- Наверно, натворил беды этот водитель, если вы за ним даже сюда примчались. Сбил кого-нибудь?
- От вас, Дмитрий Егорович, ничего не скроешь, - усмехнулся Гафуров. Насквозь видите. Сбил, чертов сын, и надеется замести следы. Кроме того, хочу посмотреть, что он "запланировал" на обратный рейс.
- Калымщик?
- Вот-вот. Ну, фургон уехал, нам осталось убедиться, что привез он именно путанку. Меня она, конечно, не интересует, но такой у нас порядок. Сделайте это сами, только как-нибудь так, словно мимоходом. И вот что, Дмитрий Егорович: обо мне и вообще... одним словом, молчок. А то знаете, как бывает: вы - Лойко, Лойко - еще кому-то, и испортим все дело.
Директор, припадая на одну ногу, вышел. Майор доверял фронтовику Гаркавому, но все же не хотел до конца посвящать его в свои дела. Из многолетнего опыта знал, как иногда одно лишнее слово ломает даже самую продуманную в деталях операцию, а тут, как любит говорить Павелко, все еще вилами по воде писано...
Гаркавый вернулся бодрый. В каждой руке держал по бутылке лимонада.
- Путанка согласно накладной! - воскликнул он. - Лучше, чем я надеялся. Живем! План, знаете, серьезный товарищ, юмора не признает. Выпьем холодного лимонада, майор? Даже бутылочки запотели!
Гафуров, сославшись на капризы желудка, отказался. Ему хотелось не столько пить, сколько есть, и он позавидовал Димке Чижику, который, наверное, успел уже позавтракать в какой-нибудь харчевне.
- Рад был познакомиться, - сказал Гаркавый, не слишком смутившись отказом гостя. - Прощевайте.
"Боюсь, Дмитрий Егорович, наше знакомство придется продолжить, подумал Гафуров. - Как раз радости я не гарантирую".
3
Тем временем Гринько был на Матросской, 22. Еще зимой, когда фургон Валиева потерпел аварию на Самарском шоссе, Гафуров поручил Павелко проверить, существует ли на самом деле женщина, на которую ссылался шофер. Женщина существовала. Майор не придал тогда значения случаю на шоссе и ограничился самим фактом ее существования, не поинтересовавшись даже фамилией. Потому-то Гринько пришлось звонить Павелко. Память у старшего лейтенанта, как известно, была феноменальной.
- Тамара Сташевская, - сказал он, ни минуты не задумываясь. - Ты сразу ее узнаешь. Большие черные глаза, а на щеках ямочки. Типичная украинская Оксана.
- Оксана все-таки или Тамара? - переспросил Гринько.
- Тамара, тупая твоя головушка, Тамара. С тобой, Гриня, лучше всего говорить протокольным языком, - съехидничал Павелко. - Ну, как там у вас дела? Где шеф?
- Велел кланяться, - сказал Гринько. - Приглашал на вареники с вишнями. В собственные апартаменты. Не перепутай: меня приглашал, не тебя.
- Не говорил, чтобы я приехал?
- Говорил. Вызвал бы, мол, Павелко, да боюсь, все дело испортит.
Гринько решил, что достаточно отомстил старшему лейтенанту за его ехидство, и поспешил повесить трубку.
Сташевская оказалась именно такой, как описал ее Павелко. А мальчуган, который прижимался к ней, был точной копией Валиева.
"Тут трудно ошибиться, - подумал Гринько. - Что же их связывает? Любовь или расчет? Семья, а живут врозь".
- Здравствуйте, Тамара, - приветствовал он ее. - Тенгиз дома?
В глазах женщины мелькнуло удивление.
- Что-то я вас не помню.
- Это не удивительно, - Гринько широко улыбнулся и подмигнул мальчику. - Впервые видимся. Но вы не ответили на мой вопрос.
- Если знаете Тенгиза, то должны бы знать, что он тут не живет.
- Ваша правда. Где он живет, я знаю. Знаю, однако, что и здесь он не чужой человек. Сесть не пригласите?.. Вот что, Тамара, времени у меня в обрез, поэтому не будем играть в прятки. Я оперуполномоченный Гринько, вот мое удостоверение.
Сташевская отшатнулась.
- Что с Тенгизом?
- А почему вы решили, что с ним что-то случилось?
- Так ведь, - неуверенно начала она, - милиция зря не будет интересоваться.
- Вы правы. Справляться о здоровье вашего мужа нам вроде бы и ни к чему. Раз мы уж, как вы метко выразились, интересуемся им, то для этого существуют серьезные причины. Вы знаете, чем занимается Тенгиз?
- Ш-шофер... На ф-фабрике, в областном городе.
- А еще?
Сташевская молчала. Мальчик дергал ее за юбку, просился на руки, а она не сводила перепуганных глаз с Гринько.
- Не знаете или не хотите говорить? Тогда я вам скажу. Тенгиз Валиев замешан в преступлении, которое сурово карается законом, - в хищении социалистической собственности. И вы это знали!
- Нет! Клянусь, нет!
- Но догадывались. Разве не так?
- Н-не знаю. - Сташевская смутилась. - Иногда мне казалось...
- Что он на удивление много зарабатывает?
- Да. Тенгиз сердился, когда я спрашивала. Я, говорит, шофер, а шофер всегда при деньгах. Если у него на плечах голова.
- Тамара, - Гринько глянул в окно, - вы любите его. Помогите мне. Не скрою, наказания он не избежит, но смягчить его судьбу еще не поздно. Скоро он придет сюда...
В глазах Сташевской вспыхнула радость и сразу же угасла. Мальчик все еще теребил ее за юбку, женщина прижала его к себе, тихо заплакала.
- Что я могу?
- Много. Вы имеете на него влияние. Уговорите, чтобы он прислушался к моему совету, не вытворил еще чего-нибудь.
Послышался рокот мотора.
- Он, - сказал Гринько. - Решайтесь, так будет лучше.
Валиев вошел без стука, чуть ли не бегом.
- Салют, Тамарка! - крикнул с порога. - А что это мы плачем? Сынок, это ты обидел маму? А ну, признавайся! - Заметив Гринько, нахмурился. - Что тут происходит? Ты кто такой? Ты что тут делаешь?
Гринько сделал шаг, отрезая Валиеву дорогу к двери.
- Слишком много вопросов, - сказал он. - Но все законные. Потому и отвечаю: моя фамилия Гринько, я из уголовного розыска, жду вас, Тенгиз Валиев. Поговорим?
Продолговатые глаза Валиева спрятались в щелках век. Какое-то мгновение он колебался, не зная, как себя вести, затем полоска черных усиков поползла вверх, что, вероятно, означало усмешку:
- Поговорим.
- С этой минуты, Тенгиз Валиев, вы задержаны, - сказал Гринько. - Вам будет предъявлено обвинение в хищении социалистической собственности, использовании в корыстных целях государственного транспорта, покушении на жизнь гражданки Полищук. Всего не перечислишь, да и не моя это задача. Говорю вам лишь для того, чтобы вы знали: нам известно все, отпираться бессмысленно.
Всего лишь на секунду отвернулся младший лейтенант, чтобы глянуть в окно - показалось, что кто-то направляется к дому, и тут же услышал отчаянный крик Сташевской:
- Тенгиз!
Одним прыжком Гринько оказался около Валиева и вывернул ему руку. Звякнул о пол нож.
- Э, голуба, так не годится. Мы же условились поговорить. Симпатичная финочка. Сам смастерил? Спасибо вам, Тамара, что уберегли его еще от одной глупости. Он и так наделал их больше, чем нужно.
- И ты с ним заодно! - взвизгнул, упираясь, Валиев.
- Тихо! Кому говорю? Горячая кровь... Остынь! Я же могу и рассердиться. - Гринько спрятал финку в карман, а вместо нее вынул сопелку из вербы. - Сына бы постыдился! Не бойся, мальчик, папка пошутил. Бери дудочку, вот так. А ну подуй! Ах, как поет. Ну, убил бы ты меня, Валиев, и была бы тебе высшая мера наказания. Благодари жену, она у тебя умница, да дураку досталась. - Инспектор вздохнул. - А чтоб не было между нами больше недоразумений... - Гринько открыл окно и свистнул. Из-за кустов смородины в палисаде выступили два милиционера. Он махнул им рукой, мол, все в порядке, и повернулся к Валиеву. - Как видишь, я тут не один. Продолжим наш разговор.
- Не о чем нам говорить. Все брехня! Поклеп! И вообще, пусть Тамарка выйдет.
- Да нет, вместе начинали, вместе и закончим. А разговор у нас, Валиев, будет такой. Слушай и мотай на ус...
4
На брошенный хутор Лыськи прибыли в сумерки. Валиев привел к полуразрушенной саманной хате, над которой сохранился кусок почерневшей от дождей камышовой крыши. Под кучей гнилой соломы обнаружилась крышка.
- Тут?
Валиев молча кивнул. Вид у него был жалкий. Кудрявый чуб свисал на лоб грязными клочьями, глаза запали.
Майор Гафуров подозвал понятых и приказал Гринько откинуть крышку. Из погреба пахнуло смрадом и сыростью. Вниз вела деревянная лестница. Выделенные начальником Самарского горотдела милиции оперативники столпились около лаза, тихо переговариваясь.
- Слушайте и смотрите, - сказал Гафуров понятым, молодым супругам, которые чувствовали себя несколько растерянно в необычной для себя роли. Потом подпишете протокол. Валиев, что в погребе?
- Мешки. Три штуки.
- А в мешках?
- В двух - шерсть в конусах, японского и бразильского производства, в третьем - акрил в бобинах, тоже импортный. Откуда именно, я не помню...
Гринько выскочил из погреба, переводя дух, словно вынырнул из воды. За ним выбрались понятые.
- Ну и тайничок, черт бы его побрал! - воскликнул Гринько. - Очуметь можно. Там три куля, товарищ майор. Завязанные. Еще кадка в углу, на дне остатки гнилой капусты под гнетом. Видно, от бывших хозяев этой халупы осталась. Вот она и смердит.
- Крышку на место. Притрусите. А теперь, товарищи, по местам! Курить запрещаю. Сержант, задержанного отведите к машине. Понятых прошу за мной.
Милицейский "газик" стоял за развалинами с таким расчетом, чтобы его нельзя было заметить с дороги, "Волга" Чижика - за кустами терна.
Час назад, когда стало ясно, что в перспективе вырисовывается бессонная ночь, Гафуров приказал Димке двигать домой, но встретил такой умоляющий взгляд, что в конце концов заколебался.
- Не имею я больше права держать тебя тут, - сказал он. - Мало того, что на работе выругают, так еще родители твои... Они же не знают, куда ты запропастился. Да и знали бы - немного радости.
Димка подумал, что родителям как раз не помешало бы знать, потому что они никак не могут понять, что сын давно вырос. До сих пор обращаются с ним как с ребенком.
- Хорошо, - махнул рукой майор. - Домой поедешь утром. Но имей в виду: язычок на крючок.
Так Чижик оказался в Лыськах.
- Это тот, за кем мы гнались? - шепнул он, показывая на Валиева.
- Тот, Дима, тот. А что?
- Обычный.
- Конечно, - сказал Гафуров. - Обычный. Рога у них не растут. А только этот обычный сегодня пытался пырнуть Гринько финкой.
Чижик невольно оглянулся вслед Валиеву и поискал глазами Гринько. "Ловкий мужик, - с завистью подумал он. - И, наверно, смелый - финки не побоялся. А если бы на меня?"
Понятые разместились на заднем сиденье и сразу же зашептались. Видно, их тоже заинтересовало ночное приключение, и теперь они делились впечатлениями. Чижик, не зная почему, подмигнул им. "А что, если попроситься? - вдруг подумалось ему. - Возьмут или нет? Конечно, в милицейских делах я мало что смыслю, но ведь шоферы и им нужны. Работать в милиции, конечно же, интересней, чем возиться с пассажирами. Особенно когда сядет такой себе франт, что и смотреть противно".
Над степью сгустилась ночь. Ветер шелестел шершавыми кукурузными листьями, раскачивал акации на бывшей хуторской улице. Вдали, над оврагом, висел щербатый месяц. Убаюкивало.
Гафуров тем временем думал о Валиеве. За долгие годы службы в милиции он насмотрелся на преступников самого разного рода. Одни, даже убедившись, что проиграли, все отрицали, вели себя нагло, надеясь таким образом скрыть собственное бессилие; другие пытались выгородить себя за счет соучастников; третьи впадали в транс, добавляя этим немало хлопот следствию. Были и такие, у кого хватало здравого смысла понять, что только искреннее признание может облегчить их участь.
Тенгиз Валиев вызывал у майора острое чувство отвращения. Конечно, не тем, что быстро "сломался" и дал согласие показать тайник на хуторе. Этому можно было только радоваться. Гафурова поразило другое. В горотделе, куда Гринько привез Валиева от Сташевской, между ними состоялся такой разговор:
- Вы уверены, что начальник цеха Горлач сам приедет за грузом?
- До сих пор не боялся.
- Он знает, что сын арестован?
- Олег? - Валиев презрительно фыркнул. - Теперь ясно, почему я не застал его у Валентины. Туда ему и дорога!
- Что ж вы так... о своем приятеле?
- Плевать я хотел на таких приятелей! Очень ему все легко давалось. Деньгам цены не знал, сыпал налево и направо... Где вы видели такого придурковатого? - Валиев хихикнул и вдруг дернулся: - Так это он? Он меня заложил? Ах ты ж...
- Оставьте эмоции, - сказал майор. - Его я еще и в глаза не видел. Легче стало?..
"Волчьи законы, - думал сейчас Гафуров. - Деньги, деньги... А еще говорят, будто у преступников существуют свои законы чести. Вот она, эта честь! Нет, нет у этих людей человеческой чести. Затоптана она в грязь, изувечена. Ради наживы готовы один другому в горло вцепиться. Он, видишь, знал цену деньгам. Каким? Своим горбом заработанным или украденным у честных работяг, у государства?"
А Димка Чижик не заметил, как заснул. Дали знать себя дорога, необычные переживания. Но и во сне он был на посту. Будто бы приказали ему залечь на краю дороги: "Охраняй! Твоя задача - подать знак. Ты хоть и чижик, но должен временно обернуться кукушкой. Сумеешь?" Димка заверил, что постарается, и все сделал на совесть, за что получил... тумака под бок.
- Дима, включай фары! Ну, что ж ты...
Чижик захлопал глазами, вглядываясь в напряженное лицо Гафурова, спросонок ничего не понял, однако послушно потянулся рукой к щитку.
Свет ударил между разваленных стен, выхватив черный квадрат открытого лаза, около которого, словно в стоп-кадре на киноэкране, застыли две фигуры. В то же мгновение их окружили оперативники во главе с Гринько. Все совершилось в полной тишине, было даже слышно, как в траве стрекочут цикады.
Димка выскочил из кабины вслед за Гафуровым, сгорая от стыда.
- Товарищ майор, сам не знаю, как сморило. Не думайте, что я слабак, я могу трое суток не спать. Слово чести!
- Верю, Дима. - Гафуров усмехнулся. - Но признаться, впервые слышу, чтобы люди во сне куковали. Зови понятых!
Майор шел к саманке медленно. В конце концов он мог себе это позволить. Позади был и сумасшедший день, и ночь, множество сомнений, напряжение нервов. "Главное сделано, - думал он, - пташки сами прилетели в клетку. Теперь и Полякову не открутиться. Завтра, Григорий Семенович, поговорим вдосталь по душам".
Не знал Гафуров, что в полдень труп Полякова отвезли в морг, не знал и о несчастье с Ванжой. Дело обрастало новыми событиями и ставило перед работниками милиции новые загадки и задачи. Павелко не успел сказать этого Гринько во время недавнего разговора по телефону. Много чего не знал майор Гафуров. Но одно знал наверняка: фирме Горлача пришел конец.
Свет автомобильных фар проложил в темноте дорожку через нетронутые бурьяны, обвитые плющом руины, в лучах кружились насекомые, золотистая пыльца, которую он сбивал ботинками, направляясь к группе людей, столпившихся вокруг откинутой крышки погреба.
- Сам начальник цеха Александр Ефимович Горлач! Будем знакомы - майор Гафуров... А это кто с вами? Экспедитор Лойко? Вдвоем? Я думал, вас будет больше. Мешки вытянули? Ваши водолазки даже снились мне. Ужасно хотелось взглянуть, где вы их изготовляете. Надеюсь, покажете? Вот только выполним некоторые формальности...
СТЕКЛЯННЫЕ ГЛАЗА
1
Привезли из Песчаного отца Ванжи - Василия Михайловича. Панин никогда не видел старика, однако узнал его с первого взгляда. Очень они похожи были с сыном, даже усы одинаковые, рыжие, с острыми кончиками, правда, в плечах Василий Михайлович обошел сына, да и голова была большая, на жилистой обветренной шее.
- Вы Панин?.. Сказывал мне Василь про вас. Говорите правду: живой?
- Живой, Василий Михайлович, живой ваш сын. Хоть и не скажу, что здоровый. В тяжелом состоянии он, иначе мы вас и не тревожили бы. Садитесь, поедем прямо в больницу.
Какое-то время ехали молча. Уже когда повернули на Щорсовскую, Василий Михайлович заговорил глухо, словно через силу выдавливал из себя каждое слово:
- За правду спасибо. Ваш сержант вокруг да около ходил, а мне нужна правда, какая бы она ни была. Несчастный случай?
Панин задержался с ответом.
- В нашей работе всякое бывает, Василий Михайлович. Врачи уверяют, что самое худшее позади. Главное, что ваш сын - хороший парень. И свою службу знает. Год-два - и будет из него классный специалист.
"Что я мелю? - укорял себя капитан, прижимая машину вплотную к ограде больницы. - Это же отец! Ему не такие слова необходимы. А какие? Откуда мне знать. Просто удивительно, какие мы порой бываем беспомощные, не умеем ни утешить, ни посочувствовать горю".
Дежурила Савчук. Пряча глаза за толстыми стеклами очков, она заверила, что не имеет представления о больном по фамилии Ванжа, и высказала предположение, что "товарищ капитан перепутал больницы". Панину очень хотелось сказать Савчук, что актерских данных ей заметно не хватает. "Савчук, Савчук... Ну, конечно, это жена главного редактора радиокомитета. Ярош приезжал к ней за очками. Когда это было? Кажется, в прошлый понедельник. Между прочим, будь звукорежиссер на самом деле причастен к делу "шерстянников", ему ничего не стоило бы узнать о состоянии Ванжи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
- От вас, Дмитрий Егорович, ничего не скроешь, - усмехнулся Гафуров. Насквозь видите. Сбил, чертов сын, и надеется замести следы. Кроме того, хочу посмотреть, что он "запланировал" на обратный рейс.
- Калымщик?
- Вот-вот. Ну, фургон уехал, нам осталось убедиться, что привез он именно путанку. Меня она, конечно, не интересует, но такой у нас порядок. Сделайте это сами, только как-нибудь так, словно мимоходом. И вот что, Дмитрий Егорович: обо мне и вообще... одним словом, молчок. А то знаете, как бывает: вы - Лойко, Лойко - еще кому-то, и испортим все дело.
Директор, припадая на одну ногу, вышел. Майор доверял фронтовику Гаркавому, но все же не хотел до конца посвящать его в свои дела. Из многолетнего опыта знал, как иногда одно лишнее слово ломает даже самую продуманную в деталях операцию, а тут, как любит говорить Павелко, все еще вилами по воде писано...
Гаркавый вернулся бодрый. В каждой руке держал по бутылке лимонада.
- Путанка согласно накладной! - воскликнул он. - Лучше, чем я надеялся. Живем! План, знаете, серьезный товарищ, юмора не признает. Выпьем холодного лимонада, майор? Даже бутылочки запотели!
Гафуров, сославшись на капризы желудка, отказался. Ему хотелось не столько пить, сколько есть, и он позавидовал Димке Чижику, который, наверное, успел уже позавтракать в какой-нибудь харчевне.
- Рад был познакомиться, - сказал Гаркавый, не слишком смутившись отказом гостя. - Прощевайте.
"Боюсь, Дмитрий Егорович, наше знакомство придется продолжить, подумал Гафуров. - Как раз радости я не гарантирую".
3
Тем временем Гринько был на Матросской, 22. Еще зимой, когда фургон Валиева потерпел аварию на Самарском шоссе, Гафуров поручил Павелко проверить, существует ли на самом деле женщина, на которую ссылался шофер. Женщина существовала. Майор не придал тогда значения случаю на шоссе и ограничился самим фактом ее существования, не поинтересовавшись даже фамилией. Потому-то Гринько пришлось звонить Павелко. Память у старшего лейтенанта, как известно, была феноменальной.
- Тамара Сташевская, - сказал он, ни минуты не задумываясь. - Ты сразу ее узнаешь. Большие черные глаза, а на щеках ямочки. Типичная украинская Оксана.
- Оксана все-таки или Тамара? - переспросил Гринько.
- Тамара, тупая твоя головушка, Тамара. С тобой, Гриня, лучше всего говорить протокольным языком, - съехидничал Павелко. - Ну, как там у вас дела? Где шеф?
- Велел кланяться, - сказал Гринько. - Приглашал на вареники с вишнями. В собственные апартаменты. Не перепутай: меня приглашал, не тебя.
- Не говорил, чтобы я приехал?
- Говорил. Вызвал бы, мол, Павелко, да боюсь, все дело испортит.
Гринько решил, что достаточно отомстил старшему лейтенанту за его ехидство, и поспешил повесить трубку.
Сташевская оказалась именно такой, как описал ее Павелко. А мальчуган, который прижимался к ней, был точной копией Валиева.
"Тут трудно ошибиться, - подумал Гринько. - Что же их связывает? Любовь или расчет? Семья, а живут врозь".
- Здравствуйте, Тамара, - приветствовал он ее. - Тенгиз дома?
В глазах женщины мелькнуло удивление.
- Что-то я вас не помню.
- Это не удивительно, - Гринько широко улыбнулся и подмигнул мальчику. - Впервые видимся. Но вы не ответили на мой вопрос.
- Если знаете Тенгиза, то должны бы знать, что он тут не живет.
- Ваша правда. Где он живет, я знаю. Знаю, однако, что и здесь он не чужой человек. Сесть не пригласите?.. Вот что, Тамара, времени у меня в обрез, поэтому не будем играть в прятки. Я оперуполномоченный Гринько, вот мое удостоверение.
Сташевская отшатнулась.
- Что с Тенгизом?
- А почему вы решили, что с ним что-то случилось?
- Так ведь, - неуверенно начала она, - милиция зря не будет интересоваться.
- Вы правы. Справляться о здоровье вашего мужа нам вроде бы и ни к чему. Раз мы уж, как вы метко выразились, интересуемся им, то для этого существуют серьезные причины. Вы знаете, чем занимается Тенгиз?
- Ш-шофер... На ф-фабрике, в областном городе.
- А еще?
Сташевская молчала. Мальчик дергал ее за юбку, просился на руки, а она не сводила перепуганных глаз с Гринько.
- Не знаете или не хотите говорить? Тогда я вам скажу. Тенгиз Валиев замешан в преступлении, которое сурово карается законом, - в хищении социалистической собственности. И вы это знали!
- Нет! Клянусь, нет!
- Но догадывались. Разве не так?
- Н-не знаю. - Сташевская смутилась. - Иногда мне казалось...
- Что он на удивление много зарабатывает?
- Да. Тенгиз сердился, когда я спрашивала. Я, говорит, шофер, а шофер всегда при деньгах. Если у него на плечах голова.
- Тамара, - Гринько глянул в окно, - вы любите его. Помогите мне. Не скрою, наказания он не избежит, но смягчить его судьбу еще не поздно. Скоро он придет сюда...
В глазах Сташевской вспыхнула радость и сразу же угасла. Мальчик все еще теребил ее за юбку, женщина прижала его к себе, тихо заплакала.
- Что я могу?
- Много. Вы имеете на него влияние. Уговорите, чтобы он прислушался к моему совету, не вытворил еще чего-нибудь.
Послышался рокот мотора.
- Он, - сказал Гринько. - Решайтесь, так будет лучше.
Валиев вошел без стука, чуть ли не бегом.
- Салют, Тамарка! - крикнул с порога. - А что это мы плачем? Сынок, это ты обидел маму? А ну, признавайся! - Заметив Гринько, нахмурился. - Что тут происходит? Ты кто такой? Ты что тут делаешь?
Гринько сделал шаг, отрезая Валиеву дорогу к двери.
- Слишком много вопросов, - сказал он. - Но все законные. Потому и отвечаю: моя фамилия Гринько, я из уголовного розыска, жду вас, Тенгиз Валиев. Поговорим?
Продолговатые глаза Валиева спрятались в щелках век. Какое-то мгновение он колебался, не зная, как себя вести, затем полоска черных усиков поползла вверх, что, вероятно, означало усмешку:
- Поговорим.
- С этой минуты, Тенгиз Валиев, вы задержаны, - сказал Гринько. - Вам будет предъявлено обвинение в хищении социалистической собственности, использовании в корыстных целях государственного транспорта, покушении на жизнь гражданки Полищук. Всего не перечислишь, да и не моя это задача. Говорю вам лишь для того, чтобы вы знали: нам известно все, отпираться бессмысленно.
Всего лишь на секунду отвернулся младший лейтенант, чтобы глянуть в окно - показалось, что кто-то направляется к дому, и тут же услышал отчаянный крик Сташевской:
- Тенгиз!
Одним прыжком Гринько оказался около Валиева и вывернул ему руку. Звякнул о пол нож.
- Э, голуба, так не годится. Мы же условились поговорить. Симпатичная финочка. Сам смастерил? Спасибо вам, Тамара, что уберегли его еще от одной глупости. Он и так наделал их больше, чем нужно.
- И ты с ним заодно! - взвизгнул, упираясь, Валиев.
- Тихо! Кому говорю? Горячая кровь... Остынь! Я же могу и рассердиться. - Гринько спрятал финку в карман, а вместо нее вынул сопелку из вербы. - Сына бы постыдился! Не бойся, мальчик, папка пошутил. Бери дудочку, вот так. А ну подуй! Ах, как поет. Ну, убил бы ты меня, Валиев, и была бы тебе высшая мера наказания. Благодари жену, она у тебя умница, да дураку досталась. - Инспектор вздохнул. - А чтоб не было между нами больше недоразумений... - Гринько открыл окно и свистнул. Из-за кустов смородины в палисаде выступили два милиционера. Он махнул им рукой, мол, все в порядке, и повернулся к Валиеву. - Как видишь, я тут не один. Продолжим наш разговор.
- Не о чем нам говорить. Все брехня! Поклеп! И вообще, пусть Тамарка выйдет.
- Да нет, вместе начинали, вместе и закончим. А разговор у нас, Валиев, будет такой. Слушай и мотай на ус...
4
На брошенный хутор Лыськи прибыли в сумерки. Валиев привел к полуразрушенной саманной хате, над которой сохранился кусок почерневшей от дождей камышовой крыши. Под кучей гнилой соломы обнаружилась крышка.
- Тут?
Валиев молча кивнул. Вид у него был жалкий. Кудрявый чуб свисал на лоб грязными клочьями, глаза запали.
Майор Гафуров подозвал понятых и приказал Гринько откинуть крышку. Из погреба пахнуло смрадом и сыростью. Вниз вела деревянная лестница. Выделенные начальником Самарского горотдела милиции оперативники столпились около лаза, тихо переговариваясь.
- Слушайте и смотрите, - сказал Гафуров понятым, молодым супругам, которые чувствовали себя несколько растерянно в необычной для себя роли. Потом подпишете протокол. Валиев, что в погребе?
- Мешки. Три штуки.
- А в мешках?
- В двух - шерсть в конусах, японского и бразильского производства, в третьем - акрил в бобинах, тоже импортный. Откуда именно, я не помню...
Гринько выскочил из погреба, переводя дух, словно вынырнул из воды. За ним выбрались понятые.
- Ну и тайничок, черт бы его побрал! - воскликнул Гринько. - Очуметь можно. Там три куля, товарищ майор. Завязанные. Еще кадка в углу, на дне остатки гнилой капусты под гнетом. Видно, от бывших хозяев этой халупы осталась. Вот она и смердит.
- Крышку на место. Притрусите. А теперь, товарищи, по местам! Курить запрещаю. Сержант, задержанного отведите к машине. Понятых прошу за мной.
Милицейский "газик" стоял за развалинами с таким расчетом, чтобы его нельзя было заметить с дороги, "Волга" Чижика - за кустами терна.
Час назад, когда стало ясно, что в перспективе вырисовывается бессонная ночь, Гафуров приказал Димке двигать домой, но встретил такой умоляющий взгляд, что в конце концов заколебался.
- Не имею я больше права держать тебя тут, - сказал он. - Мало того, что на работе выругают, так еще родители твои... Они же не знают, куда ты запропастился. Да и знали бы - немного радости.
Димка подумал, что родителям как раз не помешало бы знать, потому что они никак не могут понять, что сын давно вырос. До сих пор обращаются с ним как с ребенком.
- Хорошо, - махнул рукой майор. - Домой поедешь утром. Но имей в виду: язычок на крючок.
Так Чижик оказался в Лыськах.
- Это тот, за кем мы гнались? - шепнул он, показывая на Валиева.
- Тот, Дима, тот. А что?
- Обычный.
- Конечно, - сказал Гафуров. - Обычный. Рога у них не растут. А только этот обычный сегодня пытался пырнуть Гринько финкой.
Чижик невольно оглянулся вслед Валиеву и поискал глазами Гринько. "Ловкий мужик, - с завистью подумал он. - И, наверно, смелый - финки не побоялся. А если бы на меня?"
Понятые разместились на заднем сиденье и сразу же зашептались. Видно, их тоже заинтересовало ночное приключение, и теперь они делились впечатлениями. Чижик, не зная почему, подмигнул им. "А что, если попроситься? - вдруг подумалось ему. - Возьмут или нет? Конечно, в милицейских делах я мало что смыслю, но ведь шоферы и им нужны. Работать в милиции, конечно же, интересней, чем возиться с пассажирами. Особенно когда сядет такой себе франт, что и смотреть противно".
Над степью сгустилась ночь. Ветер шелестел шершавыми кукурузными листьями, раскачивал акации на бывшей хуторской улице. Вдали, над оврагом, висел щербатый месяц. Убаюкивало.
Гафуров тем временем думал о Валиеве. За долгие годы службы в милиции он насмотрелся на преступников самого разного рода. Одни, даже убедившись, что проиграли, все отрицали, вели себя нагло, надеясь таким образом скрыть собственное бессилие; другие пытались выгородить себя за счет соучастников; третьи впадали в транс, добавляя этим немало хлопот следствию. Были и такие, у кого хватало здравого смысла понять, что только искреннее признание может облегчить их участь.
Тенгиз Валиев вызывал у майора острое чувство отвращения. Конечно, не тем, что быстро "сломался" и дал согласие показать тайник на хуторе. Этому можно было только радоваться. Гафурова поразило другое. В горотделе, куда Гринько привез Валиева от Сташевской, между ними состоялся такой разговор:
- Вы уверены, что начальник цеха Горлач сам приедет за грузом?
- До сих пор не боялся.
- Он знает, что сын арестован?
- Олег? - Валиев презрительно фыркнул. - Теперь ясно, почему я не застал его у Валентины. Туда ему и дорога!
- Что ж вы так... о своем приятеле?
- Плевать я хотел на таких приятелей! Очень ему все легко давалось. Деньгам цены не знал, сыпал налево и направо... Где вы видели такого придурковатого? - Валиев хихикнул и вдруг дернулся: - Так это он? Он меня заложил? Ах ты ж...
- Оставьте эмоции, - сказал майор. - Его я еще и в глаза не видел. Легче стало?..
"Волчьи законы, - думал сейчас Гафуров. - Деньги, деньги... А еще говорят, будто у преступников существуют свои законы чести. Вот она, эта честь! Нет, нет у этих людей человеческой чести. Затоптана она в грязь, изувечена. Ради наживы готовы один другому в горло вцепиться. Он, видишь, знал цену деньгам. Каким? Своим горбом заработанным или украденным у честных работяг, у государства?"
А Димка Чижик не заметил, как заснул. Дали знать себя дорога, необычные переживания. Но и во сне он был на посту. Будто бы приказали ему залечь на краю дороги: "Охраняй! Твоя задача - подать знак. Ты хоть и чижик, но должен временно обернуться кукушкой. Сумеешь?" Димка заверил, что постарается, и все сделал на совесть, за что получил... тумака под бок.
- Дима, включай фары! Ну, что ж ты...
Чижик захлопал глазами, вглядываясь в напряженное лицо Гафурова, спросонок ничего не понял, однако послушно потянулся рукой к щитку.
Свет ударил между разваленных стен, выхватив черный квадрат открытого лаза, около которого, словно в стоп-кадре на киноэкране, застыли две фигуры. В то же мгновение их окружили оперативники во главе с Гринько. Все совершилось в полной тишине, было даже слышно, как в траве стрекочут цикады.
Димка выскочил из кабины вслед за Гафуровым, сгорая от стыда.
- Товарищ майор, сам не знаю, как сморило. Не думайте, что я слабак, я могу трое суток не спать. Слово чести!
- Верю, Дима. - Гафуров усмехнулся. - Но признаться, впервые слышу, чтобы люди во сне куковали. Зови понятых!
Майор шел к саманке медленно. В конце концов он мог себе это позволить. Позади был и сумасшедший день, и ночь, множество сомнений, напряжение нервов. "Главное сделано, - думал он, - пташки сами прилетели в клетку. Теперь и Полякову не открутиться. Завтра, Григорий Семенович, поговорим вдосталь по душам".
Не знал Гафуров, что в полдень труп Полякова отвезли в морг, не знал и о несчастье с Ванжой. Дело обрастало новыми событиями и ставило перед работниками милиции новые загадки и задачи. Павелко не успел сказать этого Гринько во время недавнего разговора по телефону. Много чего не знал майор Гафуров. Но одно знал наверняка: фирме Горлача пришел конец.
Свет автомобильных фар проложил в темноте дорожку через нетронутые бурьяны, обвитые плющом руины, в лучах кружились насекомые, золотистая пыльца, которую он сбивал ботинками, направляясь к группе людей, столпившихся вокруг откинутой крышки погреба.
- Сам начальник цеха Александр Ефимович Горлач! Будем знакомы - майор Гафуров... А это кто с вами? Экспедитор Лойко? Вдвоем? Я думал, вас будет больше. Мешки вытянули? Ваши водолазки даже снились мне. Ужасно хотелось взглянуть, где вы их изготовляете. Надеюсь, покажете? Вот только выполним некоторые формальности...
СТЕКЛЯННЫЕ ГЛАЗА
1
Привезли из Песчаного отца Ванжи - Василия Михайловича. Панин никогда не видел старика, однако узнал его с первого взгляда. Очень они похожи были с сыном, даже усы одинаковые, рыжие, с острыми кончиками, правда, в плечах Василий Михайлович обошел сына, да и голова была большая, на жилистой обветренной шее.
- Вы Панин?.. Сказывал мне Василь про вас. Говорите правду: живой?
- Живой, Василий Михайлович, живой ваш сын. Хоть и не скажу, что здоровый. В тяжелом состоянии он, иначе мы вас и не тревожили бы. Садитесь, поедем прямо в больницу.
Какое-то время ехали молча. Уже когда повернули на Щорсовскую, Василий Михайлович заговорил глухо, словно через силу выдавливал из себя каждое слово:
- За правду спасибо. Ваш сержант вокруг да около ходил, а мне нужна правда, какая бы она ни была. Несчастный случай?
Панин задержался с ответом.
- В нашей работе всякое бывает, Василий Михайлович. Врачи уверяют, что самое худшее позади. Главное, что ваш сын - хороший парень. И свою службу знает. Год-два - и будет из него классный специалист.
"Что я мелю? - укорял себя капитан, прижимая машину вплотную к ограде больницы. - Это же отец! Ему не такие слова необходимы. А какие? Откуда мне знать. Просто удивительно, какие мы порой бываем беспомощные, не умеем ни утешить, ни посочувствовать горю".
Дежурила Савчук. Пряча глаза за толстыми стеклами очков, она заверила, что не имеет представления о больном по фамилии Ванжа, и высказала предположение, что "товарищ капитан перепутал больницы". Панину очень хотелось сказать Савчук, что актерских данных ей заметно не хватает. "Савчук, Савчук... Ну, конечно, это жена главного редактора радиокомитета. Ярош приезжал к ней за очками. Когда это было? Кажется, в прошлый понедельник. Между прочим, будь звукорежиссер на самом деле причастен к делу "шерстянников", ему ничего не стоило бы узнать о состоянии Ванжи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22