— Лучший наш дамский мастер, — покрутил он рукой вокруг головы. — У неё бывают самые модницы. Обслуживает невест в Доме бракосочетаний. Справлялись в парикмахерской — хорошо зарабатывает.
— В каких она отношениях с Луговым? — спросил майор.
— С её стороны, насколько я понял, серьёзные виды. Как узнала, что он пропал, так разволновалась, еле-еле от слез удержалась. Мне кажется, верит она ему…
— А Луговой?
Коршунов пожал плечами:
— Иди пойми. Цветы, однако, дарил. И сам лично, и с посыльными отсылал. Не просто так, наверное.
— Не просто действительно… Не может быть так, что они связаны одним делом? Любовь любовью, а делишки — делишками.
— Все может быть, конечно. Но я особенно и не старался выяснять это. Не все сразу. Да и очень расстроилась она.
— Где и как они познакомились? — спросил я.
— В наших «Сочах». В Светлоборске то есть, в доме отдыха. Месяца полтора назад. Вместе после этого сюда приехали. Значит, он сразу здесь и снял комнату у Шатровых. Откуда он сам, Максимова точно не знает. Он говорил, что из Ленинграда… Я ездил в Светлоборск. Там подтвердили, что Луговой Михаил Семёнович действительно отдыхал там. Живёт в Житном, работает на льнокомбинате. Я, конечно, в Житный. Хорошо, рукой подать… Ну, короче, видел я этого Лугового, техника с льнокомбината. Небольшого роста. Полный. На артиста Леонова смахивает… Вот так, товарищ майор.
— При чем здесь Леонов? — оторопел Никулин.
— Квартирант-то Шатровых высокий, брюнет. Шевелюра с седой прядью. А этот — с лысиной…
— Чертовщина какая-то, — пожал плечами Никулин.
— Главное, в Житнинском отделе милиции нам сообщили, что Луговой месяц назад подавал заявление о пропаже паспорта. Потерял в доме отдыха…
— Ну и что? — спросил майор.
— Выдали новый. А то, что Луговой не покидал Житный за последний месяц,
— доказанный факт.
— Та-ак, — протянул майор. — Понятно. Этот брюнет, жених Максимовой, жил по паспорту Лугового! Настоящий Луговой помнит такого?
— Говорит, встречал. Парень заметный.
— А Максимову? — спросил я.
— Её не знает.
Сообщение Коршунова давало неожиданный оборот делу. Молчал Никулин. Молчал и я. Слишком много было вопросов. А что мог сказать Коршунов? Он тоже, наверное, растерялся.
— Что будем делать? — нарушил молчание Никулин.
— Искать, — ответил Коршунов.
А я вспомнил своё первое дело, где преступник также хотел воспользоваться документами другого лица. Время идёт, а методы остаются…
Одна волна накрывает другую. Сгорел склад тарной фабрики. Умы горожан переключились на это событие. История с фальшивыми деньгами потихоньку поросла быльём.
Жара стала более невыносимой. Ещё и потому, что от неё устали. И по-прежнему ни капли не упало с неба. Тоже тема для пересудов.
Я решил поручить расследование дела о деньгах Инге Казимировне Гранской.
Но возьмётся ли она или откажется, сославшись на предстоящее увольнение?
Пришлось пойти на дипломатическую хитрость. Вернувшись из милиции, я, не заходя к себе, заглянул в её кабинет.
— Как идут дела, Инга Казимировна?
— Расследование дела о подростках затянется, Захар Петрович.
— Готовите меня к тому, чтобы я продлил срок?
— Совершенно верно. Я чувствовала, что за ребятами стоит взрослый. Кончик ниточки показался…
— Сколько вам надо ещё времени?
— Во всяком случае не меньше полмесяца. Боятся мальчишки. Придётся крепко поработать. Кто-то держит их в страхе. И все время о себе напоминает.
— Договорились. Таким образом, ваш переход на другую работу отодвигается…
Гранская посмотрела на меня долгим взглядом.
— У вас, вижу, ко мне какая-то просьба?
— Есть, Инга Казимировна. Ваше право, конечно, отказаться… Но вы все-таки подумайте.
Дипломата, в общем, из меня не получилось. Пришлось сразу открывать карты.
Не знаю, с какими чувствами, но дело Гранская приняла.
На следующий же день мы поехали в Восточный.
Дом Шатровых выделялся просторной голубятней, пристроенной на крыше. Полуденная жара загнала всех в дома. Не слышно было даже детских голосов. Шатрова возилась в саду. Увидев нас, старушка поспешила навстречу, вытирая руки о передник.
— Можно? — спросил я.
— Почему же нельзя? Милости просим. Здрасьте, товарищ прокурор.
— Здравствуйте. А это следователь Инга Казимировна, — представил я Гранскую.
— Проходите в дом, — пригласила Шатрова, пропуская нас вперёд. — Располагайтесь. — Она обтёрла передником сиденья стульев. — Я мигом.
Мы с Гранской оглядели чисто прибранную комнату. Из красного угла смотрел святой с потемневшим от времени ликом.
Из-за чуть приоткрытой двери слышалось звяканье умывальника, плеск воды.
— Извините, товарищи. — Шатрова возвратилась и уселась на стул. Она была уже без передника.
Вести разговор я предоставил следователю.
— Вы в доме одна?
— Одна, одна. Евгений на работе.
— Я не пойму, он вам сын, внук?
— Да вроде бы как за сына. — Старушка разгладила несуществующие складки на простенькой скатерти.
— Приёмный?
— Ага. Приёмыш. А сказать по-честному, совсем родной.
— Вы, пожалуйста, объясните, Антонина Акимовна.
— Крестницы моей сынок. Появился без отца. Мать, когда Жене пошёл пятый годик, померла. Нас с мужем бог детишками обделил. Вот мы и взяли его из деревни.
— Давно вы без мужа?
— Шестнадцать лет уж.
— Выходит, в основном одна его воспитывали?
— Ага.
— А что это он скачет с одной работы на другую? По месяцу не работает…
Шатрова вздохнула.
— Все из-за водки-злодейки. Много через неё терплю. До армии не пил. И такой пригожий был, справный паренёк. Вернулся. Женили. Все чин по чину. И специальность в армии хорошую освоил — каменщик. Он в строительном батальоне служил… А тут связался с шабашниками. Подряжались строить частникам. И пошло. Я говорила Евгению, зачем он себя утруждает? Зарабатывал на стройке хорошо. Боялась я левых денег. Они ведь карман жгут. Считаются как бы лишними. И большинство их на пропой определяют. Старшие мужики похитрей его али поумнее, не шибко гуляли. Евгений же телок ещё. Удержу не знал. Стал на работе прикладываться. Потом в семье разлад. Жена ушла и дочку забрала. Вот и докатился. Ни на одном месте долго удержаться не может… И-э-эх, горе-горькое…
— Выходит, вы и теперь его на свои деньги содержите?
— Да что деньги? Денег не жалко. Женьку жалко, родной ведь.
— Ему пора бы уж вам помогать, — покачала головой Гранская.
— Когда трезвый — золотой мужик. Сам сарай поставил, крышу перекрыл. С голубями любит возиться…
Раздался стук в дверь. Хозяйка открыла. На пороге стояли парень и девушка.
— Извините, вы Антонина Акимовна? — спросила девушка.
— Я буду.
— Здравствуйте. Нас прислала Полина Матвеевна. Вы, говорят, комнату можете сдать? Нас только двое — я и муж…
Шатрова растерянно оглянулась на нас.
— Милая, можете зайти попозже?
Молодая пара нерешительно переглянулась.
— А что, у вас уже есть предложения? Мы будем платить, сколько скажете. Полина Матвеевна…
Старушка хлопотливо топталась на месте.
— Действительно, зайдите через час, — вежливо сказал я. — Просто Антонина Акимовна сейчас занята.
— Хорошо, хорошо, — быстро согласилась девушка. — Только, пожалуйста, имейте нас в виду… Извините.
Проводив квартиросъёмщиков, Шатрова с виноватым видом возвратилась к столу.
— Вот некстати пришли, — сокрушалась она.
— Ничего, дело житейское, — сказал я.
— Приходится комнатку сдавать, — оправдывалась старушка. — Пенсия у меня небольшая. Ну, с огородика, сада чего продам… Все-таки две души…
— Понятно, — кивнула Инга Казимировна. — Скажите, Антонина Акимовна, как обычно проводил время ваш прежний квартирант? Чем занимался?
— Миша-то? Бог его знает. На работу как будто не ходил. Встанет, бывало, побреется, брюки нагладит и пошёл. Куда — не сказывал, а я и не интересовалась. Дома все газеты читал, журналы…
— Какие у него были отношения с Евгением?
— Да никаких, Михаил не выпивал. Во всяком случае тут. Я ещё подивилась в тот день, что он с моим выпивает. А вообще они даже редко разговаривали. Едва словом перекинутся. Миша-то, сразу видать, парень образованный. А Евгений восьмилетку с трудом вытянул. Не товарищи они друг другу.
— Раньше, до разговора утром, у них не заходила речь о деньгах?
— Помню, однажды Евгений попросил у него трояк взаймы. Миша ему ответил: «Давай не будем ссориться. Баба Тоня запретила мне давать тебе на выпивку».
— И все?
— Ага.
— И вдруг он предлагает Евгению делать вместе фальшивые деньги?
— Ох и перепугалась же я! Пусть что угодно, только бы с преступниками не связался. От пьянства можно вылечить, или сам перебесится. А от такого… Я с малолетства воспитывала его в честности, в правде.
…Когда мы с Гранской выходили из калитки Шатровых, то увидели на другой стороне улицы молодую пару, что искала комнату. Не дожидаясь, пока мы сядем в машину, они быстро прошли во двор Шатровых.
— Нелегко ей даются деньги, — сказала Гранская.
— Добрая душа, — подтвердил я. — Легко любить пригожих да удачливых… Главное, ведь Евгений чужой ей, а как она печётся о нем.
Инга Казимировна кивнула. Мы долго ехали молча. Что она думает о деле, я пока не спрашивал.
— Захар Петрович, — вдруг сказала Гранская, — поедем через микрорайон. Я хочу зайти к Максимовой домой. Мне сказали, что у неё сегодня отгул.
— Пожалуйста.
Мы подбросили следователя, и я поехал в прокуратуру.
Гранская вернулась от Максимовой к концу рабочего дня.
— Ну, что новенького? — поинтересовался я.
— Оказывается, мы с ней хорошо знакомы, — сказала Инга Казимировна, кладя на стол бритвенный прибор в красивом прозрачном футляре.
Я с удивлением посмотрел на футляр, но ничего не сказал. Объяснит сама. А Гранская продолжала:
— У Галины золотые руки. Жаль, редко выбираюсь к ней. Между прочим, попасть к ней не очень-то легко…
Я вспомнил, что Максимова — парикмахер.
— Значит, разговор был задушевный?
— Очень. Бедная девушка. Не везёт ей с мужчинами.
— Влюблена?
— Ещё как. Готова за Лугового…
— Лже-Лугового, — поправил я.
— Готова за ним хоть сейчас на край света. И надо же было именно ей…
— А что?
— Была уже замужем. Целый год. Все было в точности так же. И заверения, и обещания. А как-то пришла с работы, а на столе записка… Вот и все… Лже-Луговой обещал жениться на ней. Может, и хорошо, что все кончилось так быстро.
— Чем же он так её заворожил? — полюбопытствовал я.
— Развитой, говорит, интеллигентный…
— Может, деньги привлекли?
— Нет. Своего бывшего мужа она содержала сама. Покупала самую дорогую обувь, костюмы, рубашки…
— А у Лже-Лугового были деньги?
— Она об этом не задумывалась. Говорит, не очень её баловал.
— А что это? — все же не удержался я и показал на футляр с бритвенным прибором.
— Эта бритва осталась у Максимовой от мужа. А Михаил оставался у неё…
— Лже-Михаил, — опять поправил я.
— Пусть так. Он очень следил за собой. По утрам обязательно брился. Я подумала, чем черт не шутит…
— Да, действительно вдруг остались отпечатки.
— Ну вот, собственно, и все… Да, может быть, нам лучше сдать деньги в банк? Все-таки сумма…
— Смотрите сами.
— Возьмём квитанцию. Если выяснится, кому они принадлежат, или объявится хозяин, получит назад. Деньги ведь все одинаковые.
— Конечно, пусть крутятся в обороте государства. Я не возражаю.
— Завтра допрашиваю Шатрова. Хотите присутствовать?
— Когда?
— С утра.
— К сожалению, не могу. Кстати, запишите допрос на магнитофон. Никулин говорит, путается парень.
…На следующий день с утра я ездил по делам общего надзора в колхоз и, возвратившись, застал Гранскую за странным занятием.
В её кабинете на обоих столах были разложены деньги. За одним столом сидела Гранская, за другим — Вероника Савельевна, мой секретарь. Обе женщины тщательно осматривали каждую купюру.
— Вот одна, — сказала Вероника Савельевна, показывая пятидесятирублевку. — ОМ 3906141.
— Отложите её, — сказала Инга Казимировна.
Я не стал ничего спрашивать и молча наблюдал за их действиями.
— Все, — сказала Гранская. — У меня нет. Значит, у вас.
Она подошла к Веронике Савельевне и стала следить, как та перекладывает купюры из одной кучки в другую.
— Есть! — секретарша протянула следователю ассигнацию.
Гранская повертела её в руках. Взяла ранее отложенную. Сравнила.
— Да, действительно, номер одинаковый…
— Объясните, пожалуйста, в чем дело? — заинтересовался я.
— Вот, смотрите. — Гранская протянула мне две пятидесятирублевки. — На них одинаковые номера.
— И как вы обнаружили это? — удивился я.
— Я дала Веронике Савельевне перепечатать список номеров ассигнаций, который нам представили из милиции вместе с вещественными доказательствами. Я сегодня собиралась сдать деньги в банк.
— Наверное, копирка у них была старая. Намучилась я. Каждую буковку и цифру разбирала. И мне показалось, что один раз этот номер я уже печатала. Посмотрела, действительно уже встречался, — пояснила секретарь.
— Мы сначала решили, что их машинистка ошиблась. Нет. Два одинаковых билета, — сказала Гранская.
— Все-таки есть поддельная ассигнация! — вырвалось у меня.
— Да. Дым не без огня. Значит, нужна новая экспертиза. Пошлём на проверку все деньги, а не выборочно, — подытожила Гранская, складывая ассигнации в чемодан. — Вероника Савельевна у нас сегодня герой дня.
Секретарша засмущалась и вышла.
— Все-таки что за разговор был у лже-Лугового с Шатровым?
— Хотите послушать показания Шатрова?
— Давайте.
Инга Казимировна достала из сейфа кассету, заправила в магнитофон. Я устроился поудобнее. Лента закрутилась.
… — С чего у вас с Луговым возник разговор о деньгах? — раздался голос следователя.
— Точно не помню, — чуть помедлив, ответил Шатров.
— А все же?
— Попросил я у него пару раз взаймы. Он отказал. Мать ему запретила давать мне.
— Почему?
— Ну, чтобы я меньше пил.
— Вы знали, что у него имеется много денег?
Шатров долго молчал.
— Знали или нет?
— Откуда? Нет, не знал.
— Луговой не говорил вам, где работает, чем занимается, откуда сам?
— Говорил, родители в Ленинграде. А чем занимается, не знаю.
— Целый месяц у вас жил человек, почти вашего возраста, и у вас не возникло разговора об этом?
— Я спрашивал, кто он по специальности. Смеётся. И жнец, говорит, и швец, и на дуде игрец… А чего мне лезть к нему в душу?
— В какой форме Луговой предложил вам заниматься изготовлением фальшивых денег?
— Не пил он. А тут вдруг утром зазывает меня к себе и спрашивает: выпить хочешь? Я как раз гудел…
— Что?
— Ну, запил… С похмелья был. Сели мы, он вынимает бутылку, колбасу. Я сбегал, нарвал редиски, луку. Выпили. Он мне говорит, мол, если хочешь иметь деньги, давай ко мне в артель. Я спросил, что за артель. Он говорит: деньги делать. Я их так, говорит, делаю, что в банке от настоящих не отличат… Я думал, шутит он, смеётся надо мной. Открывает он чемодан, а там полно сотенных и пятидесяток… Хоть я уже и того был, а сам думаю: надо держать ухо востро. Мишка мало пьёт, все мне подливает…
— Когда произошёл этот разговор?
Шатров помедлил с ответом. Потом сказал:
— Ну, раньше. За день.
— Раньше чего?
— За день раньше, как Мишка сбежал.
— Почему вы думаете, что он сбежал?
— Ну, пропал. Нету же его…
— Хорошо. Значит, вы говорите, что Луговой предложил вам делать деньги накануне своего исчезновения. Так?
— Да. Я ответил, что подумать надо. Он говорит: правильно, мол, подумай… А я это нарочно сказал, чтобы он не того…
— В каком смысле «не того»?
— А кто его знает, что он мог мне сделать, если бы я сразу отказался…
— Понятно. Дальше.
— Оделся он. Ушёл. Я был, конечно, на взводе. Думаю, надо в милицию идти. Но ведь не поверят, потому как выпивши я. А делать что-то надо. Взял я из его комнаты чемоданчик, отнёс в голубятню. Правда, взял одну сотенную, чтобы проверить, фальшивая или нет. Здорово на настоящую похожа. Ну, и не удержался я… Не помню даже, как меня мать домой притащила.
— Значит, что было в этот день, вы больше ничего не помните?
— Отключился… А назавтра утром Мишка будит меня. Спрашивает, где деньги. Я сказал, что знать ничего не знаю. Он говорит: ладно, опохмелись, потолкуем. И опять про деньги спрашивает. Дураком обозвал, сказал, что мы можем вместе с ним столько денег сделать — завались. Я тяну резину, а сам думаю, как бы улизнуть, сообщить куда следует. Мать опередила меня… Но я в тот же день заявил бы…
Гранская задумчиво выключила магнитофон.
— Вас что-то смущает? — спросил я.
Она ответила не сразу.
— Понимаете, в чем дело… По словам Евгения Шатрова, квартирант поил его дважды. За день до обыска и в день обыска. А старушка, его мать, показала, что она помнит только одну их совместную выпивку — в день обыска.
— Ну и?..
Инга Казимировна пожала плечами.
— Будем работать. Орешек крепкий.
В том, что орешек действительно крепкий, убедиться пришлось довольно скоро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36