Вокруг было тихо и без людно. Кто же такая эта Свейнхильд, что даже не уде сужилась выйти навстречу родичу?
Викинги быстро закрепили драккар, скинули сходи и принялись спускать на берег тюки с каким-то добром. Ко мне подошел тот воин со шрамом, что пленил Тюрка сильным рывком он поднял меня на ноги и подтолкнул к борту.
— Потише ты, урод, — проворчала я. Викинг удивленно вылупил глаза, а потом вновь толкнул меня, но уже со словами.
— Ступай, — буркнул он. — Хаки хочет подарить тебя Свейнхильд. Лисица должна первой увидеть свой подарок.
Хаки собирался подарить меня? А как же месть за брата? И кто такая Лисица? Может, она и есть Свейнхильд?
Еще один толчок сбросил меня в воду. Ругаясь и отплевываясь, я кое-как поднялась и под дружный гогот викингов двинулась к берегу. Сзади плеснула вода. Я оглянулась. Закрыв глаза и нащупывая дно руками, на отмель выбирался Тюрк. Урмане указывали на него пальцами и сгибались от хохота. Грек и впрямь был потешен — мокрый, жалкий, весь увешанный водорослями и с зелеными разводами на щеках.
— Заткнитесь! — приказал Хаки.
Хирдманны примолкли. Хаки шагнул в воду, подхватил Тюрка за ворот и выбросил на берег. Теперь он стоял так близко, что я чувствовала его дыхание. Одновременно захотелось удрать от врага и вцепиться в его незащищенное горло, но я не сделала ни того, ни другого.
Казалось, берсерк почуял мою ненависть. Он повернулся и как-то странно поглядел мне в глаза. Великие боги, неужели это убийца моей матери?! Нет! Этот мужчина не мог быть тем Хаки! Не мог!
— Ты рассмешил всех, Гранмар, но как я отдам Свейнхильд такой грязный подарок? — беззлобно поинтересовался он у столкнувшего меня викинга.
— А-а-а, эту в семи водах умой — краше не станет, — отозвался вместо Гранмара Трор.
Глаза Хаки вспыхнули опасными искрами.
— Помолчи, Черный! Ты глядишь поверху и не замечаешь, что скрыто внутри, а Свейнхильд увидит, что мой подарок дороже груды золота!
— Ну тогда и не нужно его отмывать! — ничуть не испугавшись, возразил Трор. — Раз Свейнхильд вглубь смотрит…
Я молча переводила взгляд с одного на другого и никак не могла понять, что случилось с теми зверьми, которых я помнила. Они исчезли, а предо мной стояли люди. Обычные люди, которые шутили, ссорились и ничем не отличались от других! А те, что разорили мое печище, даже издали внушали ужас…
— Все равно отмой ее лицо, — приказал Хаки смущенному Гранмару и пошел прочь. За ним, с добычей за плечами, вереницей потянулись остальные.
— А этого?! — выталкивая вперед несчастного Тюрка, крикнул Гранмар. — Этого тоже отмыть?!
Хаки оглянулся и безразлично повел плечами:
— Этого оставь. Он сойдет и таким.
— Тогда иди! — Викинг подтолкнул Тюрка вперед, плеснул мне в лицо пригоршню холодной воды, растер влагу по щекам, а затем отступил на полшага и подтвердил сам себе: — Годится! Ступай, и поживее!
Вскоре мы догнали Хаки. Мне было тяжело идти, мокрая одежда липла к телу, а руки затекали, но я не собиралась жаловаться. Лучше упасть бездыханной посреди дороги, чем показать врагам свою слабость!
Лядина плавно спустилась в редкий березняк, и мы выбрались на тропу.
— Лисица! — крикнул кто-то, и все остановились.
Из приближающегося клубка пыли вынырнули фи4п гуры всадников. Впереди на белой лошади ехала стройная рыжеволосая женщина в убранном мехами наряде. За ней следовали пятеро мужчин. Каждый из них вел на поводу запасного коня. Не доехав совсем немного, рыжеволосая остановилась, соскочила с лошади и с радостным вскриком бросилась к Хаки. И тогда я увидела чудо! Он улыбнулся! По-настоящему, совсем по-человечески улыбнулся! А потом шагнул вперед, взял в ладони руки рыжеволосой женщины и прижался к ним лбом:
— Я вернулся, Свейнхильд…
— Волчонок… — задыхаясь, вымолвила она. — Мой дом всегда открыт для тебя и твоих воинов. Хаки выпрямился:
— Я привез тебе подарок.
Хирдманны расступились, и я вдруг оказалась лицом к лицу с рыжеволосой. Она казалась немолода. Узкое лицо урманки избороздили морщины, а светлые с мелкими, темными крапинами глаза разглядывали меня с настороженным звериным любопытством.
— Как тебя зовут? — негромко спросила она. Я выпрямилась:
— Дара!
— Дара… — Свейнхильд склонила голову к плечу и, повторяя про себя мое имя, задумчиво пошевелила губами. — Это очень ценный подарок, — наконец сказала она Хаки. — И очень странный. — А затем резко отвернулась от меня и засмеялась: — Только ты мог привезти мне такой подарок, Волчонок! Ты и Ульф…
Ее люди спешились и принялись подводить коней к воинам, а ко мне подскочил невысокий резвый паренек с веснушчатым лицом и увязанной ремешком копной желтых волос.
— Ты пойдешь со мной, — сказал он. — Так велела Свейнхильд.
И я пошла. Всадники скрылись вдали и увезли Тюрка, а мы отстали и неторопливо шагали по пыльной дороге.
Я прикинула на глаз силу мальчишки и вздохнула. Ничего не стоило повалить его и кинуться прочь, но что делать дальше? Куда бежать со связанными за спиной руками?
— Хочешь удрать? — спросил парнишка.
Я угрюмо хмыкнула.
— Знаю, — засмеялся он. — Я и сам поначалу хотел, а потом ничего, привык. У Свейнхильд рабы живут не хуже хозяев, а многие уже выкупились и теперь работают на ее земле за щедрую плату. Так что ты не бойся.
— Я не боюсь, — ответила я и опять взглянула на мальчишку. Неужели он тоже раб? Собрату по беде можно и пожаловаться. — Может, развяжешь мне руки? Затекли…
Паренек помотал головой:
— Не могу. Хаки не велел…
Хаки! Хаки! Хаки! Да кто он, в конце концов, такой, этот Хаки?! Он уже не мой хозяин, так нечего слушаться его указок! Парнишка почувствовал мое недовольство.
— Хаки знает, что говорит, — с нескрываемым .восхищением заявил он. — Таких смелых и сильных воинов в Свее больше нет. Даже наш конунг боится его и его людей. В них живет сила Одина. Жаль, что его не было дома, когда люди Али из Гардарики убивали его семью.
Я споткнулась. Что нес этот глупый урманин?! Какие люди Али-конунга?! Какая Гардарика?! Русь? Неужели этот веснушчатый намекал на моего Олава?! Да откуда ему тут взяться?!
— Они всех перебили. Его жену, мать и брата… Правда, только одного брата, а другой убежал, но так и не Вернулся. Эти венды не люди, зверье просто!
— Чушь! Сказки для дураков! — разозлилась я. От гнева у меня даже перехватило дыхание. Мало того что этот кровопийца Хаки убил мою мать, так он еще распустил грязные слухи об Олаве! А если не он сам, так кто-то из его приятелей! И как у них язык повернулся?!
Паренек остановился, посмотрел мне в глаза и вдруг сплюнул под ноги:
— Три года с тех пор прошло, а я помню! Сам все видел! Сам! Еле успел убежать. А потом податься было некуда — родичей убили, все сожгли, разграбили, вот я и пошел к Свейнхильд. А Хаки… Хаки не такой, как этот Али. Он убивает без злобы и умеет прощать. Да что с тобой говорить! — Он успокоился, махнул рукой и за— шагал дальше. — Баба, она и есть баба!
Я едва заставила себя пошевелиться. Как же так? «Бьерн умер у берегов Свей», — когда-то сказал мне Олав. Может, это случилось здесь и родня этого мальчишки погибла от его руки?
Я сердито помотала головой. Нет, нельзя так дума! о Бьерне! Он был добрым, честным и справедливым! О вовсе не походил на ненавистного берсерка! А все, что говорит урманский парень, — грязная ложь! Он — враг. Здесь все — мои враги…
Моего провожатого звали Левеет. Он привел меня в усадьбу и устроил в углу низкого и длинного урманского дома. Садясь на лавку, я задела ее связанными руками-и застонала от боли. Левеет сочувственно покачал головой:
— Потерпи немного. Вечером развяжут… — и скрылся за дверью.
А вечером был пир, и все, даже рабы, ходили с веселыми лицами. Однако мне было не до веселья. Как и предсказывал рыжий Левеет, мои руки освободили от пут, зато он сам не отходил от меня ни на шаг. Я могла легко удрать от мальчишки, но куда? На много верст вокруг протянулись чужие, неведомые земли, и только где-то за горами, в Норвегии, жила сестра Бьерна, Тора. Но это слишком далеко… Впрочем, будь у меня запас еды, теплая одежда и надежный проводник, я все равно не ушла бы из усадьбы. Ведь здесь оставался мой враг.
Послонявшись по двору, я от нечего делать заглянула в избу, где готовились к пиру. Там за накрытыми столами сидели воины и родичи Свейнхильд. На возвышении, рядом с Лисицей, расположился Хаки, а у ног берсерка ползало что-то закованное в цепи. Я шагнула вперед и ахнула. Под столом сидел Тюрк! Его глаза были закрыты по дрожащим щекам текли слезы, а шею плотно охватывала громоздкая колодка. Великие боги, да разве ж можно так измываться над человеком?!
Я сжала кулаки, двинулась к пленнику, но вовремя опомнилась и остановилась. Тюрку уже не помочь и как бы самой не угодить на цепь…
Грек поднял страдальческие глаза, заметил меня и попробовал выпрямиться, но один из викингов пинком опрокинул его на бок. «Выполни обещание!» — шевель-,нулись губы пленника. Обещание? Какое? В памяти всплыли темные корабельные доски и шепот Тюрка: «Это сон-трава… Сам не могу…» Снадобье!
Я сунула руку за пазуху и нащупала под рубашкой маленький мешочек с сон-травой. «Хватит одной щепотки», — говорил грек…
— Что встала?! — Сильный тычок в спину заставил меня оглянуться. Обидчицей оказалась толстая, румяная, будто праздничный каравай, баба. От нее противно пахло рыбой и луком. — Неси! — Она сунула мне в руки какую-то бадью и грубо толкнула к веселящимся викингам. — Неси, говорю!
Бадья оказалась невероятно тяжелой, а из ее деревянной утробы тянуло хмельным ароматом. Должно быть, там булькало то самое пиво, которое так любили урмане. Сгибаясь и пряча лицо, я подошла к столу и поставила напиток перед Трором. Он веселился от души. Толстые руки Черного тискали полногрудую, увешанную бусами девку, а глаза шарили по ее выпирающим из платья прелестям. Приметив на столе новое угощение, Трор отлепился от девичьего тела и потянулся к ковшу. Я отступила и покосилась на Тюрка. Теперь грек был гораздо ближе, но его скрывал край стола, на углу которого застыла кованная серебром чаша Трора. Ее опьяневший владелец, похохатывая, хлебал хмельное пойло прямо из ковша.
«Подсунь ему помоев и то сожрет, — мелькнула брезгливая мысль и неожиданно переросла в догадку: — А если украсть его кружку да подсыпать туда Тюркова снадобья? Вдруг и это выпьет?!»
Девица на коленях Трора визгливо захихикала, ц будто отзываясь на ее смех, под столом жалобно всхлипнул грек. Я закусила губу. Нет, нельзя думать только о своей мести и нарушать данное другу слово!
Я скользнула вперед, будто ненароком зацепила чашу и сбросила ее на пол. Трор обернулся и прищурился:
— А-а-а, это ты, словенская лягуха…
В другой раз он поплатился бы за такие слова, но нынче мне было не до обид. Внизу под ногами жалко сипел Тюрк, а кожу жег мешочек со спасительным снадобьем.
— Прости меня, могучий воин! Сей же миг подниму… — пробормотала я и нырнула под стол. Викинг удивленно хмыкнул, а Тюрк поднял блеклые от слез глаза.
— Держись! Скоро все кончится, — подползая к пленнику, прошептала я. Он затряс головой.
— Вот, гляди. — На мою ладонь лег заветный мешочек. Из него высыпалась горстка желто-зеленой пыли. — На, бери!
Его глаза расширились, рука дернулась к смертельному угощению и вдруг упала.
— Не могу… Сам… — просипел он. — Я — христианин. Нельзя мне.
Нашел время думать о боге! Богам-то сверху все видать, они простят, тем более христианский бог. Люди говорили, что он всех прощает…
— Жри! — тыча ладонью в нос грека, прошипела я. Он зажмурился, и в это мгновение кто-то ухватился за край моей рубахи и поволок меня назад. Мешочек со снадобьем затрясся, отрава желтой дорожкой посыпалась на пол и угодила в уроненную мною чашу. «Возьми ее», — шепнул голосок мары, и прежде, чем Трор вытянул меня из-под стола, я успела зацепить чашу двумя пальцами.
— Чего ползаешь? — одним рывком подняв меня на ноги, рыкнул Черный.
— Вот, искала… — Я не успела придумать ничего лучшего, поэтому просто протянула чашу Трору. Викинг воззрился на нее как баран на новые ворота. Будто желая моей погибели, желто-зеленая пыль предательской горсткой вздымалась на дне чаши. «Заметит, заметит, заметит», — застучало у меня в голове.
— Мне?! — Огромный кулак Трора взвился в воздух. — Только псы жрут с пола!
Не заметил! Не зная, смеяться или плакать, я сжалась в предчувствии удара, однако его не последовало.
— Уймись, Черный!
Хаки?! Почему он решил защитить меня? Может, придумал более страшное наказание, чем простые побои?
— Она… — опуская руку, попытался объяснить Трор.
— Уймись, я сказал! — перебил его Хаки. — Нечего попусту махать кулаками.
— Верно, — подпела ему рыжая Свейнхильд. — Девка не сделала ничего плохого. Она всего лишь пыталась услужить тебе. Даже пленники почитают твою силу и храбрость!
Черный смутился. Я и не знала, что он тоже умеет смущаться. Его щеки залил стыдливый румянец, и, чтото бурча под нос, он опустился на свое место.
— Налей знаменитому Трору побольше пива, — приказала мне Свейнхильд. — Тот, кто так силен и отважен в бою, должен пить вдоволь…
Я остолбенела. Она просила меня налить Трору пива прямо в яд!
Мои руки задрожали. Даже марам не придумать лучшего способа расквитаться с Черным. Вот только выпьет ли он отраву? Не заподозрит ли чего-то странного во вкусе любимого напитка?
Ковш окунулся в хмельное пойло. Расплескивая пиво по столу, я залила им сон-траву и с поклоном протянула чашу Трору. Теперь моя совесть была чиста. Обещание Тюрку было нарушено, но не по моей воле. Так приказала Свейнхильд!
Продолжая бурчать, Трор встал, обнял чашу огромной лапищей, понес ко рту и замер, так и не коснувшись губ. Я стиснула пальцы.
— Нет, хевдинг, — отодвигая скамью, заговорил Трор. — Коли уж суждено выпить эту чашу самому сильному и отважному средь нас, то это — твоя чаша!
Словно в сказочном, исполняющем все желания сне, я смотрела, как он переступает через скамью и идет к Хаки, а тот принимает чашу из его рук и подносит к губам. Горло берсерка дернулось. Выпил!!! Я задохнулась от радости. Убийца моей матери вытер губы и вернул. чашу Трору:
— А теперь выпей и ты, Черный. Мы испили вместе и горе, и радость, так почему бы не разделить и это пиво?
Черный не заставил себя упрашивать и одним махом плеснул в рот оставшуюся отраву. Довольные крики урман заглушили мой смех. Никто и не догадывался, что отныне я, рабыня, стала свободней их всех! Свершилось! Моя месть свершилась!
Волна восторга захлестнула меня и понесла к двери. Толстая баба попыталась заступить мне дорогу, но я оттолкнула ее и выскочила из избы. Темнота окутала плечи теплым ветряным покрывалом и закружилась над головой хороводом звезд. Где-то неподалеку перекликались вышедшие освежиться и побаловаться с девками викинги. Не желая попадаться им на глаза, я прижалась спиной к стене и села на землю. Радость победы растаяла, а вместо нее нахлынули сомнения. Вдруг сон-травы в чаше слишком мало, чтоб навек усыпить моих врагов? Тюрк говорил: «Достаточно щепотки», но кто знает этих полузверей? Наших оборотней не брало никакое зелье, может, и их тоже? А все же потешно вышло… Свейнхильд сама помогла мне расправиться с убийцами. И Трор… Я вспомнила его напыщенные речи и засмеялась. Знал бы Черный, чем он поделился со своим хевдингом!
Перед глазами всплыло лицо берсерка. Не то, давнее, что помнилось с детства, а нынешнее — красивое, властное, умное… И зачем ему понадобилось удерживать Трора от расправы надо мной? Наверное, не хотел портить себе веселье, словно чуял, что оно последнее в его жизни…
В избе вдруг раздались испуганные вскрики. Яд подействовал! Дверь распахнулась, из нее выскочил растрепанный паренек, огляделся и, не заметив меня, кинулся бежать. Одним прыжком я догнала его:
— Что стряслось?
Парень ошарашенно заморгал блестящими, словно ещуя морской рыбины, глазищами:
— Не знаю… Хаки. Что-то с Хаки. Свейнхильд по-слала за колдуном.
Его узкая спина скрылась в темноте, а я попыталась успокоиться и зашагала к избе, где жили рабы. Свейнхильд напрасно надеялась на колдуна. Сон-трава сделала свое черное дело, и никакое ведовство не поможет проклятым берсеркам! Они сдохнут. А пока они будут корчиться в последней муке, я позабочусь о себе. Никто не должен заподозрить меня в смерти Хаки и Трора. Я проскользнула в полутьму избы, пробралась в угол и съежилась на подстилке. Сон не шел. Дрема оживляла давно забытые лица. Где-то шелестели крылья невидимых мар, а перед глазами проплывали то слепой старик, то киевский князь, то несчастная Гейра. Они улыбались и поднимали кубки с медом. Я знала, что в этих кубках, на самом дне, лежит пыль сон-травы, и кричала им об этом, но они не слышали — выпивали все до дна и таяли, превращаясь в белые облачка. Последним появился Баюн. Он не улыбался, глядел холодно и сердито.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Викинги быстро закрепили драккар, скинули сходи и принялись спускать на берег тюки с каким-то добром. Ко мне подошел тот воин со шрамом, что пленил Тюрка сильным рывком он поднял меня на ноги и подтолкнул к борту.
— Потише ты, урод, — проворчала я. Викинг удивленно вылупил глаза, а потом вновь толкнул меня, но уже со словами.
— Ступай, — буркнул он. — Хаки хочет подарить тебя Свейнхильд. Лисица должна первой увидеть свой подарок.
Хаки собирался подарить меня? А как же месть за брата? И кто такая Лисица? Может, она и есть Свейнхильд?
Еще один толчок сбросил меня в воду. Ругаясь и отплевываясь, я кое-как поднялась и под дружный гогот викингов двинулась к берегу. Сзади плеснула вода. Я оглянулась. Закрыв глаза и нащупывая дно руками, на отмель выбирался Тюрк. Урмане указывали на него пальцами и сгибались от хохота. Грек и впрямь был потешен — мокрый, жалкий, весь увешанный водорослями и с зелеными разводами на щеках.
— Заткнитесь! — приказал Хаки.
Хирдманны примолкли. Хаки шагнул в воду, подхватил Тюрка за ворот и выбросил на берег. Теперь он стоял так близко, что я чувствовала его дыхание. Одновременно захотелось удрать от врага и вцепиться в его незащищенное горло, но я не сделала ни того, ни другого.
Казалось, берсерк почуял мою ненависть. Он повернулся и как-то странно поглядел мне в глаза. Великие боги, неужели это убийца моей матери?! Нет! Этот мужчина не мог быть тем Хаки! Не мог!
— Ты рассмешил всех, Гранмар, но как я отдам Свейнхильд такой грязный подарок? — беззлобно поинтересовался он у столкнувшего меня викинга.
— А-а-а, эту в семи водах умой — краше не станет, — отозвался вместо Гранмара Трор.
Глаза Хаки вспыхнули опасными искрами.
— Помолчи, Черный! Ты глядишь поверху и не замечаешь, что скрыто внутри, а Свейнхильд увидит, что мой подарок дороже груды золота!
— Ну тогда и не нужно его отмывать! — ничуть не испугавшись, возразил Трор. — Раз Свейнхильд вглубь смотрит…
Я молча переводила взгляд с одного на другого и никак не могла понять, что случилось с теми зверьми, которых я помнила. Они исчезли, а предо мной стояли люди. Обычные люди, которые шутили, ссорились и ничем не отличались от других! А те, что разорили мое печище, даже издали внушали ужас…
— Все равно отмой ее лицо, — приказал Хаки смущенному Гранмару и пошел прочь. За ним, с добычей за плечами, вереницей потянулись остальные.
— А этого?! — выталкивая вперед несчастного Тюрка, крикнул Гранмар. — Этого тоже отмыть?!
Хаки оглянулся и безразлично повел плечами:
— Этого оставь. Он сойдет и таким.
— Тогда иди! — Викинг подтолкнул Тюрка вперед, плеснул мне в лицо пригоршню холодной воды, растер влагу по щекам, а затем отступил на полшага и подтвердил сам себе: — Годится! Ступай, и поживее!
Вскоре мы догнали Хаки. Мне было тяжело идти, мокрая одежда липла к телу, а руки затекали, но я не собиралась жаловаться. Лучше упасть бездыханной посреди дороги, чем показать врагам свою слабость!
Лядина плавно спустилась в редкий березняк, и мы выбрались на тропу.
— Лисица! — крикнул кто-то, и все остановились.
Из приближающегося клубка пыли вынырнули фи4п гуры всадников. Впереди на белой лошади ехала стройная рыжеволосая женщина в убранном мехами наряде. За ней следовали пятеро мужчин. Каждый из них вел на поводу запасного коня. Не доехав совсем немного, рыжеволосая остановилась, соскочила с лошади и с радостным вскриком бросилась к Хаки. И тогда я увидела чудо! Он улыбнулся! По-настоящему, совсем по-человечески улыбнулся! А потом шагнул вперед, взял в ладони руки рыжеволосой женщины и прижался к ним лбом:
— Я вернулся, Свейнхильд…
— Волчонок… — задыхаясь, вымолвила она. — Мой дом всегда открыт для тебя и твоих воинов. Хаки выпрямился:
— Я привез тебе подарок.
Хирдманны расступились, и я вдруг оказалась лицом к лицу с рыжеволосой. Она казалась немолода. Узкое лицо урманки избороздили морщины, а светлые с мелкими, темными крапинами глаза разглядывали меня с настороженным звериным любопытством.
— Как тебя зовут? — негромко спросила она. Я выпрямилась:
— Дара!
— Дара… — Свейнхильд склонила голову к плечу и, повторяя про себя мое имя, задумчиво пошевелила губами. — Это очень ценный подарок, — наконец сказала она Хаки. — И очень странный. — А затем резко отвернулась от меня и засмеялась: — Только ты мог привезти мне такой подарок, Волчонок! Ты и Ульф…
Ее люди спешились и принялись подводить коней к воинам, а ко мне подскочил невысокий резвый паренек с веснушчатым лицом и увязанной ремешком копной желтых волос.
— Ты пойдешь со мной, — сказал он. — Так велела Свейнхильд.
И я пошла. Всадники скрылись вдали и увезли Тюрка, а мы отстали и неторопливо шагали по пыльной дороге.
Я прикинула на глаз силу мальчишки и вздохнула. Ничего не стоило повалить его и кинуться прочь, но что делать дальше? Куда бежать со связанными за спиной руками?
— Хочешь удрать? — спросил парнишка.
Я угрюмо хмыкнула.
— Знаю, — засмеялся он. — Я и сам поначалу хотел, а потом ничего, привык. У Свейнхильд рабы живут не хуже хозяев, а многие уже выкупились и теперь работают на ее земле за щедрую плату. Так что ты не бойся.
— Я не боюсь, — ответила я и опять взглянула на мальчишку. Неужели он тоже раб? Собрату по беде можно и пожаловаться. — Может, развяжешь мне руки? Затекли…
Паренек помотал головой:
— Не могу. Хаки не велел…
Хаки! Хаки! Хаки! Да кто он, в конце концов, такой, этот Хаки?! Он уже не мой хозяин, так нечего слушаться его указок! Парнишка почувствовал мое недовольство.
— Хаки знает, что говорит, — с нескрываемым .восхищением заявил он. — Таких смелых и сильных воинов в Свее больше нет. Даже наш конунг боится его и его людей. В них живет сила Одина. Жаль, что его не было дома, когда люди Али из Гардарики убивали его семью.
Я споткнулась. Что нес этот глупый урманин?! Какие люди Али-конунга?! Какая Гардарика?! Русь? Неужели этот веснушчатый намекал на моего Олава?! Да откуда ему тут взяться?!
— Они всех перебили. Его жену, мать и брата… Правда, только одного брата, а другой убежал, но так и не Вернулся. Эти венды не люди, зверье просто!
— Чушь! Сказки для дураков! — разозлилась я. От гнева у меня даже перехватило дыхание. Мало того что этот кровопийца Хаки убил мою мать, так он еще распустил грязные слухи об Олаве! А если не он сам, так кто-то из его приятелей! И как у них язык повернулся?!
Паренек остановился, посмотрел мне в глаза и вдруг сплюнул под ноги:
— Три года с тех пор прошло, а я помню! Сам все видел! Сам! Еле успел убежать. А потом податься было некуда — родичей убили, все сожгли, разграбили, вот я и пошел к Свейнхильд. А Хаки… Хаки не такой, как этот Али. Он убивает без злобы и умеет прощать. Да что с тобой говорить! — Он успокоился, махнул рукой и за— шагал дальше. — Баба, она и есть баба!
Я едва заставила себя пошевелиться. Как же так? «Бьерн умер у берегов Свей», — когда-то сказал мне Олав. Может, это случилось здесь и родня этого мальчишки погибла от его руки?
Я сердито помотала головой. Нет, нельзя так дума! о Бьерне! Он был добрым, честным и справедливым! О вовсе не походил на ненавистного берсерка! А все, что говорит урманский парень, — грязная ложь! Он — враг. Здесь все — мои враги…
Моего провожатого звали Левеет. Он привел меня в усадьбу и устроил в углу низкого и длинного урманского дома. Садясь на лавку, я задела ее связанными руками-и застонала от боли. Левеет сочувственно покачал головой:
— Потерпи немного. Вечером развяжут… — и скрылся за дверью.
А вечером был пир, и все, даже рабы, ходили с веселыми лицами. Однако мне было не до веселья. Как и предсказывал рыжий Левеет, мои руки освободили от пут, зато он сам не отходил от меня ни на шаг. Я могла легко удрать от мальчишки, но куда? На много верст вокруг протянулись чужие, неведомые земли, и только где-то за горами, в Норвегии, жила сестра Бьерна, Тора. Но это слишком далеко… Впрочем, будь у меня запас еды, теплая одежда и надежный проводник, я все равно не ушла бы из усадьбы. Ведь здесь оставался мой враг.
Послонявшись по двору, я от нечего делать заглянула в избу, где готовились к пиру. Там за накрытыми столами сидели воины и родичи Свейнхильд. На возвышении, рядом с Лисицей, расположился Хаки, а у ног берсерка ползало что-то закованное в цепи. Я шагнула вперед и ахнула. Под столом сидел Тюрк! Его глаза были закрыты по дрожащим щекам текли слезы, а шею плотно охватывала громоздкая колодка. Великие боги, да разве ж можно так измываться над человеком?!
Я сжала кулаки, двинулась к пленнику, но вовремя опомнилась и остановилась. Тюрку уже не помочь и как бы самой не угодить на цепь…
Грек поднял страдальческие глаза, заметил меня и попробовал выпрямиться, но один из викингов пинком опрокинул его на бок. «Выполни обещание!» — шевель-,нулись губы пленника. Обещание? Какое? В памяти всплыли темные корабельные доски и шепот Тюрка: «Это сон-трава… Сам не могу…» Снадобье!
Я сунула руку за пазуху и нащупала под рубашкой маленький мешочек с сон-травой. «Хватит одной щепотки», — говорил грек…
— Что встала?! — Сильный тычок в спину заставил меня оглянуться. Обидчицей оказалась толстая, румяная, будто праздничный каравай, баба. От нее противно пахло рыбой и луком. — Неси! — Она сунула мне в руки какую-то бадью и грубо толкнула к веселящимся викингам. — Неси, говорю!
Бадья оказалась невероятно тяжелой, а из ее деревянной утробы тянуло хмельным ароматом. Должно быть, там булькало то самое пиво, которое так любили урмане. Сгибаясь и пряча лицо, я подошла к столу и поставила напиток перед Трором. Он веселился от души. Толстые руки Черного тискали полногрудую, увешанную бусами девку, а глаза шарили по ее выпирающим из платья прелестям. Приметив на столе новое угощение, Трор отлепился от девичьего тела и потянулся к ковшу. Я отступила и покосилась на Тюрка. Теперь грек был гораздо ближе, но его скрывал край стола, на углу которого застыла кованная серебром чаша Трора. Ее опьяневший владелец, похохатывая, хлебал хмельное пойло прямо из ковша.
«Подсунь ему помоев и то сожрет, — мелькнула брезгливая мысль и неожиданно переросла в догадку: — А если украсть его кружку да подсыпать туда Тюркова снадобья? Вдруг и это выпьет?!»
Девица на коленях Трора визгливо захихикала, ц будто отзываясь на ее смех, под столом жалобно всхлипнул грек. Я закусила губу. Нет, нельзя думать только о своей мести и нарушать данное другу слово!
Я скользнула вперед, будто ненароком зацепила чашу и сбросила ее на пол. Трор обернулся и прищурился:
— А-а-а, это ты, словенская лягуха…
В другой раз он поплатился бы за такие слова, но нынче мне было не до обид. Внизу под ногами жалко сипел Тюрк, а кожу жег мешочек со спасительным снадобьем.
— Прости меня, могучий воин! Сей же миг подниму… — пробормотала я и нырнула под стол. Викинг удивленно хмыкнул, а Тюрк поднял блеклые от слез глаза.
— Держись! Скоро все кончится, — подползая к пленнику, прошептала я. Он затряс головой.
— Вот, гляди. — На мою ладонь лег заветный мешочек. Из него высыпалась горстка желто-зеленой пыли. — На, бери!
Его глаза расширились, рука дернулась к смертельному угощению и вдруг упала.
— Не могу… Сам… — просипел он. — Я — христианин. Нельзя мне.
Нашел время думать о боге! Богам-то сверху все видать, они простят, тем более христианский бог. Люди говорили, что он всех прощает…
— Жри! — тыча ладонью в нос грека, прошипела я. Он зажмурился, и в это мгновение кто-то ухватился за край моей рубахи и поволок меня назад. Мешочек со снадобьем затрясся, отрава желтой дорожкой посыпалась на пол и угодила в уроненную мною чашу. «Возьми ее», — шепнул голосок мары, и прежде, чем Трор вытянул меня из-под стола, я успела зацепить чашу двумя пальцами.
— Чего ползаешь? — одним рывком подняв меня на ноги, рыкнул Черный.
— Вот, искала… — Я не успела придумать ничего лучшего, поэтому просто протянула чашу Трору. Викинг воззрился на нее как баран на новые ворота. Будто желая моей погибели, желто-зеленая пыль предательской горсткой вздымалась на дне чаши. «Заметит, заметит, заметит», — застучало у меня в голове.
— Мне?! — Огромный кулак Трора взвился в воздух. — Только псы жрут с пола!
Не заметил! Не зная, смеяться или плакать, я сжалась в предчувствии удара, однако его не последовало.
— Уймись, Черный!
Хаки?! Почему он решил защитить меня? Может, придумал более страшное наказание, чем простые побои?
— Она… — опуская руку, попытался объяснить Трор.
— Уймись, я сказал! — перебил его Хаки. — Нечего попусту махать кулаками.
— Верно, — подпела ему рыжая Свейнхильд. — Девка не сделала ничего плохого. Она всего лишь пыталась услужить тебе. Даже пленники почитают твою силу и храбрость!
Черный смутился. Я и не знала, что он тоже умеет смущаться. Его щеки залил стыдливый румянец, и, чтото бурча под нос, он опустился на свое место.
— Налей знаменитому Трору побольше пива, — приказала мне Свейнхильд. — Тот, кто так силен и отважен в бою, должен пить вдоволь…
Я остолбенела. Она просила меня налить Трору пива прямо в яд!
Мои руки задрожали. Даже марам не придумать лучшего способа расквитаться с Черным. Вот только выпьет ли он отраву? Не заподозрит ли чего-то странного во вкусе любимого напитка?
Ковш окунулся в хмельное пойло. Расплескивая пиво по столу, я залила им сон-траву и с поклоном протянула чашу Трору. Теперь моя совесть была чиста. Обещание Тюрку было нарушено, но не по моей воле. Так приказала Свейнхильд!
Продолжая бурчать, Трор встал, обнял чашу огромной лапищей, понес ко рту и замер, так и не коснувшись губ. Я стиснула пальцы.
— Нет, хевдинг, — отодвигая скамью, заговорил Трор. — Коли уж суждено выпить эту чашу самому сильному и отважному средь нас, то это — твоя чаша!
Словно в сказочном, исполняющем все желания сне, я смотрела, как он переступает через скамью и идет к Хаки, а тот принимает чашу из его рук и подносит к губам. Горло берсерка дернулось. Выпил!!! Я задохнулась от радости. Убийца моей матери вытер губы и вернул. чашу Трору:
— А теперь выпей и ты, Черный. Мы испили вместе и горе, и радость, так почему бы не разделить и это пиво?
Черный не заставил себя упрашивать и одним махом плеснул в рот оставшуюся отраву. Довольные крики урман заглушили мой смех. Никто и не догадывался, что отныне я, рабыня, стала свободней их всех! Свершилось! Моя месть свершилась!
Волна восторга захлестнула меня и понесла к двери. Толстая баба попыталась заступить мне дорогу, но я оттолкнула ее и выскочила из избы. Темнота окутала плечи теплым ветряным покрывалом и закружилась над головой хороводом звезд. Где-то неподалеку перекликались вышедшие освежиться и побаловаться с девками викинги. Не желая попадаться им на глаза, я прижалась спиной к стене и села на землю. Радость победы растаяла, а вместо нее нахлынули сомнения. Вдруг сон-травы в чаше слишком мало, чтоб навек усыпить моих врагов? Тюрк говорил: «Достаточно щепотки», но кто знает этих полузверей? Наших оборотней не брало никакое зелье, может, и их тоже? А все же потешно вышло… Свейнхильд сама помогла мне расправиться с убийцами. И Трор… Я вспомнила его напыщенные речи и засмеялась. Знал бы Черный, чем он поделился со своим хевдингом!
Перед глазами всплыло лицо берсерка. Не то, давнее, что помнилось с детства, а нынешнее — красивое, властное, умное… И зачем ему понадобилось удерживать Трора от расправы надо мной? Наверное, не хотел портить себе веселье, словно чуял, что оно последнее в его жизни…
В избе вдруг раздались испуганные вскрики. Яд подействовал! Дверь распахнулась, из нее выскочил растрепанный паренек, огляделся и, не заметив меня, кинулся бежать. Одним прыжком я догнала его:
— Что стряслось?
Парень ошарашенно заморгал блестящими, словно ещуя морской рыбины, глазищами:
— Не знаю… Хаки. Что-то с Хаки. Свейнхильд по-слала за колдуном.
Его узкая спина скрылась в темноте, а я попыталась успокоиться и зашагала к избе, где жили рабы. Свейнхильд напрасно надеялась на колдуна. Сон-трава сделала свое черное дело, и никакое ведовство не поможет проклятым берсеркам! Они сдохнут. А пока они будут корчиться в последней муке, я позабочусь о себе. Никто не должен заподозрить меня в смерти Хаки и Трора. Я проскользнула в полутьму избы, пробралась в угол и съежилась на подстилке. Сон не шел. Дрема оживляла давно забытые лица. Где-то шелестели крылья невидимых мар, а перед глазами проплывали то слепой старик, то киевский князь, то несчастная Гейра. Они улыбались и поднимали кубки с медом. Я знала, что в этих кубках, на самом дне, лежит пыль сон-травы, и кричала им об этом, но они не слышали — выпивали все до дна и таяли, превращаясь в белые облачка. Последним появился Баюн. Он не улыбался, глядел холодно и сердито.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59