлопал меня по плечу.
— Разбирая свою коллекцию пузырьков, которые мне любезно предоставил лорд Дэниел, я обнаружил, что один из них завернут в пергамент, который мы, видимо, позаимствовали в кабинете покойного. Интуиция подсказала мне, что два имеющихся куска пергамента составляли некогда единое целое. Смотрите, Уотсон!
С этими словами Холмс вытащил из кармана еще один кусок пергамента и, соединив его с планом замка, положил на стол. Два обрывка образовали целый лист. На втором куске какой-то невежда написал кривым почерком: «Смит, замини бривно в указанам месте» . То был план строительных работ. Видимо, Грегори обронил его, похищая книгу.
— Итак, — сказал Холмс, — и эта последняя надежда Грегори рухнула. Что бы вы сделали на его месте, Уотсон?
— Я бы утопился в Темзе.
— Гениально! Видимо, он решил сделать именно это. Лучше всего топиться, прыгая с моста.
— Вы так считаете? — спросил я. — Преклоняюсь перед вашим опытом.
— И Грегори пошел на мост, — продолжал Холмс, игнорируя мой выпад. — Его намерение к тому времени несколько поостыло, к тому же в самый последний момент он вспомнил о письме, переданном ему в день похорон — бегая в пододеяльнике по замку, он так и не удосужился его прочитать. У нас в руках оказался обрывок этого письма. В нем, если вы помните, неизвестный, фамилия или имя которого начинается с буквы «М» , угрожал Грегори разоблачением. Напрашивается вопрос…
— У кого напрашивается? — поинтересовался я. — Если вы решили, что у меня, то жестоко заблуждаетесь.
— У меня! — заорал Холмс — У меня напрашивается вопрос!.. Какой же у меня напрашивается вопрос? — Холмс замолчал, пытаясь что-то вспомнить, — Ладно. Нам надо было убедиться… Мне, мне надо было убедиться, — поспешно добавил Холмс, заметив, что я собираюсь что-то сказать. — Мне надо было убедиться, что на мосту был действительно Грегори. Это было нетрудно сделать — поднявшись на мост, я обнаружил, что он весь испещрен следами сапог с выбитым крестом!
Мне стоило большого труда сохранить серьезное выражение лица.
— Теперь спрашивается, кто же был тот «М» , который написал письмо?
— Маршал Мюрат? Александр Македонский? Марк Аврелий?
— Монтигомо Ястребиный Коготь!!! — заорал Холмс. — Маргарита Наваррская! Замолчите вы когда-нибудь.
— Да, — сказал я. — Когда-нибудь.
Холмс вытер со лба пот. — Когда-нибудь, Уотсон, — сказал он, — вы сведете меня с ума!
— Итак? — спросил я, подбадривая Холмса. — На кой черт вам был нужен, неизвестный по фамилии «М» , если вы и так уже выяснили, что убийцей был именно Грегори?
— Вы не правы, Уотсон. Тогда мне еще не было все окончательно ясно. Я надеялся, что разыскав «М» , мы получим неопровержимые улики против Грегори. А потом мы могли бы арестовать этого неизвестного за попытку шантажа — это, как вы знаете, тоже дело подсудное.
Я решил установить личность написавшего письмо, но у меня не было никакой зацепки, кроме первой буквы его имени. Поэтому я внимательно изучил чернила, которыми письмо было написано. Как вы знаете, я великолепно, — Холмс запнулся, — как никто другой разбираюсь в чернилах. Я знаю более пятисот видов чернил, которые продаются в Лондоне и его окрестностях. Поэтому для меня не составило большого труда определить, в какой лавке куплены чернила, которыми написано вышеупомянутое послание. Представьте себе мое удивление, когда я обнаружил, что эта лавка находится как раз напротив кладбища, где похоронен лорд Блэквуд. И тут меня осенило! Преступник в лице Грегори — неизвестный «М» — кладбище — священник, внешность которого мне показалось знакомой — и вновь преступный мир! Кольцо замкнулось! Я вспомнил, где видел того священника и — более того — сразу уверил себя, что письмо написал он! Больше некому!
— Смелое предположение, — пробормотал я.
— Помните, Уотсон, мой поединок с профессором Мориарти, когда меня едва не поглотила пучина Рейхенбахского водопада? У профессора было двое сообщников. Один из них, полковник Морен — о нем вам известно — после гибели профессора швырял в меня каменные глыбы. Второй — о нем я умолчал — камней не бросал. Он сидел на противоположной скале и показывал, куда надо бросать. Это и был уже знакомый вам Фрэнк Моррел. Заметили, с какой буквы начинается его фамилия? Моррел — известный в определенных кругах «любитель старины» — имеет шесть или семь судимостей за беспрецедентно крупные кражи антиквариата и вооруженные ограбления. После моей мнимой гибели он отправился в Египет и там провел несколько лет, устанавливая связи с тамошним преступным миром. Похитив пирамиду, он привез ее в Англию, пустив полицию по ложному следу. Помните заметку в «Таймс» ?
В Лондоне Моррел забросал пирамиду углем, переоделся священником — он слишком хорошо знаком Скотланд-Ярду, чтобы разгуливать по городу в своем настоящем обличье — и отправился искать покупателя. Нашел он его довольно быстро. Айзек Мунлайтнесс — помощник секретаря по вопросам идеологии в американском посольстве — занимался в Лондоне отнюдь не дипломатической деятельностью. Он представлял интересы одного миллионера из Чикаго — назовем его… м-м-м… ну, допустим, «иксом», — Холмс на мгновенье задумался, — нет «икс» уже было, возьмем «игрек». Так вот, Мунлайтнесс (а по сути «игрек») скупал предметы старины и, как я уже говорил, военные тайны. Он мог купить все — от чайной ложечки до Собора Святого Павла, от сведений, касающихся сержантского состава ливерпульского гарнизона, до чертежей новых подводных лодок. Назначив день совершения сделки, Моррел отправился прогуляться по Лондону, который не видел несколько лет, и случайно оказался возле замка Блэквудов. Из замка выбежал слуга и попросил его исповедовать старого лорда, а, видя, что священник не торопится, сгреб его в охапку и притащил в кабинет умирающего. Волей-неволей Фрэнк должен был выслушать исповедь Хьюго Блэквуда. Как выяснилось, старый лорд понял, что Грегори отравил его, но он был настолько измучен долгими годами болезни, что смотрел на смерть как на избавление. К тому же, он лишний раз убедился, что правильно изменил завещание. Теперь Грегори был у Моррела в руках — а такой человек мог понадобиться в его темных делах. Но возникло непредвиденное осложнение — Моррела из замка не выпустили: священник был нужен до конца погребения. На похоронах Моррел получил новый удар, — Холмс победно посмотрел на меня, — он встретился со мной! Представляете, Уотсон, думать, что я давно мертв и покоюсь на дне Рейхенбахского водопада и — на, тебе!..
— Да, я его понимаю и даже сочувствую ему, — пробормотал я.
— Хороший удар для Моррела! — повторил Холмс, не слушая меня. — Он понял, что я узнал его. Это заставило его сразу же после окончания церемонии бежать из Лондона. Но перед этим в голову Фрэнка пришла великолепная мысль — он решил сделать Грегори подставным лицом; зная нравы чикагских миллионеров, Моррел прикинул, что после совершения сделки от него могут очень просто избавиться. Поэтому он передал в руки Грегори все полномочия, приняв решение спрятаться неподалеку от условленного места и, в случае чего, помешать Мунлайтнессу скрыться с пирамидой и деньгами.
— Холмс, я всегда поражался вашему уму, — сказал я язвительно, — но, скажите на милость, как этот ваш физик мог передать Грегори полномочия, если, по вашим словам, он бежал из Лондона?
— Уотсон, — проговорил Холмс, с сочувствием глядя на меня, — к сожалению, вам недоступна красота моего дедуктивного метода. Вам все всегда приходится объяснять. По окончании церемонии Фрэнк забежал к кладбищенскому сторожу и набросал письмо Грегори. Помните, сторож сказал, что некий священник писал здесь письмо. Чтобы окончательно убедиться, что под маской священника скрывался Моррел, я и разыграл ту маленькую сценку с уборкой грязи. В действительности же, я искал следы пребывания Моррела. И я нашел их! Нашел — вы слышите, Уотсон! Я обнаружил мельчайшие следы египетского песчаника, из которого, как известно, сложены пирамиды — в том числе и пирамида Хеопса. Вы хотите спросить, как я узнал, что этот песчаник египетский?
— Не надо! — поспешно перебил я Холмса. — Я вам верю. Вы специалист.
— Да, я специалист, — подтвердил Холмс. — Честно говоря, там были не только мельчайшие следы песчаника, а целые куски его. Даже вы смогли бы определить…
— Несомненно, — буркнул я, вспомнив плиты для надгробных досок.
— Итак, Моррел написал Грегори письмо, в котором шантажировал его и, вместе с тем сулил ему деньги, если тот выполнит возложенную на него функцию. Далее в письме следовали инструкции, которые до нас, к сожалению, не дошли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10