Эйб беззвучно выругался. Дыхание превращалось в пар у самых губ.
Гряда, вдоль которой они шли, окаймляла долину. Когда Кросс посмотрел вниз, дно долины показалось невероятно, глубоко внизу. Скалы, не покрытые снегом, были одного цвета с серым небом. Он продолжал идти.
Как пианист, он всегда гордился своим почти абсолютным слухом. Не один раз еще в колледже он садился за только что настроенный для концерта рояль и говорил, что он неточно настроен. После проверки оказывалось, что он прав.
Его слух оставался исключительным несмотря на огромное количество выстрелов, произведенных им за эти годы. А когда он работал на задворках мира во время службы в спецвойсках, он научился слушать ритмы окружавшей его среды также, как когда-то слушал расстроенный рояль.
И сейчас эти ритмы каким-то образом изменились. Кросс поднял левую руку, просигналив остановку. Правая рука была на автомате. Он скомандовал укрыться и не подумал даже посмотреть назад, так, как знал, что его поняли и сделали все как нужно. Недалеко от Кросса была У-образная расщелина, расположенная между двумя огромными кусками гранита, и он бросился туда, на ходу снимая автомат с предохранителя. Значительным преимуществом его “Эйч-Кей” было то, что с ним можно было передвигаться, имея патрон в патроннике, если этого требовала тактическая обстановка, и он всегда был готов произвести мгновенно первый выстрел без предательского звука передергиваемого затвора.
Приклад, он не трогал, но был готов в любой момент выдвинуть его.
Теперь звук стал более отчетливым. Это был звук движущихся вооруженных людей. Кросс на мгновение оглянулся. Вдоль гряды не было видно ни Хьюза, ни Бэбкока. Все выполнено должным образом.
Звуки стали еще отчетливее. Кроссу показалось, что он слышит сдавленный шепот. Если это маленький отряд, он будет действовать, как было отрепетировано: подождет, пока пройдет последний человек, и, если понадобится, откроет огонь.
Если это был отряд противника, двигавшийся в метрах тридцати впереди вдоль гряды, Кросс искренне надеялся, что остальные находятся достаточно далеко. Чем дальше, тем лучше.
Кросс ждал.
Бряцание оружия стало громче на фоне звуков дыхания и хруста сминаемого снега.
Палец Кросса был на предохранительной дужке спускового крючка, когда он увидел первого человека, одетого в белый маскировочный халат, с автоматом под мышкой, который он держал за пистолетную рукоятку.
Это могло кончиться очень плохо и очень быстро. И он принял решение.
Кросс выкрикнул условную фразу в холодный воздух между ним и первым человеком:
— Свобода или смерть!
Человек резко повернулся в его сторону, ствол автомата взвился вверх, но голос из конца колонны отозвался:
— Смерть раньше бесчестия!
Кросс бессознательно глубже втиснулся в У-образную щель скалы, откинул приклад, и палец переместился внутрь предохранительной скобы, на спусковой крючок.
Это была реакция на выживание, и он удивился, что она у него еще сохранилась. И эта мысль принесла ему облегчение.
После слишком затянувшейся паузы Кросс выкрикнул следующую фразу пароля:
— Мы пришли сделать то, что должно быть сделано.
Тишина. Оставшиеся бойцы отряда появились из-за скалы, за которой он нашел укрытие. Кросс бросил взгляд вправо и назад вдоль гряды. Он видел теперь Бэбкока и Хьюза. Их автоматы были готовы отражать атаку.
Самый маленький из отряда “Народный Муджахедин” пробирался по снегу к Кроссу.
— Ты сильно рискуешь, американец.
Это был голос женщины. Рукой в перчатке был отброшен капюшон парки, очки сдвинуты вниз на шею, лыжная темно-синяя шапочка открыла лицо. Чернью волосы волнами рассыпались по ее плечам. Она была красива. Молодая.
— Меня зовут Ирания, — сказала она чувственным голосом.
Кросс откинулся на скалу, палец поставил автомат на предохранитель.
Американцы узнали, что снежная лавина перекрыла дорогу, по которой должен был ехать отряд “Народного Муджахедина”, поэтому пришлось идти пешком, и произошла задержка. Хотя никто из партизан не говорил по-английски так правильно или с таким красивым акцентом, как женщина Ирания, тем не менее все говорили достаточно свободно. Теперь они все шли парами по следам к машине, оставленной под охраной у того места, где дорога стала для нее непроходимой.
Кросс шел рядом с женщиной. Она была командиром группы.
Немного погодя, Кросс спросил:
— Почему тебя назвали Ирания?
— Мои родители были большими патриотами, — ответила она, — Мы жили в Англии и они захотели, чтобы я всегда помнила, откуда я. И вот я Ирания. Как зовут тебя?
— Эйб Кросс.
— Как ты узнал, что мы те, кто есть?
— Ты имеешь ввиду — до того, как я сказал пароль?
— Да, — кивнула она.
— По следам вашего человека, который шел в авангарде. Он не оставлял никакого рисунка, а значит обувь была сильно изношена.
— Но правительственные войска тоже носят поношенную обувь. Война с Ираком не оставляет денег в военном бюджете ни на что, кроме оружия, боеприпасов и топлива.
— Да, но это очень далеко от Ирака, а “Джи-3” у вашего человека оказалась совсем новой. Новое лучшее оружие не выдается замыкающим. И, возвращаясь к ботинкам: на них нет каблуков. На ботинки, которые носят в иранской армии, нельзя набить каблуки, как это делают в армии США, поэтому каблуки нельзя оторвать. Счастливая догадка, — добавил он.
— Вы или очень умный, или очень удачливый. Правда.
— Умный, но и скромный. Что делает в этой войне с плохими парнями такая красивая девушка, как вы?
Она почти остановилась. Кросс почувствовал ее руку у своего локтя, но потом она ускорила шаг.
— Вы имеете представление о том, что такое жизнь современной женщины в Иране?
— С накидками с головы до пят, которые вас заставляют носить религиозные лидеры? Это помогает сэкономить на гардеробе?
— Это чадра. Но это не просто тело и лицо, которые нужно прятать согласно декретам аятоллы Хомейни. Это также интеллект. Душа. Если бы я была мужчиной, может, и не пошла бы воевать. Как женщина я не имею выбора. А теперь нам нужно идти тихо. В этом районе бывают правительственные патрули. Мы никого не видели, но это ничего не значит.
Кросс решил, что так она намекнула ему заткнуться, потому что она, наверное, рассердилась на него. Или он ей понравился. А может и то, и другое.
Глава 16
Уорен Карлисс открыл в здании посольства США такие места, которые не предполагалось не только снимать, но которые он не должен был даже посещать. Он попал туда, свернув по коридору не в ту сторону, и почти нос к носу столкнулся с морскими пехотинцами, вооруженными пистолетами и штурмовыми автоматическими винтовками. Второй морской пехотинец вызвал сюда Хелен, и она строго посмотрела на него.
— Вам придется читать указатели и строго выполнять их требования. Если здесь сказано “Проход воспрещен”, то это значит — проход воспрещен, Уорен.
Он извинился перед ней и морскими пехотинцами, но они продолжали подозрительно смотреть на него, когда он оглянулся, уходя за Хелен из запрещенного коридора.
Исходя из специфики работы посольства, ему запретили привести с собой персонал для проверки места съемок, проведения светометрической корректировки, отработки ракурсов съемки, которые обычно предшествуют такой работе. Ему разрешили взять только одного помощника. Макс Ландерс был сейчас в другой части здания, и Уорен уже час его не видел. Хелен и Уорен вышли из коридора, и он сказал ей:
— Спасибо, что ты взяла меня на поруки.
— Ты должен внимательно следить за указателями. Это серьезно.
— Я просто пытался найти посольский буфет. Мы хотим кратко снять процесс приготовления обеда.
— Это в другом крыле здания, — сказала она и улыбнулась.
— Подожди, посмотри сюда, — Уорен достал из внутреннего кармана спортивной кожаной куртки план посольства, который она дала ему.
Он показал на буфет и кухню, обозначенные в конце коридора в задней части здания.
— Уорен! — Хелен взяла из его рук план и повернула на девяносто градусов. Покрытым розовым лаком ноготком она показала. — Ты не сориентировался в плане, Уорен. Эти две лестничные клетки одинаковые. Ты пришел сюда, в запретное крыло. Если бы ты спустился сюда, то попал бы как раз туда, куда хотел.
Они находились на первой площадке лестницы, изображенной на плане.
— Вот сюда, — добавила она, еще раз улыбнувшись ему.
Он обнял ее за талию и привлек к себе.
— Я сейчас именно там, где хочу быть.
Она быстро посмотрела направо и налево и, прильнув к нему, легко поцеловала его в губы.
— Но если тебя снова занесет сюда, пехотинцам это ничуть не понравится. В эти дни мы придаем большое значение безопасности посольства, и особенно в этой части мира, даже в такой надежной союзной стране, как Израиль. Как насчет чашечки кофе у меня в кабинете, а?
— Согласен, — улыбнулся он и пошел за ней вверх по лестнице, снимая куртку. Было ужасно жарко.
Возле скалы Кросс очень здорово рисковал, но все прошло благополучно. Наверное, Бэбкок в подобных обстоятельствах сделал бы то же самое. Когда твоя группа не осталась ждать встречи в заранее обусловленном месте, а отряд “Народных Муджахединов” мог ожидать засады на любом повороте дороги, только быстрые действия смогли разрядить опасную обстановку, результатом которой могла стать перестрелка. Он решил, что подпольная работа в тылу врага никогда не была ему по вкусу. Когда встречаешься с местными силами на неприятельской стороне, всегда приятнее осознавать, что в них можно стрелять.
Бэбкок знал, что работа с сопротивлением или партизанами часто является основой тайных операций, но это все равно заставляло его содрогаться.
Он не верил ни одной организации, название которой начиналось со слова “народный”, потому что это слово неизменно означало каких-то других людей, а не его самого. Но подпольная работа против аятоллы Хомейни приветствовалась независимо от того, под каким названием она велась.
Бэбкок думал о том, что вряд ли он испытывает к этим партизанам симпатию или сочувствие, потому что, скорее всего, многие из молодых людей, переполняющих сейчас отряды “Народного Муджахедина”, были тогда среди миллионов тех, кто с распростертыми объятиями встречал Хомейни, возвратившегося из Франции.
Кросс как-то вечером сказал, что Хомейни должны были убить до того, как он покинет Францию. Однако история часто повторяется. Бэбкок помнил, как его родители говорили о молодом бородатом революционере по имени Кастро, который собирался освободить Кубу. Они показывали Люису газетные фотографии шального актера кино Эррола Флинна, который был ранен во время одного из боев и который хотел помочь Кастро прийти к власти и сбросить Батисту. Этот актер, его собственные родители и миллионы американцев были одурачены. Освободитель оказался лишь замаскированным диктатором. Лекарство оказалось не лучше самой болезни.
Бэбкок освободил пальцы из перчаток и пригнул их к ладоням, чтобы согреться. Кончики пальцев окоченели. Правая рука все еще сжимала рукоятку автомата.
Бэбкок подумал, что Хьюз, Кросс и сам он составляют странное трио. Хьюз действительно по возрасту годился любому из них в отцы. И иногда Хьюз напоминал ему своего отца — всегда улыбается, но всегда строг. И всегда прав.
Люис вспомнил своего отца сидящим у телевизора. Он смотрел последние известия, иногда вставляя замечания:
— Этот доктор Кинг... Когда-нибудь, не дай Бог, они точно убьют его.
Бэбкок очень хорошо помнил те дни. Мать не выпускала их с сестрой на улицу даже когда надо было сбегать за молоком. Отца призвали в Национальную гвардию. Бэбкок помнил, как к ним домой пришел брат матери. Дядя Джо был полицейским. Он расстегнул ветровку, а за поясом брюк были вставлены два пистолета. Он взял один из них. Это было первый раз, когда Люис видел пистолет ближе, чем в кобуре полицейского. Дядя Джо отдал пистолет его матери со словами:
— Тебе это может понадобиться, Элоиза. А это патроны к нему. А вот так эта штука заряжается.
Дядя Джо больше не вернулся в их дом и не забрал пистолет. Дядя Джо погиб во время беспорядков. Он вошел в дом, потому что услышал плач ребенка. Но как потом выяснилось, плач доносился из оставленного включенным телевизора. Дядя Джо был потом упомянут в приказе по министерству. Бэбкок хранил оружие дяди Джо. Спустя годы выяснилось, что это был его служебный пистолет, который ему выдали двадцать лет назад, когда он пришел в полицию.
Бэбкок помнил, как в день похорон отец сказал ему и его сестре: “Ваша мама плачет, потому что дядя Джо был ее братом. Но она плачет еще и потому, что дядя Джо был хорошим человеком. А каждый раз, когда умирает хороший человек, весь мир становится немного хуже. Запомните это, Люис, Мэри Бет”. Он и его сестра пообещали, что будут помнить это. Мэри Бет работала учителем в школе. Но потом поняла, где от нее может быть больше пользы и пошла служить в полицию, как дядя Джо. Он, Люис Бэбкок, учился на юриста и решил, что тоже сможет сделать больше в память о дяде Джо и других таких как он, постаравшись искоренять зло, терзающее мир.
И вот он здесь. И он улыбнулся собственной мысли. Дядя Джо гордился бы им. Но дядя Джо назвал бы его дураком, так же, как он обзывал сам себя, когда поздно ночью ему удавалось подслушать обрывки разговоров взрослых.
Бэбкок подумал повернуться к молчаливому иранцу, шедшему рядом, и сказать: “Я дурак, но это нормально”.
Но потом решил не делать этого. Либо иранец уже знал это, потому что сам был дураком, либо он не понял бы идеи. Но в любом случае об этом не стоило говорить.
Глава 17
Движение вдоль армянской границы было сопряжено с известным риском. Советские, логичнее всего, тщательно ее охраняют. И еще было известно, что русские никогда не уважали религиозные границы.
На закате дня объединенная группа заметила самолет без опознавательных знаков.
— Проклятье! — Кросс напрягся, крикнув водителю. — Останови машину! Немедленно! — Он уже выскочил из машины и в оптический прицел рассматривал гряду облаков, в которой скрылся самолет. Кросс все еще слышал его.
В следующее мгновение Хьюз уже стоял рядом с ним.
— Если без опознавательных знаков, значит советский. Если бы был иранский, то бессмысленно летать без знаков.
— Конечно. Проклятье!
Самолет вынырнул из облаков и стал приближаться к ним, описывая в воздухе круг. Он летел на слишком большой высоте, чтобы можно было достать его из обычного стрелкового оружия.
— Ирания, скажи ей, чтобы махала руками. Пусть выходит из машины и машет.
Кросс бросил автомат в “лендровер”.
— Ирания, скажи всем, чтобы вышли без оружия. Быстрее!
Он с напряжением искал опознавательные знаки на одномоторном самолете. Кросс слышал, как Хьюз говорил:
— Ирания, выходи! И ты тоже. Бэбкок, выгоняй всех махать! Оружие спрячьте!
Кросс не имел ни малейшего представления, что еще делать. В том, чтобы махать самолету, как толпа олухов, всегда был шанс ослабить подозрение. Весьма отдаленный шанс.
Кросс тоже начал махать. Самолет лег на левое крыло и, закончив круг, улетел на северо-восток.
— Черт побери, армянский! Теперь к нам на ужин наверняка пожалует Иван! — Кросс ударил кулаком по крыше “лендровера”, сбив снег.
Ирания подошла к нему.
— Он все сообщит по радио. Если бы даже он летел достаточно низко, и мы бы его сбили, то добра от этого не было бы.
— Я это знаю, — прошептал Кросс. — Как ты думаешь, сколько в нашем распоряжении времени? Минимум и максимум. И где они могут нам нанести удар, а где можем мы? — только теперь он понял, что крепко держит ее за руки, и от того, как они напряглись, понял, что причинил ей боль.
Но она молчала. Потом она сказала:
— Мы пойдем вдоль реки Карех до того места, где она раздваивается. За ней, в Армении, у советских есть крупная база. Спецназ — их специальные войска. Говорят, что эти солдаты находятся там на случай необходимости вторжения в Иран. Из этой точки спецназовцы могут быстро отрезать северо-восточную часть страны.
— Чудесно, — сказал Кросс. — Где они будут переходить границу, если захотят нас перехватить, избежав контроль со стороны иранской армии?
Она поискала под курткой и достала карту. Очистив капот от снега, она расстелила карту.
— Здесь. Я думаю, что у верховья реки, потому что за ней пролегает хорошая дорога, которой они могут с успехом воспользоваться. Они не будут рисковать и вторгаться по воздуху. Одно дело — одномоторный самолет-наблюдатель, а другое — военные вертолеты.
Кросс закурил. Хьюз и Бэбкок стали по бокам от него.
— У нас есть два варианта — дождаться их или двинуться им навстречу. Мы не знаем, какими силами они войдут и, если Ирания права, то они не вторгнутся по воздуху. Выходит, если мы их перехватим, то преимущество будет на нашей стороне. Тогда у нас есть шанс.
Хьюз кивнул.
— Согласен. Хотя я сомневаюсь, что дома кто-либо будет в восторге от нашей драки с регулярными войсками русских.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Гряда, вдоль которой они шли, окаймляла долину. Когда Кросс посмотрел вниз, дно долины показалось невероятно, глубоко внизу. Скалы, не покрытые снегом, были одного цвета с серым небом. Он продолжал идти.
Как пианист, он всегда гордился своим почти абсолютным слухом. Не один раз еще в колледже он садился за только что настроенный для концерта рояль и говорил, что он неточно настроен. После проверки оказывалось, что он прав.
Его слух оставался исключительным несмотря на огромное количество выстрелов, произведенных им за эти годы. А когда он работал на задворках мира во время службы в спецвойсках, он научился слушать ритмы окружавшей его среды также, как когда-то слушал расстроенный рояль.
И сейчас эти ритмы каким-то образом изменились. Кросс поднял левую руку, просигналив остановку. Правая рука была на автомате. Он скомандовал укрыться и не подумал даже посмотреть назад, так, как знал, что его поняли и сделали все как нужно. Недалеко от Кросса была У-образная расщелина, расположенная между двумя огромными кусками гранита, и он бросился туда, на ходу снимая автомат с предохранителя. Значительным преимуществом его “Эйч-Кей” было то, что с ним можно было передвигаться, имея патрон в патроннике, если этого требовала тактическая обстановка, и он всегда был готов произвести мгновенно первый выстрел без предательского звука передергиваемого затвора.
Приклад, он не трогал, но был готов в любой момент выдвинуть его.
Теперь звук стал более отчетливым. Это был звук движущихся вооруженных людей. Кросс на мгновение оглянулся. Вдоль гряды не было видно ни Хьюза, ни Бэбкока. Все выполнено должным образом.
Звуки стали еще отчетливее. Кроссу показалось, что он слышит сдавленный шепот. Если это маленький отряд, он будет действовать, как было отрепетировано: подождет, пока пройдет последний человек, и, если понадобится, откроет огонь.
Если это был отряд противника, двигавшийся в метрах тридцати впереди вдоль гряды, Кросс искренне надеялся, что остальные находятся достаточно далеко. Чем дальше, тем лучше.
Кросс ждал.
Бряцание оружия стало громче на фоне звуков дыхания и хруста сминаемого снега.
Палец Кросса был на предохранительной дужке спускового крючка, когда он увидел первого человека, одетого в белый маскировочный халат, с автоматом под мышкой, который он держал за пистолетную рукоятку.
Это могло кончиться очень плохо и очень быстро. И он принял решение.
Кросс выкрикнул условную фразу в холодный воздух между ним и первым человеком:
— Свобода или смерть!
Человек резко повернулся в его сторону, ствол автомата взвился вверх, но голос из конца колонны отозвался:
— Смерть раньше бесчестия!
Кросс бессознательно глубже втиснулся в У-образную щель скалы, откинул приклад, и палец переместился внутрь предохранительной скобы, на спусковой крючок.
Это была реакция на выживание, и он удивился, что она у него еще сохранилась. И эта мысль принесла ему облегчение.
После слишком затянувшейся паузы Кросс выкрикнул следующую фразу пароля:
— Мы пришли сделать то, что должно быть сделано.
Тишина. Оставшиеся бойцы отряда появились из-за скалы, за которой он нашел укрытие. Кросс бросил взгляд вправо и назад вдоль гряды. Он видел теперь Бэбкока и Хьюза. Их автоматы были готовы отражать атаку.
Самый маленький из отряда “Народный Муджахедин” пробирался по снегу к Кроссу.
— Ты сильно рискуешь, американец.
Это был голос женщины. Рукой в перчатке был отброшен капюшон парки, очки сдвинуты вниз на шею, лыжная темно-синяя шапочка открыла лицо. Чернью волосы волнами рассыпались по ее плечам. Она была красива. Молодая.
— Меня зовут Ирания, — сказала она чувственным голосом.
Кросс откинулся на скалу, палец поставил автомат на предохранитель.
Американцы узнали, что снежная лавина перекрыла дорогу, по которой должен был ехать отряд “Народного Муджахедина”, поэтому пришлось идти пешком, и произошла задержка. Хотя никто из партизан не говорил по-английски так правильно или с таким красивым акцентом, как женщина Ирания, тем не менее все говорили достаточно свободно. Теперь они все шли парами по следам к машине, оставленной под охраной у того места, где дорога стала для нее непроходимой.
Кросс шел рядом с женщиной. Она была командиром группы.
Немного погодя, Кросс спросил:
— Почему тебя назвали Ирания?
— Мои родители были большими патриотами, — ответила она, — Мы жили в Англии и они захотели, чтобы я всегда помнила, откуда я. И вот я Ирания. Как зовут тебя?
— Эйб Кросс.
— Как ты узнал, что мы те, кто есть?
— Ты имеешь ввиду — до того, как я сказал пароль?
— Да, — кивнула она.
— По следам вашего человека, который шел в авангарде. Он не оставлял никакого рисунка, а значит обувь была сильно изношена.
— Но правительственные войска тоже носят поношенную обувь. Война с Ираком не оставляет денег в военном бюджете ни на что, кроме оружия, боеприпасов и топлива.
— Да, но это очень далеко от Ирака, а “Джи-3” у вашего человека оказалась совсем новой. Новое лучшее оружие не выдается замыкающим. И, возвращаясь к ботинкам: на них нет каблуков. На ботинки, которые носят в иранской армии, нельзя набить каблуки, как это делают в армии США, поэтому каблуки нельзя оторвать. Счастливая догадка, — добавил он.
— Вы или очень умный, или очень удачливый. Правда.
— Умный, но и скромный. Что делает в этой войне с плохими парнями такая красивая девушка, как вы?
Она почти остановилась. Кросс почувствовал ее руку у своего локтя, но потом она ускорила шаг.
— Вы имеете представление о том, что такое жизнь современной женщины в Иране?
— С накидками с головы до пят, которые вас заставляют носить религиозные лидеры? Это помогает сэкономить на гардеробе?
— Это чадра. Но это не просто тело и лицо, которые нужно прятать согласно декретам аятоллы Хомейни. Это также интеллект. Душа. Если бы я была мужчиной, может, и не пошла бы воевать. Как женщина я не имею выбора. А теперь нам нужно идти тихо. В этом районе бывают правительственные патрули. Мы никого не видели, но это ничего не значит.
Кросс решил, что так она намекнула ему заткнуться, потому что она, наверное, рассердилась на него. Или он ей понравился. А может и то, и другое.
Глава 16
Уорен Карлисс открыл в здании посольства США такие места, которые не предполагалось не только снимать, но которые он не должен был даже посещать. Он попал туда, свернув по коридору не в ту сторону, и почти нос к носу столкнулся с морскими пехотинцами, вооруженными пистолетами и штурмовыми автоматическими винтовками. Второй морской пехотинец вызвал сюда Хелен, и она строго посмотрела на него.
— Вам придется читать указатели и строго выполнять их требования. Если здесь сказано “Проход воспрещен”, то это значит — проход воспрещен, Уорен.
Он извинился перед ней и морскими пехотинцами, но они продолжали подозрительно смотреть на него, когда он оглянулся, уходя за Хелен из запрещенного коридора.
Исходя из специфики работы посольства, ему запретили привести с собой персонал для проверки места съемок, проведения светометрической корректировки, отработки ракурсов съемки, которые обычно предшествуют такой работе. Ему разрешили взять только одного помощника. Макс Ландерс был сейчас в другой части здания, и Уорен уже час его не видел. Хелен и Уорен вышли из коридора, и он сказал ей:
— Спасибо, что ты взяла меня на поруки.
— Ты должен внимательно следить за указателями. Это серьезно.
— Я просто пытался найти посольский буфет. Мы хотим кратко снять процесс приготовления обеда.
— Это в другом крыле здания, — сказала она и улыбнулась.
— Подожди, посмотри сюда, — Уорен достал из внутреннего кармана спортивной кожаной куртки план посольства, который она дала ему.
Он показал на буфет и кухню, обозначенные в конце коридора в задней части здания.
— Уорен! — Хелен взяла из его рук план и повернула на девяносто градусов. Покрытым розовым лаком ноготком она показала. — Ты не сориентировался в плане, Уорен. Эти две лестничные клетки одинаковые. Ты пришел сюда, в запретное крыло. Если бы ты спустился сюда, то попал бы как раз туда, куда хотел.
Они находились на первой площадке лестницы, изображенной на плане.
— Вот сюда, — добавила она, еще раз улыбнувшись ему.
Он обнял ее за талию и привлек к себе.
— Я сейчас именно там, где хочу быть.
Она быстро посмотрела направо и налево и, прильнув к нему, легко поцеловала его в губы.
— Но если тебя снова занесет сюда, пехотинцам это ничуть не понравится. В эти дни мы придаем большое значение безопасности посольства, и особенно в этой части мира, даже в такой надежной союзной стране, как Израиль. Как насчет чашечки кофе у меня в кабинете, а?
— Согласен, — улыбнулся он и пошел за ней вверх по лестнице, снимая куртку. Было ужасно жарко.
Возле скалы Кросс очень здорово рисковал, но все прошло благополучно. Наверное, Бэбкок в подобных обстоятельствах сделал бы то же самое. Когда твоя группа не осталась ждать встречи в заранее обусловленном месте, а отряд “Народных Муджахединов” мог ожидать засады на любом повороте дороги, только быстрые действия смогли разрядить опасную обстановку, результатом которой могла стать перестрелка. Он решил, что подпольная работа в тылу врага никогда не была ему по вкусу. Когда встречаешься с местными силами на неприятельской стороне, всегда приятнее осознавать, что в них можно стрелять.
Бэбкок знал, что работа с сопротивлением или партизанами часто является основой тайных операций, но это все равно заставляло его содрогаться.
Он не верил ни одной организации, название которой начиналось со слова “народный”, потому что это слово неизменно означало каких-то других людей, а не его самого. Но подпольная работа против аятоллы Хомейни приветствовалась независимо от того, под каким названием она велась.
Бэбкок думал о том, что вряд ли он испытывает к этим партизанам симпатию или сочувствие, потому что, скорее всего, многие из молодых людей, переполняющих сейчас отряды “Народного Муджахедина”, были тогда среди миллионов тех, кто с распростертыми объятиями встречал Хомейни, возвратившегося из Франции.
Кросс как-то вечером сказал, что Хомейни должны были убить до того, как он покинет Францию. Однако история часто повторяется. Бэбкок помнил, как его родители говорили о молодом бородатом революционере по имени Кастро, который собирался освободить Кубу. Они показывали Люису газетные фотографии шального актера кино Эррола Флинна, который был ранен во время одного из боев и который хотел помочь Кастро прийти к власти и сбросить Батисту. Этот актер, его собственные родители и миллионы американцев были одурачены. Освободитель оказался лишь замаскированным диктатором. Лекарство оказалось не лучше самой болезни.
Бэбкок освободил пальцы из перчаток и пригнул их к ладоням, чтобы согреться. Кончики пальцев окоченели. Правая рука все еще сжимала рукоятку автомата.
Бэбкок подумал, что Хьюз, Кросс и сам он составляют странное трио. Хьюз действительно по возрасту годился любому из них в отцы. И иногда Хьюз напоминал ему своего отца — всегда улыбается, но всегда строг. И всегда прав.
Люис вспомнил своего отца сидящим у телевизора. Он смотрел последние известия, иногда вставляя замечания:
— Этот доктор Кинг... Когда-нибудь, не дай Бог, они точно убьют его.
Бэбкок очень хорошо помнил те дни. Мать не выпускала их с сестрой на улицу даже когда надо было сбегать за молоком. Отца призвали в Национальную гвардию. Бэбкок помнил, как к ним домой пришел брат матери. Дядя Джо был полицейским. Он расстегнул ветровку, а за поясом брюк были вставлены два пистолета. Он взял один из них. Это было первый раз, когда Люис видел пистолет ближе, чем в кобуре полицейского. Дядя Джо отдал пистолет его матери со словами:
— Тебе это может понадобиться, Элоиза. А это патроны к нему. А вот так эта штука заряжается.
Дядя Джо больше не вернулся в их дом и не забрал пистолет. Дядя Джо погиб во время беспорядков. Он вошел в дом, потому что услышал плач ребенка. Но как потом выяснилось, плач доносился из оставленного включенным телевизора. Дядя Джо был потом упомянут в приказе по министерству. Бэбкок хранил оружие дяди Джо. Спустя годы выяснилось, что это был его служебный пистолет, который ему выдали двадцать лет назад, когда он пришел в полицию.
Бэбкок помнил, как в день похорон отец сказал ему и его сестре: “Ваша мама плачет, потому что дядя Джо был ее братом. Но она плачет еще и потому, что дядя Джо был хорошим человеком. А каждый раз, когда умирает хороший человек, весь мир становится немного хуже. Запомните это, Люис, Мэри Бет”. Он и его сестра пообещали, что будут помнить это. Мэри Бет работала учителем в школе. Но потом поняла, где от нее может быть больше пользы и пошла служить в полицию, как дядя Джо. Он, Люис Бэбкок, учился на юриста и решил, что тоже сможет сделать больше в память о дяде Джо и других таких как он, постаравшись искоренять зло, терзающее мир.
И вот он здесь. И он улыбнулся собственной мысли. Дядя Джо гордился бы им. Но дядя Джо назвал бы его дураком, так же, как он обзывал сам себя, когда поздно ночью ему удавалось подслушать обрывки разговоров взрослых.
Бэбкок подумал повернуться к молчаливому иранцу, шедшему рядом, и сказать: “Я дурак, но это нормально”.
Но потом решил не делать этого. Либо иранец уже знал это, потому что сам был дураком, либо он не понял бы идеи. Но в любом случае об этом не стоило говорить.
Глава 17
Движение вдоль армянской границы было сопряжено с известным риском. Советские, логичнее всего, тщательно ее охраняют. И еще было известно, что русские никогда не уважали религиозные границы.
На закате дня объединенная группа заметила самолет без опознавательных знаков.
— Проклятье! — Кросс напрягся, крикнув водителю. — Останови машину! Немедленно! — Он уже выскочил из машины и в оптический прицел рассматривал гряду облаков, в которой скрылся самолет. Кросс все еще слышал его.
В следующее мгновение Хьюз уже стоял рядом с ним.
— Если без опознавательных знаков, значит советский. Если бы был иранский, то бессмысленно летать без знаков.
— Конечно. Проклятье!
Самолет вынырнул из облаков и стал приближаться к ним, описывая в воздухе круг. Он летел на слишком большой высоте, чтобы можно было достать его из обычного стрелкового оружия.
— Ирания, скажи ей, чтобы махала руками. Пусть выходит из машины и машет.
Кросс бросил автомат в “лендровер”.
— Ирания, скажи всем, чтобы вышли без оружия. Быстрее!
Он с напряжением искал опознавательные знаки на одномоторном самолете. Кросс слышал, как Хьюз говорил:
— Ирания, выходи! И ты тоже. Бэбкок, выгоняй всех махать! Оружие спрячьте!
Кросс не имел ни малейшего представления, что еще делать. В том, чтобы махать самолету, как толпа олухов, всегда был шанс ослабить подозрение. Весьма отдаленный шанс.
Кросс тоже начал махать. Самолет лег на левое крыло и, закончив круг, улетел на северо-восток.
— Черт побери, армянский! Теперь к нам на ужин наверняка пожалует Иван! — Кросс ударил кулаком по крыше “лендровера”, сбив снег.
Ирания подошла к нему.
— Он все сообщит по радио. Если бы даже он летел достаточно низко, и мы бы его сбили, то добра от этого не было бы.
— Я это знаю, — прошептал Кросс. — Как ты думаешь, сколько в нашем распоряжении времени? Минимум и максимум. И где они могут нам нанести удар, а где можем мы? — только теперь он понял, что крепко держит ее за руки, и от того, как они напряглись, понял, что причинил ей боль.
Но она молчала. Потом она сказала:
— Мы пойдем вдоль реки Карех до того места, где она раздваивается. За ней, в Армении, у советских есть крупная база. Спецназ — их специальные войска. Говорят, что эти солдаты находятся там на случай необходимости вторжения в Иран. Из этой точки спецназовцы могут быстро отрезать северо-восточную часть страны.
— Чудесно, — сказал Кросс. — Где они будут переходить границу, если захотят нас перехватить, избежав контроль со стороны иранской армии?
Она поискала под курткой и достала карту. Очистив капот от снега, она расстелила карту.
— Здесь. Я думаю, что у верховья реки, потому что за ней пролегает хорошая дорога, которой они могут с успехом воспользоваться. Они не будут рисковать и вторгаться по воздуху. Одно дело — одномоторный самолет-наблюдатель, а другое — военные вертолеты.
Кросс закурил. Хьюз и Бэбкок стали по бокам от него.
— У нас есть два варианта — дождаться их или двинуться им навстречу. Мы не знаем, какими силами они войдут и, если Ирания права, то они не вторгнутся по воздуху. Выходит, если мы их перехватим, то преимущество будет на нашей стороне. Тогда у нас есть шанс.
Хьюз кивнул.
— Согласен. Хотя я сомневаюсь, что дома кто-либо будет в восторге от нашей драки с регулярными войсками русских.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25