— Но я не полиция, вы же знаете… Я — рядовой гражданин…
— Но у вас такой авторитет, сэр Джон, и такой большой опыт… Позвольте мне хотя бы рассказать вам все, что я знаю!
— Конечно, моя дорогая, я вас внимательно слушаю… И Кэтрин рассказала ему все. О своих расследованиях в отелях, о двух визитах Стефана Лаутербаха в «Сьюперб», о сходстве подписей и о том предпочтении, которое Луиза отдавала верхнему этажу. Фосетт внимательно слушал.
— Да… интригует, — промолвил он наконец. — Интригует, но все же… — он покачал головой, — едва ли больше того… Тот факт, что оба визита этого парня по имени Лаутербах имели место в те дни, когда миссис Хилари проживала в отеле, может оказаться простым совпадением.
— Нет, если он также окажется и Полем Лифшицем.
— Тогда другое дело, конечно… Но вы сами сказали, что не уверены в том, что подписи совпадают.
— Я не уверена потому, что у меня не хватило времени сравнить их как следует. И вряд ли у меня появится другая возможность — как только я появлюсь в «Сьюпербе», меня немедленно вышвырнут. Я не обладаю достаточным весом и положением — туда должен отправиться человек, которому ответят на все вопросы и покажут все необходимые документы, а это сможет сделать только полиция. Они сфотографируют страницы в журнале, попросят экспертов сравнить почерки, и тогда обнаружится, что Лифшиц и Лаутербах — одно и то же лицо.
— Предположим, что так и случится. Что же потом?
— Ну, разумеется, они разыщут преступника. Мне кажется, это несложно. Ведь он не стал бы каждый раз подписываться иностранной фамилией, не будучи иностранцем. Возможно, он решился на это потому, что говорит с небольшим акцентом и знает, что не сумеет выдать себя за «Смита». Возможно, у него и подданство иностранное. В любом случае его должны были хорошо запомнить в отелях, и полиция легко раздобудет его подробное описание. Вероятно, он приезжал на машине, тогда разыскать его еще легче. Я абсолютно уверена, что его бы нашли, если бы попытались.
— О, я в этом нисколько не сомневаюсь! — согласился с ней Фосетт. — Беда в том, что преступнику не смогут предъявить обвинение. Даже если вы правы, утверждая, что он был знаком с миссис Хилари, тот факт, что он водил с ней амуры в отелях, еще не означает, что он задушил ее.
— Я вполне сознаю, что претендую на слишком многое, но если бы полиция разыскала его, то, может быть, нашлись бы и доказательства. Внешность? Если бы он оказался настоящим убийцей, то он бы более или менее подходил к описанию миссис Скотт. Она могла бы понять, увидев его, что ранее ошибалась. И прежде всего следует поинтересоваться, есть ли у него твердое алиби на момент убийства.
Фосетт тяжко вздохнул.
— Поверьте мне, дорогая мисс Форрестер, я слишком хорошо понимаю, как вам сейчас тяжело. Но теперь, когда вы пришли ко мне с этим горем, я чувствую, что обязан высказать все напрямик. Я твердо уверен в том, что полиция не найдет оснований предпринять новое расследование, основываясь на том, что в конечном итоге не более чем одно только предположение. У них на руках столько дел, что вряд ли они возьмут на себя задачу оправдать осужденного. Это дело защиты.
— А разве не их задача — восстановить справедливость?
— Они считают, что все в порядке. Достаточно вспомнить, что они не высказали никаких возражений против того, как велось это дело. Если бы вновь начать все сначала, возможно, полиция заинтересовалась бы этим парнем по имени Лаутербах, но в теперешней ситуации они вряд ли согласятся на это, будучи абсолютно уверены в том, что арестовали убийцу, и убедив в этом суд. С их точки зрения дело закончено.
Кэтрин посмотрела ему прямо в глаза. Она была так уверена, что сэр Фосетт согласится помочь ей, что теперь, когда выяснилось обратное, она не знала, к кому еще обратиться.
— Но ведь я в силах хоть что-нибудь сделать?! — умоляюще выкрикнула она.
— Я не хотел бы поддерживать в вас подобные иллюзии, проявляя ложную доброту. Слишком поздно! По моему мнению, сейчас ничто не спасет Чарльза Хилари. Если бы даже мы подняли на ноги всех полицейских, то и тогда результаты их поисков уже не смогли бы отсрочить казнь.
— А министр внутренних дел имеет право дать отсрочку, пока не закончится следствие?
— Только в том случае, если появились новые, неопровержимые доказательства. Если бы имелась хоть крошечная надежда, я бы, не колеблясь, лично обратился к нему за помощью; но боюсь, что это не так… — Фосетт с искренним состраданием взглянул на измученное, расстроенное лицо Кэтрин. — Не знаю, как мне еще вас утешить. Не считаю себя вправе вмешиваться в ваши личные чувства, но если бы вы попытались хоть немного утешиться…
Кэтрин решительно взяла в руки сумочку.
— Мне кажется, что вы вряд ли поймете, как это больно, когда человек, любимый вами по-настоящему, уже наполовину спасен, но потом опять срывается в пропасть! До свидания, сэр Джон, и большое спасибо за то, что вы меня внимательно выслушали.
— Жаль только, что мне не удалось вам ничем помочь… — Фосетт несколько минут в задумчивости постоял у окна. — Хорошо, мисс Форрестер, я пойду вам навстречу. Я прямо сейчас позвоню комиссару и сообщу ему все, что вы мне рассказали. Он, вероятно, решит, что «у старого козла крыша поехала», но я все равно позвоню. Не стоит надеяться тем не менее, что он предпримет какие-то действия. Ни за что!
— Вы очень добры ко мне, сэр Джон. Я признательна вам за это.
— Если я смогу быть вам чем-то полезен, вы можете распоряжаться мною, как вам угодно и в любое удобное для вас время. Прощайте, моя дорогая! — и Фосетт молча проводил ее до машины.
Глава 5
Вечером накануне казни Кэтрин без всякой цели бродила по набережной Челси. Все ее усилия спасти Чарльза окончились неудачей; она была на пределе. Физически и морально опустошенная, она утратила способность даже остро переживать, отупев от отчаяния. Она находилась на набережной с самого рассвета, голова у нее была свинцовая. Она с трудом переставляла ноги и теперь хотела лишь одного — умереть.
Кэтрин вышагивала из стороны в сторону, не зная, что с собой делать, не в силах оставаться на месте и ждать, чувствуя необходимость движения. В эти последние часы перед казнью она нарочно пыталась избегать общения с кем-либо из знакомых, не желая ни слушать, ни говорить, а только забиться в нору, как смертельно раненное животное.
Медленно продвигаясь вдоль набережной мимо закусочной «Кингз Хед», где они с Чарльзом частенько посиживали за пивом, она внезапно почувствовала такую слабость, что ей пришлось присесть на скамейку и немного передохнуть. Она не помнила, когда в последний раз ела, будучи давно уже не в состоянии проглотить ни куска. Хотела зайти в закусочную и выпить бренди, но передумала, решив, что и на это ей не хватит сил.
Кэтрин взглянула на часы. Сейчас ровно семь. До казни осталось тринадцать часов!
Позади в кустах послышался громкий хохот. Кто-то беззаботно болтал, сидя на низком каменном парапете напротив пивной, любуясь закатом и поставив рядом с собой кружки с пивом. До Кэтрин долетали обрывки разговора. Девушка восхищалась новыми моделями одежды, молодой человек рассуждал о «Кон-Тики», а два болельщика обсуждали последнюю игру в гольф.
Если я сейчас же не выпью бренди, подумала Кэтрин, я просто вырублюсь. Но если я встану, то упаду. Как же я смогла довести себя до такого состояния? Почему я не выпила целую горсть аспирина и не улеглась в постель, чтобы проснуться уже после казни?
Радостное возбуждение, царившее вокруг, только раздражало ее. Разве не те же самые люди обрекли ее Чарльза на смерть, не ведая, что казнят невиновного? Представил ли себе хоть один из них хотя бы однажды, что испытывает осужденный на казнь, сидя в камере? Что испытывают близкие ему люди? Кэтрин дошла до предела, думая обо всем этом. Она еще отдохнет немного, а затем отправится дальше.
За спиной продолжали трещать…
— Этот Мэнкэд — просто прелесть! Индийцы, несомненно, побьют англичан. Я видела его на стадионе «Лордз» во время последнего матча. Он был просто великолепен!
— Жаль, что я не пошла. В «Овале» он играл гораздо слабее…
Кэтрин прислушалась. Что там они говорили?
— Я никогда туда не хожу. Никогда не увидишь, что происходит на поле.
— Я тоже. Да я и не ходила. Смотрела по телевизору. Чертовски удобно — никуда не тащиться, да и видно все замечательно!
— Возможно, ты и права; но, мне кажется, дома не хватает толпы.
— В тот день там было не так интересно, поверь мне. Когда я переключилась на матч, на табло загорелось 104:4, а когда через полтора часа завалилась калитка, они добавили только тридцать. Представь! Тридцать очков за Девяносто минут! Чертовски…
Мертвое лицо Кэтрин неожиданно оживилось, когда знакомая фраза вызвала ворох воспоминаний. Табло? А что Чарльз говорил про табло? В ее мозгу вырисовалась странная, путаная картина, состоявшая из обрывков воспоминаний и случайно брошенных фраз. Чарльз в полном отчаянии у нее на квартире после встречи с Луизой… затемненная комната… Малышка Мо — просто гигант!… Люди… и эта знакомая фраза… тридцать очков за девяносто минут. Девяносто минут и тридцать забегов… В голове затикали часики, отстукивая секунды.
Кэтрин вскочила, забыв об усталости. Один шанс из тысячи, но все же — возможность… Боже, почему же она не вспомнила раньше?! Она, она, и никто другой!!!
Навстречу медленно приближалось такси, и она побежала вперед, размахивая руками как сумасшедшая.
Вахтер вскинул голову, когда мимо поста проскочила маленькая фигурка.
— Минуточку, мисс!… — крикнул он, узнав Кэтрин. Но прежде чем он успел позвать ее еще раз, она уже скрылась из виду, и он лишь услышал, как щелкнули дверцы лифта.
Задыхаясь, он неслась по знакомому коридору, ведущему к фильмотеке. Боб Сандерсон на месте. Он сидел, задрав ноги на стол, совсем как в тот день, когда она вернулась со встречи с Фосеттом.
— Кэтрин! — громко воскликнул он, немедленно вскочив на ноги и уставившись на нее, как на привидение. Как все остальные работники телевидения в эти дни, он думал о ней постоянно. — Каким ветром?…
— Боб! — выпалила она. — Есть ли у тебя пленка с записью последнего международного матча в «Овале»?
— Да, конечно, думаю, есть, — запинаясь, произнес он, все еще не сводя с нее глаз. Он заметил, что она едва стоит на ногах, и немедленно подхватил ее под руку. — Вот, сядь на стул. Ты совсем дошла!
— Нет, я в порядке! Быстрей! Боб, покажи все, что есть.
— Что именно тебе нужно?
— Лицо! Крупный план Чарльза Хилари.
По тому, как он тихонько присвистнул, посмотрев на нее с понимающим видом, она решила, что объяснять ничего не нужно. Боб знал об этом деле столько же, сколько и она. Через секунду он уже умчался, покопался на полках и через несколько секунд уже вернулся обратно с двумя плоскими коробками в руках.
— Вот репортаж, — сказал он, — а это запись всего матча, из которого выкраивалась передача. Сначала я прогоню репортаж.
Кэтрин повернулась лицом к экрану, а Боб вставил пленку в проектор и приглушил свет. Сначала играла музыка, затем зазвучал ровный голос спортивного комментатора и появилась картинка с игроками, входящими в павильон в «Овале», улыбающиеся зрители и рукоплещущие трибуны.
Другая картинка. Бэтсмен крупным планом, бегущие игроки, боулер в действии. Зрители на заднем плане — лица нельзя различить. Еще удар, мяч, летящий к границе поля. Снова зрители, снова смазано. Хороший бросок… Газетные заголовки, сжатые до минуты экранного времени. Конец репортажа — экран засветился белым.
— Ничего, — сухо сказала Кэтрин.
— Там еще полно… Сейчас посмотрим.
Проектор опять зажужжал, и Кэтрин вцепилась негнущимися пальцами в подлокотники кресла. Второй бэтсмен, второй боулер… Еще удары, еще беготня. Судья в белом пиджаке. Удар мячом и взлетевший в воздух столбик калитки. Восторженный рев трибун и бэтсмен, покидающий поле. А дальше — то, чего она так ждала! Крупный план светового табло со счетом, заполнивший собой весь экран, совсем как на Уимблдонском турнире, когда она вот так же сидела в кресле.
— Боб! Останови кадр!
Картинка застыла. В самом нижнем углу экрана под световым табло множество лиц, улыбавшихся, равнодушных, вспотевших, не ведающих того, что их снимают на пленку. Но ни одно из них не было лицом Чарльза.
Кэтрин откинулась в кресле, слегка застонав. Возможно, эта часть матча проходила еще до того, как он прибыл на стадион, или он не вошел в кадр? А может быть, он — тот самый, чье плечо возвышалось над ограждением?!
— Дальше! — еле выдохнула она.
И вновь камеры вернулись на поле. Началась самая затяжная часть матча. Тысячи глаз наблюдали его со скукой, но для Кэтрин каждая секунда была заряжена электричеством. Теперь осталось немного. Планы часто менялись, показывая лишь короткие перебежки. Матч подходил к концу. Нервы Кэтрин на пределе! Что-то должно случиться. Именно сейчас камера вновь должна показать табло. Она больше не выдержит!…
Темп ускорился. Полевой игрок побежал вперед с вытянутыми руками. Мяч задержали. Второй бэтсмен отходит в сторонку. И вновь экран заполнило световое табло. Кровь застучала в ушах у Кэтрин, и все расплылось перед глазами.
— Боб! Наведи на резкость!
Его голос прозвучал как будто за тысячу миль.
— Резкость есть, Кэтрин!
Экран продолжал плыть, и она еще больше откинулась в кресле. Она едва понимала, что Боб пытается помочь ей, и опустила голову. Тошнота прошла, Кэтрин выпрямилась и открыла глаза, заставляя себя смотреть на экран…
Прямо перед ней появился Чарльз — мрачный, снятый слегка под углом, но это был он, именно он, и никто другой!
Несколько секунд она с недоверием рассматривала экран. Затем закричала:
— Боб! Мы нашли!! Мы нашли, это он!!! Стремительно вскочив на ноги, она бросилась к экрану, к такому знакомому, родному лицу. Но теперь она уставилась на табло, на котором за девяносто минут высветилось ровно тридцать очков, что четко указывало на время.
— Боб! — напряженно сказала она, — объясни мне, что означают эти цифры в углу.
Он был возбужден почти так же, как и она. У него так же сильно тряслись руки.
— Вот эти — показывают фамилии боулеров, а эти — бэтсменов. У зрителей есть карточки с именами и цифрами, по которым они могут опознать игроков, сверяясь с табло. Это — количество перебежек, а это — перебежки, сделанные последним бэтсменом.
— Тем, который только что ушел с поля?
— Верно. Игрок номер пять.
— Боб! Нам нужно выяснить во сколько он ушел с поля.
— Это нетрудно. Скорее всего этот момент зафиксирован в газетных репортажах, которые появились на следующий день. Так часто бывает. Подожди минутку.
Она услышала, как он подошел к телефону и набрал чей-то номер. Она стояла рядом с экраном, рядом с Чарльзом! Ах, если бы только время совпало!
— Хэлло? Это «Дэйли Рекорд»? — Голос Боба от волнения зазвучал совсем тонко. — Редакцию спортивных новостей, будьте любезны.
Он ждал. Ждала и Катрин. В комнате стало душно.
— Хэлло, это ты, Лес? Это я, Боб, послушай, старик… У меня к тебе небольшой вопрос. Касается жизни и смерти…
Еще одно бесконечное ожидание, пока он все объяснит! Катрин мысленно задавала себе вопросы. Сколько потребуется времени, чтобы на машине из «Овала» добраться до Кенсингтона? От стадиона до Клэндон Мьюз? Пять минут, чтобы пробраться сквозь толпу и выйти со стадиона. Несколько минут, чтобы дойти до машины или станции метро. Еще двадцать миль, не меньше, езды на машине или на поезде, — может, и дольше? Скажем, минимум полчаса. А Луизу убили между тремя пятнадцатью и тремя сорока пятью… Если Чарльз находился в «Овале» примерно в то же самое время?…
Она стояла неподвижно, как статуя, пока Боб внимательно слушал, прижав к уху трубку.
— Да, Лес?… Нет, не думаю, что точность до единой минуты имеет значение… «Таймс»? Что ж, вполне надежная информация… Сразу же после?… Да, понимаю… О'кей, большое спасибо! Расскажу тебе завтра. Пока!
Повесив трубку, он повернулся к Катрин.
— Номер пять ушел с поля примерно в половине четвертого.
Из глаз Кэтрин неожиданно ручьем потекли слезы. Не промолвив ни слова, она обвила шею Боба руками и крепко прижалась к нему. Нашарила телефонную трубку, немедленно попросив связать ее с сэром Фосеттом…
Глава б
Макс Рачински, истинный убийца Луизы Хилари, узнал эту новость в полдень на следующий день. Он только что оставил свою контору рядом с вокзалом «Виктория», собираясь где-нибудь пообедать, и лишь задержался у киоска, чтобы купить газету. Он развернул ее, страстно надеясь увидеть слова, которые навсегда избавили бы его от непрестанного страха: ХИЛАРИ СЕГОДНЯ ПОВЕШЕН! Смертельно побледнев, несмотря на загар, он прочел совершенно другое: СЕНСАЦИЯ!!! КАЗНЬ ХИЛАРИ ОТЛОЖЕНА НА ОДИННАДЦАТЬ ЧАСОВ. ВСКРЫЛИСЬ НОВЫЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА!!!
Макс стоял посреди дороги, не замечая толкавших его людей, и внимательно читал информацию о невероятных событиях прошлой ночи:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23