Когда же губы ее произнесли слова, мимолетная улыбка, как легкое дуновение ветерка, коснулась их, оставшись, однако, незамеченной генералом.— Мистер Сафар, — кротко произнесла Ланн.— Кто такой? — тем же деловым тоном спросил генерал, но Дина недоуменно пожала плечами: мол, господин Дорон, неужели вы этого пустяка сами узнать не можете, хватит мучить несчастную женщину!И вот теперь, полулежа на тахте в своей квартире, Дина погладила по модно стриженной голове пуделя, Сафар тут же исхитрился лизнуть ее розовым языком прямо в нос, и девушка, одной рукой отодвигая ласкового пса, другой набрала телефон Розетты. Пока на том конце провода не отозвался мелодичный голос подруги, Ланн подумала, что из всех возможных мужчин, находящихся в ее окружении, пудель Сафар, пожалуй, был единственным настоящим джентльменом, способным не позволить даже генералу Дорону вмешиваться в его «личные дела» и проверять его «отношения» с Диной Ланн или кем бы то ни было. Подумав так, девушка невольно улыбнулась, а Розетта, будто увидев по телефону эту улыбку, сказала в ответ на приглашение «немедленно, как можно быстрее приехать, есть такие новости, ну, такие, Рози»:— А чему ты улыбаешься?Разумеется, Дина Ланн была совершенно уверена в том, что очень ловко провела Дорона. И, забегая вперед, можно сказать, что была близка к истине, ибо с момента ее ухода от генерала Дитрих сбился с ног, безуспешно разыскивая в городе и по всей стране загадочного «мистера Сафара», поскольку ему в голову конечно же не могла прийти мысль искать этого господина в картотеке клуба собаководов. Впрочем, относительно ожидания ребенка Дина генерала не обманула, хотя о том, что она беременна, не знал ни Киф, ни ее родители. Только бездетный дядюшка Дины Ланн Христофор был введен в курс дела, поскольку у него с племянницей были особо доверительные отношения: Дина в дядюшке души не чаяла, что было взаимно, и считала его самым добрым и прекрасным человеком на свете.Переговорив с Розеттой, Дина едва успела набрать номер Лизи, как в прихожей раздался звонок, явно чужой, короткий, вежливый и, можно сказать, официальный: у каждого звонка, как известно, есть «характер», зеркально отражающий характер того, кто стоит за дверью, не зря мы так часто угадываем наших гостей и, еще не видя их, как бы заранее знаем, надо ли нам волноваться в связи с их приходом или быть спокойными. Сафар ворчливо фыркнул для начала, а потом залился звонким, но, как отметила про себя Дина, беззлобным лаем. «Наверное, господин Портиш», — подумала она, кладя трубку на рычаг.— Ладно, малыш, уймись, — сказала Дина пуделю, — пойдем лучше посмотрим, кто к нам пожаловал.Через глазок она увидела стоящего на площадке перед дверью комиссара Гарда. 20. Перед дорогой Спустя три часа, садясь в вертолет, Гард испытывал внутреннюю дрожь, которую всегда ощущал, выходя, словно гончая, на прямую, ведущую к цели.Впрочем, на сей раз прямая, как бы это лучше выразиться, была с некоторой кривизной, из-за чего цель тоже казалась не слишком ясной. Однако главным было то, что комиссар Гард получил наконец шанс взять следы тех, кто, в свою очередь, взял след бывших клиентов подводной части «Фирмы Приключений».Справедливости ради надо добавить, что к моменту, когда Гард вылетал в Даулинг, столицу соседнего государства, куда, судя по всему, перемещались главные события, из шести «сменивших лицо» гангстеров в живых оставалось уже пятеро, если не четверо. Прежде всего, на окраине города, у полотна железной дороги, на рассвете текущего дня был обнаружен изуродованный до неузнаваемости — все тот же почерк! — труп мужчины с отрубленными кистями обеих рук. Это обстоятельство наводило на мысль о том, что погибшему была сделана когда-то операция на пальцах, что и пытались, вероятно, скрыть убийцы или убийца. А спустя несколько часов Ивон Фрез получил короткую записку, подписанную настоящим именем его бывшего сподвижника, исчезнувшего без видимых на то причин около двух лет назад: «Шеф, я гибну, спасите, если можете. Филипп Леруа». К сожалению, записка более ничего не содержала: ни описания ситуации, в которую попал Леруа, ни адреса, по которому его следовало спасать, ни даже намека на то, от кого ему грозила опасность. Листок бумаги принес мальчишка, получивший его на улице от незнакомого «дяденьки с бородой» (Леруа, кстати, никогда не носил бороды!) одновременно с десятью леммами и просьбой немедленно доставить по адресу на конверте. По-видимому, Леруа уже не имел времени воспользоваться услугами почты и успел всего лишь сунуть конверт в руки первому попавшемуся на глаза мальчишке, после чего вновь исчез, не подавая более признаков как жизни, так и смерти. Впрочем, вовсе не исключалось, что обезображенный труп, найденный на окраине города, и Леруа — одно и то же лицо, однако определенно установить это не представлялось возможным, так как Фрез отпустил ребенка и мальчишка был безвозвратно утрачен, — а кто еще, кроме него, мог бы опознать в безбородом трупе «дяденьку с бородой»? С другой стороны, было похоже, что это разные люди, поскольку мальчик получил конверт от незнакомого человека много часов спустя после обнаружения трупа.Что определенно знал комиссар полиции? Он знал, что по следам бывших клиентов фирмы, как овчарки, неслись люди Дорона, а его людям удалось всего лишь сесть им на хвост, что, конечно, было немало, но еще ничего не гарантировало; такой двойной погони, буквально след в след. Гард не помнил за всю свою долгую и богатую событиями полицейскую жизнь.Сам он, как уже было сказано, решил перебраться в Даулинг, чтобы на месте руководить операцией, надеясь в последний момент перехватить у Дорона инициативу. Туда же, в Даулинг, по данным инспектора Таратуры, уже двинулись три группы Дорона. Гарду удалось снарядить вслед за ними тоже три группы своих людей, сформировав их из полицейских и людей, выделенных Гауснером и Фрезом. Почему именно три группы командировал в Даулинг генерал Дорон, можно было только гадать. Либо Дороном были нащупаны адреса трех бывших гангстеров, подлежащих уничтожению, либо генерал гнался за одним человеком, но для решения задачи пошел на классический вариант, отправляя в Даулинг группу «захвата» (девять человек), группу «отхода» (шесть человек) и группу «прикрытия» (пять человек). Увы, Гард такой возможности не имел, поскольку вся финансовая щедрость полицейского управления в конечном итоге ограничивалась формированием трех групп по три человека в каждой. К ним добавлялись по два человека от мафий в каждую группу. Итого, на все, как говорится, про все — пятнадцать душ.На Таратуру тем временем он возложил более тонкую задачу: сопровождать Дину Ланн в ее вертолете, который отправлялся с верхней площадки аэровокзала примерно через полчаса после отлета комиссара. Обеспечить присутствие полицейского инспектора в вертолете президента Бакеро, специально присланного за Диной Ланн, было делом не из легких, но тут Гард прибег к помощи Интерпола, связавшись через него с полицейскими властями соседнего государства и объяснив им необходимость присутствия инспектора Таратуры подле невесты президента в качестве ее тайного телохранителя: имеются, мол, косвенные данные об угрозе в ее адрес, исходящий от «противников президента Кифа Бакеро». Эту туманную формулировку с готовностью приняли в соседней стране, ибо коль скоро она исходила от могучего соседа и «друга», то проигнорировать ее было никак невозможно.В результате лаконичных деловых переговоров (а при посредничестве Интерпола иных, как правило, не бывает) второй пилот вертолета, прибывшего за невестой Бакеро, должен был внезапно «заболеть», и его заменяли другим пилотом, то есть инспектором Таратурой, который, как и подобает каждому уважающему себя инспектору в современном мире, с одинаковой легкостью водил все движущиеся предметы, начиная с детской коляски и кончая «летающими тарелками».Дине Ланн комиссар ничего не сказал об этой операции, но не потому, что между ними не возникло доверия. Доверие как раз возникло, но ни к чему ей было знать лишнее. Гарду вообще легко давался контакт с самыми разными людьми, независимо от их пола и возраста, причем даже в тех случаях, когда он обращался к ним, как говорится, по делам службы. В отличие от своих коллег, то есть высших чинов полиции, Дэвид Гард был совершенно не способен проявлять по отношению к собеседнику индюшиную надменность, столь свойственную людям бездарным и малодушным. (Впрочем, ни одному индюку, как бы он ни важничал, еще не удавалось скрыть от окружающих свою плебейскую куриную сущность.) Гард же всегда был естествен и прост с людьми, уважителен к ним, доброжелателен, умея при этом оставаться самим собой, так как не играл в демократы, а был им. Когда же он имел дело с представительницами слабого пола, то в нем невольно просыпалось рыцарски-старомодное чувство уважения и едва ли не преклонения перед ними, чувство, по которому так стосковались живущие в прагматичном обществе женщины. Стоит добавить к сказанному, что, по мнению Фреда Честера, Гард только потому остался холостяком, что присущее ему рыцарство не позволило в свое время отдать предпочтение какой-либо одной из милых его сердцу дам, так как одновременно с этим ему пришлось бы безмерно огорчить всех остальных.Короче говоря. Дина Ланн еще при первом знакомстве с комиссаром полиции, несмотря на слезы и панику, вызванные исчезновением Кифа Бакеро, все же смогла интуитивно понять, что люди, подобные Дэвиду Гарду, обычно встречаются в реальной жизни куда реже, чем среди киногероев. И когда Гард позвонил в дверь ее квартиры, она не то чтобы обрадовалась, но почему-то сразу почувствовала себя куда увереннее, чем была, словно рядом с ней оказался давно знакомый, надежный и мудрый, вроде дядюшки Христофора, человек.— Примите, — сказал Гард девушке, едва переступив порог ее дома, — мои искренние поздравления и, не скрою от вас, одновременные соболезнования, поскольку генерал Дорон, как мне кажется, сделал все, чтобы омрачить вашу радость.— Ах! — воскликнула Дина Ланн. — Вам уже известно? (Гард скромно улыбнулся и слегка пожал плечами: а как, мол, могло быть иначе?) Я до сих пор не могу прийти в себя от его гнусного предложения! — продолжала Дина.— Не надо отчаиваться, — сказал Гард. — Во-первых, вы, наверное, попытались это предложение отклонить? Хотя я на собственном опыте убедился, как трудно иметь дело с Дороном: ни хитростью, ни откровенностью взять его невозможно, только силой! Она одна способна поставить его на место. Но, во-вторых, я не могу поверить и в то, что вы не сумели хоть как-то себя обезопасить.— Откуда у меня, слабой женщины, сила, господин комиссар? — вставила Дина Ланн. — Конечно, я себя немного обезопасила — но как?! Мне удалось получить обещание генерала ограничить мою гнусную шпионскую обязанность возле Кифа конкретными сроками!— Боюсь, уважаемая госпожа Ланн, что обещание, данное этим человеком, стоит не больше клятвы лисы добровольно отдать себя на воротник вашего манто.Дина Ланн улыбнулась:— Точно! Чтобы иметь хоть какую-то гарантию, я предложила генералу обменяться равными по значению «секретами», и он, представьте, на это пошел! Значит, теперь не только я у него в руках, но и он в моих… Правда, весьма относительно, как вы понимаете. Но вот здесь, мне кажется, я все-таки его чуть-чуть провела…— Не обольщайтесь, дорогая Дина, генерал ни в чьи руки так просто не дается, уж на что я цепок, и то… Вы ему, вероятно, по простоте душевной действительно открыли нечто важное, а он вам, уверен, подсунул залежалый товар.— А вот и нет! Уж тут вы, господин комиссар, не знаете, и не притворяйтесь, что не хотите знать! Но вам я и без ваших хитростей скажу откровенно, как было дело. А было ровно наоборот: я надула генерала Дорона, а он мне, вы не поверите, сказал истинную правду! Ну, выйдет из меня разведчица, а? Или по крайней мере дипломатический работник?Примерно в таком духе текла их беседа, из которой комиссар Гард без всякого нажима узнал и о мнимом любовнике Дины Ланн по имени Сафар (над чем искренне посмеялся, представив себе, как Дитрих роет землю, отыскивая загадочного джентльмена), и о действительной беременности Дины (по поводу чего выразил озабоченность), и о том, почему Киф Бакеро так стремительно и неожиданно вознесся в президентское кресло. Узнал он и о судьбе О'Чики, и о том, по какой причине Киф Бакеро впал в немилость генерала Дорона, распорядившегося его уничтожить из-за провала какой-то операции, кстати связанной с комиссаром Гардом (Гард, разумеется, мгновенно понял, что этой операцией могло быть только покушение на него, совершенное Хартоном). И даже о том узнал Гард, что перед скорым отлетом в соседнюю страну Дина Ланн должна еще встретиться с подружками по колледжу, переговорить с адвокатом мистером Портишем, устроить Сафара, заказать свадебные наряды, сделать прическу и непременно позвонить любимому дядюшке Христофору, который, к слову сказать, связывает с племянницей и ее браком какие-то надежды, о которых пока еще не сказал «своей птичке», как он называет Дину Ланн, ибо дядюшка Христофор полагал, что Дина, соглашаясь в свое время работать машинисткой в дороновском «ангаре», по собственной воле попала в клетку, уготовив себе роль «птички», живущей в неволе, но это вовсе не означает, как говорил дядюшка, что эту клетку нельзя сделать золотой… (И Гард, слушая девушку, мучительно вспоминал, где и от кого, и совсем недавно он слышал примерно то же самое, то есть и о «птичке», работающей у Дорона, и, кажется, о клетке, но так и не вспомнил.)Все, все сказала Дина Ланн Гарду, ибо женщины ее склада лучше сотни психологов понимают, кому и что можно сказать, особенно тогда, когда не выложиться ну просто нельзя, невозможно, — сию минуту, сейчас, а там хоть голову под топор… Этих сведений, конечно, не хватало комиссару Гарду для того, чтобы прояснить ситуацию, связанную с бывшими клиентами «Фирмы Приключений». Но их было вполне достаточно, чтобы утвердиться в решении немедленно вылетать в Даулинг и лично возглавлять операцию: момент, несомненно, становился кульминационным; Кроме того. Гард теперь просто по-человечески был обязан защитить Дину Ланн от Дорона, человека расчетливого, как компьютер, и не более, чем компьютер, морального.Они распрощались не как тайные заговорщики, а как добрые друзья, объединенные одной заботой, и прямо от Дины Ланн комиссар, заехав в управление, поспешил на центральный аэровокзал, где его ждала команда и полицейский вертолет.В управлении Гард дал последние инструкции Таратуре, сообщив ему предварительно в весьма сжатом виде результаты своего визита к Дине Ланн. Затем он выяснил, работала ли глушилка, заказанная им на время, пока он беседовал с девушкой, и успокоился, убедившись, что работала; спецмашина стояла прямо напротив окон квартиры Ланн, стало быть, Дорону и его людям не удалось записать разговор комиссара с девушкой, и единственное, чем мог довольствоваться генерал, так это сведениями о самом факте их получасового общения.С легким сердцем садился Гард в «мерседес», чтобы ехать на аэровокзал, и уже по дороге вдруг вспомнил о «птичке», заметив тучу воронья, поднявшуюся над куполом собора святого Иллариона.— "Второй!" — выкрикнул он в микрофон, вызывая на прямую связь Таратуру. — Окажите любезность, инспектор, и выясните быстренько, кого из моих знакомых зовут Христофором?— Каких знакомых вы имеете в виду, господин комиссар? — ответил Таратура.— Всех! — коротко сказал Гард.— И вы хотите «быстренько»?— Ну, пока я еще здесь, а не в Даулинге.— Очертите хотя бы какие-то границы, шеф, — резонно настаивал инспектор: разве мыслимо за двадцать — тридцать минут проверить имена всех знакомых комиссара Гарда, и, вероятно, знакомых весьма далеких, если он сам не знает их фамилий?— Ладно, — смягчился комиссар. — Возьмите людей, с которыми я имел дело в течение последних двух недель. Ну, трех.— Хорошо, шеф!Инспектор отключился, но не прошло и пятнадцати минут, как из динамика вновь раздался его спокойный голос; «мерседес» в этот момент уже шел по улице, напрямую ведущей к аэровокзалу.— Господин комиссар, как слышите? Говорит «второй»!— У вас есть что доложить, Таратура? Валяйте.— Христофор Гауснер, шеф.— Гауснер?!— Не Колумб же, вы с ним, насколько мне известно, за последние три недели не виделись.— Вы у меня пошутите, Таратура!— Извините, шеф. Я только не понимаю, чем вы так удивлены.Гард сделал паузу.— А что вы скажете, инспектор, если узнаете, что Христофор Гауснер — родной дядюшка Дины Ланн?Динамик в ответ только свистнул.Бывает же, общаются люди месяцами, годами, и так складываются их отношения, что они друг для друга либо Таратура и «шеф», — кстати, а как зовут инспектора, у него есть имя? — либо Ивон Фрез, либо просто Гауснер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32